***
— Заселялся ты один, — ворчит недовольная хозяйка, — платил за себя одного, а теперь тут будет жить этот… — он смотрит снизу вверх на Чизоме, — этот верзила и какой-то облезлый кошак! Виннер, словно поняв, что о нем сейчас очень не лестно отозвались, шипит на женщину, изогнув спину дугой. Хозяйка фыркает и скрещивает на груди руки. — Поднимаю плату за аренду в два раза! И ни йеной меньше! Изуку морщится, недовольный непредвиденными расходами. Хозяйка сидит за столом и тонкими спицами быстро вяжет что-то длинное, похожее на шарф, тошнотворного цвета. Чизоме, цыкнув, в два широких шага подходит к ее столу. Подняв ногу, с размаху ставит ее на поверхность, так что все на столе подпрыгивают вверх вместе с перепугавшейся до смерти хозяйкой. Она со страхом поглядывает на внушительного вида шипы на ботинках и с шумом сглатывает. — Хата-то остается та же. Приведи пацан хоть десяток квартирантов, цена не должна меняться. А вообще если я настучу куда следует, тебя тут же прищучат за незаконный заработок. Ты же налоги с полученных денег не платишь? Хозяйка поднимает на него взгляд сощуренных глаз. Она берет себя в руки с расстановкой произносит: — А я сейчас позвоню в полицию и тебя, и твоего «пацана», — передразнивает она его, — тут же заберут копы. А за него, — хозяйка пальцем тычет в Изуку, — я вообще награду получу. Чизоме издает злой смешок. Раздается металлический звон, и в руке вспыхивает вытащенная из ножен катана. Хозяйка вжимается в стул и становится белее снега. — Ты и номер набрать не успеешь, как на том свете окажешься, — в лезвии отражается перепуганное до смерти лицо хозяйки. Чизоме убирает ногу со стола, но катану продолжает держать в руке. — Надеюсь, вопрос оплаты улажен. Он поворачивается к Изуку, который пытается удержать вырывающегося Виннера. Кот опять оставляет немало следов своих когтей на щеках и лбу. Сдавшись, Изуку расслабляет руки, и Виннер, неуклюже приземлившись, гордо поднимает хвост трубой. Он прыгает по ступенькам вверх по лестнице, будто знает, где находится его будущее жилище. — Пошли, пацан. Покажешь, где живешь. Хозяйка резко встает, с грохотом отодвигается стул. Чизоме оборачивается и с удивлением смотрит на нее. С характерным скрежетом убирает катану в ножны, и от этого звука лицо хозяйки так и перекашивается от страха. — Я… я сделаю вам скидку!.. Чизоме оборачивается и приоткрывает рот в пугающей улыбке: — А вот это очень даже хорошо. Он захлопывает за собой дверь и плюхается на футон. Виннер сворачивается клубочком в его ногах и, кажется, засыпает. Видимо, они с Чизоме успели подружиться за прошедшее время, и Изуку чувствует легкий укол обиды. Все-таки это он нашел кота и принес к ним. — Неплохо тут у тебя, — Чизоме обводит взглядом комнату. — А где… твоя мелкая? Как ее там… Эри? Изуку садится рядом и скрещивает ноги. — Это долгая история. Мне пришлось отдать ее Каччану, потому что со мной ей было бы опасно оставаться. — Значит, с тем героем, Взрывокиллером, живет? Изуку мотает головой, тяжело вздохнув. — Нет. Он привел ее в академию, а там… теперь ей мозги промывает Всемогущий, — Изуку стискивает зубы, чувствуя закипающую в крови злость. — Всемогущий? — переспрашивает Чизоме. — Один из немногих героев, кто близок к идеалу… Изуку морщится и с недоумением смотрит на Чизоме. Он сейчас серьезно? — Ага, конечно, — цокает он языком. — Такая же фальшивка, как и все. Моя мама как раз-таки из-за него умерла — он ее не спас. А врет всем, что всех всегда спасает, — Изуку отворачивается. — Фальшивка, как и все. «К тому же с приобретенной причудой,» — добавляет он. — «И сам фальшивка, и причуда фальшивая, и улыбка… тоже фальшивая». Чизоме на его слова качает головой и машет рукой. — Ну, не буду с тобой спорить. Но на фоне других — он менее фальшивый, так сказать. — Глупости, — передергивает плечами Изуку. — Поэтому я и хочу выкрасть Эри. Все там на нее плохо влияют. Изуку решает обойти стороной тот факт, что Эри изъявила желание самой стать героем. — Она же в академии, хочешь оттуда выкрасть? — брови Чизоме взлетают вверх. — Ты рехнулся? Даби головой крепко приложил? Ты даже на территорию попасть не сможешь, не то что выкрасть Эри. Там такая система защиты… — Да-да, — перебивает его Изуку. — И я уже там был. Каччан провел меня внутрь. Чизоме в недоумении наклоняет на бок голову и в задумчивости смотрит на Изуку. Потом произносит: — Быть может, защиту и ослабили. Но все равно это безумная авантюра. — Вытащить вас из Тартара тоже было безумием, Чизоме-сан. Но сейчас вы сидите напротив меня, и… К тому же, совсем не обязательно проникать опять в академию. Она же не живет там. Я могу украсть ее за пределами академии. Чизоме кладет ладонь на футон и опирается на нее, приблизив лицо к Изуку. — Каким образом ты хочешь это сделать? Заманить, как любого другого ребенка, конфеткой в машину и увезти? Я не собираюсь еще раз угонять машину. Сполна хватило того раза. — Да нет, — возражает ему Изуку. — Не обязательно так… Единственное, что нужно сделать — это отвлечь Всемогущего. — Всемогущего? Он тут при чем? — Эри живет, судя по всему, у него. И он после работы в академии поведет ее к себе. И в это время нужно отвлечь его, чтобы его внимание от Эри переключилось на что-то другое. И тогда просто забрать девочку. Я уверен, она не будет сопротивляться, это же я… — Это звучит разумно и понятно, но… Как ты хочешь отвлечь его внимание? Только если напасть на гражданских, чтобы он был вынужден оставить девчонку и спасти их. — Если он, как вы сказали, больше всех других героев похож на настоящего, — произносит Изуку. — То он, не раздумывая, спасет людей. А если я был прав… наш план провалится. — Нет, он точно спасет людей, — усмехается Чизоме. — Если твои слова окажутся верны, то он и в этом случае оставит девчонку. Его рейтинг упадет, оставь он гражданских в беде. А фальшивки больше всего трясутся над своей славой и признанием окружающих. — В этом есть смысл, — кивает Изуку. — Что ж, тогда так и поступим. В любом случае должно получиться. Давайте завтра же этим и займемся? Сегодня уже поздно, к тому же будет время продумать наш план. Чизоме подпирает рукой подбородок, локоть ставит на колено. И внимательно смотрит Изуку прямо в глаза: — Давай. Но у меня есть к тебе один вопрос. — Да? В чем дело? Выражение лица становится серьезным, как никогда. Чизоме оглядывается на дверь и, понизив голос, говорит: — Помнишь, эта сказала, что за тебя она может получить награду. Что за дела? Изуку трет указательным пальцем щеку, закашлявшись: «Чизоме-сан не видел объявления о розыске?» Вздохнув, он рассказывает ему об этом, а мужчина внимательно слушает его, и с каждым словом его лицо становится все мрачнее и мрачнее. Когда Изуку замолкает, он недовольно сплевывает: — Ну ты и влип, конечно. Теперь нас обоих копы знают в лицо. Не веселенькое дельце выходит. Изуку лишь пожимает плечами. — Знаю, уже убегал от однажды от копов… Чизоме хмыкает. — Это ты еще