за границей солнечной земли.

      – Почему я раньше не находила этот проход?              – Потому что плохо искала.              Музе надоедает слушать перепалку Ская и Беатрикс уже через пять минут. Они ругаются шёпотом, но в тиши подвальных коридоров их голоса звучат так, словно усиливаются громкоговорителем. Сначала ей кажется, что виновница – Би, но Скай, в свою очередь, эту несерьёзную ссору никак не пресекает, наоборот, продолжает и активно в ней участвует. Она идёт молча, смотрит под ноги и старается сосредоточиться на глухом звуке собственных шагов, но получается плохо. Её напарника подобные муки не истязают.              – Ты так умело скрываешь раздражение или тебя они правда не раздражают? – Негромко она обращается к Ривену, идущему рядом с ней. Двое сумасшедших, что обгоняют их на пару футов, даже не слышат её вопроса.              – Да мне всё равно как-то. Может, немного даже забавно, – парень усмехается и посылает ей лукавый взгляд, потом сразу же вновь посмотрев вперёд. Всего секунда, но Муза успевает почувствовать знакомых бабочек внизу живота. Она привыкает к ним давно и почти не показывает волнения из-за такой хитрой, но привлекательной улыбки. Почти.              – Забавно? Да они же не замолкают прямо с того момента, как мы ушли со двора, – чтобы заполнить тишину и не показывать своего трепета, она быстро продолжает тему.              – Это ты с нами в автобусе до Сириуса не ехала. Мне кажется, Сильва тогда поседел…              – Я скоро тоже поседею из-за неё. Ты можешь заткнуться на секунду? Мы уже подходим к кабинету, ты привлечёшь внимание! – Скай, видимо, устав, вклинивается в их диалог.              – Ой, тебе-то чего переживать? Подумаешь, дед с бабкой немножко пожурят! – прилетает ему ответ Беатрикс.              Музе кажется, Би не замолкает из-за чистого упрямства и вредности, потому что этой девчонке явно нравится вот так разговаривать со Скаем. Это проследить крайне сложно, почти невозможно, потому что Беа очень искусно прячет себя настоящую, но магия разума здорово помогает. Особенно теперь, когда Муза больше не бежит от неё на край света. Стоит лишь присмотреться поближе, и осознание материализуется у неё в голове: Беатрикс действительно потихоньку прощает того, кого проклинала перед всей школой, и общаться с ним так… по-сестрински ей хочется до жути.              И она сама это понимает в какой-то степени: у неё тоже нет ни братьев, ни сестёр, но иметь их становится мечтой.              Теперь они идут по уже знакомым ей помещениям: именно здесь находится устройство, которое создаёт стазис, именно здесь держали Розалинд. Света не горит, им приходится передвигаться во тьме из-за охранников, что стоят почти за углом. Солдаты охраняют все входы и выходы, потому что никто из студентов не должен даже случайно лично встретиться с Блум, Даулинг и Дафной.              – … так и будешь молчать? – доносится до них обрывок разговора, который происходит в кабинете директора фей. Муза улавливает истинное беспокойство, спрятанной за сдержанностью Кристофера Сильвы.              – А ты хочешь, чтобы я что-то сказал? Потому что мне тебе нечего говорить, – ей нетрудно вспомнить лицо, с которым Сол смотрит на отца.              – Ты злишься, потому что провёл несколько месяцев в…?              – Я злюсь, потому что все эти полгода Скай был один, а вы не удосужились даже поинтересоваться, что с ним теперь будет, – хлёстко перебивает директор. – Мне плевать, где я был, потому что я не ребёнок. Скай – да, и вы заставили его думать, что он один.              Им вчетвером тесно в крошечном тупике, который скрыт только книжным стеллажом и магической завесой. Муза слышит дыхание каждого, слышит биение четырёх сердец, но усилием воли заставляет себя прислушаться к голосам за стеной. Она знает, что это плохо, подслушивать нельзя, но иного пути у них нет. Возможно, она даже признаются Сильве, что были здесь, но чуть позже.              Даже в кромешной темноте она видит, как Скай, чуть ли не вплотную прижавшись ухом к каменной поверхности, поджимает челюсть.              – Ты многого не знаешь, – фельдмаршал произносит так тихо, что она едва ли слышит эти слова. – Мы… понятия, что… вернулась первые несколько недель. Мы про тебя узнали только в декабре, и то через знакомых.              – Серьёзно? Главный советник королевы и командующий армией Эраклиона не имели понятия, что в интернациональной школе сменилось руководство? – Сол говорит громко, отчётливо, зло. Музе не нужно напрягаться, чтобы понять, что он действительно в гневе.              На пару мгновений повисает молчание. Тяжёлое, слишком гнетущее. Скай смотрит куда-то в пустоту, но все они смотрят на него.              – Мы не смоги бы так быстро приехать из-за новости по поводу ситуации в Сириусе. Мы приехали по другой причине, – выразительно чеканит Кристофер после вздоха.              Муза хмурится и ловит такой же непонимающий взгляд Беатрикс, которая сидит рядом со Скаем на корточках.              – По какой? – Спрашивает Сильва нетерпеливо.              – Мы приехали ставить ультиматум перед объявлением войны, – раздаётся ещё один голос, новый. Муза слышит его впервые, но быстро догадывается, кому он принадлежит. Она представляет, как в кабинет размеренным шагом входит Имоджен Сильва, главная советница монархов Эраклиона. Властность, хоть совсем и не ядовитая, слышится в каждом слове.              