***
Яр, наверное, влюблён в Сашу с самого начала – он не уверен точно, но вспомнить конкретный момент, вычленить его из числа остальных. Беда в том, что Саша Яра раздражает так же – с самого начала. Он не знает, как это в нём так сочетается – но сочетается крайне гармонично, так, словно оба чувства внутри сливаются в одно. Ярик честно пытался заглушить всю эту сбитую в комок, туго переплетённую тонну чувств, гнездящуюся где-то между ребёр. В двадцать, в двадцать два и двадцать пять; и между этим где-то какими-то незначительными дурацкими интрижками. В двадцать восемь бегать от себя – как-то несолидно. В двадцать восемь несложно признаться самому себе, что это всё не честно ни по отношению к себе самому, ни по отношению к партнёрам – и смириться с тем, что пока эта ерунда внутри не закончится, в отношения лезть не надо. Без отношений ему оказывается даже проще. Спокойнее уж точно – можно ради разнообразия, наконец-то, не чувствовать себя лжецом. Можно ради разнообразия расслабиться и изображать из себя кого-то другого только на сцене. Можно отшучиваться на папины вопросы о женитьбе, ненавязчиво посылать друзей с предложениями познакомить с кем-нибудь и непродуктивно, но крайне заманчиво мечтать о том, чего никогда не будет. Можно с чистой совестью злиться на Казьмина, плюясь ядом и ершась острыми колючками, сыпать оскорблениями и колкостями, психовать, ощущая его попытки надавить или сорвать плохое настроение – и продолжать чувствовать привычную влюблённость, не ощущая за неё ни перед кем вины. Ну не перед Сашей же. Яру с этим клубком чувств – непривычно, странно, тяжело, но не стыдно. Возможно, если бы он признался, стало бы ещё легче – но зная свою удачу, свой характер, чужой характер в конце концов, он точно знает, что всё стало бы только сложнее. Трезво оценённые возможности – кажется, это называется так. Яр редко оценивает их в карьере, привыкая прыгать выше головы, но в личной жизни – в личной жизни он старается быть объективным. Но когда они стоят лицом к лицу на следующий же день после подслушанного вчера разговора, – совместная репетиция начинает сразу казаться изощрённым издевательством вселенной – Яр чувствует себя не способным думать о шансах, возможностях и вероятностях того, что всё услышанное правда и кончится хорошо. Он просто смотрит Саше в глаза – неожиданно светлые и чистые; Саша редко смотрит на него так. Кажется, первый раз был когда Ярик привёз ему сценарий. Четыре дня назад – а кажется, что в прошлой жизни. У него на губах – лёгкая ироничная улыбка, такая тёплая, что Яр снова сбегает в знакомые едкости: – Тебе вовремя приходить мешает уровень самодовольства? – он тушуется под сашиным спокойным взглядом – и понимает, что когда тот не реагирует, это всё выглядит очень глупо. Наверное, со стороны всё время выглядело глупо – то, как взрослые мужики плевались обидными глупостями как пятилетки в детском саду. – В дверь не пролезает? Саша молча пожимает плечами. Отходит от него куда-то в сторону, достаёт из сумки целлофановый пакет с какой-то одуряюще пахнущей выпечкой. И бросает его Яру – расстояние небольшое, и он ловит пакет на автомате, хлопая от неожиданности и возмущения глазами. – Помолчи немного, – доброжелательно желает ему Саша. – И поешь. Наверняка же не завтракал. Ярик и правда не завтракал – и пирожок с капустой оказывается кошмарно вкусным, а сашина улыбка – неожиданно искренней. – Это в честь какого-то праздника козла, о котором я не знаю? – поднимает бровь Яр скорее по привычке и не желая сдавать позиций. Саша так скептично гнёт губы, что сразу ясно, кого тут сегодня считают козлом – и ладно, возможно это с учётом того, что тот ведёт себя удивительно мирно, немного справедливо. – Это в благодарность за кофе, – сдержанно отзывается Саша. Ярик понятливо торопливо "угу"-кает и ещё более жадно вгрызается в пирожок. Саша смотрит на него – а Ярик