Пока не кончится зима

Уместившись с озябшими ногами на табуретке между стеной, холодильником и столом — в самом укромном уголке этой вселенной — и натянув и без того растянутый свитер на колени, Андрей жевал неизвестно какое по счёту печенье и рассматривал подоконник с узорами из потрескавшейся краски. Под светом маленькой и почему-то красной ночной лампы они казались целой историей, почти комиксом, нужно было только дорисовать образы у себя в голове. Одно сколотое пятно точно было похоже на девицу с развевающимися волосами, а второе, побольше — на медведя, ну или волка, отчего фантазия никак не хотела сидеть смирно. Вот у него всегда так — история рождается сама собой, когда никто её не зовёт, не ждёт и не вымучивает — и всегда как назло нет тетрадки под рукой. Хотя, это у него всегда так раньше было, не придумывал он ничего уже очень давно, и нахлынувшее на него вдохновение даже удивило немного. Он считал, что разучился, и творить, и жить разучился, но вот сейчас вдруг оказалось, что нет, его слабо соображающий мозг выдавал новые идеи. Не отрывая взгляда от ожившей для него одного картинки, Андрей на ощупь стащил ещё одно печенье со стола и уже почти закусил, как невольно подпрыгнул от произнесённого прямо над его макушкой: - Вкусное, да? Лёхино любимое. Рука сама быстро сунула ненадкусанное назад в пакет, и грудь сдавило чувство вины — он что-то даже и не подумал, а можно ли ему тут хозяйничать, просто так получилось, так захотелось сильно, а теперь Андрей даже и не знал, сколько успел сожрать. Чужого. Не делают так, это главное правило — без спроса не трогать — а тут у него что-то совсем извилины распрямились, похоже. Паника уже собиралась тошнотой подкатить к горлу, но Миша перехватил андрееву ладонь своими двумя и принялся ласково поглаживать её большими пальцами, приговаривая: - Ты чего? Ешь на здоровье, Дюш, Лёха ещё возьмёт. Ты вообще, может, нормально поешь? Ты голодный? Или бутер, может? Будешь? Андрей быстро замотал головой, поднимая наконец глаза на своего альфу — вот из-за него Андрей и перестал бояться. Миша улыбался одними губами, так тепло и заспано, всё ещё щурился и моргал даже при таком тусклом освещении, но так смотрел, как на драгоценность какую-то. Андрей сам переплёл пальцы с мишиными и, упрашивая Мишу шагнуть навстречу, прижал его руку к своей щеке и вдохнул поглубже, не отводя взгляд — какой же Миша у него красивый. В эту минуту он думал о том, что ему невероятно повезло встретить этого альфу, такого доброго и заботливого, ну с чего бы вдруг Андрею так повезло? Нацепивший, судя по всему, что успел — первые попавшиеся из общей кучи трусы — Миша смущённо лупил свои огромные глаза в ответ и не смел шелохнуться, пока Андрей в полумороке тёрся щекой, и виском, и носом о его хвойную кожу и любовался его взволнованной грудью и худыми, но крепкими плечами. То, что между ними сегодня — а может, уже вчера? — случилось, Андрей помнил очень смутно, пожалуй, только очертаниями и ощущениями, но зато какие это были ощущения. Он и знать не знал, что так бывает, что не страшно, не больно и не стыдно — это не сказки, что собственное желание быть именно с этим альфой может накрывать такой лавиной. С Мишей ему хотелось расщепиться на микрочастицы, чтобы смешаться с его душой и телом, чтобы ближе некуда, чтобы навсегда. Он скользнул взглядом по мишиному животу и по редким, едва заметным волоскам от пупка и ниже, не удержался и вздохнул так шумно, что самому неловко стало. Его опять развозило, от одного лишь запаха, от одного лишь вида. - Андрюш, - почему-то шёпотом проговорил Миша, вытаскивая свою руку из захвата, но продолжая поддерживать андрееву тяжёлую голову, - Андрюш, давай ты ещё поешь, да? Молока тебе погрею хотя бы, давай? Инстинкты не позволили бы ему сейчас сопротивляться своему альфе, к тому же то самое печенье с молоком звучало очень заманчиво, поэтому Андрей кивнул, соглашаясь, и отпустил Мишу возиться у плиты. Да, наверное, он всё-таки проголодался, но ему казалось, что на что-то сытное у него просто нет сил. Тёплое молоко