Точка невозврата

Нанфа поймал себя на том, что в магазине помимо обычных продуктов выбирает ви́ски для Наннама. "Блять, это что, я планирую свидание с собственным братом?" Но ему очень хотелось помочь Наннаму расслабиться, он в последнее время был так напряжён из-за предстоящих выпускных экзаменов. Сам Нанфа тоже, конечно, переживал по этому поводу, но не слишком. Сдаст как-нибудь. Гораздо важнее хорошо себя чувствовать и уметь отдыхать. Вот он и собирался устроить сегодня вечер отдыха, вчера они с Наннамом до ночи разбирали одну из самых сложных тем... А Наннам жестоко не разрешил ему взять бутылку любимого пива из холодильника из-за того, что якобы ухудшится работоспособность: — Много пива пить вредно, а ты много пьёшь! — Сволочью быть вредно, — сказал Нанфа, демонстративно отворачиваясь. Наннам в отместку заставил его несколько раз читать учебник и пересказывать прочитанное. Нанфа хоть и поворчал для вида, но смирился. Тема и правда была сложная, и точно понадобится на экзамене. "А что, если мы и правда зайдëм дальше, чем обычно?.. Если не сможем остановиться? Если переспим? И кто будет "сверху"?.." Ему вдруг стало весело. Новая игра "соблазни брата"? Окей, он в деле. "А, к чертям всё! " Он решительно положил бутылку виски в корзину и с улыбкой направился к кассе. Тем временем Наннам готовил ужин и к возвращению брата всё было готово. При виде бутылки он вопросительно приподнял бровь, но возражать не стал и просто достал бокал. Нанфа налил ему немного, а себе взял пиво. Они уселись за стол, чокнулись бокалами и с аппетитом принялись за еду. Нанфа был доволен, что брат наконец позволил себе немного расслабиться. Наннам втайне надеялся, что напьётся Нанфа и полезет к нему целоваться. "А что, если мы зайдём дальше?.. " — вспомнилась сцена в ванной. — "Нет, так нельзя. Так не должно быть." Но он откуда-то совершенно точно знал, что, если Нанфа предложит, он не сможет отказаться. — Посмотрим что-нибудь? — спросил Нанфа, когда с ужином было покончено. Внутри ёкнуло, но Наннам согласился. "Всё равно спать ещё не хочется", — убеждал он себя, — "ничего особенного, мы и так часто это делаем..." Они устроились в комнате Нанфы, принесли с собой "добавку", включили телевизор, найдя канал, где как раз начался какой-то фильм, и с комфортом уселись на кровати. Наннам смотрел на экран, но почти ничего не видел, чувствуя, как потихоньку нарастает внутри нервная дрожь, несмотря на выпитый виски. Его снедала жажда и одновременно — страх перейти границу. Они не должны этого делать. Но почему-то Наннам не уходил. Он потягивал свой виски, оставаясь на месте, и ждал. Нанфа поставил пустую бутылку на пол и блаженно вытянулся на кровати в полный рост. По телу побежали приятные мурашки предвкушения от того, что он — они — собирались сделать. — Ложись, — он похлопал ладонью рядом с собой. Наннам молча отставил недопитый бокал и тоже лёг. Брат повернулся к нему, положил руку ему на живот, и Наннама пробрала дрожь. Они взглянули друг другу в глаза. Нанфа медленно погладил его по груди, и Наннам накрыл его руку своей, словно пытаясь остановить. Нанфа подвинулся ближе, обнимая его, и уткнулся лицом в ямку между шеей и плечом. Прижался губами. Наннам дёрнулся как от ожога, настолько чувствительна вдруг стала его кожа. Но тут же он сам обнял брата за шею, он так сильно хотел и ждал этого момента — и вот наконец-то он настал. Наннам зарылся пальцами в его волосы и они стали целоваться, знакомо, жадно, нетерпеливо. Ожидание вспыхнуло ещё острее, закружилась голова. Их тела прижались друг к другу, Нанфа закинул колено ему на бедро. — Я тебя хочу. Ты ведь тоже это чувствуешь? — Нанфа облизнул пересохшие вдруг губы. Решившись на признание, он всё равно нервничал, но