Минусы попадания в новеллы

Оперевшись на кухонный стол Серафима выдохнула, понимая, что она крупно попала. Руки подрагивали, а на лице все еще красовался румянец от жаркого поцелуя с Федором. Еще минуту назад она самозабвенно целовалась с чернильным, а теперь вынуждена потерянно стоять посреди кухни, пока в голове проносятся одновременно миллионы и ни одной мысли. Серьезно, она осознала свою озобоченность? Проходит сюжет? Это все бред. Ничерта подобного! Что ей, мать его, делать теперь? Ей нравился Федор, нравился больше, чем любой человек, с которым она была ранее знакома. Одни только свидания, где еë держат за руку, сводят брюнетку с ума, что уж говорить о поцелуях? Ей нельзя привязываться к пикселю, нельзя… Да ничего ей нельзя! Какого черта она вообще позволила себе… Темноволосая съехала по стене на пол, прикрывая голову руками. Ей надо было срочно подумать, но ивент задание было еще не завершено. Продолжать его проходить, пока она не разобралась в ситуации, было равноценно суициду, но… Кто-то зашел на кухню, вынуждая Серафиму сию же секунду проклянуть его, но как только голова брюнетки поднялась, воздух будто покинул еë легкие, заставляя темноволосую все так же продолжать растерянно сидеть на полу. — Серафима? — улыбнулся Федор, присев рядом. К сожалению, даже если бы хотела, брюнетка вряд ли сумела что-то ответить на это. Она просто кинула взгляд на пришедшего, показывая, что она слушает. Достоевский же невольно погряз в чарующей глубине чужих глаз. Но тем не менее, печаль там была совсем не к месту. — У тебя… все в порядке? — все же спросил чернильный, следя за выражением чужого лица. Серафима молчала. Да и в любом случае, что она могла сказать? Стоило уже запомнить, что Федор — пиксель, и перестать вестись на это. И тем не менее, ей хотелось продолжить. Ей хотелось ходить на свидания, держаться за руки, есть одно мороженое на двоих, целоваться и чувствовать себя счастливой. Не хотелось думать о том, что должна, а что нет. Почему она просто не может радоваться тому, что они могут быть вместе? Почему единственный исход событий для них — разлука после конца игры? — Федяя… — еле слышно подала голос брюнетка, вздыхая. — Да? — Если бы… если бы тебе кто-то очень сильно нравился, но ты знал, что вам не суждено быть вместе, потому что рано или поздно вам придется расстаться и это повлечет за собой тонну боли, то что бы ты сделал? Достоевский молчал. Конечно, он знал, о чем речь. Плохо то, что сама Серафима как раз таки не знает то, что знает он. К плюсу, чернильный и сам рассказать не может. О черт, неужели придется снова кидать загадочные фразы? Увильнуть от темы? Покрыть все шуткой? Но ведь ему хотелось быть честным с темноволосой… Что же стоит сказать?.. — Если эти чувства взаимны… Как поступает человек, который тебе нравится? — неспешно спросил чернильный. Что может быть лучше, чем поставить себя в пример? — Ну, он идет мне навстречу, — пожала плечами Серафима, — Но он в любом случае не знает того, что знаю я. Все полученные актерские способности Федора за тучу времени пребывания внутри новеллы наконец окупились! Конечно, пришлось приложить уйму усилий, чтобы не улыбнуться, но, к счастью, у чернильного получилось сохранить то задумчивое выражение лица, загадочно спрашивая: — Почему ты решила, что он не знает то, что знаешь ты? Возможно, он не может сказать, но почему бы не намекнуть? Темноволосая, понимая, что этот разговор ни к чему не приведет, поморщилась, только и кинув в ответ скупое: — Знаю и все. Тяжелый случай… Вздохнув, Достоевский опустил взгляд в пол. Ему не хотелось, чтобы из-за боязни привязанности Серафима перестала быть такой… живой, яркой и интересной… Еще минуты назад брюнетка сама тянулась за поцелуем, а теперь собирается прятаться от него? Вот уж спасибо, красноглазый как-то без этого обойдется! — Ну смотри, — поучительно начал чернильный, — Ты не на все 100% знаешь, что и как будет. Вдруг все обойдется, а ты зря переживала и потратила кучу времени на паранойю и все, что с ней связано. — А вдруг не обойдется? И почему он, Федор, пребывающий в худших условиях, должен убеждать в чем-то зеленоглазую? И где в этой