от героев не убегал… — он сжимает руку в кулак и резко спрашивает: — Где это ты так засветил лицом, что тебя теперь разыскивают? — Я и сам не знаю, — пожимает плечами Изуку. — Ладно лицо, но ведь моего настоящего имени никто не знал. И откуда-то полиция узнала о том, что я был якудза… Очень странно. — Не то слово. А не думаешь ли ты, — в глазах Чизоме сверкает нехороший огонек, — что твой дружок слил тебя? — Д-дружок? — переспрашивает Изуку, заморгав глазами. Чизоме хмурится и щелкает пару раз пальцами, подбирая слова. — Ну этот, Взывокиллер, который с нами в машине ехал. Изуку энергично мотает головой. — Нет, Каччан точно это не сделал бы. Ему нет смысла сдавать меня, ведь он… — Изуку невольно краснеет, хоть и старается держать себя в руках. — Он спас меня, а если герои начнут копать под него, ему не поздоровится. — Звучит логично, — кивает Чизоме. — Но тогда у меня нет никаких больше идей, кто это мог бы быть. — Сейчас это не столь важно, — машет рукой Изуку. Потом широко раскрывает глаза, когда ему в голову резко приходит мысль: — А, знаете, из-за того, что меня гражданские знают и боятся, воровать легче. Из-за страха отдают все без лишних разговоров. — Воровать? — поднимает брови Чизоме. — Ты же таким никогда не занимался. — Сначала я пошел наемником-рэкетиром, а потом мой же наниматель и кинул, — Изуку хмыкает. — Поэтому я сейчас как-то сам… пытаюсь. Чизоме смеряет его внимательным взглядом. — Твоему лицу и одежде видно, как пытаешься. Изуку поводит плечами, смотрит вниз и видит рваные рукава пальто. Видимо, порвал, когда выползал из-под обвалившегося стеллажа. Однако он чувствует в глубине души невероятной силы дрожь, от которой щеки вот-вот загорятся огнем. Изуку не может признаться ни себе, ни Чизоме в том, что адреналин, который заставляет кровь будто вспыхнуть, ему до жути нравится. Он касается рукой волос, приглаживая их и одновременно скрывая готовое отразиться на лице возбуждение от воспоминаний того, как он убегал от полиции и охранника. — Но мне в любом случае нужны деньги, чтобы выплатить долг. — Тому контрабандисту? Если не вернешь… он же тебя из могилы достанет, чтобы долг стрясти. — Ну, да. Я же взял в долг аж две пушки. Чизоме, опершись одной рукой в пол и расслабленно расправив плечи, издает удивленное: — Две? А на кой тебе? Две — это чтобы в два раза больше фальшивок за раз перебить? — спрашивает он, хохотнув. Изуку усмехается уголком рта на эту шутку, но говорит серьезным тоном: — Не-а. Просто… — он запинается, не зная, стоит ли говорить о своей идее того, как сражаться против Ихиро. Чизоме считает, что она мертва, так что зачем говорить обратное. Его версия куда более убедительна, нежели простое предчувствие Изуку. — Не знаю точно, зачем. Может, вы и правы, — наконец произносит он. Чизоме поднимает голову после не долгого молчания, обводит взглядом комнату, как будто оценивая ее. Потом, потянувшись и засопев, он ложится спиной на футон, подложив руки под шею. — Эх, давно я не лежал ни на чем таком мягком… А много ты денег уже собрал? — деловито интересуется он. — Довольно много, — живо отзывается Изуку. Внимательно смотрит на Чизоме. — Кстати, вы прямо на моей заначке лежите. Тот не сразу понимает, в чем дело. А потом поднимается, двигается в сторону и оттягивает край футона, заглядывая под него. И присвистывает. — Неплохо ты так накопил. Сколько уже там? — Около девяноста кусков. А если прибавить сегодняшнее… — Изуку вытряхивает из заправленной в джинсы толстовки деньги, потянув на себя посеревшую ткань. — Будет уже сотня! Еще надо пятьдесят. Но это я планирую заработать на одном заказе… Изуку прячет под футон все деньги и ложится на него, Чизоме следует его примеру. И теперь они лежат, глядя в потолок. Изуку сгибает одну ногу в колене, а другую забрасывает на нее. — Опять берешь у Гирана заказы? — Беру. Завтра… нет, послезавтра как раз пойду работать над одним. Там что-то, связанное с контрабандой наркоты… Чизоме и присвистывает. — Не думал, что ты за такое возьмешься. Тебя же копы будут пасти. — А я нашел себе… м-м, помощников, — Изуку поворачивает к нему голову. — То есть? — Бывшие якудза из «Заветов». Им тоже нужны деньги, а мне одному не справиться. К тому же у них причуды полезные… Я с ними так уже одного героя уложил, заказ был на него. — Что за герой? — спрашивает Чизоме. — Сасаки Мирай, может, слышали? — Слышать-то слышал, но что за герой — без понятия. Наверно, мало по ТВ его крутили. Я всех известных по именам знаю. Изуку пожимает плечами. Он вспоминает Сасаки и думает, что, быть может, Чизоме прав. И этот герой не был особенно известным среди остальных, которые выделяются яркими образами и сильными причудами. Сасаки — это скорее тень. Тень Всемогущего? Вполне возможно, ведь Сасаки был таким ярым его фанатом. Изуку презрительно хмыкает, когда перед глазами рисуется образ кабинета героя, стены, завешенные плакатами, и фигурки на полках. Хорошо, что он вырос из этого «детства». Чизоме резко переводит тему разговора, и Изуку тут же поддерживает беседу, изменившую свое течение подобно реке. Изредка слышен его смех, который смешивается с фырканьем Чизоме. Они долго разговаривают на самые отвлеченные темы, иногда вспоминая прошлое. Но, будто мысленно договорившись, обходят стороной все моменты, связанные с Эбису. Изуку давно смирился с потерей, и все же до сих пор тяжело говорить о нем. Виннер скребется когтями о футон, оставляя рваные нити на его поверхности. Изуку приподнимается на локте и легонько пихает кота в бок, чтобы прекратил. Но тот, зашипев, бросает на него уничижительный взгляд. Чизоме, покосившись на них, издает короткий, хриплый смешок: — Все еще злится на тебя, горе-хозяин? Изуку морщит нос и садится. — Как только накормлю чем-то вкусным, тут же перестанет злиться, — говорит он с уверенностью. — А что у тебя есть, кроме бич-пакетов и кипятка? — Ничего, — пожимает плечами Изуку. — Сбегаю в магазин. Чизоме говорит, что это неплохая идея, и прикрывает глаза. Изуку поднимается. Виннер с шипением отскакивает от него и семенит к Чизоме, пристраиваясь рядом. Изуку вздыхает, наблюдая эту картину. Как бы то ни было, он невероятно рад тому, что они с Чизоме опять вместе — как в старые-добрые времена. Он то сжимает, то разжимает руки, чувствуя сильное желание поделиться радостью со всем миром. Кроме Кацуки, ему некому рассказать об этом. К тому же у него тогда появится еще одна причина сходить к нему. Если повезет — и самого Кацуки увидит. Изуку бросает беглый взгляд на Чизоме. Тот, кажется, дремлет. Тем лучше. Он достает некогда купленные в круглосуточном магазине блокнот и карандаш. Изуку садится на корточки, положив вырванный лист на пол. Зубы карябают поверхность карандаша. Потом он опускает руку и быстро пишет слова в неровную, скачущую строчку. Пальцы расслабляются раньше времени, и карандаш, мазнув по бумаге, оставляет вместо точки кривую линию. Но Изуку не обращает на это внимания. Складывает