Наваждение

Странным кажется то, что ничего, по большому счету, и не изменилось. Графики обоих загружены как общими, так индивидуальными проектами, чаще все, на что хватает сил – это сон. Порой в обнимку – из Према получается совершенно прекрасная подушка, а что храпит – так Бун подозревает, что он тоже. Бун тешит себя надеждой, что они не особенно привлекают к себе внимание коллег, по крайней мере, те никак не дают понять, что заметили перемены в их отношениях. Хорошо бы так и оставалось… Даже если Бун смог осторожно поверить в попытку создать что-то долговечное для них двоих, он не готов пока делиться этим с кем-то. Настолько не готов, что даже с семьей пока не делится, хотя начинает это допускать, по крайней мере, как идею для обозримого будущего. А кроет Буна по-прежнему, как в первый раз. Благо, теперь он знает, что это не свободное падение в неизвестность, теперь его держит Прем, и поэтому разваливаться на части не страшно. Это между ними, только на двоих. В последний раз, когда расписание не очень-то и позволяло, но желание перекрыло все порывы здравого смысла, они ввалились в номер, как пьяные, на драйве после выступления, и Прем прижал его к двери, вклинился бедром между ног, и они целовались, почти съедая друг друга, некрасиво, жадно. А потом Прем зажал его рот рукой, и творил что-то совершенно непотребное, покусывая кожу чуть ниже ключиц. А потом Прем перехватил его запястья и Бун снова начал выпадать из реальности. Было жарко, и сладко, и слишком много и недостаточно, и хорошо, что у Према хватило самообладания все-таки дойти до кровати. И хорошо, что у них обоих хватило ума потом отодвинуть испачканные простыни, иначе утро оказалось бы совсем не таким добрым… Менеджеры не комментируют, хотя эти точно в курсе. Буну очень сильно хочется верить, что так и останется, даже с ними обсуждать это словами он категорически не готов. Что там, даже с Премом – пусть он уже не опасается крушения всего, самая суеверная его часть боится неосторожным словом что-то спугнуть. Пусть уж идет, как идет, а там очень далеко, очень сильно когда-нибудь, может быть… Может быть… – Ты опять слишком много думаешь, Пи? Прем легко дергает Буна за прядь волос, вытягивая из круговорота мыслей. Целует скулу легко, почти невесомо. – Пи, у меня есть несколько интересных идей… Но понадобится все твое внимание. Сегодня вечером или завтра утром? Вот опять, Прем еще ничего не сделал, а по крови Буна уже растекаются искры желания. Какое завтра. И Бун подвигается ближе, прижимая к себе, обнимая руками и ногами, облизывает чувствительное ухо (он все еще кайфует до одури оттого что узнает эти места), и шепчет в него же: – Сегодня, все сего.. И не договаривает, потому что на самом деле Прем ожидаемо тоже уже на взводе, и Бун уже знает, что контроль того тоже может улететь стремительно, и вот Прем уже целует его, голодно, на грани боли. С явным трудом отрывается, и спрашивает почему-то шепотом: – Ты же мне доверяешь, Бун? – Смеешься? Самому страшно, насколько, – тут Бун понимает, что и сам шепчет в ответ, потому что голос безбожно сел. – Если передумаешь, то сигналь… Как-нибудь. И это все предупреждение, которое он получает. Это, и череду поцелуев, снова кусачих, заставляющих поджиматься пальцы на ногах. Они двигаются в сторону спальни, снимая одежду, и бросая ее, куда придется, кажется Бун слышал треск ткани – и остатками уплывающего от кайфа мозга он надеется, что это не любимая толстовка. Прем толкает Буна на кровать, и тут же накрывает его собой сверху. Снова целует, а затем ловит руки, уже коснувшиеся почти паха, и замирает. Смотрит темным, голодным взглядом, на руки, и Буну в глаза, и Бун просит, сам не зная чего: – Прем, пожалуйста, пожалуйста… – Жди так, - выдыхает Прем. И Бун ждет, не двигаясь, замерев, как загипнотизированный зверек. Резко нехватает ощущения кожи к кожи и уже знакомого давления, благо, возвращается Прем быстро. Целует жадно, глубоко, и отстраняется с пошлым звуком. И шепчет хрипло: – Ты же помнишь