стояк у него был такой, что даже стало больно, заныло в яйцах. В ответ Наннам снова потянулся к его губам и широко открыл рот, пуская внутрь его язык. Нанфа жарко выдохнул, глубоко целуя его, по телу прокатилась дрожь, Наннам ясно её почувствовал... В глазах потемнело. Рука Нанфы оказалась под футболкой брата, он огладил его широкое плечо, ущипнул сосок, и Наннам вздрогнул от резкого прилива возбуждения. Нанфа прошёлся горячими губами по его шее, спустился к груди, лизнул напрягшийся сосок... Накрыл ладонью его пах и сомнений не осталось — Нану нравится. Нанфа завёл руку под бельё и обхватил его стояк, начиная дразнить поглаживаниями. Наннам с трудом перевёл дыхание. Бешено заколотилось сердце, грозя выскочить из горла, бёдра дрогнули, а рука сама собой сползла вниз, под резинку шортов брата и стиснула упругую половинку... — Ты хочешь?... — хрипло спросил Нанфа. — Если нет, то мы всё ещё можем остановиться. Наннам замер, прислушиваясь к себе. Нет, ему не хотелось останавливаться. Ему было интересно, как это — стать ещё ближе с братом, чем было до сих пор. Он вдруг ясно понял — Нанфе тоже не по себе, его глаза горели, а на щеках появились красные пятна. — У меня кончились презервативы... — последняя попытка отмазаться. — О, у такого педанта нет презиков? — Нанфа ухмыльнулся. — У меня всё есть. Недавно закупился всяким-разным... Он встал и подошёл к шкафу, порылся в одной из полок. У Наннама было немного времени обдумать происходящее. Они нравятся друг другу, ни у кого нет других постоянных отношений. Почему бы и нет?.. Но они родные братья, близнецы!.. Ну и что, разве до этого момента они не делали того, чего нельзя, не принято? Но секс — какая-то граница, перейдя которую, назад не вернёшься. Точка невозврата. Его прошиб холодный пот. Стало страшно. Но ведь они уже столько раз нарушали эти границы?.. Вернулся Нанфа. На его губах играла обычная слабая улыбка, в глазах лихорадочный блеск. Он бросил принесённое на кровать и принялся раздеваться. Наннам сел и тоже стянул с себя одежду. Футболка и шорты — много времени это не заняло. Они уже привыкли к наготе друг друга, почему же он сейчас так нервничает? Потому что они собираются зайти дальше, намного дальше, чем раньше? Потому что он собирается позволить брату трахнуть себя?.. Наннам молчал, следя, как Нанфа надевает презерватив для него. Брат был красив — широкий разворот плеч, узкая талия... И его член тоже красив, длинный и ровный, с крупной розовой головкой. Наннаму сквозь страх захотелось ощутить его не только пальцами, но и в себе, в своём теле, узнать, каково это... Они ведь даже минет друг другу ни разу не делали... Нанфа налил смазку на пальцы и потянулся к нему. Наннам раздвинул ноги, ложась на спину. Между ягодиц прошлись пальцы с холодной смазкой и его пробрала дрожь. Нанфа лёг сверху — Наннам обнял его, согнул колени, открывая доступ к себе. Сердце бу́хало тяжело, как набат. Засосало под ложечкой — между ягодиц упëрся кончик члена, прямо в анус. — Дыши, — прошептал Нанфа ему в губы и он сделал судорожный вдох. Нанфа толкнулся бёдрами. Наннам ахнул. Но больно не было, только... необычно. Непривычно. Особенно. Когда Наннам почувствовал в своей заднице весь целиком большой, тяжёлый член, распирающий его изнутри, его начало потряхивать от нервного перевозбуждения. А стоило Нанфе сделать на пробу несколько движений, на глазах Наннама выступили слёзы. — Тебе больно? Хочешь прекратить? — тут же обеспокоился Нанфа. Наннам, задыхаясь, отрицательно замотал головой. Нанфа всё же остановился, перестал двигаться, начал утешать брата, нежно целуя его лицо, губы, шею... "Какой он тяжёлый... Но это приятно, оказывается", — Наннам начал успокаиваться. — "И как же хорошо он целуется..." Сладко-мучительное