пялится в ответ и старается различить на его симпатичном лице признаки влюблённости. То, что Саша принёс ему поесть – это признак или нет? А то, что он иногда улыбается вот так, когда думает, что за ним не смотрят – тонко, трогательно и очень приятно? А то, что Саша все эти годы говорил ему кучу очень прямолинейных и от того очень обидных слов? А то, что Саша полгода назад прямо дал ему понять, что отношения ему не нужны – как раз в тот момент, когда он впервые хотел решиться и прощупать почву хотя бы немного?.. Яр мотает головой – вчерашняя болтовня наверняка простой девичий трёп, сплетни и бессмысленно сделанные поверхностные выводы. Девчонки всегда девчонки – вечно ищут во всём то, чего нет... Он честно старается не вспоминать тот вечер – но он временами всплывает в голове, и от него в особо противные дни на душе каждый раз становится ещё более погано... Он толком не в курсе, что вообще забыл на дне рождения парня из мдм-вского балета – но тот, кажется, пригласил Дашу, Даша позвала его с собой, а он не смог отказать ей, только-только начавшей оживать. Конечно, Саша тоже там. Как без него – Яр ловит себя на мысли, что Казьмин и мдм у него в голове неразделимы. Чёрное к белому, блин. Саша тоже там – и он выглядит таким расслабленным и умиротворённым, и вино здесь такое вкусное, терпкой сладостью остающееся на языке и незаметно ударяющее в голову, и всё это даёт совершенно неожиданный вкупе эффект – ненормальное необоснованное желание с ним поболтать. Как минимум – что так глобально поменяется в их отношениях, если он вдруг спонтанно решит с ним поговорить? Они ведь никогда друзьями не были. От одного разговора вряд ли станут. Начать разговор сходу нормально у него не получается – и он несёт какую-то чушь про Дашу, чувствуя, как горят щёки и наверняка выглядя каким-то сумасшедшим, но... Но Саша слушает и смотрит каким-то растерянным, очарованным взглядом. Яр, кажется, сам того не осознавая наклоняется к нему чуть ближе. От Саши пахнет алкоголем, парфюмом и немного потом, и Яр ощущает, как его совсем немного ведёт. Или не немного – потому что с языка само собой срывается: – Помнишь, мы на вокзале в Воронеже поругались? Ты тогда сказал, что больше никогда ни во что серьёзное не полезешь. И что строить жизнь вокруг отношений – для идиотов, которым больше ни на что мозгов не хватает. Ты же и сейчас так думаешь? Почему-то именно сейчас ему кажется, что Саша скажет "нет". Что Саша вдруг переосмыслил сказанные пусть и в запале, но явно тщательно обдуманные слова, и... Что "и" Яр и сам толком не знает. Знает только то, что так близко находиться в их отношениях вроде как не стоит – но кому какое дело. Он чувствует чужое дыхание на своих губах, и быть на расстоянии поцелуя – почти что невыносимо... А потом Саша кивает, и магия момента заканчивается. Он падает рядом и впервые с Сашей соглашается – потому что одному быть и правда проще, одному быть лучше, если все окружающие – всё равно не то. Вино начинает отдавать на языке золой и гнилью. В этот раз первым молчание нарушает Саша. И, кажется, неумение начинать разговор – заразное, потому что он неожиданно спрашивает: – Как там у Даши дела? Давно не было времени поболтать. И Яра прорывает. Он знает, что происходящее у Даши Саше сама же она и перескажет рано или поздно; поэтому он не сдерживается, вываливает всё. И про её карьерные планы, и про амбициозные надежды, и про новое хобби, и про Персика с Зосей. И про личную жизнь – что она ходила уже на два свидания с каким-то парнем из мдм и, кажется, там всё понемногу налаживается. – Вот, в общем, – вздыхает он. – Отогревается она потихоньку. Странно жесть, да? Саша вдруг смотрит на него тем самым взглядом полугодовой давности. Растерянным, очарованным. Яру хочется подойти ближе, снова ощутить запах. Ощутить расстояние поцелуя дыханием на губах. Яр не двигается. Двигается Саша; он