Пи, ты можешь отказаться. И вяжет запястья Буна галстуком, не туго, но крепко, и у Буна темнеет в глазах. А Прему того как будто мало, и проверив крепость узла, он выцеловывает запутанные тропинки сперва по предплечьям, а потом по плечам, одному и другому, пока не доходит до этого самого чувствительного места, возле самой шеи, и впивается туда без всякой пощады. – Прем.. Ахххх! Прем я сейчас!... Прем отстраняется, достаточно чтоб окинуть Буна жадным, голодным взглядом, и Бун невольно думает о том, как он выглядит сейчас, совершенно отчаявшийся и беспомощный, и от этой мысли все становится только горячее, жар течет по его венам, собираясь в паху, заставляя выгибаться в поисках большего трения. А Прем будто читает его мысли, и взгляд его только темнеет. Он наклоняется и шепчет Буну прямо в ухо, прикусывая его, будто между делом. – Неужели, детка? Уже? Кончишь только от моих поцелуев, вот так, связанный, беспомощный, принимающий все, что я тебе дам? – Прем, пожалуйста… Это странно даже для него, кроет почище, чем в первый раз, но в тоже время все кажется странно правильным. – Давай, малыш, можешь кончить, покажи мне, как тебе это нравится. Прем снова возвращается к любимому участку кожу у основания шеи – завтра там точно будет синяк, но сегодня Буну плевать. Как будто разрешение – это все, что было ему нужно, и освобождение заставляет почувствовать себя почти парящим, пока удовольствие накрывает волнами. Бун как будто выключается на некоторое время. А потом возвращается, медленно, мир все еще чуть размыт на периферии, но Према он видит ясно. Прем тяжело дышит, и взгляд у него тоже тяжелый. И этот взгляд – единственное предупреждение, которое он получает, когда Прем спускается ниже и начинает вылизывать его испачканный живот. Бун только стонет. Это не должно быть так горячо, но, что ж, он снова начинает возбуждаться, будто ему снова пятнадцать. А Прем как будто урчит, как большой кот, и полностью очистив живот, переходит к бедрам, где он уже не так нежен, и больше кусает, чем лижет. И если раньше Бун не знал, что язык у него под коленкой может заставить его вскрикнуть и задрожать, чтож, теперь он знает. Когда Прем отрывается, Бун снова полностью возбужден. Но Прем снова игнорирует самые жаждущие прикосновений части, одной рукой он прижимает связанные запястья, и целует Буна. Легкий привкус горечи собственного вкуса заставляет Буна скулить в поцелуй, и выгибаться, стараясь оказаться поближе. Но Прем слегка отодвигается, не давая такого необходимого трения. – Сможешь быть хорошим мальчиком, Бун? Кончишь только когда я тебе разрешу? Бун отчаянно кивает. Когда Прем говорит с ним таким голосом, он согласен вообще, абсолютно на все что угодно. – Руки держи там же, – ровно говорит Прем. А потом Буну кажется, что он немного сошел с ума, потому что Прем одним движением, медленно седлает его. Он явно готовился заранее, но это тоже мысль для другого раза, сейчас он прикладывает все свои силы, для того чтобы не кончить в одну минуту от охватывающего его жара. Прем выглядит как воплощение греха, а стонет и вовсе запретно, особенно, когда Бун начинает медленно покачивать бедрами, встречая движения Према. Бун пытается что-то сказать, но кроме всхлипов, слова не собираются. Прем продолжает двигаться, что-то бормочет, но ничего, что Бун бы мог разобрать. Облизывает ладонь, и резкими, быстрыми движениями скользит по своему члену, другой рукой сжимая сосок. Он двигается все быстрее, и Бун старается не отставать, хотя из его положения это сложно. Кончая, Прем сжимает его особенно сладко, но каким-то чудом Буну удается сдержаться, и не соскользнуть в оргазм вслед за ним. Он чувствует себя натянутой струной, он почти, почти… Прем смотрит на него с каким-то совершенно новым выражением в глазах, и один этот взгляд почти отправляет Буна за край, но он снова удерживается, только стонет и дрожит уже крупной дрожью. – Какой послушный.. Такой хороший для меня. Теперь можно. Кончай, Пи. И Буна накрывает так, как ни разу до этого.