───── •⋅ꕤ⋅• ─────
Пол дня у Мэнди ни в едином случае не выходило поговорить с Йеном о том, что её беспокоит: сначала ему было плохо, затем их на каждом шагу заставал Микки, а когда, казалось бы, момент настал, то ей неожиданно позвонила директор магазина. Всё это было похоже на сплошное издевательство. Но она и не собиралась сдаваться. И когда — наконец-то! — Милкович оставляет Галлагера одного в их комнате, дабы зависнуть в игре на приставке, Мэнди, отказавшись составить ему компанию, тут же спешит наверх. Постучав в дверь и получив разрешение войти, она сперва ещё раз убеждается, что за ней не идёт брат, а после уже входит, сразу же закрывая её. — Теперь мы можем поговорить? Галлагер едва не закатывает глаза и, вздохнув, таки убирает телефон в сторону. — Я слушаю. Мэнди проходит дальше и садится на кровать рядом с его ногами. — Это насчёт Микки, — веснушчатое лицо приобретает заинтересованность. — Понимаешь, он… в общем ты был прав, он правда ведёт себя как-то странно. — В смысле? — Ну, его эта рассеянность, забывчивость… Мне это не нравится. — Мэндс, для пашущего двадцать пять на восемь человека это нормально. Если бы ты работала столько же, сколько и он, то… — Йен… — девушка делает вдох, стараясь не поддаваться бушующим эмоциям. — Мы вчера рубились в Fortnite, и он играл так дерьмово, как не играл никогда в жизни, а потом ему вообще стало… — Слушай, человек с работы, уставший, и ты хочешь, чтобы он… — Да хули ты заладил с этой работой?! — далеко не железные нервы Мэнди таки дают слабину, и она повышает голос. Зелёные глаза расширяются от удивления, в то время как девушка рефлекторно оборачивается на дверь, после чего делает ещё один вздох. — Вспомни, какой довольный он ходил, как распевался тут на весь дом. Хочешь сказать, что он пару смен отстоял и сдох? Твою мать, ну неужели ты не видишь, какая чертовщина с ним происходит? Рыжий молчит, и по его лицу видно, что слова девушки практически не дают никого эффекта. Тогда она вспоминает про ещё один момент, который уж точно не оставит Галлагера равнодушным. Она вскакивает с кровати и бросается к их шкафу в поисках той самой футболки, которую Микки тогда не узнал. Она специально запрятала её подальше вместо того, чтобы забросить в стирку вместе с остальными вещами. Найдя её, девушка вынимает вещь и разворачивает лицевой стороной к мужчине. На ней изображена символика музыкальной группы «Spoon». — Это футболка Микки? Откуда она? — Ну да… Микки. Он купил её на концерте в Рокфорде. В прошлом году. — Да? А вчера, когда я разбирала ваши шмотки на стирку и спросила, чьё это, он смотрел на неё так, будто в душе не ебёт. И тут Галлагер задумывается: Микки слушает «Spoon» с далёких шестнадцати, их плакатами была завешана чуть ли не вся его комната, и он собственными руками выбирал эту футболку на прошлогоднем концерте. Забыть мерч любимой группы, который сам же и купил… разве такое возможно? — А кружка? Тебя вообще не смутило, что он наехал на тебя за то, что она висит там, куда он же её и вешает? — Я… не знаю, — рыжий опускает глаза, сбитый с толку. — Думаешь, он чем-то… болен? — Понятия не имею. Но с нашей дерьмовой наследственностью… я удивлена, как у меня ещё нет шизофрении или какой другой хуйни. В комнате на несколько секунд повисает неловкая тишина, пока Галлагер тщательно обдумывает услышанное, смотря куда-то в пустоту. — Он забывает вещи, которые невозможно забыть, — вскоре подаёт голос Мэнди, — он потерянный, неуклюжий… чёрт, да он похож на старого деда с Альцгеймером. Йена будто током ударяет, когда он громко произносит: — Прекрати! — отчего девушка легонько вздрагивает. — Не надо чушь нести. — Хорошо-хорошо, — отвечает