лист в два раза и, натянув на нос маску, выскальзывает за дверь. Изуку взбегает вверх по уже знакомой лестнице. Останавливается у нужной двери и, быстро повертев головой из стороны в сторону, садится на корточки. И сует в тонкий просвет между дверью и стеной лист бумаги. Лист оказывается практически около пола, так что, если не приглядываться, кажется незаметным. Изуку выпрямляется и наклоняется к двери, прислушиваясь. Будто надеется разобрать хоть какие-нибудь звуки. Но либо дверь ничего не пропускает изнутри, либо никого дома нет. Вздохнув, Изуку разворачивается и спускается по лестнице. Снизу доносятся быстрые шаги, словно кто-то бежит по ступенькам. На нижней лестничной площадке появляется небольшая фигурка девушки, она пулей взлетает по лестнице, но, не рассчитав скорость, врезается в Изуку. Тот отшатывается, прижавшись спиной к перилам. Девушка поднимает на него взгляд темных глаз, неприязненно морщится. — Нечего тут шататься, — со злостью и раздражением бросает она. И бежит вверх по лестнице. Изуку оборачивается, проводив ее взглядом. С чего она взяла, что он тут шатается? Может, он живет здесь? Изуку мысленно машет рукой, не имея ни малейшего желания задумываться над этим. Он заходит в круглосуточный магазин, долго стоит у полки с кошачьим кормом, выбирая мясо, которое пришлось бы Виннеру по душе. Наконец Изуку поднимает руку, берет двумя пальцами несколько пакетиков корма и идет на кассу. Расплатившись, он быстрыми шагами направляется обратно в Санъя. Изуку на цыпочках заходит в комнату и тут же натыкается на взгляд Чизоме. — Что-то ты долго за кормом ходил, — зевает он. — По пути еще магазин ограбил? — Не, — мотает головой Изуку. И врет, лишь кончики ушей, скрытые волосами, краснеют: — М-м, выбирал корм по-вкуснее и много магазинов обошел. Поэтому так долго. Ему почему-то совсем не хочется рассказывать Чизоме, что он бегал к Кацуки лишь ради того, чтобы подложить под дверь записку. — Виннер, иди сюда. Хочешь есть? Виннер, лишь заслышав волшебное слово «есть», подбегает к Изуку и даже начинает ластиться, трется боком о его ногу. Изуку закатывает глаза, подумав про себя: «Ну, ты и лицемер. Ради еды сразу паинькой стал». На блюдце с отколотым краем от выкладывает корм, и стоит ему убрать руки, как кот с жадностью набрасывается на кусочки мяса, урча и фыркая в усы. Изуку садится на пол рядом и, пока Виннер ест, касается ладонью его макушки и осторожно поглаживает. Кот отрывается на секунду от блюдца, поднимает на него кругляши глаз и с немой благодарностью смотрит на него. «Все-таки я лучше Чизоме-сана, да, Виннер?» — мысленно усмехается Изуку. — «Я хотя бы вкусно кормлю».***
Кацуки, пошатываясь поднимается по лестнице и останавливается напротив своей квартиры. Звенят ключи, он поворачивает их несколько раз в замке. Дверь открывается, Кацуки перешагивает через порог и чувствует под ногой что-то скользкое, из-за чего появляется неустойчивость. Он опускает взгляд, садится на корточки и видит квадрат бумаги, сложенный вдвое. Сердце будто пронзает насквозь игла, щедро смоченная ядом. Кацуки закрывает за собой дверь. Родители еще не вернулись, и он молча проходит прямо в свою комнату, запершись в ней. Дрожащий пальцами разворачивает лист и пробегает взглядом по строчкам. «Привет! Представляешь, я встретил Чизоме-сана! Это было так неожиданно и… А еще он забрал из Хосю нашего кота, представляешь? Я вроде рассказывал тебе о нем, да? Я уж думал, что никогда его не увижу. Кстати, ты занят в эти выходные? Мне тут пришла в голову одна идея… Может, мы с тобой прогуляемся где-нибудь? Обещаю, я не буду снимать маску, так что меня никто не узнает.» Изуку пропускает сточку и дописывает еще несколько слов быстрым, летящим почерком, словно куда-то спешил: «В общем, буду ждать твоего ответа завтра в том же месте, окей?» Кацуки перечитывает несколько раз письмо, опускает руку и жмурится, чувствуя, как дикая вина грызет его изнутри. Отвратительное послевкусие от воспоминаний содеянного не оставляет его ни на секунду. Кацуки не может выбросить из головы вопросы Всемогущего, касавшиеся непосредственно Изуку. И Кацуки, чтобы доказать, что он и правда готов «помогать» расследованию, пришлось выдать полезную информацию о нем. Кацуки бросает на пол лист и, на ходу стягивая с себя пиджак, срывая с шеи галстук, идет в ванную. Поворачивает кран с горячей водой до упора, и кожу обжигает кипяток. Он закусывает губу, подставляет голову под воду, прижавшись лбом к стене. Хрипло дышит, чувствуя, что задыхается горячим воздухом, заполнившим всю ванную. Но Кацуки не дает себе разбавить воду холодной из второго крана. — Терпи, — цедит Кацуки. Он открывает глаза, и с поднявшихся ресниц каплями падает вниз вода. Кацуки рассказал Всемогущему немного — лишь сделал вид что рассказывает все, что знает, а на самом деле лишь выбирал, что стоит говорить, чтобы не навредить Изуку, а о чем лучше промолчать. Он подтвердил, что Изуку беспричудный. Упомянул, что в качестве оружия использует огнестрельное оружие и нож. А на вопрос, как он связан с Убийцей Героев, Кацуки ответил, что мужчина взял того в ученики. Большего он не сказал, но Всемогущий выглядел вполне удовлетворенным. — Гребаный старпер, — Кацуки мерзко от самого себя. В нем будто борются две противоположности — одна сторона ненавидит себя за свой выбор, а другая оправдывается тем, что так добудет нужную для Изуку информацию и поможет ему скрыться от полиции. Любой злодей отдал бы все на свете за шанс стащить со стола следователя дело о своем же преступлении. И Кацуки, образно говоря, предоставляет Изуку такую возможность. Но методы, которыми пользуется Всемогущий, вызывают лишь злость и раздражение. Нет, так герои не должны поступать, Кацуки не хочет, не может принять тот факт, что те, кем он восхищается, иногда ведут нечестную игру. А вдруг они еще и пытают пойманных злодеев, чтобы вытянуть нужную информацию? Кацуки чувствует, как по спине бегут мурашки, хотя кипяток так и жжет кожу, оставляя на ней алые пятна. И чем тогда герой отличается от любого злодея? Лишь тем, что совершает правосудие законно? «Может, Деку был прав,» — внезапно думает Кацуки. — «Когда говорил про этих… как их… фальшивых героев». Кацуки мотает головой, сжав руку в кулак. Он им легонько ударяет по стене, прижав к теплой плитке костяшки пальцев. Если посмотреть на ситуацию объективно, Всемогущий поступает правильно. Ведь Изуку преступник. У убитых им героев могли быть семьи. Продолжил бы Кацуки защищать его, убей тот его родителей? Он сглатывает. Кацуки не может представить такое, ведь знает, что Изуку никогда бы так не поступил. Он криво усмехается. Очевидно, защищает его лишь потому, что любит. И, как бы Кацуки того ни хотел, он не сможет уже отказаться от своих чувств. Нет, он даже и не хочет этого. — Прекращай думать о хуйне, — говорит он сам себе, резко выключая воду. Кацуки срывает с крючка полотенце и трет разгоряченную кожу, чувствуя жар