Замри. Беги. Бей.

Всё ещё стоит тёплая осень, когда на ранчо приезжает Джозеф. Рэйч, признаться, опасается лидера секты побольше, чем крестителя. Однажды она даже как-то упоминает вскользь в разговоре с младшим Сидом, что и Джейкоб, при всех своих, скажем так, особенностях, пугает её гораздо меньше Джозефа. Джон долго и искренне смеётся, а потом уточняет: — Джейк, вероятно, не успел рассказать тебе свою излюбленную историю про Миллера, Рэйчел? И когда девушка отрицательно мотает головой, предлагает обязательно попросить его об этом при встрече. Рэйч по тону крестителя догадывается, что история ей не понравится, и делает заметку для себя никогда не спрашивать старшего Сида про этого Миллера, кем бы он там ни был. Что касается Джозефа, Рэйч справедливо полагает, что многие действия членов семьи Сидов продиктованы волей и фантазией Отца, если не напрямую, то с его молчаливого одобрения. Поэтому при виде знакомой фигуры, в застёгнутой до горла белой рубашке и жёлтых авиаторах на глазах, Рэйч безуспешно пытается просочиться на второй этаж, во избежание, так сказать. — Останься, дитя, — как всегда тоном, не подразумевающим возражения, предлагает Джозеф, — присаживайся, — приглашающе похлопывает Сид по месту на диване рядом с собой. Рэйчел отодвигается на самый краешек и замирает. Под взглядом его голубых глаз за жёлтыми авиаторами она чувствует себя лягушкой, которую собираются препарировать. Хотя она почти уверена, что даже если креститель нагло врёт, и в момент попадания в округ для неё была отведена почётная роль в каком-нибудь потрясающем акте жертвоприношения, то сейчас ей это не грозит. Почти. Чёртовы Сиды. — Вижу, сомнения всё ещё гложут тебя, дитя, — нарушает затянувшееся молчание Джозеф. Рэйчел меньше всего хочет изливать ему душу, поэтому просто делает вежливое лицо и рассматривает каменную кладку камина. Она без понятия, где Джон сейчас, но готова сама принести микрожертву кому угодно, лишь бы сейчас он, Джон, избавил её от пристального внимания лидера секты. — В этом нет ничего постыдного, дитя, страхи и сомнения всегда будут стоять на пути к Вратам, — мягко продолжает Сид, перебирая длинными пальцами чётки в руке. — Как и нет случайностей на нашем Пути. — Всё моё присутствие здесь — случайность, — Рэйч не может отказать себе в удовольствии возразить очередной, как ей кажется, клишированной фанатичной ерунде. Случайность и слабоумие, что уж. Сид молчит, только перебирает бусинки на чётках. Щёлк. — «Мудрость разумного — знание пути своего, глупость же безрассудных — заблуждение», — спокойно констатирует он. Щёлк. — Вижу, мой брат всё ещё не занимается, как до́лжно, тобой. «Занимается, но, вероятно, совсем не тем, чем твоей сектантской душе угодно», — думает Рэйчел, чувствуя, как жар опаляет её щёки и надеясь, что стороны этого не заметить. — Путь Джона был наполнен болью, дитя. И за своё долготерпение он вознаграждён. Будь и ты терпелива не стать для него источником новой боли, — вкрадчиво продолжает Сид, девушка передёргивает плечами, ей опять кажется, что за шиворотом у неё копошатся скользкие рыбины вперемешку с гадюками. И она никак не может понять, действительно ли ей слышится тщательно замаскированная угроза. — Семья — это всё, что у меня есть, дитя. Я почти потерял всё однажды, чтобы обрести позже. Я видел смерть каждого из них, и всё же они живут. И, выбор, что ты сделала, никак не может быть волей случая, — мягко, но непререкаемо заключает Джозеф. — И не стоит сеять сомнение во мне относительно