Мэнди, поднимаясь с кровати. — Но на твоём месте я бы показала его врачу. Надеюсь, ты меня услышал. Рыжий неуверенно кивает, после чего девушка шагает к двери, и как только та распахивается, она чуть ли не нос к носу сталкивается с Микки. Брюнет вопросительно вскидывает бровь, на что Мэнди молча заправляет волосы за ухо, а затем уходит. Почесав у виска и проводив сестру взглядом, Милкович шагает в комнату. — Я что-то пропустил? Галлагер тут же старается придать себе непринуждённости, в то время как его потемневшие глаза теперь смотрят на мужчину совершенно иначе. — Нет… ничего.───── •⋅ꕤ⋅• ─────
Маленький Микки сидит на лестничной ступеньке, сжимая в руках своего единственного друга — плюшевого медвежонка. Его глаза, обычно исполненные радости и наивности, сейчас отражают беспокойство и страх. Откуда-то снизу доносятся знакомые голоса; они едва не переходят в крики, и настолько наполнены злобой, что кажется, будто воздух сам окроплен ядом. Слова, в большинстве своём незнакомые, но такие жестокие ранят его душу, точно удары плети. Внезапно раздававшийся громкий звук разбившейся вазы почти что оглушает крохотные детские ушки. Он сжимает медвежонка ещё крепче, словно это — единственное спасение. Милкович вскакивает и тут же озирается по сторонам: он дома, он с Йеном, он в порядке. Это — просто кошмар. Но такой реалистичный… Он оборачивается на часы и понимает, что сейчас глубокая ночь, и вставать на работу ему лишь через несколько часов. Галлагер мирно посапывает рядом, не почувствовав ни единого движения; порой Микки ему завидует, ведь у рыжего просто прекрасный сон, который практически невозможно нарушить. Милкович вытирает холодный пот со лба, после чего ныряет обратно под одеяло и крепко прижимается к любимому веснушчатому телу, пытаясь успокоиться. Но, к сожалению, заснуть у него получается нескоро, так что на утро его ждут синяки под глазами и двойная доза кофеина.───── •⋅ꕤ⋅• ─────
В тот день разговор с Мэнди перевернул мир Йена с ног на голову. В самом что ни на есть буквальном смысле. Он искал подвох везде: следил за каждым движением, за каждым словом и за каждым взглядом Микки. Пытался вычислить самую малейшую странность, прожигая его взглядом едва ли не насквозь. И чем дальше это заходило, тем больше становилось похоже на сумасшествие. — Я ни черта в этом не понимаю, — возмущается Микки, бегая глазами по полке с женскими прокладками перед собой и совершенно не замечая на себе пристального взгляда. — Какие, нахер, крылышки? Она их собралась вместо самолётиков пускать? — Погодь, а почему я только сейчас узнаю, что оказывается иду на юбилей твоего брата, на котором ещё и какой-то всратый дресс-код? — Что? Мик, мы это утром обсуждали. Милкович поворачивает голову на Галлагера и тут же встречается с застывшими зелёными глазами. — Бля, ты чё пыришься-то? Рыжий выходит из очередного «транса» и резко отворачивается: — Просто, — он сразу же берёт нужную упаковку и кидает в корзину. — Эти. Они идут дальше и Милкович начинает лепетать что-то про список покупок, в то время как Галлагер снова смотрит куда-то в пустоту, и все слова пролетают мимо его ушей. Уже которые сутки его разум мучают слова Мэнди; а ведь она права — у Милковичей отвратительная наследственность, так что у Микки может быть что угодно, от диабета до самого рака. И это «может быть» колет его в самое сердце.───── •⋅ꕤ⋅• ─────