жизни он свернул не туда?.. — В любом случае, лучше сделать и жалеть, чем не сделать и пожалеть, — резонно заявил Достоевский, надеясь, что аргумент будет достаточно убедительным, потому что других у него как таковых не было… На несколько секунд Серафима тупо уставилась на него, приводя Достоевского к выводу, что надо думать новые причины проходить сюжет дальше и не бегать от чернильного, но, на удивление, вдруг темноволосая засмеялась. — Хуевый аргумент, — улыбнулась брюнетка, — Но от этого менее действенным он не становится. Федор снова ярко улыбнулся, ощущая, как с чужим смехом у него внутри расцвел настоящий сад. — Ладно, к черту все, — наконец выдохнула темноволосая, — Спасибо. — А? — Ну, за слова. Спасибо. — О, — понимающе усмехнулся Достоевский, — Обращайся. То ли у брюнетки настолько переменчивое настроение, то ли чернильный на неë так чудодейственно действует, но если еще минуту назад Серафиме хотелось заплакать на месте, то теперь она снова была полна жизни и в ожидании новых заданий. Встав с пола, темноволосая вдруг ощутила, что ей до жути сильно хочется пить, поэтому она поинтересовалась: — Что здесь можно выпить? Федор, что вслед за одноклассницей поднялся с пола, отряхнул штаны, после чего ответил: — Много чего. Есть что-то конкретное, что бы ты хотела попробовать? Видел лимонад в гостиной… — Отлично, пойдет! — Сейчас принесу, — тут же отозвался Достоевский, но брюнетка его неутешно перебила: — Я и сама сходить могу. Затормозив, красноглазый моргнул. К счастью, думал, что ответить, он не долго. — Считай, что это благодарность за поцелуй, — подмигнул чернильный, тут же исчезая с кухни. Серафима только и отвернулась к окну, недовольно пробурчав: — Вот болван. Кстати, сколько у неë там баллов? Около 400… Это значит, что совсем скоро они смогут нормально целоваться, а не только во время сюжета… А они вообще встречаются? Да вроде нет, в новелле Федор официально предложил… Тогда почему они еще не встречаются? Поняв, о чем она сейчас думает, темноволосая вздрогнула, недовольно цыкая. Только недавно осознала, что озобоченная, а уже про отношения думает… быстро пристроилась — Скучала? — певуче спросил Достоевский, заявлясь к Серафиме с стаканом лимонада, — Ты покраснела… Тебе жарко? Из-за кого она еще покраснела, не забудь спросить! Ну что за пиздец, что за человек такой, даже на расстоянии мозг вынести умеет… Вдруг неожиданно — никто не ждал, никто не думал — рядом издался звук от системы. Встаньте на показанное место! Охуевшая Серафима только и моргнула, глядя на стрелку, что тыкает на место напротив Федора. Подозрительно… Скрепя душой, брюнетка таки встала туда, куда тыкала система. Достоевский что-то рассказывал, будто совсем не замечая, что к нему придвинулись. Пейте. Еще и указывать будешь?! Неблагодарная система! Слушаться каких-то странных приказов не хотелось от слова совсем, но выбор у Серафимы не то чтобы был. Да плюсом, она сама попить хотела, так что сопротивлялась не долго. Вкусно, кстати! Единственный минус — никто не дал ей вдоволь насладиться этим напитком, потому что, мать его, какой-то ненормальный ворвался на кухню, убегая куда-то, при этом толкая Серафиму так, что весь лимонад вылился прямо на ничего не подозревающего Федю! Задание принято! Какое, нахуй, задание?! Достоевский присвистнул, глядя на свою испорченную футболку. Не его любимая, фух… — Блять! — громко подытожила Серафима, ощущая, как румянец расползается на еë щеках. Почему делает система, а стыдно ей?! — Извини… Я не… — Тихо, тихо, Серафима, все в порядке, — успокаиваеще улыбнулся чернильный, — Это ведь просто футболка. Темноволосая глубоко вздохнула, закусив губу. — Но я её испачкала… Федя еле удержался от вопроса, почему же попаданка так корит себя, если в курсе, что все это план системы. Боже, и почему она такая...