его разморило, но он не сдавался, медленно хлопая ресницами — он вовсе не хотел вырубиться, ведь это бы означало упустить Мишу из виду. Мишу, который гладил его по волосам и бормотал что-то о том, чтобы Андрей не засыпал, а ещё поел и проглотил какую-то таблетку, и Андрей очень старался. Он так и льнул к мишиному животу, вдыхая и вдыхая, и наслаждаясь тем, что ему это всё было можно. Он был со своим альфой, и он так этого жаждал, что от простых ноток костра Андрей чувствовал, как у него между ног снова становилось влажно. Он поёрзал обнажённой пятой точкой по нагревшейся под ним табуретке, простонав куда-то в пах рядом стоящего Миши, и Миша всё же выковырял его из уютного угла и прижал к себе, обвивая всего руками поверх толстой кофты, а хотелось уже без неё вообще. - Как же ты пахнешь, Дюш, - Миша зашевелил губами прямо у самого уха, вынуждая Андрея вжаться в него со всей дури и заскулить тихонечко, чтобы он понимал, что творит, - Пойдём в ванную сходим, ладно? По-быстрому, нам обоим надо… Если альфа говорит «надо», значит, Андрей послушно за ним идёт. В тот момент для Андрея не существовало ничего такого, чего он бы делать не стал, потребуй Миша от него этого. Сущность омеги тревожилась воспоминаниями, как и в чём он был плох, как его бросали и отвергали, как ему говорили, что он ничтожество и не умеет удовлетворить альфу так, как должно, и он безумно боялся напортачить и здесь. Если бы Миша сказал нагнуться, Андрей бы сразу это выполнил, если бы Миша сказал встать на колени и раскрыть рот — тоже, не задумываясь о последствиях. Но Миша ничего не требовал, Миша помог ему выбраться из свитера и перешагнуть через бортик ванны, Миша даже забрался следом и сам поливал Андрея из душа, глядя всё такими же глазами-тёмными бусинами, гипнотизируя. Мишины руки прикасались так нежно, растирая по коже мыльную пену, что омега уже не скрывал, какой для него это был кайф, что альфа его трогает. Его всего словно пеленало бархатное одеяло, и там, где проходили мишины пальцы — по покрытым мурашками шее и груди, по вмиг затвердевшим соскам, по уязвимым рёбрам и по откровенно привставшему члену тоже — словно оставался след, мишина горящая метка. Андрей, конечно, хотел большего, Андрей хотел всего, чтобы Миша перестал с ним так осторожничать и притёрся к нему всем собой, всем собой помечая, но он лишь ждал, когда альфа закончит их необходимые процедуры, изнывал и надеялся, что вскоре получит наконец желаемое. - Всё хорошо? - спросил Миша, подобравшись так близко, что его нос чиркнул по носу Андрея, и тут Андрей увидел, в каком жаре томился и его альфа. Он тоже часто дышал приоткрытым ртом, его тоже мелко потряхивало от напряжения, и его возбуждение тоже уже невозможно было бы скрыть. Миша как раз смывал с них обоих остатки пены, и его ладонь неуверенно скользнула на андреевы ягодицы, из-за чего у омеги сердце забилось в ямочке между ключиц — пожалуйста, да, именно здесь тебя так не хватает. Не выдерживая этого головокружительного притяжения, Андрей обвил руками мишину шею и подтолкнул альфу на себя, впиваясь губами в его губы и долгим, отчаянным стоном вымаливая у него продолжение. Молить, конечно, ни о чём не пришлось — Миша сам набросился на него бушующим штормом, перемалывая все их прошлые неловкости и недомолвки. Лейка душа звонко ударилась о чугунную ванну и струями воды зашипела куда-то в бортик, но всем уже было абсолютно плевать. Осмелев от их искренности, Миша одной рукой сгрёб Андрея в свои удушающие объятия, а пальцами второй нырнул к просящей дырочке, тут же настойчиво поглаживая и надавливая, прямо как омеге и было нужно. Андрей опять совершенно бесстыже застонал в поцелуй, от которого у него безнадёжно задрожали коленки — Миша так плотно сминал его губы, так страстно засасывал и кусался легонько, оттягивая, что Андрею казалось, альфа его попросту сожрать хочет, но это не пугало, это наоборот вводило в самый настоящий восторг. Таким Миша с ним ещё никогда не был, никогда не показывал, как у него тоже башню сносит, и в прошлый раз ведь… в прошлый раз он