Галлагер намывает кухню после ужина, вновь и вновь перебирая свои воспоминания. — Ты придурок. Не понимаю, зачем ты это устроил. — Я устроил? По-твоему это я весь вечер флиртовал с какой-то курицей, слюни её по полу собирал, а потом и вовсе начал оголяться?! Мысленный пузырь, в котором очередной раз застрял Йен, лопается, когда его сзади обнимает Милкович и носом утыкается в местечко между его лопатками. — Козлиха скоро вернётся… не хочешь развлечься? Пока мы ещё одни. Проворные руки ныряют прямиком под шорты и боксеры, и нежно, но настойчиво начинают поглаживать член. И до чего же удивление Микки, когда он совсем не чувствует эрекции, ведь Галлагер хочет его всегда и везде. Что же с ним сейчас? — Йен? — Я не хочу, Мик. Извини. — Чего? — почти ошарашено спрашивает Милкович, не веря собственным ушам. — Настроения нет, — мямлит рыжий и, вынув чужие руки из своего белья, шагает прочь из кухни. В любой другой день Галлагер разложил бы Милковича прямо здесь и сейчас, без промедления, ибо для него не существует вещей желаннее этого тела. Оно буквально наркотик для него. Но не сегодня. Не тогда, когда его голова сплошь забита переживаниями.───── •⋅ꕤ⋅• ─────
— Что-то случилось? — Да не получается. Даже с этой сраной бумажкой… Не знаю, руки не слушаются. Панель управления беговой дорожкой показывает уже восьмой километр, когда рыжий очередной раз погружается в размышления. И это продолжается до тех пор, пока их не прерывает возмущённый голос: — Галлагер, ты ёбу дал? Йен резко поворачивает голову вправо и глазами встречается с Милковичем, тут же снижая скорость до нуля. — Что? — Сколько можно? Ты уже восемь кэмэ пробежал, — говорит Микки, кивая на панель. Рыжий глядит на цифру и удивлённо приподнимает брови. — Пошли, подстрахуешь меня. Галлагер с неслабой отдышкой сходит с беговой дорожки и хватает свою бутылку, после чего начинает жадно глотать воду. — Лучше бы ты так в спальне старался.───── •⋅ꕤ⋅• ─────
— Да… Да, да, да! — разносится на всю гостиную, когда оргазм одной разрушительной волной накрывает обоих мужчин. — Твою мать, — из последних сил произносит Милкович, с трудом переводя дыхание. Он слышит смешок где-то позади себя, после чего тяжесть, вызванная другим телом, пропадает с его спины. Он тут же переворачивается и, сунув одну руку под голову, с улыбкой глядит на идущего к кухне Галлагера. Рыжий возвращается через несколько секунд с одной бутылкой прохладного пива — для Микки, и стаканом воды — для себя, поскольку с алкоголем он решил на некоторое время завязать. Он ставит бутылку на столик поближе к Микки, а затем, приподняв его ноги, садится рядом и кладёт их на свои. — Надеюсь, теперь ты доволен? — Вполне, — довольно хмыкает в ответ брюнет, уже делая глоток. Галлагер снова задерживает на нём взгляд; он не знает, как долго он следил за Микки. Как долго он чувствовал себя, как в воду опущенный, пока его мысли двигались по одному и тому же кругу. И почему-то Милкович нисколечко этого не замечал, либо же делал вид… — Но мне всё же интересно, что с тобой было все эти дни. Никаких секретов, помнишь? Да, он стопроцентно делал вид. — Никаких секретов. Просто… в последнее время всё как-то… странно. — Что именно? Галлагер так же не знает, было ли это хоть немного скрытно, но он не сводил с Милковича глаз, кажется, сутками наполёт, и с ним… ничего не происходило. Абсолютно ничего, что могло бы оправдать слова Мэнди, и это едва не свело его с ума. Может, ей что-то показалось и она просто себя накрутила? — Уже ничего. Всё в порядке, — улыбается рыжий и поднимает голову на настенные часы. — Если ты не хочешь умереть в таком виде, то нам лучше поскорей здесь прибрать и пойти в душ. — Да-да, знаю… «Фу! Я отрежу вам члены, если будете трахаться на этом диване!» — пародирует женский голос Микки, на что Галлагер громко хохочет, и когда тот поднимается в сидячее положение, чмокает брюнета в губы. Так или иначе, Йен расслабился, и его голова снова стала свободной. Опрометчиво.───── •⋅ꕤ⋅• ─────
