* * *
— Вот я думаю иногда… — спросил Полярник у песца Васьки за завтраком. — А может, обо мне просто забыли? Потому смену и не шлют? — Про тебя, Аркадьич, разве забудешь? — ловко вскрывая банку сгущённого молока с сахаром, ответил Васька. — Когда ты меня каждый час будишь и спрашиваешь про утро… — О том и речь! Надо как-то о себе напомнить. — Полярник вылез из-за стола и забегал по комнате. — Может, телеграмму послать? Или письмо? — Написать можно, отправить нельзя. Почты-то у нас нет. — Васька ловко увернулся от пробегающего мимо Полярника и на всякий случай залез под стол вместе со сгущёнкой. — А без почты, Аркадьич, сам понимаешь… — Да… Без почты как без рук… — Полярник звонко стукнулся лбом о висящую керосиновую лампу и замер. — Слушай, а вот, скажем, потерпевшие кораблекрушение о себе как сообщают? У них-то тоже почтой не пахнет! — Точно не знаю, но, по-моему, они письмо кладут в бутылку и бросают в воду… — Васька вылез из-под стола и, плеснув в пустую банку кипятка, стал старательно смывать со стенок самые вкусные остатки. — Только воды у нас тоже нет. А по льду, Аркадьич, бутылка не поплывёт. Сам понимаешь… — А если мы её по воздуху пустим? Используем шар-зонд, у нас этого добра целый склад! И Полярник побежал готовить бутылку и послание. — Ну вот, — задумчиво заметил песец, неспешно собирая грязную посуду и прибираясь на кухне, — вчера то же самое было. И третьего дня. Сначала долго думал, потом бутылку искал — весь склад перерыл. Про письмо я вообще молчу. Ситуация, конечно, сложная, но зачем писать о ней на пяти страницах мелким почерком? Но главное, что, когда шар-зонд улетел, Аркадьич на радостях из ракетницы стрельнул. Оно само по себе, конечно, не страшно, если только при этом ракетой в шар не попасть. Шар-то не железный — лопнул и упал, вместе с посланием… Песец замер и прислушался. С улицы послышался голос Полярника: — Шар-зонд пошёл! Пошёл, родимый! Ура! Гулко ухнула ракетница. Песец вытер лапки полотенцем и выглянул в окно: зелёная ракета, на мгновение разогнав мрак полярной ночи, описала замысловатую дугу и попала в шар. Шар дёрнулся и, стремительно уменьшаясь в размерах, начал падать. — Попал… — заметил песец Васька, возвращаясь к уборке. — Стабильность, как говорится, признак мастерства. Тут с улицы раздался оглушительный крик, причём в тот момент, когда Полярник переступил порог. Для Васьки это стало неожиданностью, и он принялся всматриваться в окно, в поисках нарушителей спокойствия. — Неси бинокль, Аркадьич, только быстро. — произнёс песец, поняв с какой стороны доносится звук. Полярник стремглав побежал за биноклем. Достав его, оба приложили по одному глазу на один из окуляров. Васька старательно направлял бинокль в сторону источника шума, пока наконец, в свете луны, в объектив не попали две фигуры — пингвинёнка и медвежонка. Глаза у обоих были зажмурены. — Хорошо летят. — с досадой сказал Полярник. Он сразу осознал, как они с Васькой далеко от места, где эти двое упадут. Он хотел выразить сожаление по этому поводу, но решил оставить их при себе. Не было даже уверенности выживут ли они. Васька в свою очередь лишь мысленно кивнул. Ему очень хотелось закрыть чем-нибудь чувствительные уши, но любопытство в данной ситуации взяло вверх. — Где садиться будем? — прокричал кто-то из них так, что это было слышно даже в избушке, а медвежонок принялся придерживать свой колпак, чтобы он не слетел. — И чего так орать? Ночь на дворе. — К говорящим животным лично Полярнику было не привыкать. — И когда она только кончится, эта ночь? Эх. Скорей бы утро… «А когда не надо тут же вспоминает» — добавил песец мысленно.Кошмар полярной ночи
19 ноября 2023 г. в 06:30
А в далёкой Антарктиде под покровом полярной ночи действительно творились всяческие безобразия…
Там, где когда-то лишь холодный ветер гнал над ледяной равниной снежную пыль, теперь брели бесконечные цепочки пингвинов с гружёнными льдом тачками. Цепочки начинались от громадного карьера, на краю которого, через раз, стояли механизмы, напоминавшие огромных обпившихся блох с двумя длинными параллельными столбами в задней части конструкции, которые уходили глубоко вниз, и между которых были прикреплены многочисленные ковши, как у экскаваторов, которые в свою очередь, благодаря механизмам поднимались наверх, а потом опускались вниз. И так по кругу. В самом низу снег со льдом загребали механические клешни-заборники.