не дал омеге узел, и само собой Андрея тяготили сомнения, что альфе с ним что-то не нравится, что он какой-то не такой, что он по сути вообще никакой, ведь он обессиленно расплывается медузой от одного только мишиного дыхания куда-нибудь в шею. Андрей судорожно вдохнул полной грудью, как только Миша со смачным чмоком отпустил его губы, но легче от этого не стало — вокруг него полыхал лесной пожарище, заставляя таять и течь во всех смыслах этого слова. Зарывшись пальцами в мишины волосы и не прекращая терзать их ласково, Андрей выгибался под мишины не поцелуи даже, а скорее вылизывания и с ума сходил от этого отлетающего Миши. Теперь уже было ясно — альфа точно его пожирает, ведь его губы и его ладони сжигали просто всё на своём пути. - Андрей, - выдохнул Миша, отрываясь от им же раздразнённого сосочка и покрывая мягкими поцелуями всё андреево плечо, - Андрей, не могу, ты… ты такой… тебе хорошо? - Да, Миш, да, - он ахнул в сотый раз и пошатнулся по велению мишиных рук — Мише не терпелось, похоже, изучить его вообще всего — разворачиваясь и снова теряясь из-за нежности, с которой Миша целовал теперь уже спину, прикусывая лопатки и гуляя ладонями по поджимающемуся от предвкушения животу и паху. Если бы не эти ладони, то Андрей бы точно упал, но из-за них же его и вело, ведь так было слишком много ласки на одного Андрея, тем более когда Миша гладил его вовсю торчащий член. Опираясь о прохладный кафель, омега качался вслед за мишиными руками и губами, подсознательно стремясь взять всё, что Миша ему даёт, и он не заметил даже, как и когда мишины губы опустились на его ягодицы. - Дюш, - прохрипел Миша, опаляя кожу своим дыханием и обнимая андреевы бёдра, наверное, впервые по-настоящему крепко — не убежать, - Дюш… - Всё, что хочешь, Миш, - поспешил напомнить Андрей и прозвучал ничем не лучше — его голос вообще сбивался вместе с трепещущей грудной клеткой. Миша снова был у его ног, снова проделывал с ним все эти невообразимые вещи и снова так собой ароматизировал, что омега желал только одного — принадлежать ему, своему альфе, целиком и полностью. Андрей был готов уже просить Мишу сделать хоть что-нибудь, и Миша распознал его изнеможение, или услышал его жалобный стон, или почувствовал сырые дорожки на внутренней стороне его бёдер — он впечатался поцелуем прямо туда, где у омеги всё горело и ныло от ожидания. Испугавшийся и дёрнувшийся поначалу, в следующую же секунду Андрей прилип виском и ладонями к стене и захныкал. Всё было чем-то запредельным, нереальным и в то же время таким ярким, что от каждого скольжения губ, от каждого движения языка по его дырочке Андрей ловил искры в крепко зажмуренных глазах. Он слышал от других, что так делают, но он сам ещё не переживал такое и до сегодняшнего дня очень смутно себе это представлял. Раньше ему казалось, что это должна быть очередная пытка, если альфа вдруг захочет сделать это с ним, и сейчас, конечно, да, пытка была, но совсем другая. Это было так потрясающе, что у омеги поджимались пальцы на ступнях и вообще подкашивались ноги, а когда мишин язык ещё и толкался внутрь, раскрывая его на жгучие миллиметры, Андрею хотелось быть ещё громче, и не потому что надо, а потому что его искренне размазывало. - Нравится? - приглушённо произнёс Миша, оставляя очередной засос на андреевой ягодице, и Андрей промычал что-то бестолковое в ответ, подаваясь бёдрами навстречу ласкам и надеясь, что Миша его и так поймёт. Миша же его чувствует, с каких-то вибраций вокруг всё считывает, и омега и сам точно так же откуда-то знал, что альфа тоже тащится сейчас вместе с ним. Словно в доказательство этих мыслей Миша с заведённым стоном покружил по распалённым складочкам, отстранился немного, и Андрей наконец-то благодарно застонал от одного, а следом и от второго пальца внутри. Его тело охотно на всё отзывалось, его так приятно тянуло и так пьянило осознанием того, что это Миша с ним делает, Миша не спеша и одуряюще готовит его для чего-то такого вожделенного, нужного. Миша определённо делал это в разы лучше, чем это когда-то совершал