Подчинение

Проснуться в темноте было почти блаженством. Гарри приоткрыл глаза, ничего толком не увидел и снова закрыл, радуясь тишине и покою от чужих голосов, света и боли. Мир был чёрным, тёплым и каким-то аморфным, словно все вокруг понемногу сливалось в мягкую уютную массу, в которой хотелось укрыться с головой. Но уже через минуту тишину нарушило чужое дыхание и неторопливые шаги. Когда он проснулся в больнице после операции было примерно так же. Только возле кровати топтался бодрящийся доктор. Джеймс появился утром, небритый и злой, едва успевший урвать немного времени перед работой. — Пап? Ты за мной? Из темноты усмехнулись. — Конечно, Гарри. — Матрас рядом с ним прогнулся, и мальчик кожей ощутил чужое тепло. — Как ты тут? Тебе больно? Прохладная ладонь зарылась ему в волосы, легко задевая затылок и ухо. В груди разлилось приятное тепло. Джеймс делал так редко и обычно торопливо. «Ты же не собака, чтоб чесать тебя за ухом». — Нет! Совсем нет, — поспешил заверить мальчик. — Я в порядке! Честно. Думаю, я смогу вернуться в школу… — Я ценю твою тягу к учебе, но ты не в порядке, Гарри. У тебя гнойная рана на руке, температура и, возможно, сотрясение. Несмотря на явное неодобрение, руки Джеймс не убрал. Щеки запылали то ли от жара, то ли от стыда. — Пап, я…я… — Тише, Гарри. Все хорошо, ты поправишься и скоро будешь дома. Я очень хочу, чтобы ты поскорее вернулся. Горло сдавило, и Гарри внезапно понял, что не может произнести ни слова. Силясь проглотить непрошенные слезы, он потерся лбом о чужое бедро, чем ещё больше напоминил себе потерявшегося щенка. — Тебя здесь обижают? Кто-то причинял тебе вред? Он сильнее замотал головой, отчего перед глазами забегали искорки. — Но на побег ты все равно решился? — Я… да. Язык плохо слушался. Хотелось глубже нырнуть в сладкое марево и уснуть, снова наблюдая в темноте за маленькими золотистыми точками. Но сознание упорно цеплялись за слова человека из тени. И боль начала возвращаться. Пока слабо ощутимая, похожая на покалывание, она грозилась через какое-то время вырасти в огромную зубастую тварь и впиться ему в руку. — Почему? Кто-то угрожал тебе? Или, может, — ладонь, выводящая круги у него на затылке ненадолго замерла, — может, кто-то согласился тебе помочь? Неожиданно Гарри захотелось рассмеяться. Как отец представлял это? Чтобы кто-то из обитателей особняка Риддла просто подошёл к нему и предложил готовый план побега, включающий возможность сорваться со стены? — Ну-ну, — очевидно, приняв его невольные смешки за первые всхлипы, Джеймс подхватил его подмышками, неосторожным рывком усадил, случайно задев больную руку, и прижал к себе, стиснув так крепко, что перехватило дыхание. — Тебе не надо боятся, Гарри. Я же хочу поблагодарить этого человека, только и всего. Твоему другу ничего не угрожает. Стыд, отступивший было под волной неожиданной нежности, вернулся. Внезапно Гарри стало даже хуже чем накануне, когда он только набрасывал план побега. Ведь тогда он был один, а сейчас почти задыхался от внезапного приступа отцовской любви. Джеймс уже знал, да? О том, что вместо издевательств он здесь получал почти что полный соцпакет и даже развлечения. — Ты ведь всегда умел находить друзей, Гарри. И здесь нашёл? Кто-то обещал забрать тебя в саду? За оградой? Или… Очередное поглаживание между лопаток вышло поспешным и каким-то грубым. — … тебя должны были вывести прямо из библиотеки, но что-то пошло не так? — Нет. — Гарри наконец совладал с голосом и проглотил колючий комок, дерущий ему горло. Но несмотря на непроглядную чернильную темноту отнять голову от широкого плеча, затянутого в костюмную ткань так и не смог. В конце концов, они обнимались так редко. — Я сам. — Все — сам? Но это был очень рискованный план, Гарри. «Глупый», «непродуманный», «безнадёжный» — несложно было считать заложенный смысл. — И звучит он, уж прости, весьма бестолково. Зачем так рисковать? Ты боялся, что даже после недель хорошего обращения тебя