подходит чуть ближе, так, чтобы можно было коснуться, но не вплотную. Гулко сглатывает. И улыбается нервно, неровно. – Не так странно, как то, что я люблю тебя, наверное? Яру хочется ущипнуть себя за что-нибудь – просто потому, что это звучит как пьяный бред или как особенно фантастический сон. Он щипает. Закрывает глаза. Мотает головой. Саша всё ещё стоит рядом, но не вплотную и криво ему улыбается. – Ч-чего? – голос хрипит и не слушается, позорно дав "петуха", и Ярик потирает горло ладонью. Саша явно начинает психовать; это видно по тому, как у него раздуваются ноздри и разок дёргается щека, но он упрямо не отводит взгляд и вполне уверенно повторяет: – Я тебя люблю. На этот раз Ярик схватывает информацию куда быстрее. Забивает на джентльменское расстояние, шагая сразу ближе-ближе-ближе, дёргает Сашу за воротник, втягивает запах – парфюм и немного пота ощущаются без привкуса вина в разы приятнее. Следующее, что он осознаёт – они уже целуются. На контрасте со всеми предыдущими годами общения нежно, медленно и вдумчиво. Это на удивление не ощущается шоком. Это ощущается очень правильно – словно они оба знали, как это, всю жизнь, а потом просто почему-то забыли. Ярик обводит языком по пухлой нижней губе, чувствует, как Саша легко мажет по его языку своим, и отстраняется. У Саши в глазах – вселенная и немного неуверенности. Яр только в этот момент понимает, что, видимо, задолжал ему ответное признание. – Люблю, – выходит веско так, с каким-то глубинным, пока даже ему самому не понятным смыслом. У Саши лицо светлеет ещё сильнее, у него расслабляются плечи под яровыми руками, и руки, в какой-то – какой? – момент лёгшие Яру на талию, перестают сжимать так крепко. Ярик целует его в щёку – просто потому что может. Потому что теперь можно – и не на сцене, наразрыв и навзрыд, а вот так, буднично и честно. – Ну и за какие мои недостатки ты меня полюбил? – вдруг бодро и насмешливо интересуется Саша, и Ярик закатывает глаза, всё равно обнимая его ещё крепче. Ну дурак дураком, а. – За все сразу, – отмахивается он и ехидно щурит глаза. – Что важнее, за какое из моих достоинств меня полюбил ты. Саша фыркает, проходится тёплым дыханием по щеке и виску, и Яру становится просто до дрожи тепло. Рядом с этим человеком, во всей этой сумасшедшей истории. – У нас по-другому не могло быть, да? – хмыкает Саша. Ярик отрицательно мотает головой и жмётся подбородком к его щеке. – А нам вообще нужно по-другому? – философски интересуется он. Саша вместо ответа гладит его лопатки, и Яру не хочется больше ничего обсуждать. Хочется, в основном, целоваться. Какое счастье, что теперь затыкать друг друга можно не ехидными злыми словами, а вот так.Беатриче
2 декабря 2023 г. в 00:04
Яр демонстративно затыкает уши наушниками, сердито поглядывая на хихикающих девчонок – те продолжают щебетать так, словно его принципиально здесь нет. Он угрюмо подцепляет палочками ролл, который упрямо пытается выскользнуть из деревянных суровых объятий, и от души бухает его в соус. Представляет, как завтра утром будет завтракать этими же самыми роллами в этой же самой кухне – но в тишине.
Музыку он, правда, не включает – ну а какого чёрта. Во-первых, как бы ни хотелось этого признавать, от музыки изредка всё же устаёшь, если работаешь в ней почти десять лет двадцать четыре часа семь дней в неделю. Во-вторых... блин, ладно, ему всё же иногда интересно послушать девчачьи сплетни.
И пусть думают, что хотят: выдержать принцип и показать, что друг-бисексуал – не обязательно стереотипный чувак из ромкомов, это дело чести и принципа; погреть уши – дело любопытства и заинтересованности... в целом.
Ну, интересно, что девушки думают о коллегах. Коллегах-мужчинах. Раз уж его зовут на такие тусовки, грех не воспользоваться.
Ролл всё-таки шлёпается – на самый край тарелки. Ярик подбирает его прямо так, пальцами, и обречённо засовывает в рот.
