Глава 10. Дивный новый мир. Часть 3.
21 марта 2024 г. в 18:01
После того как на восьмой день меня обрадовали сообщение о том, что документы наконец-то готовы, я мог с чистой совестью поставить галочку напротив пункта «Первое знакомство с Дивным новы миром» и отправиться покорять новые просторы… Ну или мне бы так хотелось думать.
Фрэнк Штейн (ребячество, но я не удержался, несмотря на паранойю, буравящую меня из-за плеча уничижительным взглядом) — американец, двадцать восемь лет… С фотографией, конечно, вышел затык, поскольку моя костлявая морда лица там выглядела очень «не очень», но, думаю, это дело поправимое, тем более за недельку на церковных харчах я слегка отъелся и уже не выглядел так плохо, как в первые дни… Нет, всё ещё плохо и костляво, но уже чуть-чуть лучше.
Пока я паковал немногочисленные вещи, собираясь покинуть Прагу, меня обуревало чувство некой грусти — всё же я пристрастился к ночным разговорам с отцом Джошуа. Хороший он мужик, с огромным жизненным опытом и ответами на самые разные вопросы, которыми не уставал делиться. Возможно они, разговоры, и помогли мне прийти в себя, так сказать, собраться из состояния амёбы, в коем я пребывал первую половину срока моего проживания в подвалах церкви, а может сам «переболел» — уже не понять, да и не важно это. Но одно я за эти дни понял точно, всё же порой действительно бывает полезно выговориться. Полезно остановиться, перевести дух, отметить прошлое и наметить будущее, как любит говорить один бывший охотник, а ныне священник в самой старой церкви Чехии.
Ну да ладно. За несколько дней до получения документов я, едва ли не с ручкой и листочком, составлял план действий на ближайшее время, решив вспомнить слова Франкенштейна, те самые про Бритву Оккама, и не «плодить сущности», там, где этого не надо. В моё случае — действовать по обстоятельствам, не ставя во главу угла свои мысли о несправедливой судьбе Виктора или пресловутый канон, а лишь, скажем так, оглядываться на них (хотя сказать легче, чем сделать). Так что, в целом, мой план не шибко поменялся — мне по-прежнему не хватало информации и знаний. Да и схрон нужен, так что… базы Франкенштейна. По итогу было принято решение посетить их все по порядку, начиная с Лондона и заканчивая Нью-Йорком, в который я всё так же не хотел пока соваться.
О лёгком мандраже, сопровождавшем меня всю дорогу до Лондона, пожалуй, говорить не стоит, лишь упомяну, что был чертовски рад, когда, выйдя из аэропорта Хитроу, меня не остановили добрые дяденьки в полосатых фуражках и не попросили проследовать в ближайшее отделение, предварительно заломив мне руки за спину и отработав дубинками по почкам… Кхм, в общем, качеством поддельных документов я остался доволен, да.
Как я понял, Франкенштейн старался выбирать места для своих баз, руководствуясь несколькими принципами: вертикальная вместительность, относительная заброшенность, внешняя неприметность и доступ к электростанции. Что я имею в виду под всем этим? А то, что база в Лондоне, Нью-Йорке и, ранее, в Берлине, представляли собой выкупленные через подставные лица небольшие заводы, вернее территории, на которых они стоят. Внутри самого завода оборудовалось подвальное помещение или даже этаж, где он, собственно, и обитал. Почему именно так? Во-первых, потому что, обладая землёй, ты имеешь право делать на ней практически всё что угодно, включая… не сносить старое здание завода и, соответственно, не строить новый. Во-вторых, у людей возникает меньше вопросов на тему того, мол, а чего это завод простаивает, не порядок, значит, либо что-то делают противозаконное, либо дурак деньги на ветер выбросил, а дураков с такими деньгами долго не живут. Значит нужно, либо облапошить, либо… В любом из случаев повышенный интерес, как со стороны очень состоятельных граждан, так и властей, обеспечен. А вот когда человек покупает землю, на которой стоит завод, тут уже таких вопросов не возникает — как известно, с каждым годом земля только и делает, что растёт в цене, значит это уже долгосрочная инвестиция, а не «идиот, сорящий деньгами». Это, конечно, не сто процентная гарантия, но, как заявлял Франкенштейн, вопросов возникает действительно меньше. Хотя как раз мне задать парочку вопросов Виктору очень хотелось. Особенно на тему того, как он, чёрт возьми, умудрился приобрести земли в странах, где за них идёт едва ли не война среди толстосумов. И когда я говорю «толстосумов» я имею в виду тех самых, для которых миллиард не шибко-то и большая сумма. Жаль я не подумал задать ему этот, пока была ещё возможность…
Убежище в Лондоне встретило меня затхлостью и пылью, от которой хотелось поскорее избавиться, что было возможно благодаря промышленным вытяжкам и системе вентиляции, но всё это было вторично, поскольку случилось то, чего я так долго ждал.