отвезут в лес и закопают? Если человека хотят убить, нет смысла лелеять его столько времени. Планировал бы Том Риддл прикончить тебя, к концу срока ты бы умолял о смерти. — Я знаю. Покалывание в руке медленно нарастало, словно по ней пробеги крупные мурашки. Гарри понял, что весь мокрый и выжатый, как старая посудомойная губка. От объятий и близости чужого тепла ему стало жарко и устало, даже ворочать языком было нелегко. Но он должен. Он должен быть сильным и сказать наконец: — Прости меня. Рука на спине замерла. Гарри чувствовал большую ладонь чуть выше середины хребта, приятно холодящую его кожу. — За что мне тебя прощать? — Я тебя подвёл. Попался. Говорить было тяжело, и мальчик сильнее ткнулся в спасительное плечо, вдыхая незнакомый древесный запах. Когда отец умудрился сменить парфюм? — Я… Мне так стыдно. — Почему? Горло снова проткнуло невидимыми иголками, и Гарри заговорил быстрее, пытаясь сохранить хотя бы разборчивое произношение: — Если бы я не… Ничего этого бы не было. Просто потому что я не могу, не могу, — как он ни старался, все равно приходилось брать паузы, — позаботится о себе. Я хотел все исправить… — Каким образом, Гарри? Сорваться со стены и убиться насмерть, чтобы м., гм, Риддлу было нечем шантажировать меня? — Но у меня же могло получиться? То есть, в смысле, убежать, а не… Не это. Но я не мог просто сидеть и ждать, когда, когда… — Ох, Гарри. И ты, значит, решил, пострадать и помучится за то, что тебя силой утащили из дома, а потом ещё и не стали пытать? Ну ладно, хватит с тебя исповедей. Его опора куда-то сдвинулась, и Гарри соскользнул вниз, проехавшись носом по широкой ключице. Древесный запах стал сильнее. — Глотай. Длинные пальцы надавили на нижнюю губу и протолкнули ему в рот крохотную таблетку. На языке загорчило, но в горло тут же полилась вода. Сжимавшая горло удавка наконец исчезла. — Спи. Ближе к утру Морфей снова тебя навестит. Так ты точно ничего не вспомнишь.

* * *

И всё-таки чёртовы шарики не работали! Том повертел в пальцах гладкий нефрит, лениво размышляя, не швырнуть ли модным китайским аксессуаром в кого-нибудь. Лучше в бестолкового мальчишку, но не спускаться же опять ради этого в подвал. Он и так за последние сутки провел там слишком много времени. От неосторожного движения один шарик выскользнул из пальцев и покатился по паркету, издавая глухой рокочущий звук. Том кинул второй на диван, грациозным движением поднялся и развернулся к окну, где жил своей тихой жизнью освещенный фонарями сад. Как на зло на глаза попался старый клен, сыгравший не последнюю роль в этой нелепой истории с пробегом. Поразительно, сколько всего тут совпало и не совпало одновременно. Если раньше он считал Гарри Поттера самым невезучим человеком из когда-либо встреченных, то теперь это утверждение пришлось пересмотреть. Уже то, что мальчик не сорвался со стены и не расшиб себе голову было огромной удачей. А ещё, убеги он достаточно далеко, возможно, умер бы от нелеченного гнойного процесса.Чёртов искатель приключений! Это ж надо было выкинуть такое, когда самые рискованные шаги уже предприняты и заложник нужен живым! Сейчас Риддл не сомневался, что несмотря на все опасения Нарциссы, мальчик избежит заражения крови и благополучно выздоровет. Те, кто невольно ищет гибели всегда отличаются поразительной выживаемостью. Мальчишка взбесил его своей выходкой, несомненно. Но вместе с тем невольно открыл такое скопище неприятных секретов, грязи и мерзости, что было почти греховно не воспользоваться этим. Сейчас было почти смешно от того, как он, рассчитывая сыграть на семейном доверии и привязанности, начал с утешений. Наверное, стоило отпустить пару язвительных замечаний или дать Поттеру пощечину — тот бы раскололся скорее. О, Том знал этот тип людей. Несколько раз они появлялись в приюте — всегда растерянные, невнятно мямлящие, всегда их приводил кто-то из родственников и оставлял, уходя и не оборачиваясь. Новичок осматривался вокруг тупыми