над собой сам Андрей, и мишины пальцы постоянно нащупывали одну особую точку, от прикосновений к которой Андрея снова и снова подбрасывало. Омега так расслабился, что даже не сразу услышал все эти хлюпающие звуки и собственные «дадада», а когда Миша добавил ему и третий палец, он всё же не выдержал и, преодолевая дубасящий прямо по вискам, губам и паху пульс, выпалил: - Хочу тебя, Миш, я очень хочу тебя, я очень, я… узел хочу… - Я знаю, знаю, - альфа тоже дышал так тяжело, поднимаясь, будто бежал всё это время, и его руки, по-новой стиснувшие Андрея поперек живота, были такими огненными, что омега воспламенялся вместе с ними, - Пойдём. Хотелось заныть разочарованно, что никуда он не пойдёт и, кажется, и не может идти, но Миша, хоть и шатался тоже, уверенно вытащил Андрея из ванны и потянул к выходу. Каким-то чудом, а может, желанием оказаться в их с Мишей гнёздышке, где им и было самое место, Андрей проследовал за Мишей до взъерошенного ещё с прошлого раза дивана, повалился вслед за альфой, и на этом его человеческая сущность закончилась, уступая голодной омеге. Андрей сам забрался на мишины бёдра и сам припал губами к мишиной душистой шее, зализывая её с первым в жизни непреодолимым влечением. Это был Миша, его вкус, его хвоя, его рык прямо возле андреева уха, его стояк, потирающийся об андреевы ягодицы. Это должно было произойти уже сейчас, потому что Андрей не мог больше выносить до боли скручивающей его лихорадки. Он отлепился от Миши, откидываясь назад и обхватывая ладонью его член за своей спиной, и задохнулся на мгновение от того, какой же Миша был большой и крепкий, и… как же его хотелось. - Дюш, - Миша, тоже весь растрёпанный и покрытый испариной, обеспокоенно облизнул свои припухшие губы и прочертил пальцами по животу Андрея, уставившись завороженно, и Андрей, почему-то решив зависнуть на этих глазах в ответ, плавно опустился на мишин член до упора. Он, кажется, на какое-то время выпал из реальности, улетая в другое, эмоциональное измерение. Его плавило от этой идеальной заполненности внутри, от мишиных властных рук, вцепившихся в его бёдра, и от мишиных утробных стонов, таких же честных, как и самого Андрея. Омега покачивался на мишином члене, ещё осторожно и размеренно, но всё равно набирая и набирая темп, ведь не терпелось снова испытать то восхитительное скольжение, то давление на особую точку, от которой так сладко сводило всё тело и покалывало даже в кончиках пальцев. Позволяя Андрею вообще всё — и с силой упираться ладонями в грудь, и царапаться, и наклоняться ближе, затягиваясь бесстыже дурманящим воздухом — Миша не выпускал омегу из рук, толкался навстречу, и от каждого такого толчка Андрея прошибало новым разрядом, и он понимал, что с Мишей способен на что угодно, и им обоим это понравится. Он просто отдался, растеряв все свои старые опасения, просто наслаждался своим альфой, забив на всё, за что всегда было тревожно. Он стонал, потому что хотел разделить это с Мишей, он шлёпал ягодицами о мишины бёдра и ускорялся, потому что его уносило, он падал на Мишу, в открытую притираясь к нему своим стояком, кусая его губы и щёки и нашёптывая ему «ещё-ещё», и подставлялся, потому что всё, всё, что его связывало сейчас с Мишей, обещало ему чистейшее удовольствие. Тоже отключив наконец тормоза, Миша направлял, тянул к себе, Миша мял в своих жадных руках, Миша вбивался уже на бешеной скорости, резче и жёстче, и Андрей только и мог, что замирать, липнуть взмокшей щекой к мишиной и просить альфу не останавливаться. Они оба были так поглощены друг другом, что не перенесли бы разрыв, поэтому Андрей лишь отчаяннее вжался в Мишу всем собой, когда почувствовал, что тот на пределе. - Точно? - загнанно дыша, пробормотал Миша, а сам заграбастал Андрея в стальные объятия, будто тоже боялся услышать это немыслимое «нет». Миша замедлился, толкаясь максимально глубоко и так чувствительно, что у омеги в тот же миг внутри всё запульсировало, сжимаясь на рефлексах, и Андрей дёрнулся, ещё раз проезжаясь пылающим членом по мишиному животу, и всхлипнул