А ниже уровня работы клешней располагались многочисленные карьеры поменьше, где другие пингвины в кромешной тьме глубоких щелей кирками вырубали ледяные глыбы и потом в больших плетёных корзинах вытаскивали наверх. Лебёдки с корзинами располагались между насекомоподобными механизмами и шли таким образом: механизм, корзина, механизм… ну и так далее. В любом случае, лёд переходил к пингвинам с тачками, с той разницей что из корзин его приходилось класть в тачку вручную, а из механизмов лёд сбрасывался прямо в тачку автоматически, стоило только встать под прожектор. Каждая из цепочек заканчивалась у решётчатых ворот каждого из длинных чёрных зданий без окон, но с номерами. Ворота эти никогда не закрывались — ведь лёд везли непрерывным потоком. Оказавшись внутри, многочисленные пингвиньи цепочки попадали на лязгающий конвейер, где для каждого имелась отдельная ячейка.
Конвейер был похож на огромную гусеницу и двигался рывками, перемещая пингвина от одного хитроумного устройства к другому, за каждое из которых отвечали статичные роботы, расставленные вдоль конвейера через каждые несколько метров и похожие на уродливые манекены: на одной ноге, с руками похожими на шланги от пылесосов, оканчивавшихся сегментированными манипуляторами, с зелёными стеклянными глазами на выкате и со ртом до ушей. Но мы отвлеклись, так что вернёмся к устройствам, доведённым роботами до автоматизма: раз — пингвин вскочил на отведённое ему место, два — лёд с грохотом высыпался в воронку, три — тачку (чтобы не мешала в дальнейшем) сдёрнуло крючком, четыре — пингвин проезжал через рентген-сканер, пять — пингвина обдавало облаком дыма из трубы свисающей с потолка (дым дурманил головы, туманил разум), шесть — пингвин получил откупоренную бутылочку Макси-джуса (причём у плаката «Всегда Макси-джус» или «Макси-джус всегда», в зависимости от прочтения, на которые подвергшиеся обработке пингвины вряд ли были способны), шесть с половиной — один из многих пингвинов время от времени отсеивался от основного конвейера на конвейер поменьше и уезжал в неизвестном направлении, семь — замелькали разноцветные лампочки, завизжали дудки, ударили барабаны, и пингвин, приплясывая, выпил Макси-джус, восемь — пингвин отдал пустую бутылку, девять — откуда-то сверху плюхнулась пустая тачка, десять — механическая нога коротким пинком освободила ячейку от пингвина и тачки. На этом процесс закончился, и пустая ячейка поехала к началу конвейера.
Но что же происходило с пингвинами, которых на пункте «шесть с половиной» отсеивали от основной массы? Конвейер, приобретая вид спирали, доставлял их куда-то ввысь. Также приплясывая выпив Макси-джус, отделившиеся избавлялись от бутылки и… оказывались под куполом розоватого витража. Единственным спуском здесь была горка, поддерживаемая многочисленными ледяными столбами, ведущая к огромному пинболу или как его здесь называли «пингвинболу». Центральный зал Пингвинбола, если быть точным. Роль шарика здесь предназначалась случайно выбранному пингвину и это факт. Другого пути не было. Катясь по горке, взору пингвина представлялись многочисленные плакаты с однообразным содержанием, на подобии того что было на основном конвейере: «Только трус не пьёт Макси-джус» с пингвином пьющим этот напиток на переднем плане и пингвином с помпонами на заднем, «Макси-джус лучший отдых» с бутылкой по центру и двумя пингвинами с помпонами по обе стороны от неё, «Макси-джус твой лучший» с пингвином купающемся в коричневатой струе, ну и так далее. А на самом верху, с внутренней стороны купола, красовалась надпись «Макси-джус хорош на вкус».