как снаружи, так и глубоко внутри. — Ты не сделал ничего плохого. То, что ты делаешь, лишь во благо. Все, не думай о хуйне. Полотенце небрежно заброшено обратно на крючок. Кацуки босиком и в одних трусах шлепает по коридору к своей комнате. Он даже не оборачивается, услышав звук свалившегося на пол полотенца. Кацуки жарко из-за горячей воды, поэтому он решает и не одеваться вовсе, хотя достает из шкафа домашнюю одежду и просто швыряет ее на кровать. Подбирает с пола письмо и опять читает его, чувствуя, как сердце все сильнее и сильнее сжимается в груди. В каждом слове сквозит неподдельная радость. «Этот… Убийца Героев и впрямь так важен для него…» — он не сдерживается, и на губах мелькает слабая, немного грустная улыбка. Мысли Кацуки опять возвращаются к Всемогущему. Если Изуку узнает о его поступке, он будет считать его предателем и возненавидит. Кацуки в глубине души не может поверить, что Изуку простил его за издевательства в прошлом. А может, он лишь притворяется. Кацуки пожимает плечами. Какой смысл притворяться? Он видит, что его чувства взаимны, он не слепой. Так что если в этот раз Изуку простил его, то за предательство не простит ни за что, можно даже не надеяться. И не поверит в объяснения своего поступка. Кацуки не хочет во второй раз потерять Изуку. Он раскрывает первую попавшуюся тетрадь и с силой вырывает из нее лист. По краю идет рваная линия с ошметками бумаги. Ручка скользит по поверхности, оставляя небольшие углубления — Кацуки невольно давит ручкой, словно хочет продырявить лист. Выходные через два дня, и в душе все переворачивается от мысли, что они с Изуку смогут встретиться так скоро. Кацуки не хочет отказываться от его предложения погулять. Хотя он не чувствует себя уверенным в том, сможет ли вести себя рядом с ним нормально, утаивая от него правду. Он стискивает зубы, нельзя упускать шанс — кто знает, когда еще они смогут встретиться. Но замечание Изуку насчет маски, чтобы его никто не узнал, заставляет Кацуки задуматься. Он садится в кресло и трет подбородок. Остывшее тело чувствует легкий сквозняк, и Кацуки ежится. Встает и все-таки натягивает на себя спортивные штаны и футболку. Присматривается и вспоминает, что эту футболку он давал Изуку, когда тот был у него дома, после того как он помылся. Точнее, Кацуки его помыл. На щеках проступает легкий румянец. И тут ему вдруг приходит в голову неплохая идея. Будто щелкает внутри какой-то переключатель. Кацуки спешит к столу, стоя хватает ручку и быстро дописывает на листе: «Слушай, что думаешь насчет того, чтобы сгонять в Мейдзи-но-Мори и подняться на Такао?» Усмехнувшись, Кацуки оставляет еще несколько слов: «Если высоты не боишься, придурок.» Кацуки всегда хотел подняться на гору не с родителями, как было в детстве. На Такао он забирался с отцом и старухой несколько раз еще когда ходил в начальную школу. И то ли из-за негативной атмосферы, которую создавала старуха, то ли в силу возраста, Кацуки не нашел ничего интересного в виде, открывавшегося с вершины на Токио и Иокогаму. Ему нравится забираться на горы, поэтому думает, что если он поднимется туда же с Изуку, то ощущения будут совсем иные. К тому же там, на природе, будет немного людей. И шанс, что его кто-нибудь узнает, уменьшается. Кацуки его идея до жути нравится. И он надеется, что и Изуку она придется по вкусу.***
Кацуки опускается и сует свой лист под дверь. Поднявшись, он отряхивает руки. Настроение у него хорошее. Кацуки разворачивается и чуть не подпрыгивает на месте, увидев то, из-за чего весь отличный настрой идет коту под хвост. — Доброе утро, Бакуго-кун! — почти пропевает Моясу, приподнявшись на цыпочках. — Тоже на учебу идешь? — Не твое собачье дело, — бросает он и бегом спускается по лестнице. И угораздило же его встретить Моясу! Кацуки скрипит зубами, чувствуя, как каждая мышца на лице напрягается от злости. Девушка не отстает от него, невысокие каблучки ботиночек стучат по ступенькам. Кацуки старается не оборачиваться и делает вид, что не замечает ее присутствия, хотя Моясу хвостиком тащится за ним. И смотрит прямо ему в спину, ее чувствует ее пронизывающий взгляд карих глаз. — Представляешь, я вчера на такого парня у нас в доме наткнулась, как думаешь, кто это? Она, поравнявшись с Кацуки, заглядывает ему в лицо, весело улыбаясь. Эта гадкая улыбочка ему совершенно не нравится, и он притворяется, что не услышал ее слов. — Молчишь? — обиженно протягивает она. — Не знаешь? Тогда сама скажу правильный ответ. Твоего Мидорию. Кацуки невольно вздрагивает, и это движение не ускользает от зоркого взгляда Моясу. Она широко улыбается, приоткрыв рот и обнажив ряд маленьких, ровных зубок. Кончик языка касается переднего зуба. — О, уже стало интереснее? Знаешь, что он делал? Кацуки молчит, решив вместо ответа ускорить шаг. И удивляется, как Моясу удается и сейчас не отставать от него, хотя краем глаза он замечает, как раскраснелось ее лицо, а лоб заблестел от пота. — Притворяешься глухим? — спрашивает она. И опять не получает ответ. — Тогда… Моясу одним прыжком оказывается рядом с Кацуки и резко хватает его руку, сжав ее в своих пальцах. Тот, не ожидавший такого поворота событий, застывает, поворачивается к ней и лишь спустя мгновение с силой выдергивает ладонь. — Совсем страх потеряла, конченая? — рявкает Кацуки и бросает на нее уничижительный взгляд. Кожа на ладони будто огнем горит из-за неприятного прикосновения. Он морщится. И прячет ладони в карманы, чтобы Моясу больше не смогла взять его за руку. — Что, не нравится моя рука? — протягивает Моясу. — Рука Мидории лучше? Вся такая… запачканная кровью героев… В ее голосе звучит настоящая издевка. Это Кацуки выводит из себя. — Ты заткнешься когда-нибудь? — рявкает он, резко остановившись. Моясу, не успев среагировать, по инерции еще делает пару шагов, перед тем как покачнуться и встать на месте. — Бесишь. — Я бешу или мои слова? — интересуется она. Кажется, ей совсем не обидно. Хотя нормальная девушка на ее месте уже давно бы надулась и сказала бы, что Кацуки дурак. Кацуки мысленно хмыкает. Моясу и «нормальная» — вещи мало совместимые. Он в этом убедился еще давно, когда узнал о ее лжи насчет смерти Изуку. Здравомыслящий человек так не поступил бы. — Все вместе, — бросает Кацуки. — Отъебись уже от меня. И не ходи за мной, — добавляет он, заметив, что Моясу продолжает следовать за ним. Моясу закатывает глаза и издает короткий смешок. — Так мне же тоже надо в академию. Мне придется идти за тобой. Они подходят к автобусной остановке. Кацуки скрещивает на груди руки и устремляет взгляд в сторону, откуда должен появиться нужный автобус. Моясу крутится рядом, но на удивление молчит. Кацуки старается не думать об этом, чтобы не сглазить. Но само ее присутствие раздражает так, что хочется размозжить ее бесящую голову об асфальт. Кацуки крепче сжимает руки на груди. Нет, он еще не совсем умом тронулся, чтобы средь бела дня избивать девушку на улице. Найдется не