предрешённости и правильности твоего появления и нахождения здесь. Всегда может быть несколько толкований увиденного, дитя. Джозеф устремляет на девушку прямой взгляд своих глаз, и она снова передёргивает плечами. Это определённо угроза. Надо ли это понимать как: «Будь хорошей игрушкой моему братику, иначе «воля божья» пустит тебя в расход»? Чёртовы Сиды. Щёлк. Щёлк. — Однажды, — со всей беспощадностью продолжает Джозеф, — ты подаришь ему дитя, и Джон будет прекрасным отцом, ты увидишь. Нас всех ждёт будущее Эдема. Час от часу не легче. При сочетании «дитя» и «Джон» Рэйч чувствует, как под ногами разверзается пол, гостеприимно приглашая её провалиться в персональный кошмар. Щёлк. Щёлк. Надо полагать, не стоит спрашивать Агнес, не может ли она мне достать противозачаточных. Обоже, как же я влипла. Моего укола хватит ещё на полтора месяца, а дальше что? «Кровавый орёл» и ритуальное сожжение отменились, зато модифицированный «Рассказ служанки» в разгаре. Слышится звук открывающихся дверей; Джозеф встаёт, разворачиваясь ко входу. Его лицо, конечно, не так сияет улыбкой, как это происходит обычно у крестителя, но тоже выражает довольство. Джозеф приветственно опускает руку на плечо брата, что-то говорит, наклоняясь чуть ближе. Джон встречается глазами с Рэйч, и она вынуждена напомнить себе, что под всем этим роскошным экстерьером всё ещё скрывается нарциссичный манипулятор с замашками садиста. Что, правда, совсем не мешает ей с удовольствием вдыхать древесный пряный запах парфюма крестителя, когда он присаживается на диван рядом с ней, успокаивающе опуская горячую ладонь на её бедро чуть повыше колена. Оказывается, всё это время она нервно постукивала ногой по полу. Рэйчел более чем рада, что дальше братья обходятся в своей беседе без неё. Поначалу она ещё вслушивается, всё ещё удивляясь, что Сиды могут обсуждать что-то помимо кровавых расправ над жителями округа и фанатичных теорий о близящемся коллапсе. Потом ей это надоедает, ей и без того есть, о чём подумать. Она вообще для себя решает, что периодически прикидываться избирательно слепой и глухой к происходящему вокруг неё — отличное решение, здорово экономит нервы. На прощание Джозеф вновь напоминает крестителю о предстоящей проповеди: — Вера будет рада повидаться с вами. Мысленно Рэйч закатывает глаза и издевательски хмыкает. От взгляда, брошенного на неё Отцом перед выходом, снова оживают затихшие было склизкие гады у неё за шиворотом: — Добро пожаловать в семью, дитя, — касается он прохладными пальцами её запястья. — Пойдём, Рэйчел, — тянет её от двери креститель, — ты замёрзла. — Зачем приезжал Джозеф? — интересуется Рэйч. Неужели только для того, чтобы рассказать мне о том, какой прекрасный Джон отец в перспективе. Сид пожимает плечами: — Мы семья, Рэйчел, нам не нужна причина, чтобы увидеться, у нас так принято, — он внимательно смотрит на девушку, отмечая её слегка трясущиеся руки. — Принято заботиться друг о друге. Ты теперь тоже часть нашей семьи, Рэйчел. Рэйч дышит, приходя к выводу, что все эти медитационные практики ни хрена не действуют в этом сраном округе. Зато странным успокаивающим свойством обладает парфюм Джона. Парфюм тут ни при чём, овца. А вот твои нейромедиаторы безнадёжны. Как и весь этот округ. Креститель притягивает девушку к себе, лениво перебирает пряди тёмных волос, чувствуя, как дёрнувшись поначалу в протесте, послушно расслабляется Рэйч. — Не бойся, Рэйчел, я с тобой. Я позабочусь о тебе. Это-то, в некотором роде, и пугает. Чёртовы Сиды.