Дашка ставит перед ним кружку глинтвейна, и Ярик на секунду перехватывает её запястье, коротко чмокает острые костяшки – в благодарность. Даша смущённо фыркает и треплет его по волосам точно таким же жестом, каким гладит Зосю.
Ярик ухмыляется и притягивает к себе вино. В чём прелесть девчачьих посиделок – на них всегда есть еда и алкоголь. Такой, некрепкий, как раз девчачий. И слава богу.
Софико стягивает с тарелки кусок сыра – Ярик алчно смотрит на сырную нарезку, которую девчонки по каким-то своим женским соображениям поставили от него чересчур далеко, и прищуривается, нацелившись на ломтик побольше.
Он тянется через полстола, почти цепляя вожделённый кусок – чужие костлявые пальцы вдруг перехватывают его, чужие тонкие губы победно ухмыляются, и Ярик возмущённо смотрит на Дашу – ну потому что так не делается. Это вообще-то подло – вот так бесстыже воровать сыр.
– То, что я живу у тебя, вообще не значит, что ты можешь так разбивать мне сердце, – бубнит он, утягивая другой ломоть, чуть меньше, и продолжая раздражённо пыхтеть. – Я подам на творческий развод.
Даша картинно прикладывает руку ко лбу и закатывает глаза, изображая обморок. Софико прыскает и порывается начать обмахивать её полотенцем.
– Вот как, значит, – у неё в глазах – искорки, у неё в голосе – звенящий смех, – тогда я отсужу у тебя опеку над детьми. Оба псына останутся со мной.
Она показывает ему язык и подмигивает ехидной такой, совсем молоденькой девчонкой.
Яр порывисто прижимает руку к сердцу:
– Жестокая, жестокая женщина!
Они смеются все втроём, и атмосфера на кухне кажется бесконечно тёплой, и...
Яр зябко поджимает ноги в тёплых носках.
На улице вообще-то не лето, но дело даже не столько в этом; холод поселяется внутри ещё восемь лет назад, и от него давно не спасают ни свитера, ни тёплое подогретое вино, ни чужие руки.
Он трясёт головой и поджимает губы. В мыслях вязкими серыми спагетти клубится всякая чушь. Об этом думать не хочется – иначе можно снова дойти до того, чтобы обновлять чужую страницу вконтакте и слушать что-нибудь из две тысячи седьмого; в яровом возрасте таким уже заниматься попросту неприлично.
Он подносит кружку к губам – глинтвейн приятно обжигает рот, остаётся сладковатой терпкостью на языке и немного успокаивает мысли.
Запоздало он вспоминает, что забыл хотя бы для вида снять наушники пока они говорили – остаётся только надеяться, что девочки ничего не заметили. Девочки, в целом, и правда вряд ли заметили – Софико толкает какой-то грузинский тост, изображая из себя ту самую весёлую тётушку, и ему стоит огромных усилий не улыбнуться ей сейчас, снова забив на конспирацию.
Они чокаются. Пьют. Ярик прикрывает глаза, сдерживая уродливое желание проверить чужой онлайн и по-детски ткнуть фак бездушному "был онлайн недавно". Недавно – это от минуты до нескольких дней. Недавно – это от замотался по работе до решил изменить жизнь и уехал в Шаолинь становиться монахом.
Недавно – это полная беспросветная неопределённость. Прямо как их отношения – не то непримиримая вражда, не то... вот те взгляды, которыми они иногда обмениваются, и не имеющие смысла жесты. Ярик до сих пор злится на себя за стакан кофе – а прошло две грёбаных недели. Две грёбаных недели самобичевания.
Девчонки заговаривают про Сашу так резко и неожиданно, что поначалу это кажется Ярику откликом его собственным мыслям. Поэтому на диалоге он не концентрируется совсем, плывёт среди знакомых букв, составляющих знакомое слово, дрейфуя в море из "а что если" и "ты совсем поехал", иногда натыкаясь на айсберг из лаконичного "ну пиздец".