мало защитничков, которые встанут на сторону Моясу и посчитают Кацуки психом и моральным уродом. «Как можно бить такую милашку? — скажут эти придурки,» — мысленно передразнивает он воображаемых защитников. — «Ага, как же, милашку. Знали бы они, что она за сволочь, по-другому запели бы…» Наконец, заревев мотором, появляется автобус. Автоматические двери раскрываются, и Кацуки спешит забежать внутрь, чтобы затеряться в битком набитом транспорте. Кажется, ему удалось оторваться от Моясу, потому что рядом ее нигде нет. Он выдыхает с облегчением, поворачивает голову к окну и смотрит на мелькающие за стеклом облетевшие деревья с сухими изгибами сучьев, на несущиеся мимо машины и на здания. Кацуки решает выйти на пару остановок раньше и пройтись до академии пешком — Моясу вряд ли предугадает это и поэтому не последует за ним. Кацуки понимает, как сильно он ошибся в стремлении Моясу преследовать его, когда выходит из автобуса, слышит звуки закрывшихся дверей и заработавшего мотора. Делает несколько шагов вперед, пока голос за спиной не заставляет его замереть на месте, покрывшись коркой льда: — М-м, какая прекрасная погода, чтобы прогуляться пешком до академии! — и, судя по изменившемуся тону, Моясу потягивается. Кацуки оборачивается, и в его глазах вспыхивает пугающей силы огонь. — Ты… я же сказал тебе, не идти за мной, дура! — хрипит он. Моясу усмехается уголком рта. — А я и не иду. Говорят, ходить пешком полезно. Вот и хожу. И ты тоже решил пройтись пешком, да? Очень полезно. Кацуки стискивает зубы, издав утробное рычание вместо ругательств. Если будет на нее кричать, только хуже сделает. Моясу, видимо, только оно и нужно. Своими издевками и приставанием она лишь пытается привлечь его внимание — такой вывод делает Кацуки. Поэтому решает игнорировать до самой академии, где их пути наконец-то разойдутся. «Буду думать о чем-нибудь отвлеченном,» — решает он. — «Например… о том, как мы с Деку пойдем в горы. Если он согласится,» — добавляет мысленно Кацуки. — «Хотя, а чего ему отказываться? Он, наверно, ни разу нигде дальше Токио и не бывал. Маменькин сыночек,» — усмехается он. И тут же прикусывает язык. Главное такое не ляпнуть вслух при Изуку. Каблучки стучат в паре шагов от Кацуки за спиной. Моясу прячет озябшие, покрасневшие от холодного воздуха ладони в карманы куртки и насвистывает под нос веселую песенку. Кацуки еле слышно фыркает. И с чего это у нее такое хорошее настроение? Тогда ничего хорошего не жди, и Кацуки весь напрягается, готовясь услышать какую-нибудь не очень хорошую новость, касающуюся Изуку. — А ты знал, что твой Мидория грабежом промышляет? — будто прочитав его мысли, спрашивает Моясу. «Она специально провоцирует меня,» — говорит себе Кацуки. Но эти слова все равно неприятным осадком остаются в его душе. А если Изуку и впрямь стал заниматься грабежом? Кацуки лишь кривит губы. Даже если и так — его это не касается. — За грабеж дают до семи лет, — продолжает говорить Моясу. — А за убийство — от пяти до… до пожизненного. А Мидория много кого убил… «Я это и так знаю!» — рычит Кацуки. — «Не надо мне тут уголовный кодекс цитировать! Поэтому… поэтому я, блять, и хочу защитить Деку, чтобы он не попался полиции. А ты мне только палки в колеса вставляешь! Когда ты уже отстанешь от меня?» — Опять молчишь… — произносит Моясу. — Так не интересно… «Конечно, не интересно!» — фыркает Кацуки. — «Поэтому ты тоже заткнись». И она и впрямь «затыкается». Молча идет следом, но Кацуки теперь раздражает ее взгляд, щекочущий спину. Он сжимает руки в карманах, сдерживая желание выбить ей, по крайней мере, один глаз. Кацуки проходит через ворота академии и решительным шагом направляется к зданию, как его хватает за плечо появившийся будто из ниоткуда Киришима. — Бакуго, утречка! Слушай, ты инглиш сделал? Можешь помочь мне с одной штукой, а я тебе в столовке чего-нибудь куплю… В любой другой ситуации он разозлился бы на одноклассника, но сейчас думает, что теперь-то Моясу точно отстанет от него. — Да-да, помогу, — рассеянно отвечает Кацуки, мысленно благодаря Киришиму. Он старается побыстрее уйти, но Моясу так просто не отпускает его. Оказывается совсем рядом и заглядывает в лицо ошарашенному и вмиг покрасневшему в цвет волос Киришиме: — Бакуго-кун, это твой друг, да? — она мило улыбается, но Кацуки-то знает, какая гнилая душонка скрывается за этой улыбкой. А вот Киришима без понятия, поэтому в ответ тоже пытается улыбнуться. — Ты знал, какой он подонок? Изменяет мне с Деку! Кацуки застывает с приоткрытым ртом, но Моясу быстро уходит как ни в чем не бывало. Киришима долго смотрит ей вслед, а потом переводит взгляд на Кацуки: — Это че такое сейчас было? Кацуки и сам был бы рад узнать. У Моясу и впрямь не все дома, раз ляпнула такое. Но то, что она назвала Изуку его прозвищем, чтобы никто, кроме них двоих не понял, про кого они говорят, заставляет Кацуки почувствовать легкую благодарность. Он стискивает зубы, подавляя это чувство. «Вот еще, благодарить ее за то, что она вообще не должна была делать!» — Че слышал, — бурчит Кацуки, сбрасывая с плеча чужую руку. Он шаркает ногами, идя в сторону академии. А Киришима продолжает стоять на месте, все еще шокированный. Потом, хлопнув себя пару раз по щекам, бежит следом. — Ты серьезно изменяешь этой милашке? — спрашивает Киришима, догоняя Кацуки. — Ну, ты тот еще говнюк. Будь у меня девушка, я бы никогда… Да ты и не говорил, что у тебя есть девушка! Или уже «была»? Кацуки закатывает глаза и сдавленно рычит. — Заткнись уже. Все настроение испортили. В классе Кацуки пихает в руки Киришиме тетрадь с домашним заданием, лишь бы тот заткнулся. Он роняет голову на парту и закрывает глаза, чувствуя себя морально вымотанным.***
Эри заходит в медкабинет, ее за руку держит Яги. Она взглядом натыкается на сидящую на койке Урараку. Та, лишь заслышав их шаги, поворачивает к ним голову и широко улыбается. Поднимает руку и в приветственном жесте машет ей. — Урарака, как чувствуешь себя? — спрашивает Яги, присаживаясь на край койки чуть дальше от девушки. Та делает неопределенное движение плечом. — Неплохо, только… переживаю немного. Яги по-доброму усмехается и произносит успокаивающим тоном: — Ничего, постарайся успокоиться. Эри тоже чувствует легкое беспокойство, которое постепенно заполняет собой все ее существо. Сегодня от нее зависит будущее Урараки, и, если все пройдет, как и планировали Яги с Шузенджи, девушка исполнит свою мечту и станет настоящим героем. Ведь герои не смогут исполнять свой долг без причуд. Эри опускает взгляд и смотрит на свои ладони, от волнения вспотевшие и похолодевшие. Она невольно слышит в голове голос Яги, вспоминает их разговор накануне вечером: — У нас есть план по возвращению причуды Урараке, — неожиданно сказал он. Опустил книгу, которую держал в руках. Эри, сидевшая на диване, невольно придвинулась к нему ближе, вся во внимании. — План? Ого… а как вы это хотите сделать? Эри не раз думала о