Ривен, который возвышается над Скаем, в ужасе распахивает глаза и испуганно смотрит на неё. У неё не получается предложить ему утешение, потому что леденящий страх сковывает и её саму, когда до ушей эхом доносится последнее слово. Она не ожидала такого.              Их директор, видимо, тоже пребывает в немом шоке, потому что какое-то время из-за стены не доносится ничего. Её коленки касается чужая голова, что заставляет Музу посмотреть вниз и напрячь глаза. Беатрикс шевелится, поворачиваясь к ней и посылая настойчивый взгляд.              – Что? – Вырывается из неё тихий-тихий шёпот. Двое специалистов недовольно смотрят на них.              – Усиль звуки магией. Хотя бы попытайся, – шипит Би, хмуря брови, а потом вновь прижимаясь к камню.              Задумываясь, она не сразу замечает, что её пальцы сжимает чужая ладонь. Моргает и сосредотачивается на темноте, разглядывая поддержку на лице Ривена. Она качает головой, как бы говоря: «Всё нормально, я справлюсь». Фокусируясь на окружающем мире и звуковых волнах, Муза заставляет разговор в кабинете директора стать громче.              – … ком смысле? Что за ультиматум? – Наконец-то она слышит вопрос Сола.              – Когда мы узнали, что Розалинд снова директриса, мы запросили у Солярии объяснения: в Алфее учатся наши дети, и мы не давали согласия на то, чтобы школой управляла военная преступница, – миссис Сильва, судя по клацанью каблуков, медленно проходится по кабинету и начинает рассказ издалека. – Ответа не было. Мы пытались связаться с тобой, Фарой, Беном, но ничего. Никакие телефонные звонки не проходили, сообщения не доставлялись. Солярия просто обрубила все способы связи. Это было вопиющими неуважением и угрозой безопасности наших граждан, и тогда мы поехали сюда лично. Это было осенью прошлого года.              У неё не даже возможности удивиться, потому что ей необходимо слушать.              – На границе нас остановили. Просто не отключили защитный барьер, и остановили на границе как безродных псов, – холодная злость чувствуется через стену. Голос жёсткий, и никто не смеет прерывать Имоджен. – Там мы узнали, что Андреас жив. Он, может, и сменил гражданство, предав собственных родителей и всё королевство, но он всё ещё один из сыновей правителей. Очередной плевок в Эраклион: Солярия даже не сообщила об этом. Мы не уехали, остановились рядом с границей. Через пару дней попыток достучаться до вашей королевы мне доставили письмо Салливана. Именно он рассказал, что тебя посадили в тюрьму. Снова: удерживание нашего гражданина. Мы хотели забрать Ская, хотя бы поговорить с ним, но у нас даже шанса ступить на территорию не было.              – Тогда я послал отряд. Чтобы разрушить барьер, – в рассказ вмешивается Кристофер. – Мы нарушили соглашение, но иного пути не было. Мы не хотели оставлять Ская одного, потому и решились на это, понимаешь?              Муза мало соображает, пока вслушивается и старается разобраться в услышанном. Рассказ походит на сюжет исторического фильма, но никак не на реальность. Кто в здравом уме в двадцать первом веке станет устраивать подобное? Должно быть, королева Луна.              Она видит, как Ривен тянется утешающе сжать плечо Ская, но последний лишь резко качает головой: ему не нужны ни забота, ни поддержка. Только информация. Впрочем, как и им всем, но она не может не коснуться коленом бедра своего партнёра. Муза понимает по его взгляду, что его несильно беспокоят дела между Эраклионом и Солярии, но он переживает за лучшего друга и отношения в его семье. Она улыбается ему, посылая лучи восхищения, но всё ещё пребывает глубоко в раздумьях над ситуацией.              – Если бы мы могли, мы забрали бы Ская с собой, ясно? – Вновь звучит голос Кристофера.              – Он бы не поехал… – Их Сильва вздыхает шокировано, удивлённый услышанным.              От Музы не скрывается глухой удар лба Ская о каменную поверхность. Она чувствует сожаление парня, но запрещает себе притупить его.              – Что случилось потом? Вы с боем прошли на…              – Мы никуда не прошли, Сол, – перебивает его Имоджен. – Когда часть барьера была разрушена, нам навстречу был послан не просто отряд, а чёртово войско. Мы не стали рисковать ни собственными людьми, ни теми невинными солдатами. Всё это время мы запрашивали проведения переговоров, и даже были на них, но нас держали за дураков. Уж прости, но за полгода мы устали быть миротворцами. Луна перешла все границы.              – Тогда что за ультиматум? – Сильва спрашивает поражённо. Муза знает, что поражение это порождено не действиями его родителей, но действиями матери Стеллы.              – Тело Андреаса, публичные извинения, установленные Дюжиной репарации и назначение руководства Алфеи всеми королевствами, кроме Солярии, – без запинки, чётко перечисляет миссис Сильва.              – Она ни за что не пойдёт на это! – Слышно, как пелена холода и отстранённости спадает с Сола, и он больше не скрывает беспокойства.              – Тогда будет война, но… – Имоджен вдруг впервые запинается, чем заставляет Музу нахмурится. – Но теперь появились новые обстоятельства.              «В лице вернувшейся из другого мира феи Огня Дракона, неизвестной девушки и воскресшей бывшей директрисы этой школы,» – наверное, так хочет сказать советница, но деликатно корректирует своё высказывание.              – Знаю, что нужно быть осторожнее в высказываниях, но я благодарен, что вы старались удержать мир, мэм, – наконец из-за стены доносятся слова Берри, молчавшего всё время до этого. Он говорит вкрадчиво и негромко, чем подтверждает его опасения об осторожности.              – Кто третья прибывшая? – Мистер Сильва не церемонится и, помолчав какое-то время, задаёт долгожданный вопрос.              Долгожданный, наверное, не только для находящихся в кабинете, но и для них, резко переставших дышать в этой кромешной темноте и прижавшихся ещё ближе к стене.              – Дафна, она сестра Блум, и это всё, что они рассказали, – Берри отвечает тут же.              Муза едва ли сдерживает возмущённый вскрик, но её эмоцию выражает Имоджен:              – Что это значит? Как это понимать? Терпения на то, чтобы проглатывать эти жалкие… – Женщина начинает злится, это понятно по вибрации в голосе и по жгучей энергии, что с лёгкостью проходит через стену.              – Они хотят рассказать всё на конгрессе, чтобы все королевства получили информацию именно от них, а не из третьих уст. Это резонно, я считаю, – Сол не даёт матери договорить, стараясь заверить её в неподдельности своей искренности.              Через пару мгновений молчания следует тяжёлое решение:              – Допустим, – делает вывод Кристофер. – Тогда мы поедем в посольство и будем ждать, когда Дюжина назначит дату конгресса. Фелис…              – Простите, что перебиваю, но у нас, кажется, непрошенные гости.              Муза думает до этого самого момента, что они успеют сориентироваться. Понять, что их заметили, и быстро ретироваться из коридора куда-то в подвальные углы. В реальности же она даже не сразу осознаёт, что Берри говорит о них. Ждёт, когда разговор продолжится, и они узнают о ком-то по имени Фелис, но молчание так и не прерывается. А после до неё доходит.              – Твою мать!.. – Шепчет в ужасе Ривен у самого её уха, и она полностью разделяет его испуг.              Беатрикс, такое ощущение, не парится абсолютно, даже не двигаясь из своего положения и покорно ожидая участи, а Скай – чем абсурдно смешит её в этой очень плохой ситуации – по-детски садится прямо на пол и выдыхает:              –Ну… не поминайте лихом…              Когда каменная стена по мановению магии исчезает, и Муза видит четыре пары направленных в их сторону глаз, сердце ухает куда-то в пятки. И Сильва, измождённо прикрывающий глаза, качающий головой, вовсе не удивлённый их выходкой, совсем её не успокаивает. С точностью до наоборот.              – А можно я с вами в посольстве поживу? – Как ни в чём не бывало спрашивает Скай, пока она силится не выпустить нервный смешок. Ривен проигрывает в этой борьбе.              

***

      

      Смешно то, что ему действительно позволяют поехать. Этим же вечером он собирает рюкзак, прощается с ними и Солом и садится на заднее сидение чёрного автомобиля. Беатрикс понимает быстрее всех, почему всё происходит так быстро: Скай не хочет случайно встретится с Блум. Он делает всё, чтобы держаться от неё как можно дальше, и отъезд – самый логичный и простой выход из ситуации. Она думает, что пусть лучше всё действительно будет так, пусть он будет ближе к Стелле.              Алфея пустеет, а её голова нет. Словно в грёбанном улье, мысли-пчёлы роятся и раздражающе жужжат, не давая мыслить трезво и спокойно. Она не помнит, когда ей в последний раз было так сильно страшно, не помнит, когда в последний раз так сильно боялась кого-то. Должно быть, это было в момент её так и не случившейся смерти, только теперь ещё хуже. Тогда она ждала выброса магии, теперь же Беа может лишь догадываться и представлять. Теперь у неё есть чёткое воспоминание, реальный пример холодной злости Сильвы, и ей до одури не хочется видеть тот же самый взгляд, направленный уже в её сторону.              Её утешает мысль о том, что он не вёл бы себя так, если бы знал. Не стал бы так тепло смотреть на неё, если бы знал, что сердце Ская тогда остановилось по её вине.              – Беатрикс! – Раздаётся громкий, но колеблющийся голос.              Она идёт на поле, когда Блум, сопровождаемая двумя охранниками, сначала окрикивает её, а потом неуверенно подходит ближе. У неё даже желания выглядеть приветливо нет.              – Насколько я знаю, Аиша уговорила родителей приехать на конгресс, Флора тоже должна вернуться. Больше я ничего не знаю, – нехотя произносит она, мечтая поскорее начать тренировку и отвлечься от всего.              Питерс мнётся, растягивая кончики рукавов свитера, и оглядывается нервно. Ветер играет с её длинными рыжими волосами, заставляя девушку выглядеть ещё более юной.              – Я не о них хотела спросить… Ты не знаешь, где сейчас Скай? – Застенчиво закусывая нижнюю губу, Блум говорит тихо, так, чтобы даже двое солдат не слышали.              И она честно видит искренность в глазах феи огня, прекрасно понимает, что должна сказать правду. Может, даже заверить в том, что совсем скоро они смогут поговорить, но ей банально не хочется этого делать. В конце концов, невозможно быть правильной во всём, верно?              – Он в столице. Со Стеллой, – легко бросает она, не удосужившись оценить реакцию на лице Блум, и разворачивается на пятках.              Больше они не встречаются, и Беатрикс безмерно благодарна судьбе, если она существует. Ей хватает собственных проблем, и выслушивание нытья Питерс в них не входит.              