Рабочий день выдался как никогда трудным. Микки потратил целый день на ремонт лишь одного, но больно новомодного байка, который пригнал в их мастерскую какой-то мажор. Вылизанный, свеженький и новенький железный конь, выпущенный только в этом году. Надо ли говорить о том, что запчасти было очень тяжело найти, которые к тому же стоили всё равно, что крыло самолета? Так или иначе, этот день оказался потрачен впустую, поскольку всё, что он мог сделать — это предзаказ, что не гарантировало абсолютно ничего, ведь они могли прийти как через пол года, так и не прийти вовсе. И будто бы зря потраченного времени было мало, Милкович получил ещё и нагоняй от босса. Расстроенный окончательно, Микки не придумал ничего лучше, чем скрасить свой, мягко говоря, неудавшийся день любимым пивом и, конечно же, чем-нибудь вкусным. К тому же у него будет несколько часов тихого одиночества до того, как вернётся Йен и их непутёвая сожительница. Он зашёл в Whole Foods недалеко от дома, прошёлся по разным отделам, кривя губы от нежелания тратить много денег и одновременно вкусно поесть, а затем увидел их — креветки в кляре, стоимостью всего три бакса. Само собой, он понимал, что они будут либо резиновыми, либо от креветок там одно название, ведь за такие смешные деньги не может быть ничего хорошего. Но, не смотря на это, через секунду пачка уже была в корзине. Так же Микки бросил в корзину ещё четыре банки пива, предположив, что сестра тоже захочет поддержать его сегодняшним вечером, а вот Галлагер зарёкся не пить ещё хотя бы месяц. Расплатившись, он поспешил домой, чтобы поскорее оказаться на своём любимом диване с креветками и вкуснейшим пивом. Милкович оказался прав, когда решил, что креветки будут отстойными… но свою цену они всё же оправдали и справились с главной целью — заполнить его пустой желудок. С другой стороны, если не дышать, когда жуёшь, и быстро запивать их пивом, то на вкус вполне неплохо. Мэнди приходит первой, через сорок минут после окончания своей смены. Она вздыхает так громко, что не оставляет Микки ни единого шанса наплевать на то, что с ней сегодня произошло. Поэтому, ему приходится спросить: — И что же такого стряслось, что ты решила не дожидаться свою рыжую подружку, а вывалить всё на меня? — говорит он, драматично закатив глаза. — Да бесит меня всё, вот что! — прыскает она, злобно топая на кухню. Микки поднимается с дивана и шагает к кухне, где приваливается к дверному косяку и смотрит на нервную сестру, которая ищет, чем бы перекусить. Она открывает холодильник и видит две банки пива, предназначенные ей, и всю её неистовую злость как ветром сдувает. Мэнди переводит сверкающий взгляд на брата, и на её лице столько благодарности, что он хмурится от непривычки. — Спасибо, — искренне благодарит девушка. — Я даже не буду грузить тебя своими проблемами за то, что ты купил мне пиво. Услышать это соизмеримо с тем, чтобы испытать оргазм… ну, почти соизмеримо. Микки благодарит всех тех, кто сидит там, наверху, и наблюдает за ним, поскольку это — лучший подарок на свете. Он не успевает развернуться, чтобы вернуться в гостиную, как вдруг его обвивают большие веснушчатые руки и крепко прижимают к телу сзади. Микки готов почти что замурчать, чувствуя, как напряжение в его теле рассеивается, а любовь заполняет его изнутри. Он любезно подставляется под ласки, откидывая голову в сторону и тем самым побуждая Галлагера целовать его прямо в шею. — Вы, конечно, милые, но меня сейчас стошнит, — возникает Мэнди, а после забирает из холодильника своё пиво и скрывается в гостиной, где раскидывается на диване точь в точь также, как