жжение от растяжения становилось сильнее. Страх пропал, Наннама охватил жар, страсть стремительно набрала силу и он сам подался бёдрами навстречу, побуждая брата к движению. Теперь ахнул Нанфа — Нан ответил! И снова начал фрикции, глубоко и уверенно, как будто знал, как ему, Наннаму, надо. Обнял так, как будто догадался, что его надо обнимать крепко-крепко, чтобы он ощутил на себе всю мощь чужих мужских рук и забыл обо всём постороннем. Поцеловал так, как будто понимал, как сильно Наннам его хочет... Наннам не замечал, что стонет, погружённый в новые ощущения. Он закрыл глаза, сцепил ноги за спиной Нанфы и отдался процессу целиком. Нанфа любовался братом. Всегда такой красивый, сейчас он принадлежал только ему, Нанфе. Это его тело так потрясающе послушно принимает член Нанфы и его страсть, так сладко отзывается на каждую ласку, так невероятно, невыразимо приятно брать его... Наннам взялся за свой член — немного движений, и он кончит. Нанфа слегка изогнулся, чтобы ему было удобнее. Другая рука Наннама легла ему на шею, — обниматься давно стало привычно, но сейчас... Нервы как оголённые провода, искрят под кожей, обжигают, аж больно... Вот перед ним Наннам, всегда такой спокойный и сдержанный на вид, а внутри — пожар. "...И это он сейчас так распалён, это я привёл его в такой жаждущий стонущий беспорядок... Мы оба так сильно этого хотим... " — Ты мой самый близкий человек, — шепнул он брату на ухо. Наннам вздрогнул, Нанфа ощутил плеснувшую ему на живот сперму. Напряжение внутри резко подскочило, и он тоже кончил, содрогнувшись и стиснув брата руками. Некоторое время они лежали в обнимку, сплетясь руками и ногами, не шевелясь, ловя отголоски оргазма. "Так же круто, как с девушкой, только... как-то по-другому" — в голове Нанфы лениво бродили мысли. — Наверное, мне лучше пойти к себе, — пробормотал Наннам. Теперь, когда безрассудная страсть улеглась, ему стало стыдно смотреть брату в глаза. Он привык лгать всем подряд, говорить то, что другие хотели слышать, но ночью перед братом — просто не получалось соврать. Ему стало неловко оттого, что он так откровенно его хотел. Но лёгкая боль между ног напоминала ему, что "было". Это действительно случилось. Он выбрался из рук Нанфы и попросту сбежал в свою комнату. Нанфа хотел было пойти за ним, но передумал. Пусть брат побудет один, ему так лучше. Наннам долго ворочался в кровати, не в силах уснуть, прокручивая в голове их близость и сгорая от стыда. Но когда всё-таки смог уснуть, на удивление, ему не привиделся очередной кошмар, и утром Наннам проснулся отдохнувшим. Наннам вошёл на кухню. — Доброе утро, — как ни в чём не бывало приветствовал его Нанфа. — Прости, Фа... — промямлил Наннам. — Всё в порядке, давай поедим, — просто ответил брат. Они позавтракали в молчании. Нанфа поглядывал на брата, пытаясь оценить его состояние. Тому явно было неловко после вчерашнего. Нанфа решил разрядить обстановку и пошутил: — Что, думаешь, это так ужасно — тыкать писькой в живого человека? Оба прыснули со смеху. Нанфа взял брата за руку и сказал, резко посерьёзнев: — Всё хорошо, Нан. Наша личная жизнь никого не касается. Всё в порядке. — Да, точно. Всё в порядке, — эхом отозвался Наннам. Но его глаза говорили об обратном. — Нан. Прости меня. Наверное, мы не должны были этого делать. Но я правда... — Нанфа облизнул губы. — Очень сильно тебя хотел. Мне очень понравилось. Надеюсь, и тебе тоже. — Ну... Любовник из тебя так себе, — Наннам не мог упустить шанс поддразнить брата. — Ах ты, говнюк! Думаешь, я слепой? — возмутился Нанфа. — Мне тоже понравилось, — признался Наннам со смехом. Неловкость растворилась в этих взаимных подколках и ему стало легко на душе и весело на сердце. Всё хорошо. Почти.