замечательная… — Я дружу с организатором вечеринки, так что попрошу у него другую. В ответ брюнетка только вздохнула. — Все, подожди, сейчас приду, — распорядился Достоевский, но неожиданно зеленоглазая сказала: — Я с тобой. Улыбнувшись, чернильный схватил одноклассницу за руку, заставляя Серафиму вновь покраснеть, но все же послушно следуя за парнем. Федор, вроде как, с кем-то говорил, но брюнетка не обращала внимания. Просто смотрела, как красиво выглядят их переплетенные вместе пальцы, ощущая при этом, как громко бьется еë собственное сердце. — Выберешь себе любую! — прокричал кто-то, заставляя темноволосую отвести взгляд от их рук. Кажется, Федор уже нашел, у кого спизди… взять взаймы футболку. Поднимаясь на второй этаж, зеленоглазая без особой радости заметила двоих людей, что мокро целовались возле стены. Вот уж пиздец, куда катится мир… Впрочем, она и сама не лучше… К слову, чисто информационный вопрос, а если Достоевский вдруг решит еë нагнуть, то система не будет его останавливать? Не то чтобы темноволосая хочет, но ей интересно… Зайдя в какую-то комнату, чернильный отпустил руку попаданки, заставляя последнюю неутешно вздохнуть, глядя на красноглазого, который ковыряется в чужом шкафу. Найдя какую-то обычную белую футболку, он, наконец, закрыл шкаф, собираясь переодеться. Как только брюнетка осознала последнюю мысль, она вздрогнула, собираясь выйти, но еë вдруг остановили. — Серафима? Ты ведь видела меня уже без верха. Ну, знаешь, от этого легче вот нихуя не становится! Темноволосая уж было собиралась ответить, как вдруг заметила на чужих устах самодовольную ухмылку. Ну и какого черта ты вытворяешь, позволь спросить?! — Не хочу доставлять неудобств, — сквозь зубы произнесла Серафима. — Нам безумно повезло, что ты их не доставляешь, — весело ответил Федя, подходя к однокласснице. Замечая, как к ней приближаются, брюнетка уж было собиралась панически отступить, как вдруг подумала — и чего она, собственно, сейчас избегает? Ну не трахнет же он еë, в самом деле! По крайней мере, она на это надеется… Оперевшись спиной о стену, зеленоглазая с замиранием сердца смотрела на те несколько сантиметров, что разделяют их. Чужие глаза были, словно рубин, и, глядя на них, темноволосая не могла отвести взгляд, но все же чужой голос заставил еë отвлечься. — Снимешь с меня футболку, которую ты испачкала? От такой наглости у Серафимы чуть глаза на лоб не полезли. И, честно говоря, не то чтобы она очень против, но все же, она собиралась отказаться, а ещё — в идеале — дать хорошего подзатыльника, ибо нехуй, но еë снова прервали тихим шепотом. — Тебе ведь жаль, что так вышло? — Жаль, — фыркнула Серафима, отворачиваясь от чужого лица, потому что, знаете, она снова, сука, смущена, но надо же как-то показать, что она не собирается вестись на эти дешевые трюки, — Но не до такой степени. — Это расстраивает, — с наигранной грустью ответил Достоевский, — Но ничего с этим не поделаешь. В следующую секунду брюнетка издала неожиданный стон, ощущая, как чужие губы опустились на еë шею. Дорожка из поцелуев, что заставляли метаться, сводила с ума, потому что, ебаный Господь, почему чужие губы на еë теле ощущаюся так запредельно хорошо? Чувство горячего воздуха, что сменяется касаниями губ, заставляя темноволосую чуть ли не плакать от таких действий. Вдруг Достоевский, усмехнувшись, прикусил кожу на шее, с наслаждением глядя на то, как зеленоглазая пытается прикрыть рот. — Хочешь продолжения? — тихо спросил чернильный,снова целуя чужую чувствительную шею. Серафима, которая чуть ли не плавилась от чужих касаний, только и кивнула, понимая, что ответить что-то она попросту не сможет. — Сними с меня футболку. На этот раз темноволосая действовала без вопросов. Чужой верх одежды был скинут на пол, давая брюнетке возможность лицезреть торс Федора. Господи Боже. Она снова уверовала. Дрожащий вздох сорвался с губ Серафимы, когда она потянулась за поцелуем, как вдруг чернильный неожиданно отстранился. — Что ж, спасибо! — весело поблагодарил Достоевский, глядя на потерянно-разочарованный взгляд темноволосой. — Я же… Я… Я же, твою мать, сняла с тебя футболку, где продолжение?! — Я так-то никаких временных рамок не ставил, — белозубо заулыбался Федор, — Будет продолжение. Когда-то. +30 улучшения отношений Поздравляем, вы достигли 400 баллов!Желаете посмотреть награду?[Да/Нет] Серафиме хотелось плакать. *** Вы получили Двигатель Сюжета: Дазай! Брюнетка в удивление приподняла брови. Какой, нахуй, Дазай?