от неверия рыбьими глазами, считая все это дурным сном или очередным особо жестоким наказанием. Потом наступали недели или месяцы ожидания («я исправлюсь, я могу быть хорошим, я, я, я…») но неизменно они ломались, принимая жестокую действительность. Том, уже тогда полюбивший наблюдение за людьми, мог месяцами тихонько следовать за погруженными в свою тоску и самобичевание детишками, пытаясь поймать этот момент осознания — они здесь навсегда, их не простят, не заберут обратно. Однажды, сам ещё будучи наивным дитём, он великодушно попытался помочь одному из этих олухов. — Тебя оставили здесь не потому, что ты плохой, а потому что она тебя не любит, — просто сообщил он Билли Стабсу, стискивающему в руках своего тощего белого кролика. — А грызуна твоего тем более ей любить не за что. Том сообщил это даже без цели поиздеваться, просто как факт. Билли этого высокого жеста не оценил и набросился на него с кулаками, защищая свое идеализированное представление о мамаше. Этого Риддл простить не смог и в скором времени повесил единственное, что у Стаббса осталось от дома в шкафу, заодно тонко намекнув всему приюту, что с ним ссориться не стоит. Легенда про кролика в петле так прочно закрепилась в приюте Вула, что, вероятно, существовала до сих пор. После этого Том больше не пытался доносить до таких как Билли очевидную истину, наблюдая, как они годами изводят себя сами. Впрочем, одна девчонка долго не мучилась и на третий месяц после прибытия сиганула с крыши, чем заслужила посмертную ненависть других обитателей. Чердак, где можно было покурить и быстренько перепихнуться, после того случая заперли. И вот спустя почти тридцать лет у него в подвале сидел юноша, терзаемый лихорадкой и тупым, совершенно иррациональным чувством вины перед родителем, явно ценившим собственного ребенка меньше, чем деловую репутацию. Том невольно усмехнулся, оценивая иронию ситуация. Он ведь действительно пытался не вредить мальчику. Но для Гарри было бы куда безопаснее, держи он его связанным, с завязанными глазами, кляпом во рту и ещё под хорошей дозой успокоительных, чтобы сил хватало только на еду и прогулку до туалета. Поттер мог оправдываться как угодно, но Том понимал — мальчик наказывает себя, даже если его затуманненных гормонами мозгов не хватает, чтобы это осознать. Гарри чувствовал вину за то, что вел долгие интересные разговоры с убийцей матери. За то, что с ним хорошо обращались и позволяли даже невинные развлечения вместо часов самобичевания в сырости и темноте. За то, что вообще попал в такую передрягу. Том не так долго наблюдал за ним, но был уверен, что даже сегодня среди криков и слез разглядел что-то граничащее с мазохизмом. Он почти наверняка знал: следующие дни Гарри будет спать спокойно, и едва ли это связано с морфином. Было что-то даже восхитительное в том, как мальчик сумел добиться желаемого, сохранив себе статус жертвы. Жгучая злость на несносного ребенка так и не ушла. Да и не только на него: Барти тоже неприятно удивил, особенно после стольких лет безупречной работы. Хотя с другой стороны, кому, кроме безрассудного подростка могло прийти в голову слезать с высоты второго этажа по вьющимся стеблям? Риддл отвернулся от погруженных в сумерки деревьев и шагнул к огромному террариуму, где грелась под лампой его любимица. — Здравствуй, дорогая. Я сегодня немного позже, уж не обессудь. Нагини с ленивой грацией приподняла аккуратную голову и взглянула на него тёмными бусинками глаз. — В качестве извинения принес тебе на сладкое кролика. Хотя, может, стоило угостить тебя одним безмозглым маленьким мальчиком? Змея медленно зашевелилась, словно проявляя интерес. Том усмехнулся, раскладывая перед любимицей лакомство. Бэлла, ещё в давние счастливые времена их романа, как-то заикнулась о том, что он скатился в дешевый фарс. Держать змею, какая пошлость! Он тогда даже не отмахнулся — много чести. Он был хозяином этого дома, этого городка и свой жизни, и сам решал, кому