Пустая, не содрогающаяся сотнями голосов студентов Алфея поначалу кажется странной и неправильной. Коридоры теперь видятся слишком огромными, столовая не похожа сама на себя, тренировочное поле, на котором она привыкает игнорировать раздражающие смех и споры, выглядит диким. С одной стороны, у неё получается насладится этим спокойствием первые пару дней. Би в тишине прогуливается по саду, не отвлекаясь на пробегающих мимо подростков, дышит свободно просто. С другой же – не Алфея это вовсе, а какая-то другая школа. Быстро она осознаёт, что скучает по… всем.              Муза с Ривеном её мнения не разделяют. Наверное, они единственные, кто беспокоится лишь о глобальных проблемах и больше ни о чём. Беа по вечерам видит, как беззаботно они возвращаются с тренировок и совсем не тревожатся, что что-то может помешать им. Влюблённые идиоты. Маленький укол зависти заставляет её резко задёрнуть штору и лечь спать, слишком крепко сжав ткань одеяла.              Беатрикс пытается разобраться в истории с Царством Тьмы, чтобы не думать о другом. Она не может понять, как сестра Блум оказывается в мире, откуда ведьмы призывают своих «питомцев». Какой в этом смысл? Его нет, как нет его и в Дафне. Зная, что Питерс, сама Би и ещё двое девочек были похищены из стазиса, она не понимает, почему Дафна не появляется в Ином мире вместе с ними. Почему она старше их? Должно быть, потому что тысячу лет назад её поместили в стазис не в младенчестве, и она целых шестнадцать лет провела в полном одиночестве в… Царстве Тьмы? Неужели и Беатрикс оттуда же?              – Ты ведь солгал им, так? Даулинг тебе всё рассказала, а родителям ты говорить не стал, – спрашивает она директора, действительно случайно столкнувшись с ним в коридоре. Беа интересуется между делом, спешит к Терре в оранжерею и совсем не хочет вспоминать, когда именно «вы» превращается в «ты». Только бы он не смотрел на неё с ненавистью.              Сильва смиряет её усталым взглядом.              – Отдыхай, Беатрикс. Всему своё время, не порть всё раньше положенного.              «Потому что для меня всё уже безнадёжно испорчено,» – наверное, хочет добавить он, но замолкает, медленно проходя мимо и невесомо задевая её предплечьем. Она не фея разума, но физически она ощущает весь тот груз, что лежит на нём. Ей нерационально хочется забрать часть его себе. Может, если она избавит его от этой невыносимой тяжести, он не возненавидит её, когда она решится рассказать. Потому что эта тайна, что прячется под рёбрами, причиняет слишком много боли. Потому что ещё чуть-чуть, и она не сможет больше всё скрывать.              – Слышала, как отец говорил с дядей Солом. Кажется, конгресс будет девятого июля, – Харви тихо упоминает, когда они вместе подготавливают почву в горшках. – Ужасно долго.              – А ты думала, все королевства могут разом отложить все свои дела и приехать в Солярию? Наоборот, это ужасно быстро, – Би давно привыкает к негромкому тону в оранжерее и, не заостряя на этом внимания, говорит почти шёпотом.              – Я понимаю, но говорю про другое. Мне даже не позволяют увидится с Блум, с тётей Фарой. Я должна ждать до девятого, и это пытка какая-то. Что может случиться, если я просто поговорю с ними? – Голос Терры с каждым словом становится всё тоскливее и тоскливее, пока она едва не срывается на всхлип.              Беатрикс её понять не может, да и не хочет. Ей не увидеться хочется, ей понять хочется, и это, хоть и в меньшей степени, тоже сводит её с ума. Через пару дней единственная мечта – рассказать, перестать лгать человеку, который и без неё постепенно умирает изнутри из-за всего этого абсурда, в котором они живут.              Ей это убийство снится по ночам. Снится сначала, как Сол говорит ей на кладбище, что она не виновата, а потом, как её молнии останавливают сердце Ская. И, необходимо полагать, её эти сны разрывают кровавее, чем воскрешения и Царство тьмы.              Тёплый ночной вечер проникает под её пижаму, развевая широкие полы мягких штанов. Плечи, не сумевшие скрыться под майкой, оголены, ведь она выходит из комнаты импульсивно, обрывочно, и уже не помнит, что становится последней каплей. Гробовая тишина, стоящая в коридоре, в ушах отдаётся звоном, тьма в углах сгущается, но всё, что её волнует, – это скорая реакция на её предательские слова. Резким движением она откидывает прядь со лба.              Беатрикс замирает, дыхание её перехватывает, когда во дворе она видит две фигуры. Её пункт назначения – мужское общежитие и апартаменты директора, но единственный путь туда лежит через этот чёртов двор, в котором сейчас… Сильва? Она узнаёт силуэт Сола и молниеносно прижимается к стене, к скрытой тенью нише.              Вторая фигура точно женская. Даулинг? Слишком низкая, даже если бы она была без каблуков. Би выглядывать страшно – заметят, сомнения сковывают её, но, как и всегда, она делает над собой усилие. Кажется, со скоростью света она наклоняется влево и тут же возвращается обратно. Перед глазами всё ещё длинные блондинистые волосы, а ещё значок члена Дюжины. В памяти всплывает имя: Фелис.              – … и я правда не вижу смысла твоего приезда. Смысл ты ехала сюда на ночь глядя, если мы завтра встретимся во дворце? – знакомый голос Сильвы Беа слышит и различает первым.              – Потому что я должна была увидеть тебя, просто Сола, а не директора Алфеи, – женщина говорит с какой-то легко ощутимой грустью.              – Зачем? Ты ничего не должна…              – Я не знала, пойми, понятия не имела…              – О чём именно? О том, что Астер Делл не был эвакуирован? – Беатрикс вздрагивает, но не от холода камня, что касается её кожи, а от гнева, которым пропитано каждое отчеканенное Сильвой слово. – О том, что там жили ведьмы? О том, что ведьмы вообще существуют? О том, что…              – Мы не знали, что Андреас жив, – Фелис обрывает его вопросы. – Мы действительно думали, что всё закончилось с заточением Розалинд.              – То есть даже отрицать не собираешься всё, что я упомянул? Что ж… Большое спасибо, – последнюю фразу он бросает легкомысленно, равнодушно, но от Би не укрывается его обида. – Ладно. Что бы изменилось, если бы вы знали? Ты бы рассказала мне? Не смеши хотя бы себя, Фел.              – Ты знаешь, кто я…              – Именно поэтому я не собираюсь обижаться конкретно на тебя, но, уж извини, что меня до помутнения в глазах злит, что Дюжина скрывала такое, – Сильва цедит, наверное, сквозь зубы, заставляя Беатрикс сильнее вжаться в камень. – Это всё. Уже поздно, тебе пора.              Она не знает, сколько времени они стояли здесь до её прихода, но ей этот разговор кажется скомканным, рваным, изуродованным. Эта Фелис – кто-то близкий, кто-то, кому Сол доверяет, и Беа лихорадочно соображает, пытаясь понять, как так получается, что у него есть кто-то такой родной в составе Дюжины.              Их прощание тоже выходит неловким, глупым, колючим, чужим. Она слышит, как печально звучит голос женщины и как почти так же звучит голос Сильвы.              Только спустя две минуты она, расслабившись, позволяет себе сначала осторожно выглянуть, а после выйти из укрытия. Двор пуст, за исключением быстро удаляющегося Сола. Её мало беспокоит, что он идёт вовсе не в своё общежитие, она даже забывает о только что услышанном разговоре и о Фелис. Вне стен школы ветер перестаёт быть приятным. Ночной час даёт о себе знать, холодные воздушные потоки кусают её за плечи, пока она бесшумно движется по тропе. Мысленно отпустив себя и сделав дыхание как можно тише, она незаметно входит внутрь. Запоздало понимает, куда они пришли.              – Так сложно сразу сказать, что услышал меня? – На мгновение вредность прикрывает собою страх, и Беатрикс быстро закрывает дверь, оказавшись на крыше башни, в её (хотя, наверное, уже в их) месте.              – Мне было любопытно, как долго ты будешь молчать, – Сильва откликается, не оборачиваясь, и впервые за две недели он говорит с долей сарказма.              Игнорируя очевидную радость, она заставляет себя сделать шаг и начать разговор.              – Я хотела… Я… – Решимость растворяется, когда в голове начинают рисоваться образы. Воспоминания, если быть точнее: пара месяцев назад, школьный сад, её слёзы и равнодушный взгляд Сола. Трусиха. – Я хотела спросить, кто такая Фелис?              Она останавливается у каменного ограждения, пряча глаза и ногтем карябая поверхность. Чувствует, как на неё смотрят, но какое-то время между ними висит тишина.              – Моя младшая сестра, – следует спокойный ответ.              Её голова резко поднимается и поворачивается вправо. Вмиг она прекращает думать, почему Сильва ничего не говорит про её подслушивание.              – Ты серьёзно сейчас? Типа… прямо родная? – Беатрикс запинается из-за удивления и «крутого поворота» в их диалоге.              – Прямо родная, – Сол не отворачивается, и их взгляды пересекаются.              – У тебя слишком большая семья. Вас слишком много и слишком повсюду, – не фильтруя то, что говорит, она выпаливает первое, что приходит на ум. Она действительно имеет это в виду, но в менее утрированной степени. Возможно, стоило бы поправить себя, но все сомнения пропадают, когда Сильва улыбается ей смешливо.              Будет очень, наверное, жестоко рассказать прямо сейчас, да? Сейчас, за день до этого проклятого конгресса, во время его ссоры с семьёй, во время проблем с Даулинг. Сейчас, когда впервые за недели он выглядит умиротворённым, смирившимся, и усмехнуться его заставляет именно она и никто другой.              К сожалению для него, она жестокая.              – В день битвы с ведьмами это я остановила сердце Ская, – слетает с её губ быстрее, чем она может передумать. Би всё ещё смотрит в его глаза, не отрываясь и ожидая худшего.              Сол не вздрагивает.              – Я знаю, – уверенно произносит он, а после моргает, как ни в чём не бывало.              Кажется, что-то под её рёбрами падает куда-то вниз. Она не знает, что это значит, не знает, что сказать, потому что её парализует. Царапающийся ветер перестаёт беспокоить её.              – Узнал на следующий же день: Скай рассказал сам, – теперь моргает она, силясь понять, галлюцинации ли у неё или Сильва правда даже не меняется в лице. – Всё, что я скажу: тебе нужно извиниться. Не думай, что ему не нужны твои извинения, потому что они нужны. Теперь пойдём спать, ты замёрзла.              Пробуждающий вдох заставляет её лёгкие наполнится кислородом вновь. Она едва замечает, как Сол медленно разворачивается в сторону двери. В голове что-то щёлкает.              – Прости меня, – лепечет Беатрикс, пока её ресницы дрожат из-за волнения. Из-под них она глядит на мужчину перед ней.              Губы Сильвы изгибаются в почти незначительной, в почти невидной ухмылке, но – что принуждает нечто тёплое укутать её сердце – она знает, что он улыбается ей по-настоящему искренне. Когда он кивает и призывающе кладёт ей ладонь на спину, Беа наконец может дышать свободно.              