Наконец пингвин оказывался на поле, препятствия на котором формировали нечто похожее на мышь с человеческим телом. Если возникала ситуация, когда пингвин за что-то зацепился или где-нибудь застрял (на данном поле было множество ходов, размещённых под поверхностью, но зачастую в них долго не задерживались из-за задаваемого ускорения), отправляли второго, чтобы сбить или «вызволить» его и продолжить игру. У пингвина было два пути: вылететь с поля миновав барьеры, или же набрать сумму в миллион очков. В первом случае пингвин попадал в расположенный ниже цирк, где его ждали люди с кнутами на изготовку, из-за которых становился вынужден выполнять трудновыполнимые, по крайней мере для животных их телосложения, трюки. Во втором случае пингвин устремлялся в район «носа», где его ждал люк. В обоих случаях, пингвина повторно поили Макси-джусом и он покидал пингвинбол. Подобное было здесь одним из способов отвлечься от рутинной работы.
Оказавшись на улице хоть в составе основной массы, хоть через пингвинбол или цирк, пингвин вливался в одну из бесконечных цепочек, но обязательно по две в пространстве между бараками, тянущихся к карьерам, и брёл за следующей порцией льда. И всё это без единого слова, улыбки или вздоха! Даже приплясывая с бутылкой Макси-джуса, пингвины не выказывали ни малейшего удовольствия. Как и не морщились от боли, когда их грубо спихивали с конвейера или пропускали по пингвинболу с цирком. Монотонные движения, застывший взгляд, гробовое молчание и полное равнодушие к происходящему.
Ну а тысячи и тысячи принесённых пингвинами кусков льда всё сыпались и сыпались в огромную миску размером с перевёрнутый купол цирка. Когда миска наполнялась, надсадно ревела сирена, и из тьмы полярной ночи и тумана появлялась гигантская фигура высотой с тридцатитрёхэтажный дом.
Фигура напоминала мышонка из детского мультика, только увеличенного в размерах и невероятно разжиревшего. Безобразную маленькую голову украшали мёртвые выпуклые глаза и набитая кривыми зубами пасть с хлопающей при каждом шаге нижней челюстью.
Вот и сейчас весь этот кошмар, лязгая сочленениями и покачиваясь, подошёл к вышке с надетой на неё миской поменьше, взял её, надавил своим пальцем на краник, и лёд находящийся внизу в здоровущей миске поджимало давлением и отправляло его наверх, словно это была вода. Когда миска в руке наполнялась, широко распахнув пасть, монстр буквально втянул весь лёд в себя. И так несколько раз подряд, пока либо лёд внизу не кончится, либо громадина не насытится. Закончив поглощать лёд, огромный обратил свой взор на выросшую буквально из-под земли бутылку Макси-джуса высотой с вышку! Она была осушена также как и миска со льдом. Низкий утробный рык на мгновение заглушил звуки работающих механизмов. Монстр выпрямился, выкинул огромную бутылку за спину, удовлетворённо погладил себя по пузу, лениво толкнул одну из стоящих на его пути башен и удалился…
Да… Действительность оказалась куда страшнее Ташиного рассказа. Теперь понятно, зачем злым людям понадобилось столько льда — кормить огромного мышеподобного монстра, который, судя по всему, кушает лёд с отменным аппетитом и вполне может съесть не только Антарктиду, но и Арктику с Гренландией в придачу.
Что же теперь делать? Удастся ли маленькому отважному медвежонку Эльке спасти мир? Мы можем только пожелать ему удачи и, пока он летит по Тоннелю, заглянуть к одинокому Полярнику, который ко всему прочему был единственным из всех людей в Антарктиде не помогающему обозначенному монстру.