находится рядом. Наблюдая, как Нагини заглатывает грызуна, Том раздумывал о мальчике. Обиженные или брошенные дети — плодотворный материал. В умелых руках и вовсе бесценный. Правда, времени на обработку требуется непростительно много. Но минимум один такой пример Том выпестовал сам. С Барти они познакомились в средней школе, и если для Риддла это было просто приятное времяпровождение с не самым глупым из сверстников, то младший Крауч явно искал нечто большее. И что именно Том понял, когда первый раз был приглашён на семейный обед. Он надеялся завести приятное и выгодное знакомство, но в итоге вынужден был сбежать, едва закончив с десертом. Старший Крауч был явно не в духе и весь вечер метался между допросом своего гостя да подначивание и унижением сына. Том, считавший себя мастером изящных оскорблений, только диву давался, сколькими способами всего за два часа можно донести собеседнику мысль о его ничтожестве, глупости, неспособности на что-то значимое и далее, далее по списку. Надо было решать, на кого из членов семьи делать ставку: уже выбившего себе место в обществе старшего или задавленного отцовской тенью младшего. Риддл выбрал. И не прогадал, получив союзника не только умного, но и верного до мозга костей. Конечно, даже столько лет спустя Барти приходилось разгребать ворох психологических проблем, подаренных заботливым родителем. Но это ни в какое сравнение не шло с тем, сколько он сделал для бизнеса Тома, включая немалые материальные вложения. С Гарри могло получиться так же или даже лучше. Тем более, ему пригодился бы ещё один свой человек под боком у Поттера. Петтигрю пока справлялся со своими нехитрыми задачами, но недавний инцидент показал, что доверие между старыми друзьями всё-таки не абсолютное. Гарри, деливший с Джеймсом дом и стол, мог быть гораздо полезнее, тем более, если его большую часть времени даже не замечают. Да, сейчас он ребенок и в делах полиции мало что смыслит. Но во-первых, дома, расслабившись и поддавшись чувству безопасности можно выболтать даже то, о чем на работе говоришь с осторожностью. А во-вторых, дети взрослеют, и становятся сначала студентами, а потом полицейскими или юристами, врачами или мелкими чиновниками. Но вот детских обид они не забывают, и если сыграть на нужных клавишах какая же прекрасная получается композиция! Нередко похоронная. Вот только если раньше Том имел дело со сверстниками, которых интуитивно мог понять, то сейчас возиться с подростком будет гораздо сложнее. С таким безолаберным папашей мальчику нужна родительская фигура, но вот станет ли воспитанный на идеалах справедливости Гарри даже рассматривать Риддла как таковую? На секунду захотелось отбросить эту затею как тот бесполезный нефритовый шарик. Но профессор Слизнорт, знавший толк в выстраивании отношений с людьми, всегда твердил, не уставая, две вещи. Имейте терпение и ищите правильный подход. Старик Гораций был одним из немногих преподавателей, кого Том вспоминал с улыбкой. И по сложившейся традиции, начавшейся почти что с шутки, каждый год слал бывшему учителю коробку засахаренных ананасов. Интересно, у старика ещё остались зубы, чтоб их кусать? Том умел находить подход к людям. И имел терпение, которому многие разведчики и снайперы могли бы позавидовать. Только избранные знали, как долго он подбирался к собственному отцу и выстраивал все так, чтобы «счастливое воссоединение» казалось случайностью. А последующая скорая смерть старого ублюдка… Она как раз вызывала вопросы, но он из кожи вон лез, чтобы улик не нашли. И СМИ могли обсасывать любые грязные теории — доказать никто ничего не мог. Нагини проглотила крольчонка, и мысли Тома снова вернулись к Гарри. Киллер или диллер из этого мальца вряд ли вырастет, а вот хороший информатор — возможно. Конечно, учитывая их, так сказать, инцидент, это будет нелегко, но когда он боялся трудностей? Начинать надо прямо сейчас. В конце концов, выздоравливать бедному мальчику наверка будет ужасно скучно.