***

      

      Стелла видит его несколько раз, когда уговаривает мать взять её с собой на переговоры. Если не учитывать злость на Луну и дерьмовую ситуацию в целом, это единственные радостные дни за последнюю пару недель. Им даже поговорить не позволяют, но им хватает переглядок и нежных улыбок через длинный коридор посольства Эраклиона. Между ними ничего не меняется: так они решают отложить серьёзный разговор до личной встречи. Так легче, и прямо сейчас это для них лучший вариант.              Скай не отдаляется, и это внушает ей надежду. Скай не расстаётся с ней, и это заставляет мечтать о счастливой для них развязке.              – Здравствуйте, – Стелла улыбается всем лучезарно, строит приветливое выражение лица, но всё, что ей сейчас необходимо, это её девочки, потерянные по всему дворцу. Выбрав сегодня обувь на плоской подошве, она не слышит своих шагов, лишь жужжащие голоса новоприбывших дипломатов, советников и глав королевств собственными персонами. Вглядываясь в людей вокруг, она наконец останавливается. – Ваше Величество, добрый день!              Король Андроса, Теодор, учтиво кивает ей, но не заводит светской беседы, как это принято: сегодня никому не до манер. Стелла движется дальше, ощущая присутствие сотен людей кожей и ища в толпе знакомое лицо. К сожалению, она понятия не имеет, как выглядят родители Аиши и кого именно ей нужно высматривать. Она уже думает развернуться и пойти на поиски Терры и Музы, как чувствует ладонь на плече.              – Я уже начала переживать, что тебя не взяли, – по инерции её руки обхватывают спину феи воды и прижимают подругу к себе. Один из плюсов магии разума – она понимает, кто касается её, даже без взгляда.              – Была такая вероятность, но я умею уговаривать, – Аиша обнимает её в ответ, сжимает крепко-крепко, так, словно они не виделись не две недели, а два месяца. Хотя, если быть честной, за последнее время происходит слишком много всего, и даже три прошедших месяца не сравнятся с ним по неожиданности событий. – Ты уже виделась с кем-то из наших? Они вообще приехали?              – Терра, Муза и Беатрикс всё-таки уломали Сильву, и должны быть здесь, а…              – Я вас обыскалась уже! – На них, точно искрящийся сгусток энергии, налетает Флора и пытается обнять сразу обеих. Стелла ощущает прячущийся за её непосредственностью страх перед предстоящей правдой. Это её не удивляет.              Втроём пробираться через скопления людей и очень уж дотошных охранников намного легче и веселее. На какие-то несколько минут ей удаётся даже немного забыть, зачем они здесь находятся, а потом всего через каких-то пару футов она видит Блум.              Аиша, наверное, не забывает об их цели ни на мгновение, потому что в тот же самый момент, не обращая внимания на предупреждения солдат, бросается к своей лучшей подруге. И Стелла счастлива искренне. Истинно, по-настоящему, правдиво. Радость переполняет её, когда пальцы Блум отчаянно цепляются за талию феи воды, а глаза её наполняются слезами. Собственные губы начинают подрагивать из-за эмоций, переполняющих до краёв, из-за воспоминаний о том проклятом утре, когда они проснулись не вшестером, а впятером.              Она видит Ская быстрее, чем он ловит взглядом её. Следуя за своей бабушкой, он шагает с опущенной головой, и она чувствует его тревогу, точна она принадлежит ей самой. Стелла поджимает губы и задерживает дыхание, ожидая в предвкушении, когда он повернётся. Ради эксперимента она, словно дёргая за ниточку, зовёт его через их связь.              Сердце пропускает удар, когда его глаза встречаются с её. Снаружи он абсолютно спокоен, но под этой маской, как будто у неё есть рентгеновские очки, она разглядывает бурю, хаотичную и горестную. Хмурится, не понимая, есть ли что-то, что беспокоит его, и она этого ещё не знает. Позабыв об окружающих, она вопросительно поднимает бровь, но он лишь качает головой и поворачивается к бабушке. Под рёбрами всё холодеет.              – Из детей внутрь позволено войти исключительно Блум и Стелле. Остальных прошу подождать в другом помещении – вас проводят, – потому что нам пора, – рядом появляется её мать, холодная и собранная. Выразительно посмотрев на неё, Луна «подтекстом» приказывает войти в зал конгресса бок о бок.              В последний раз взглянув на Ская, странного и необычно расстроенного, она переступает порог.              Несмотря на то, что Стелла знает, как всё будет происходить, она ни разу до этого дня не встречала ни одного члена Дюжины. Она в курсе, что двенадцать человек складывается из трёх человек от каждого королевства, но ни одной фамилии она не знает. Она едва ли заставляет себя следовать за матерью, когда на значке одной из женщин разглядывает имя: «Фелис Вайолет Сильва».              