– ...нет, ну Казьмин офигенный мужик, скажи, – он возвращается в реальность именно на этой фразе, и несмотря на то, что это действительно правда, он с трудом умудряется не поморщиться. От того, как Софико это произносит. От того, как все это произносят – с лёгким, почти незаметным – если не знать куда смотреть – придыханием. С каким-то налётом восхищения, такого, какое бывает от красивой картины или от смазливого певца из бойзбэнда.
Может, поэтому он и живёт с Дашей – она всегда выговаривала их имена с одинаковой насмешливой лаской. Может, поэтому он и открылся именно Даше – она никогда не произносила сашину фамилию с этим вот чисто женским восторгом.
Она и сейчас дёргает плечами, но кивает, соглашаясь.
– Объективно да, – улыбается она и почему-то на секунду очень хитро, по-лисьи, косится на Яра. – Талантище там жесть. И знаешь... как будто очень надёжно с ним так. Знаешь, что если провалишься – тебя подхватят всегда.
Девчонки в унисон фальшиво вздыхают и издают какой-то умилённый звук, явно пародируя какую-то романтическую комедию нулевых, и Ярик снова не кривится разве что чудом. А они тут же заходятся хохотом и снова чокаются кружками. Ярик ход пропускает, весь обратившийся в слух.
– Да и красивый он, чего уж, – задумчиво вздыхает Дашка, подперев щёку ладошкой – ну чисто Алёнушка. – Как диснеевский принц такой. Для среднего класса.
Ярик всё-таки чувствует, как у него дёргаются губы. Красивый, один такой, ну да, конечно.
Хэштег Казьмин красивый его задолбал ещё в твиттере, честное слово.
Софико, успевшая отправить в рот очередной ролл, энергично кивает. А когда прожёвывает – наклоняется чуть ближе к Даше и заговорщически оглядывается на Ярика.
Он моментально притворяется самым не заинтересованным человеком в мире – взгляд в стену, голова чуть покачивается в такт музыке. Наверное, в театр он пошёл всё-таки не зря, потому что Софико, кажется, удовлетворяет его отсутствующий вид.
И она даже не старается сделать голос хоть немного тише, когда говорит:
– Но главное – это то, как Сашка сильно его любит, конечно.
Яру кажется, он подпрыгивает над стулом на добрых полметра, так сильно его в эту секунду прошивает, по ощущениям, здоровенным таким электрическим разрядом.
Не то чтобы он как наивное летнее дитя не догадывался о сашиной бисексуальности – до него долетали и смутные невнятные истории из прошлого, и вполне чёткие сплетни о парне из ансамбля из настоящего. Но вот так получить подтверждение в лоб, вот так услышать, что он любит кого-то, "его" – неожиданно ощущается словно удар в солнечное сплетение.
Даша тонко, мудро улыбается, слизывает привкус глинтвейна с губ и кивает.
– Ярику повезло, конечно, – со вздохом говорит она, – я бы всё отдала, чтобы меня кто-то так любил.
У него шумит в ушах и краска по ощущениям бросается в лицо, заливая уши, лоб и щёки. Видимо, не кажется – потому что Даша осторожно вытаскивает из его уха наушник и трогает лоб тыльной стороной прохладной ладони.
– Ты не заболел? – озабоченно спрашивает она, и Яру кажется, что да, заболел, и теперь в своём температурном лихорадочном бреде слышит свои температурные лихорадочные мечты. Он достаёт второй наушник и мотает головой.
– Жарко у вас тут, – голос хрипит и срывается, и Даша встревоженно поджимает губы. – И голова раскалывается. Пойду прилягу, ладно?
И да, он позорно сбегает из кухни, прихватив с собой кружку с глинтвейном и чувствуя, как сумасшедше колотится сердце.
Только в темноте комнаты выходит сесть на кровать, обхватить голову руками и попытаться успокоить сбившееся к херам дыхание.
Дыши. Дыши. Сам же говорил.
А после – когда дыхание чуть-чуть приходит в норму – Ярик вполне осознанно позволяет себе эту слабость.
Открывает телегу и с трепетной, идиотской ухмылкой смотрит на "был в сети недавно".
И так по-девчоночьи неуместно, кошмарно влюблённо вздыхает.