том, что она сама хотела бы помочь Урараке. Но у нее не было ни единой идеи того, как это сделать. Шузенджи и Изуку научили ее, что для того, чтобы использовать свою силу, нужно представить человека в том состоянии, до которого она должна отмотать время. Если у человека сломана рука — представить, что она у него еще здоровая. И со всеми другими частями тела то же самое. Помогая Шузенджи в медкабинете по мелочи, Эри уже хорошо освоила свою причуду и быстро излечивала незначительные царапины и ушибы. Но что такое причуда и как ее вернуть? Эри понимала, что ее причуда — это часть ее организма, неотъемлемая часть ее жизни, но как она ни пыталась представить ее, у нее не получалось. Она рисовала в воображении, что это какая-то магия, как те сверхспособности, которые она видела в мультиках. Но все равно Эри казалось, что это немного не то, природа причуды несколько иная, чем простая магия. — Ты попробуешь вернуть Урараку в то состояние, когда у нее еще была причуда, — произнес Яги. — Я? — переспросила Эри. — Но как? — Я пока тоже не знаю, — покачал он головой. — Но у Шузенджи-сан есть кое-какие идеи, как она сказала. Завтра, когда у Урараки закончатся уроки, мы попробуем вернуть ей причуду. — А если не… получится? — неуверенно протянула Эри, побледнев. В душу закрался страх, что она своей силой может навредить Урараке. — Не буду врать, но шансы на успех и на провал равны, — честно ответил Яги. — Но даже если ничего не получится, все останется так, как есть. Ты не навредишь Урараке, это точно, — будто прочитав ее мысли, добавил он. «Не наврежу?» — думает Эри, продолжая смотреть на свои руки. Она помнит, как из-за ее отчаянных попыток сбежать из плена в «Восьми Заветах» Чисаки хладнокровно убивал своих подчиненных, которые должны были охранять ее. Чувство вины вновь обжигает ее огнем, и мурашки пробегают по спине. Эри жмурится, с шумом выдохнув. — «Но Яги-сан сказал, что я не наврежу, а он не будет мне врать, так ведь?» Дверь в медкабинет открывается, и Эри поворачивает голову ко входу. Маленькими шажками к ним подходит Шузенджи. Она в своем обыкновенном белом медицинском халате, в руках держит трость, на которую опирается. Яги тут же поднимается и кланяется ей, на что та отвечает кивком. Урарака тоже хочет встать и поклониться, но Шузенджи жестом просит ее сидеть на месте. — Не надо церемоний, — и обращается к Яги. — Все готово? — Да, — отвечает он. — Думаю, надо начинать. Урарака, ты как, настроилась? — поворачивается он к девушке. Та, сглотнув, заставляет себя улыбнуться и кивает: — Настроилась. Давайте начнем. Хочу побыстрее… избавиться от чувства неизвестности. Эри даже на расстоянии чувствует, что ее нервы натянуты, как струна. Неверное движение — и они со звоном лопнув, порезав в кровь пальцы. — Что ж, приступим в таком случае. Шузенджи подходит к сидящей на койке Урараке и жестом зовет к себе Эри. Та подходит к ней и встает прямо напротив девушки. Невольно заглядывает в ее карие глаза, нервно забегавшие по стенам медкабинета. Кожу сковывает холод волнения. — Помнишь ощущение, которые ты испытываешь, используя причуду? — спрашивает Шузенджи. Эри кивает. — Теперь тебе нужно представить не здоровую часть тела Урараки, а то, как она использует свою причуду. Эри поднимает неуверенный взгляд на Шузенджи. — Но я не знаю, какая у нее причуда… — Невесомость, — и Урарака тут же добавляет, увидев отразившееся в глазах Эри недоумение: — Я заставляю предметы парить в воздухе. Представь, что… — она смотрит по сторонам, нахмурившись. Потом достает из внутреннего кармана пиджака телефон и кладет на колени. — Представь, что я использую причуду, и мой телефон парит в воздухе. Эри кивает, немного поняв, что за причуда у нее. Шузенджи на секунду касается ее плеча, успокаивающе сжав его. И тут же отпускает ее. Эри закрывает глаза, зажмурившись. Она чувствует невероятное давление ответственности, что вот-вот раздавит ее хрупкое детское тело. Но отступать некуда. Эри хотела стать героем, помогать людям. И сегодняшнее «задание» по возращению причуды Урараки — один шаг на пути становления героем. Надо сделать его смело и без сомнений. Герой не должен сомневаться или колебаться — так говорил Яги. — Удачи, — шепчет Яги, но Эри уже слышит его голос так, будто он находится невероятно далеко, за пределами ее сознания. Воображение старательно рисует в голове образ Урараки, и лоб начинает сначала слегка, а потом сильнее гореть, вспыхивает ярким светом рог. Эри поднимает руки и наощупь находит плечи девушки, несильно сжимает их. В темноте закрытых глаз появляется фигура Урараки, над ладонью которой парит телефон, эта прямоугольная штука, которую Эри впервые увидела у Яги, но так и не знает, для чего он нужен. Урарака издает еле слышный вздох, когда волосы девочки резко поднимается вверх как под порывом ветра, а рог вспыхивает еще ярче. Эри открывает глаза, почувствовав, что плечи под ее руками как будто отдаляются, тем самым потянув ее на себя. Она отдергивает руки, увидев, что Урарака медленно заваливается назад и наконец падает спиной на койку. Ее глаза закрыты, губы мелко вздрагивают, а на лбу выступает испарина. Эри отшатывается, и в ее взгляде отражается ужас. Сердце испуганно бьется в груди, а все внутри холодеет. «Я что-то сделала не так?» — с отчаянием думает она. К горлу подступают слезы, которая она тут же старается проглотить, чувствуя горечь на языке. — «Я навредила Урараке?» Шузенджи и Яги мигом оказываются рядом с Ураракой. Шузенджи берет ее за руку, прикладывает указательный и средний палец к запястью, и ее губы еле заметно шевелятся. Яги касается ладонями ее щек, легонько поворачивает ее голову то вправо, то влево, внимательно и с волнением осматривая. — Шузенджи-сан… Яги-сан… я… — бормочет Эри, перепугавшись и сжавшись в комок. От чувства вины, сдавившего ей горло и перекрывшего воздух, ей хочется уменьшиться до крошечного размера и исчезнуть. Шузенджи оборачивается, и ее губы трогает легкая улыбка. — Не волнуйся, ничего страшного не произошло. Урарака просто потеряла сознание. Ты не сделала ничего плохого. Давай уложим ее нормально на койку, — обращается она к Яги, указав на свисающие на пол ноги. Они осторожно кладут Урараку, ее голова оказывается на подушке. Эри вглядывается в ее лицо, побледневшее и такое умиротворенное, что она сама начинает понемногу успокаиваться. Но в голове крутится беспокойный вопрос — а получилось ли у нее вернуть причуду? Шузенджи отходит к шкафу, в котором она хранит разные медицинские принадлежности. Со скрипом натягивает на руки одноразовые перчатки, смачивает ладони спиртовым раствором, неприятный запах которого ударяет в ноздри Эри. Та морщится, но продолжает внимательно следить за каждым движением Шузенджи. Она, тем временем, возвращается к Урараке, трет ее указательный палец влажной ваткой, а потом, сжав острую иглу, быстро укалывает ей подушечку пальца. На коже выступают бисерины крови, которые Шузенджи, бросив на пол