Они садятся на первом ряду в компании других королевских семей. У неё не получается изучить людей рядом с собой, как её учили, она может лишь с еле заметной дрожью ждать, когда на площадку для выступлений, одну часть которой уже занимает стол Дюжины, выйдут три феи.              – Начните с самого начала, мисс Питерс. Кто вы, откуда и как попали в Алфею, – голос Фелис Сильва, размеренный и внушающий доверие, прорезает гробовую тишину. Микрофон и не нужен вовсе, потому что все слушают с упоением.              Стелла силится проглотить комок нервов, когда она смотрит на Блум. Подруга сидит за вторым на сцене столом, по её правую руку сидит Даулинг, по левую – Дафна. Осунувшиеся щёки, потускневший цвет волос и бегающие от волнения зрачки – всё это делает атмосферу в громадном зале тяжелее.              – Я… Я из Первого мира, из Калифорнии. Мои родители – обычные лю… Точнее, я думала, что они мои родители, – Блум заговаривается, путается в словах, но делает глубокий вдох, когда, должно быть, её успокаивает прикосновение Даулинг. Стелла узнаёт ситуацию: когда-то и она была такой же. – Я не знала, что фея, до шестнадцати лет. Одним вечером я разозлилась, потеряла контроль и устроила пожар. Так, из-за этого инцидента, меня нашла директриса Даулинг. Она сначала сама поняла, а потом объяснила мне, кто я. Прошлой осенью я поступила в Алфею.              – Мисс Даулинг, вас ничего не смутило? Обычно феи Первого мира знают, кто они, так как рождаются у таких же фей, – светловолосый мужчина лет сорока задаёт вопрос.              – Я поняла сразу, что Блум – подменыш, именно по тому факту, что вы сказали. Я подданная Солярии и сразу сообщила об этом королеве Луне, – эти слова заставляют её мать рядом сжаться в негодовании.              – Сами вы планировали изучать родословную девушки?              – Ждала указаний королевы. У меня не было никакой информации, сама бы я не смогла найти ничего.              – Кто выпустил Розалинд Хейл из стазиса и на каком основании?              Стелла резко вдыхает воздух, у неё кружится голова.              – Через пару недель после поступления мне начали приходить видения, – дрожащим голосом начинает Блум. – Я видела женщину, фею, которая отправила меня в Первый мир, и слышала, как она просила меня отыскать её. Не знала, кто она, видела её впервые в жизни, но… Мне казалось, мисс Даулинг лжёт мне, скрывает всё по какой-то… плохой причине. Поэтому мы… я… я решила заняться этим сама. У меня были предположения, я думала, может, эта фея – моя мать, поэтому старалась делать всё, что было в моих силах. В один день меня привезли к Астер Деллу, и…              – Кто? – Наседающе спрашивает темноволосая женщина.              Стелла в страхе прикрывает глаза, силясь унять вспыхнувший страх. Если весь этот год её мать держала границы закрытыми, игнорировала Эраклион, позволяла Хейл и Андреасу управлять школой, значит, Дюжина понятия не имела о Беатрикс. Она не знает, что именно они думают насчёт политики Луны, что они собираются делать теперь со всем этим, но ясно одно: они будут искать всех, кто как бы то ни было связан с Розалинд.              – Моя сокурсница, Беатрикс. Она… Она приёмная дочь Андреаса Эраклионского, – слова Блум доносятся до её слуха, и она заставляет себя открыть глаза. Почти до крови она закусывает губу, когда видит, как все двенадцать человек что-то записывают, и когда ощущает неподдельный страх Сильвы, сидящего на пару рядов дальше.              – Продолжайте.              – Она отвезла меня к Астер Деллу и рассказала, что там произошло, только… Только у неё была какая-то странная версия событий. Не знаю, наверное, ей её внушили, чтобы она ненавидела Алфею, или, может, она хотела, чтобы я её возненавидела. Она рассказала, что мисс Даулинг, мистер Харви и мистер Сильва уничтожили поселение по собственной воле. Что они знали о неэвакуированных людях и всё равно разрушили деревню, – Блум теперь говорит спокойнее, но огонёк в её глазах не погасает. Стеллу он пугает. – Я сильнее убедилась в том, что директриса лгала мне. Я стала везде видеть эту ложь… И когда мисс Даулинг рассказала мне правду, я не поверила, что она хочет мне помочь, и… Я освободила Розалинд, чтобы он рассказала мне о моих родителях.              – Что она сказала вам после освобождения? Что сделала?              – Она сказала только то, что я знала и без неё. То есть, обо мне, но существование ведьм меня удивило, всех удивило… – Стелла нутром чувствует непонимание сотен людей в зале: тогда на банкете были только жители Солярии, другие королевства не имеют понятия, что происходит.              – Мы вернёмся к ведьмам позже.              – Потом директорами стали…              – Эту историю мы успели изучить. Что вам рассказал Себастьян Валтор и как он погиб?              Блум мимолётно оглядывается на Дафну.              – После того, как мы узнали о том, кто он, Розалинд хотела поймать его в ловушку. Я ей уже не доверяла, поэтому заключила с ним сделку, – взгляд Питерс продолжает бегать, и её необычная тревога страшит Стеллу больше всего. – Он был тем, кто рассказал мне о смерти мисс Даулинг. После… после я… я…              – Потеряли контроль и убили Розалинд Хейл, – мягко перебивая, Фелис Сильва договаривает мысль Блум. – Потом вы вновь заключили сделку с Валтором, чтобы спасти школу. Что произошло в тот вечер в Алфее?              – Он… Я уже не могу разобраться, чего он хотел, потому что он ошибался, но я должна была открыть портал в другой мир. Он называл его Царством Тьмы, так он назывался в книге ведьм. Я не знаю, где она сейчас. Моё Пламя Дракона… – по залу проносится коллективный вздох поражения и шока. – Оно – ключ. В общем, когда я колдовала, спросила о моих родителях. Он сказал, что его отец выкрал меня из стазиса, в котором я пробыла тысячу лет назад…              – Я полагаю, рассказ следует продолжить мне, – впервые Стелла слышит голос Дафны, неизвестной женщины, прибывшей из Царства Тьмы.              – Назовите себя, расскажите, кто вы.              – Меня зовут Дафна, я принцесса Домино, империи, разрушенной тысячу лет назад.              Ей кажется, что после всего удивить её необычайно сложно, но сегодня – день сюрпризов. Она почти не замечает шёпота вокруг и коллективной, глобальной безысходности.              – Моя империя – пристанище Великого Дракона, завещавшего нашему роду защищать Иной мир.              – Если так, тогда вопрос: вы знаете о ведьмах?              – Первые ведьмы – мои тёти, сёстры моей матери, проклятые Великим Драконом за неповиновение, – несмотря на новый мир, новое время, объяснимую апатию, женщина говорит уверенно и спокойно. Стелла словно видит зеркало: Дафна – истинная принцесса. – В зависти и отчаянии они напали на нашу столицу, моя мама погибла в собственном огне. Они умертвили всех, каждого, улицы города тонули в крови. Перед смертью в бою мой отец поместил меня и Фламму… – Она впервые осекается, стараясь не смотреть на сестру. – … Меня, Блум и трёх наших кузин в стазис в надежде на то, что через века нас отыщут и дадут второй шанс на жизнь. Семнадцать лет назад так и случилось… Мужчина, Хьюберт Валтор…              – Подождите, – член Дюжины перебивает её, его голос звучит непривычно обрывочно. – Себастьян Валтор утверждал, что его отец похитил мисс Питерс из стазиса и принёс её в Астер Делл… Каким образом он нашёл этот стазис, если, как вы утверждаете, он находился в столице Домино? Где она вообще располагается?              – На острове. На острове, который ведьмы с помощью магии убитых фей скрыли от чужих глаз. В вашем лесу есть портал…              – Роккалуче?.. – Фелис Сильва шепчет в осознании.              – Наверное… Это озеро, связанное с озером в моём городе. На сколько мне известно, Хьюберт попал в Домино именно через него. Я не… Не хочу раскрывать своих мотивов, и вы не имеете права принуждать меня, но рассказала ему правду о его предках, и он понял, действительно поверил. Когда ты фея разума, ты видишь доверие сразу. Я отдала новорождённых девочек ему, взяла клятву дать им жизнь, которую они заслуживали, и прекратить вражду, которую породили три завистливые женщины. Он ушёл, и…              – Стоп, – звук отодвинутого стула ударяет по барабанным перепонкам. Женщина встаёт из-за стола и медленно подходит к противоположному столу. Стелла не может сосредоточиться на её эмоциях, потому что со своими справиться не в состоянии. – Как это возможно, ваше Высочество? Вы заверяете, что все события, о которых идёт речь, произошли в столице империи Домино. Вы заверяете, что вы остались в своём родном городе, но как возможно то, что вы пришли в Солярию вместе с мисс Питерс, которая покинула Иной мир, уйдя в Царство Тьмы?              –Возможно, потому что никакого Царства Тьмы не существует. Те существа, которых вы зовёте Сожжёнными, и те, которых – скребками, приходят к вам из портала-озера из моего города. Они – порождение Великого Дракона, отравленного магией ведьм. Блум пришла в Домино, а не в Царство Тьмы. Фара была спасена Драконом: её дух – должно быть, никто до неё не использовал такой мощной магии – прошёл через портал, и Пламя Дракона вернуло её к жизни. Все мы пришли из Домино…              Стелла не помнит, что говорилось дальше. Ей вообще не удаётся пока уложить всё в голове, связать и поверить. Грёбанная книга ведьм – ложь? Выходит, всё – ложь? Она не знает, как выходит из зала, не понимает, куда и кто её ведёт.              Она не думает, что есть нечто, что способно парализовать её сильнее, потому что она уже парализована. Есть.              – Стелла, ты должна поговорить со Скаем. Стелла, Блум не должна узнать о том, что вы со Скаем вместе, понимаешь? Сама Даулинг сказала, что Блум не контролирует себя, она убьёт нас всех, если мы потревожим её ещё больше. Ты должна сказать Скаю, чтобы он держался от тебя подальше, потому что он не может понять всего масштаба проблемы. Доча, ты слышишь меня?