придушенно «да», размазывая по коже тёплые капли спермы. Он слышал, как альфа простонал вслед за ним, он разделил с альфой и его удовольствие и теперь крупно дрожал, прибитый блаженством, потому что ощущал, как альфа в нём увеличивается, безжалостно растягивая уязвимые стеночки. Андрея ещё накрывало волнами, стоило только слегка двинуться, по его щекам текли слёзы, что давно заслоняли глаза, он шмыгал носом, тихо и мокро тыкаясь в мишину шею, и пытался не плакать, но получалось не очень. Ему вовсе не было больно, ему было просто слишком — слишком долго ждал, слишком сильно хотел, слишком всё упоительно и ново. Мишины руки бродили по его спине и дарили ему желанное умиротворение, Миша немножко шипел, успокаивая, но он и сам нежился сейчас в такой же истоме и точно знал, что Андрею с ним лучше всех. И Андрей целовал его, целовал без остановки, а когда устал, просто не отрывал губ, и точно так же он провалился в сон, Мишей весь окутанный и пропитанный, и он и сам знал, что ему с Мишей лучше всех. * * * Раньше он считал март самым противным временем года, с неизменными грязными лужами и чёрным снегом вокруг, с беспросветной серостью в небе и унынием в душе. Раньше он просто спал всю весну и очухивался разве что под конец апреля, когда вылезало солнце пожарче, и на деревьях распускались первые листочки. В этот же раз Миша был окрылён, и никакие брызги, прилетающие на его джинсы от размашистого шага по непроходимой каше, его не обламывали. Голова гудела, как церковный колокол, но Миша этого и не замечал будто. Он всё ещё пребывал в состоянии неописуемого счастья, хоть и помылся, и шмотки надел правда чистые, лёхины, и проветрился, дошагав до магазина — надо было запастись съестным на подольше — ему всё равно казалось, что медовое облако везде гуляет вместе с ним. Может быть, так оно и было, ведь Андрей в нём засел явно надежнее, чем просто запахом в волосах. Смешно причмокивая прямо у мишиного уха, Андрей завозился, пытаясь расположиться на Мише поудобнее, и Миша выскользнул из обмякшего во сне тела — узел уже давно спал, но альфа и сам провалился в забытье и только-только оттуда вынырнул, продирая глаза. Понимая, что ему нужно как-то выбираться, Миша аккуратно повернулся на бок, укладывая и Дюшу рядом с собой, и тот лишь засопел немного, судя по всему, недовольно, но вскоре успокоился. Не дотянувшись до одеяла, Миша подгрёб к Андрею кучку своих вещей и, прикрыв омегу с двух сторон, чтобы уютно и не холодно было, постепенно сполз с дивана. Ему ещё никогда не было так трудно вставать с постели, и дело было не в усталости — он как раз совсем наоборот чувствовал себя офигенно — дело было в том, что тут находился его самый мощный магнитный центр в виде самого аппетитного омеги на свете. От одной мысли о том, как им с Андреем недавно было сказочно вместе, Миша уже хотел вернуться, нырнуть обратно, прикусить заманчиво торчащее плечо и, может, пройтись вот по всему тому же по второму кругу, ведь Андрей перед ним такой обнажённый, соблазнительно вкусный и всё время мокрый… но он так мило спал, что было жалко его будить. Как же Миша был благодарен Сане Балунову за то, что тот не постеснялся и не слился с щекотливого вопроса про омег, про течки и вообще, и как же Миша был рад, что у них с Андреем вот всё как надо получилось. Андрей был сейчас таким открытым, таким восприимчивым — альфе стоило только погладить его по голове, как он потерялся и разволновался почему-то, приклеился, словно Миша смог бы от него отказаться, словно это вообще возможно. Теперь Миша видел, насколько омеги в этот период ранимые, и ещё отчетливее осознавал, что Андрей ни за что не должен попасть в эти их… прогнившие квартиры. Не таким, не сейчас. Мише настолько боязно и мутно от этих мыслей стало, что он даже не пошёл в тот район. Да, он обещал проверять, когда там всё заработает по новой, но что им обоим это даст? Миша Андрея не отпустит. Андрей и сам не в состоянии Мишу оставить. Зачем Мише было появляться там, смотреть на эту мерзкую красную девятку и раздолбанную подъездную дверь, за