Как я и полагал записи, личные дневники и книги не оказались чем-то сверхважным. Да, лабораторные журналы и дневники о жизни Франкенштейна были интересными, но они не несли в себе той важной для меня информации, которой мне не хватало сейчас. Не несли основ, от которых я мог бы отталкиваться в выстраивании цепочки понимания того, на что в перспективе был способен Виктор, а теперь и я, даже не смотря на все уверения самого Франкенштейна о том, что они мне помогут.
Так что, когда я говорю «так долго ждал» я имею ввиду то, что у меня наконец-то получилось попасть в комнату из подсознания! Ту самую, где я провёл время с момента своего появления в этом мире и то место, где Виктор Франкенштейн закончил свою жизнь.
К моему огромному сожалению, кабинет претерпел разительные изменения. Во-первых, дверь с цепями. Вернее, их качество и количество. Если в прошлом я помнил, что она была оббита множеством прочнейших цепей, пусть часть из них и была ржавыми и будто готовыми рассыпаться от любого неосторожного касания, то в моём случае, количество оных разительно снизилось. Впрочем, как и их качество. Нет, они не были ржавыми, но одного взгляда на них хватало, чтобы понять, насколько они хлипкие, по сравнению с прошлыми.
Вторым и последним разительным изменением оказались книги… которые постепенно исчезали. Они будто истаивали, подобно туману. Медленно, но верно превращаясь в ничто. Наблюдать за этим было… больно. Простое осознание, что вожделенная информация на твоих глазах растворяется в пустоту причиняло едва ли не физический дискомфорт. Отягощало происходящее ещё и то, что я понятия не имел ни как остановить этот процесс, ни как его хотя бы замедлить. Лучиком света в беспроглядной пучине отчаяния, если выражаться театрально, стала одна единственная книга.
Когда я понял, что происходит с оставшейся «памятью» Франкенштейна, у меня не оставалось выбора как начать перебирать каждую книгу в надежде что хоть одна из них поддастся и откроется. Не то чтобы я сильно надеялся, но выбора не было. После сотен перебранных кусков монолитного материала, коими книги всё также представали для меня, я всё-таки натолкнулся на ту единственную, что даже на ощупь была похожа на настоящую. Одна единственная книга, с ничем не отличающейся от прочих, обложек, и так же не имеющая на себе никаких надписей, открылась, а я вдруг что-то почувствовал. Нечто странное.
Не знаю, как точно описать: намерение, вопрос, предложение — всё вместе и одновременно ничего из перечисленного. Просто взяв её в руки, я словно почувствовал, что если сконцентрируюсь, то… кхм, что-то случится. Что конкретно — неясно, но нечто благоприятное для меня. Опять же, это сложно объяснить и звучит как полный бред и «магическая магия», но именно так всё и ощущалось.
Взвесив все «за» и «против» я всё же решился, понимая, что вариантов у меня не так уж и много. Момент концентрации, после которого я почувствовал будто меня куда-то затягивает, а уже в следующий момент я понимаю, что вновь смотрю на мир глазами Виктора Франкенштейна. Того самого, настоящего. Это было похоже на то, как я прожил воспоминания Виктора перед разговором с Ниссой. Только в нынешнем случае были разительные отличия. Если тогда я буквально стал Франкенштейном, ощущая его как себя, начиная от мыслей, заканчивая телом, то тут же я словно смотрел чёрно-белый фильм со специфическим ракурсом. От первого лица. Смотрел глазами Франкенштейна, но лишь это и ничего более.
Виктор что-то делал, смешивал какие-то реагенты, взбалтывал колбочки, едва разборчиво бормотал под нос, всматривался в мутнеющий раствор в колбе и записывал результат в журнал:
«21 фев. 1821 г.
Э. №27/12 результат отриц. Попытка воздействовать на мат. С. раст. №12 провалилась. Возможно, стоит заменить комп.? Или продолжить экспериментировать с доз.?»