иглу, собирает на прямоугольный кусок стекла. На прозрачной поверхности остается несколько следов размазанной крови. — Зажми этим палец, — говорит Шузенджи, протянув Яги кусочек ватки. Тот тут же берет Урараку за руку, ваткой накрывает уколотую подушечку пальца. Ватка впитывает кровь, и на ней образуется темно-бордовая точка. — Я сделаю анализ крови на наличие причудного гена. Эри сглатывает, смотря вслед ушедшей за ширму Шузенджи. Потом переводит взгляд на Яги. Тот явно нервничает, его руки заметно дрожат, а глаза бегают из стороны в сторону, не задерживаясь ни на чем дольше одной секунды. — Яги-сан… — наконец решается она заговорить. — С Ураракой же все будет нормально?.. Тот поднимает на нее взгляд, нахмурившись. — Думаю, да. Она же всего лишь потеряла сознание. У меня есть подозрения, что она может… Он не договаривает, потому что Урарака издает еле слышный стон. Эри вздрагивает и поворачивается к ней всем телом, взволнованно вглядываясь в лицо. Та медленно приоткрывает глаза, смотрит на потолок, громко дыша ртом. Потом переводит взгляд на Яги, который склонился над ней, и на Эри. — Урарака, как ты себя чувствуешь? — дрогнувшим голосом спрашивает он. Губы Урараки беззвучно шевелятся, потом изо рта вырывает тихий хрип. Она кашляет и произносит: — Не понимаю… где я? Яги берет Урараку за руку, чуть сжав ее. — Что было последним, что ты помнишь? Урарака хмурится, напрягая память. — Я была на улице, шла после уроков. Я споткнулась… на коленке была царапина. Я кого-то задела и поэтому упала… А потом этот парень перевязал колено моим платком. Такой добрый и красивый, и… А потом я оказалась почему-то здесь. И кто эта… девочка? — она переводит взгляд на Эри, заставив ту вздрогнуть всем телом. «Она не помнит ничего, что было до этого? Она и меня забыла?» — не понимает Эри. — «Я стерла ей память? Опять я сделала что-то не так?..» — Значит, именно в тот момент она и потеряла причуду… — бормочет себе под нос Яги так тихо, что Эри, стоящая рядом, с трудом слышит его. И добавляет чуть громче: — Я тебе чуть позже расскажу, кто это. Можешь, пожалуйста, описать того парня, который помог тебе? Урарака кивает и немного морщится, с шумом сглотнув. Яги тут же машет рукой, забеспокоившись: — Если плохо себя чувствуешь, то отложим наш разговор! Отдохни как следует и… — Нет, — мотает головой Урарака. — Я в порядке. Я не запомнила его лицо, я и не смотрела… Я помню лишь большие зеленые глаза, невероятно добрые. Взгляд был такой… как будто встретила вас, Всемогущий. Он, наверно, был героем. Хотя точно помню, что у него не было геройского костюма или чего-то такого… «Добрый взгляд? Зеленые глаза? Совсем как у мамы…» — мелькает в голове Эри. — «Но он бы так не поступил! Я уверена!» Яги хмурится, опустив голову. — Нет, Урарака, это был не герой. Это мог быть злодей, — и чуть слышно добавляет: — Как я предполагал… — Чт… — выдыхает она, и ее глаза округляются от изумления. Она хочет произнести что-то еще, но Яги не дает ей это сделать. — Тебе лучше отдохнуть. Я позже объясню тебе, в чем дело. — Х-хорошо, — одними губами произносит Урарака. Эри оборачивается, услышав за спиной шаги. Она видит появившуюся из-за ширмы Шузенджи. Та внимательно смотрит на очнувшуюся Урараку, подходит к Яги и тихо произносит: — Она очнулась? Я нашла в ее крови причудный ген. На этот раз это ее собственная причуда. Значит… — У малышки получилось, — невольно улыбается Яги. Эри, услышав это, чувствует, как ее сердце радостно трепещет в груди. Мурашки пробегают по всему телу. Она помогла человеку, ее причуда способна не только излечить раны, но и вернуть утраченную силу. На щеках вспыхивают точки румянца, и она широко улыбается. Изуку точно будет ей гордиться, ведь она научилась так хорошо контролировать свою причуду. Яги поворачивается к Эри и порывисто обнимает ее, прижав к груди. Та, вздрогнув, обнимает его в ответ. — Ты хорошо постаралась, малышка, — шепотом произносит Яги. — Хочешь чего-нибудь сладкого, чтобы отпраздновать твой успех? Эри отстраняется от Яги и заглядывает ему в лицо. И уточняет: — Можно все что угодно? Все-все? Яги усмехается и гладит Эри по голове, взлохмачивая волосы: — В пределах разумного, конечно. — Тогда я хочу… — она задумывается, коснувшись указательным пальцем подбородка. — Хочу… Яблочный пирог, можно? — Конечно, можно, — кивает Яги. — Тогда решено — когда пойдем домой, зайдем в кондитерскую и купим самый вкусный яблочный пирог! Эри радостно кивает, но, посмотрев в лицо Яги, невольно вздрагивает. Странное чувство захватывает ее душу, когда она видит беспокойство в его глаза. «Все-таки что-то не так…» — догадывается она и ощущает неприятную резь в животе от волнения. Она смотрит на Урараку, но та лежит с закрытыми глазами, не двигается, и по ее ровному дыханию понимает, что та уснула. Ее мысли подтверждает Шузенджи, склонившаяся над Ураракой и произнесшая: — Она уже спит. Ты с ней разговаривал? Ее сознание не было искажено или что-то такое? Она узнала тебя? — Меня да, но… есть кое-что… Шузенджи-сан, отойдем? — тихо произносит Яги. Та кивает, и они выходят из медкабинета. Эри сглатывает. Бросает быстрый взгляд на спящую Урараку. Пытаясь сдержать неровное, сбитое дыхание и бешено стучащее в груди сердце, на цыпочках подходит к двери. Подслушивать нехорошо, но ей невероятно интересно, что же такое произошло с Ураракой. Ведь это касается и ее самой — вдруг это по ее вине она не помнит ничего, что произошло до этого дня? Эри прислушивается. Из-за двери доносится приглушенный голос Яги: — Проблема в том, что она не помнит ничего, начиная с того момента, как потеряла причуду, и до сегодняшнего дня. — Вот как… — протягивает Шузенджи. — Я это и предполагала. Эри сглатывает, чувствуя дрожь в коленях. Она знала, что может произойти такое? Яги тоже изумляется, спрашивает дрогнувшим голосом: — В каком это смысле? Шузенджи тяжело вздыхает и отвечает: — Причуда неразрывно связана с сознанием, если это не мутация. Поэтому если вернуть тело в состояние, когда причуда еще была, это должно повлиять на сознание, на память. Я думала, что будет еще хуже, но она всего лишь не помнит ничего, что происходило с ней после потери причуды. — Но почему такого не происходит, когда Эри лечит раны? — Потому что она воздействует только на рану. Это никак не связано с мозгом. С причудами все куда сложнее. Но я рада, что все закончилось хорошо. Тебе надо будет как можно тактичнее рассказать Урараке обо всем, что она забыла. — Я знаю. Я сейчас позвоню родителям Урараки и сообщу, что она останется у тебя в медкабинете, пока полностью не отдохнет, — произносит Яги. Эри слышит звук удаляющихся шагов, значит, он отошел позвонить родителям Урараки. Она решает вернуться обратно к койке, чтобы никто не заподозрил ее в том, что она подслушивала. Эри мало что поняла из слов Шузенджи про сознание и причуды, но теперь чувствует себя спокойнее, ведь в случившемся точно нет ее вины. Она переводит взгляд на спящую Урараку и улыбается, глядя на ее бледное лицо. Надо запомнить это приятное чувство осознания того, что ее причуда способна помогать людям, приносить им счастье. Вскоре возвращается Яги. Он подходит к Эри и, взяв ее за руку, говорит: — Уже поздно, малышка, да и ты, наверно, устала. Пойдем домой, а Урарака пока отдохнет тут. Шузенджи-сан приглядит за ней. — Хорошо, — кивает Эри. — За яблочным пирогом пойдем? Яги улыбается и кивает: — Куда уж без него.***