её брат несколько минут назад. Милкович наклоняет голову ещё больше, пока мягкие губы целуют его под челюстью и где-то в районе уха. Он накрывает руки Йена на своём животе ладонями и чувствует, как его кожа стремительно покрывается мурашками. — Я даже не услышал, как ты зашёл, — тихо говорит Микки. Рыжий мычит что-то в ответ, но Милкович не может разобрать ни слова. Впрочем, это и не так важно. Вдруг, Йен резко отстраняется и вытягивает голову, чтобы получше рассмотреть шею брюнета. — Что ты ел сегодня? — спрашивает он серьёзным тоном. Милковичу не нравится такая перемена в настроении его мужчины, поэтому он поворачивает голову и негодующе сводит брови. — Креветки, — совершенно просто отвечает он. Галлагер в один миг напрягается во всём теле и отодвигается окончательно, после чего подходит к Микки спереди. На его лице ярко красуются недоумение и возмущение. — Креветки?! — Ну да. Ты так на меня смотришь, потому что я тебе ничего не оставил? — хихикнув, догадывается Милкович. — Прости, чувак. Если тебя это успокоит, то они были на вкус как дерьмо… в кляре. Йен выпучивает глаза, когда извилины в его голове начинают шевелиться. — Ты издеваешься надо мной? — спрашивает он с недоверием. — У тебя аллергия на морепродукты, Микки, — Галлагер протягивает руку и касается шеи брюнета. — Ты уже весь в пятнах. Микки смотрит на него, как баран на новые ворота. Какая, чёрт возьми, аллергия? У него отродясь не было ничего подобного. Небось, все его мысли написаны прямо у него на лице, когда… — Чёрт, — шипит Милкович, тут же начиная чесать горло обеими руками. Рыжий тут же разворачивается и, быстро подойдя к кухонной стойке, открывает один из подвесных ящиков, откуда достаёт упаковку таблеток. Упаковку таблеток, которую в эту же секунду вспоминает Микки. Таблеток, которые он всегда принимал. Твою мать. — То есть… ты хочешь сказать, что ты пошёл в магазин, купил креветки, съел их, и у тебя даже мысли не возникло, что тебе будет плохо? — На что это ты, блять, намекаешь? — хмурится Микки. Йен молчит, лишь напряжённо сжимая челюсти и неизвестно о чём думая. Затем он выдавливает одну таблетку себе на ладонь, наливает воды в первый попавшийся стакан и передаёт всё это Милковичу. — Выпей, — строго приказывает он, как вдруг меняется в лице. — Я хочу, чтобы на твоей шее были лишь следы от моих рук. Это срабатывает молниеносно: Микки опрокидывает стакан с водой быстрее, чем Галлагер даже успевает моргнуть. К несчастью, Милковича только хитростями можно вынудить сделать то, о чём его просят. К счастью, это работало и продолжает работать по сей день. Рыжий проходит мимо него, кокетливо играя бровями, и направляется в ванну. Как только дверь за ним захлопывается, он припадает к ней спиной и старается вдохнуть как можно глубже. В его голове снова проигрываются слова Мэнди, как заезженная пластинка, о том, что с Микки и его памятью происходит что-то странное. Не смотря на то, что он так не хотел в них верить. Забыть о чьём-то юбилее, где повесил кружку или о своей футболке — это всё ерунда по сравнению с тем, чтобы забыть что-то жизненно важное. Невозможно забыть о том, что может убить тебя в кратчайшие сроки. Невозможно! Он подходит к раковине, пускает холодную воду и тут же плещет её себе в лицо. Его руки леденеют в секунду, а тело пробивает мелкой дрожью, когда он понимает, что ему страшно. Его голову снова заполняют мысли, которые крутились в ней несколько дней, и которые он так отчаянно пытался выбросить. Мысли, от которых стынет кровь. Он достаёт телефон из переднего кармана трясущимися руками, находясь на грани истерики, и пишет всего одно сообщение: Галлагер: Нам надо поговорить.