Забавно, но похожие записи я уже встречал в лабораторных журналах Виктора, которые читал раньше и именно поэтому признавал их по большей степени бесполезными для себя, потому что разобраться во всех этих сокращениях, изобилующих в них, мне не представлялось возможным. И вот, казалось, что-то должно было поменяться, но нет — просмотренные сцены вызывали лишь только больше вопросов.
За первой сценой пошла другая, третья, четвёртая. Они мало чем отличались друг от друга, сменялись лишь даты в записях, но не общее содержание. В какой момент я осознал себя вновь стоящим в кабинете. Я успел понять, лишь то, что после очередной вспышки оказался там же, где и начинал, с той лишь разницей, что книга в моей руке стала более материальной. Ощущал, будто книга стала… эм, моей? Да, так будет сказать вернее всего. Словно этим просмотром я присвоил её себе, отчего она теперь не подвержена распаду и исчезновению. Более того, при повторном осмотре полок оказалось, что это моё действие — присвоение книги — открыло доступ к парочке других.
Но и без минусов не обошлось. Как позже выяснилось, во внутреннем мире, подсознании, кабинете или как ещё это назвать, я пробыл куда дольше, чем мне показалось. Мобильник, снятый с тела вампирского прихвостня и из которого я ещё в Чехии вынул симку, показывал, что мой маленький эксперимент продлился больше сорока двух часов. Почти двое суток…
В поисках ответов на вновь возникнувшие вопросы, я, естественно, начал экспериментировать. Во второй раз погрузиться в подсознание, имея уже удачный опыт, оказалось куда легче. Взяв, ставшую уже моей книгу в руки, пришло понимание, что я не просто могу погрузиться в неё, а будто бы выбрать нужный мне момент. Словно прочитав оглавление и открывая книгу на нужной странице. Сказать, что это подобный исход воодушевлял — не сказать ничего. Оставалось дело за малым: запастись едой побольше, да успеть «присвоить» как можно больше книг, прежде чем они окончательно истают.
Вот мы и вернулись туда, откуда начали… За чуть больше чем год мне-таки удалось удержать распадающуюся «библиотеку», пусть всё же и не целиком, но большую её часть точно. За всё это время я выбирался с базы лишь для того, чтобы запастить продуктами и едой на ближайший месяц, ну по истечении года связался с посредником о котором говорил Франкенштейн для того, чтобы обновить документы, да заказать расширенный комплект — всё же за прошедшее время мне удалось отъесться перестать походить на обтянутый кожей скелет, а значит и фотографии на сделанных ещё в Праге документах уже не подходят, скорее вызывая ненужные вопросы и привлекая лишнее внимание.
Поездка в Берлин после этого была уже какой-то рутиной: собраться, аэропорт, перелёт, паспортный контроль, добраться до базы, изучить всё, что найду, собрать то, что посчитал важным, денёк погулять по улицам города, отдыхая разумом и вновь в Лондон.
Но вернёмся к книгам. Как я уже говорил, они для меня были скорее фильмом, причём довольно своеобразным. Будто сериал, который ты смотришь фиг пойми как: сначала вторая серия девятого сезона, потом первая третьего, вторая десятого и так далее. То есть вроде бы и смотришь, стараешься вникнуть, но ни черта не понимаешь… Не хватает конкретики, порядка, предыстории, фундамента. Не хватает знаний. Самых основ.
Думаю, хорошему химику не составило бы труда разобраться в том, что там мешал Франкенштейн в своих колбочках, имея возможность наблюдать за процессом, как это мог сделать я. Хороший генетик, полагаю, так же смог бы разобраться в ходе экспериментов Виктора… Но не я. У меня этих знаний не было. Я не учился на генетика, не изучал углублённо химию, биологию и другие науки, в которых был силён мой предшественник.
Единственное, чему я был действительно рад, так это тому, что мне удалось спасти большую часть библиотеки, которая по итогу перестала исчезать, а также тому, что теперь имею возможность обращаться к ней в любое время. А это значит что? Правильно — осталось «всего лишь» изучить нужные для понимания, доставшихся от Франкенштейна знаний, дисциплины… на соответствующем уровне. Как там говорилось, гений — это один процент таланта и девяносто девять упорного труда? Вот и остаётся мне трудится ради желания не быть простым приложением к прокаченной Франкенштейном оболочке. Но всё же не стоит отрицать, что мне удалось приблизиться к своей цели на один шаг. Пусть маленький, едва заметный в нынешних реалиях, но огромный в потенциале, шаг. Правда остаётся открытым вопрос, как мне, чёрт возьми, претворить задуманное в реальность? Не со школьного же курса биологии начинать…