Изуку подходит ближе к краю крыши, поглядывая вниз. Отсюда отлично видно академию, а их никто не видит. Мало ли что делают на крыше многоэтажки парень шестнадцати лет в рваном пальто, будто с чужого плеча, и взрослый мужчина, вооруженный до зубов. — Чизоме-сан, только давайте не убивать на самом деле заложника, — говорит Изуку. — А чего это ты такой милосердный стал? — косится на него Чизоме. — Не милосердный, — мотает тот головой. — Нам же просто отвлечь Всемогущего нужно, только и всего. А если убьем, будут считать вас обыкновенным злодеем, который убивает просто так людей. Из прихоти. А вы делаете это ради лучшего мира, и гражданских не трогаете, только фальшивок. Чизоме усмехается. — Пытаешься защитить мою честь? Ну, спасибо. Да и я не собирался никого убивать. Только если придушить немного, чтобы заложник сознание потерял. Изуку пожимает плечами. Можно и так поступить. Он сжимает пальцами металлическое ограждение, стоящее по периметру крыши. И нервно вглядывается в ворота академии. Уже смеркается, и студенты давно разошлись по домам. Изуку даже с замирающим сердцем увидел в толпе — или ему это лишь показалось? — светлые волосы Кацуки, но сейчас у него нет времени отвлекаться на него. Становится скучно ждать. Чизоме за часа два, которые они провели на крыше, успел с десяток сигарет выкурить. Но не возмущается. Возможно, он и сам хочет вернуть «домой» Эри. Изуку вздрагивает, щурится, всматриваясь в появившуюся фигуру. Он подается вперед. Тощий мужчина выходит за стены академии и за руку ведет ребенка, девочку с двумя раскосыми хвостиками. Изуку облизывает пересохшие и искусанные от нетерпения губы. Это точно Всемогущий и Эри. — Чизоме-сан, они вышли, — произносит Изуку, и Чизоме мигом оказывается рядом. — Вон там… — Этот дрыщ — и Всемогущий? — недоумевает Чизоме. — Я помню его совсем другим. — Нет, это именно Всемогущий. Только… не в геройской форме. Это его причуда изменяет его внешность. — Ничего себе, — присвистывает Чизоме. — Никогда бы не подумал… Все, нечего языком чесать, а то он уйдет. Изуку кивает, натягивает на нос маску, так что между капюшоном и тканью лишь сверкают решимостью сощуренные глаза. Изуку прячется в толпе, не сводя взгляда с Эри. Она в десятке метров от него, их разделяет нет ничего, но просто взять и схватить ее он не может. Если Всемогущий использует причуду и нападет на него, он вряд ли даже успеет выстрелить. У этого героя не только огромная физическая сила, но и запредельная скорость. Одна надежда на Чизоме — если что пойдет не так, он остановит его своей причудой — но нужно успеть ранить Всемогущего. Изуку сводит брови на переносице. Они с Чизоме разделились, и теперь он лишь ждет его сигнала — когда тот появится и схватит первого попавшегося прохожего. Такой был у них план. Но выйдет ли их авантюра? Что если… Изуку мотает головой. У Чизоме намного больше боевого опыта, он имел дело с разными героями, так что должен справиться. А Изуку должен не проморгать нужный момент и успеть схватить Эри. Среди прохожих он наблюдает странное смятение и замешательство. Изуку привстает на цыпочки и видит, как сверху на толпу прыгает Чизоме, и на губах мелькает улыбка. Он приземляется на ноги, и шипы на ботинках со звоном ударяются об асфальт. Секунду, долгую секунду показавшуюся вечностью, ничего не происходит, но потом, вскрикнув, кто-то бросается в сторону с воплем: — Убийца Героев! Чизоме хватает первого попавшего прохожего, притягивает к себе за шиворот. Лезвие катаны касается задрожавшей шеи женщины, которая поднимает глаза вверх и, хрипло и судорожно дыша, покорно ждет своей участи. Ее причуда — ее лицо в мгновение ока окрашивается сначала в синий, потом принимает зеленоватый оттенок, превращаясь в желтый, и возвращается к естественному, но побледневшему цвету кожи — никак ей не поможет. Да и окружающие не спешат ей прийти на помощь, кто-то пятится, не отрывая взгляда от оружия. А кто-то просто бросается прочь. Изуку сглатывает и смотрит на Всемогущего. Он весь сжимается, глядя, как тот приобнимает за плечо испугавшуюся Эри, успокаивая ее. «Ну, давай, действуй… герой,» — шипит он. — Есть тут настоящие герои? — выкрикивает Чизоме, и лезвие чуть не оставляет алую полосу пореза на шее девушки, забившейся в панике, как бабочка, пойманная в сачок. — Есть тут те, кто спасет эту невинную женщину? Или я прав, и вы все фальшивки? — Герои, тут есть герои? — хрипит женщина, и на ее глазах выступают слезы. Изуку становится даже отчасти жаль ее. Но он прикусывает губу и вновь переводит взгляд на Всемогущего. Тот не двигается с места, плечи приподнимаются в напряжении. Эри поднимает на него взгляд, но понять ее выражение лица Изуку с расстояния не может. «Чего же ты ждешь?» — не понимает Изуку, но вдруг осознание пробирает его насквозь электрическим разрядом. Всемогущий не хочет, чтобы люди видели, какой он настоящий. А если он сейчас использует причуду, все узнают правду. Лучшим решением для него было бы уйти отсюда, но Изуку догадывается, почему тот не делает этого. Либо и в самом деле хочет спасти женщину и теперь отчаянно пытается найти способ не раскрыть свою личность. Либо же все дело в Эри — если он так сильно повлиял на нее, вдолбил в голову, что герои хорошие, то должен теперь сохранять образ «хорошего». — Неужели тут нет одного героя? — деланно удивляется Чизоме. Изуку изумляется, как тот хорошо вжился в роль, которую они разыгрывают специально для одного-единственного зрителя. — А бывало, куда ни плюнь — одни герои? Или вы зассали идти против Убийцы Героев, а, фальшивки? Он запрокидывает голову и издает громкий хохот, а лезвие от этого движения все-таки задевает шею, и на коже выступают крошечные бисерины крови. Женщина делает глубокий вдох, смертельно побледнев, и уши закладывает от ее леденящего душу вопля. Всемогущий сжимает руку в кулак, брови сводятся на переносице, и под глазами пролегают более резкие и глубокие тени. Изуку не может сдержать довольной улыбки, хотя все равно за тканью маски ее не видно. Лишь странный, безумный блеск в глазах мог бы выдать его эмоции. Пусть их план и провалится с треском, если герой ничего не предпримет, но Изуку доволен тем, что он не ошибся во Всемогущем. И тот действительно не достоин быть героем. По шее женщины тонкой струйкой стекает кровь из царапины. На лбу Всемогущего выступают капли пота, а на скулах ходят желваки. Изуку хрустит костяшками пальцев при виде этой картины. «Как же ты теперь поступишь, а, Всемогущий?»