которой вечно истязают его любимого человека? Он не смог, пусть он трус или слабак, но он хотел лишь поскорее ощутить Андрея в своих руках, в своих лёгких и на своих губах, и вовсе не хотел признавать тот факт, что Андреем придётся делиться. По планам у Миши было метнуться за продуктами, наделать бутеров и потом попробовать растолкать Андрея, но когда Миша завалился в прихожую, Андрей был там. Он сидел прямо на полу, опять завернувшись в странную кофту — и где он их у Миши найти сумел — и почему-то размазывал сопли по рукаву. Он мгновенно вскинул слезливый взгляд наверх и, при виде Миши, засуетился, стараясь подняться. - Ты чего тут, Андрей? - Миша захлопнул входную дверь, тщательно проворачивая замок, а потом, не успевая даже разуться, кинулся к омеге, потому что тот был весь в ознобе и будто в истерике — даже воздух вокруг него стоял какой-то не такой, вязкой горчинкой оседая на языке. - Я… я проснулся, - заикаясь, забормотал Андрей, и Миша притянул его скорее к себе, на автомате ощупывая и осматривая, не случилось ли с ним чего, - А тебя нет. На этих словах Андрей схватился за мишину куртку и боднул лбом мишино плечо, перетаптываясь, и его спина заходилась в такой трясучке, что Миша принялся её скорее греть, хоть с улицы здесь был он. Ну да, Балу предупреждал и о подобном — омеги в течку очень плохо переносят расставания — но Миша как-то и не думал, что Андрей до такой степени распереживается, да Миша вообще, если честно, не рассчитывал на раннее андреево пробуждение. Да его в любом случае не было от силы минут десять, откуда такие страдания? - Ну ты что, Дюш, я же в магазин… - начал Миша и собирался уже поймать губами дюшино оттопыренное ушко, как был перебит надрывным, самым настоящим криком: - Не ходи туда! Не ходи! - Хорошо, хорошо, - он просто стоял на месте и немного пошатывался, пока Андрей яростно трепал его за грудки, и просто выжидал, когда тот наконец выдохнется, - Я только в магазине был, я клянусь тебе. Мише не нужны были объяснения, куда это «туда» нельзя было ходить. «Туда» — это даже не про опостылевшую кирпичную стену, у которой Андрей обязан быть, вероятнее всего, вот прямо сейчас. «Туда» — это во внешний мир, жестокий и леденящий, не подаривший Андрею ни крупицы доброго, поэтому он и запаниковал, вероятнее всего, проснувшись в одиночестве. - Ты здесь должен быть, - измученно протянул омега, заглядывая едва выносимыми, полными злости, боли и любви одновременно глазами прямиком в мишины, - Со мной. - Я здесь, я с тобой, - заверил его Миша и сжал всего до хруста, и не потому, что нужно было оправдывать свои слова, а из-за собственной защемившей сердечной мышцы — у них ведь и в самом деле был шанс на счастье только в этой маленькой квартирке, только если не высовывать носа, только если забыть про всё, и если все забудут про них. Вот почему Андрей так перенервничал — он знал это с самого начала, он представлял все риски и всё равно на них пошёл. - Прости, я просто… без тебя уже не могу… Я вспоминаю сразу всё, и стоит закрыть глаза, как я снова там, если тебя не касаться, я как будто придумал всё, и тебя придумал, я ведь всегда боялся свихнуться, а что если… - Дюша, - Миша зарылся носом в андреевы мягкие волосы, вновь упиваясь смешением буйных луговых трав и нежного клевера — таким вот он, этот омега и был, запуганным и очень смелым, растерзанным и очень стойким, недоверчивым и для Миши, только для одного Миши вывернувшимся наизнанку, - Обещаю, я больше никуда не денусь. Они проторчали вот так, по-дурацки обнимаясь в прихожей, довольно долго, но им так важно было ещё чуть-чуть покачать друг друга. Когда буря совсем стихла, Миша растрепал андрееву макушку и специально фыркнул Андрею прямо возле уха, чтобы щекотно было, и Андрей тут же рассмеялся, естественно, уворачиваясь, и наткнувшись на пакет с продуктами на полу, уже с неподдельным интересом спросил: - А печенья купил ещё? - Конечно, - тоже довольно заулыбавшись, ответил Миша — для него не было ценнее того момента, когда Андрей светился и озарял собой всю мишину жизнь, - Купил.