Забытая

      Яркий белый свет, слишком резкий, чтобы держать глаза открытыми… Слезы застилали взор, лились по щекам… Больно, очень больно… Над ней склонились несколько человек, но она не могла различить их лица, лишь слышала чей-то взволнованный, смутно знакомый голос, отчаянно моливший:       — Не сдавайся, не сдавайся!..       Новая мучительная волна боли, зародившаяся внизу живота, судорогой прокатилась по всему телу, вырывая очередной крик из охрипшего горла. Невыносимо… Она закрыла глаза…       Ей удалось ненадолго отключиться, но противная лампа, настойчиво светившая ей в лицо, заставила ее снова прийти в себя. Она с облегчением заметила, что тело немного успокоилось, избавившись от причины ее страданий, и она расслабленно прикрыла глаза, в ответ на настойчивые просьбы тихо прошептав:       — Люк…       Едва она успела произнести это короткое слово, ее будто разорвало изнутри, тело пронзили тысячи кинжалов, она заметалась по лежанке, пытаясь унять дрожь и облегчить мучение. Неужели опять?.. Сильные руки тут же прижали ее к кушетке, не давая дергаться.       — Я не могу, не могу… — кричать уже не было сил, она сбилась на лихорадочный шепот. — Не могу снова… Пожалуйста…       Она слышала, как ей отвечали, пытались успокоить, но она не могла разобрать ни слова, и даже не пыталась. В голове билась одна-единственная мысль: пусть это закончится. Пусть она снова лишится чувств, пусть умрет, лишь бы избавиться от этой боли, лишь бы не слышать ужасных слов, до сих пор звенящих в ушах и выворачивающих душу наизнанку.       «- Ты предала меня! Ты привела его, чтобы он убил меня!       — Энакин, пожалуйста!..»       Невидимые пальцы снова сжались на горле, как на Мустафаре, словно направляемые рукой обезумевшего мужа, стало трудно дышать, пульс участился, сердце готово было выпрыгнуть из груди, потемнело в глазах…       — Реанимационную бригаду, быстро! — донеслось до нее словно сквозь преграду, и она вдруг почувствовала, что ей стало легче, боль немного ослабла и, поняв, что случилось, она собрала остатки воздуха в легких, из последних сил приподнялась на кушетке и, прежде чем навсегда провалиться в черноту, выдавила еле слышное:       — Лея…