Минусы попадания в новеллы

Яростным порывом Федор впивается в чужие манящие губы, закрывая за собой дверь в помещение, пока Серафима тянет чернильного ближе к себе. Сердце неистово бьётся, пока Федя закусывает еë нижнюю губу, и брюнетке явно кажется, что она сейчас умрёт, потому что, мать вашу, как же Достоевский был великолепен. Теперь чертенок официально еë парень, о Господи Иисусе, они встречаются, и она может себе позволить просто заниматься всякими… штуками. Для парочек. Да. Эта мысль натолкнула Серафиму на то, что теперь у неë, так-то, 600 баллов, а значит… Значит, у неë открыт секс… Ладно, сейчас не до этого! Фёдор глухо мычит в чужие губы, когда в его волосы зарывается чужая рука. А, черт с ним. Единственное, что сейчас имеет значение — губы еë парня, которые, такое чувство, будто решили свести еë с ума. Руки Достоевского круговыми движениями обводят чужие бедра, и — охренеть, когда успел — брюнетка лишь сейчас осознает, что они, мать его, в какой-то школьной кладовке, Федор уже вжимает еë между собой и стеной. Места мало, особенно рядом с ним, но Серафима осознает, что ей всё ещё недостаточно. Ближе, ближе, ей надо ближе. Жар распространяется по телу, пока внизу живота уже скручивается жаркий узел и, серьезно, она, блять, сейчас задохнётся, потому что то, что сейчас происходит — это слишком запредельно и слишком сладко. Фёдор чудесен, поцелуи, объятия, их совместные свидания, разговоры с ним – это просто безумие. Губы горят, она чувствует, как бьётся еë сердце и брюнетка хочет, чтобы это никогда не заканчивалось. Просто остаться здесь. Вместе. Навсегда. Этого более, чем достаточно. Касание их губ распаляет, брюнетка пытается прижаться ещё ближе, а их тела соприкасаются друг с другом. Серафима не то чтобы в ужасе, но явно неожиданно для себя полностью осознает, насколько сильно хочет Достоевского. Полностью. Начиная от чужих чувств и эмоций, заканчивая чужим телом. Она горит, она задыхается, это слишком для неë, и тем не менее, она не может остановиться, не может позволить себе оторваться от чужих губ, не может... Где-то на грани сознания слышится школьная трель, на что она панически осознает — сейчас начнется урок. К большому сожалению, Фёдор, как оказалось, тоже не глухой. — Мы… — шепотом начинает парень, дрожаще выдыхая в губы напротив. — Пошло нахуй, — надтреснуто отвечает Серафима и после снова тянется за поцелуем и таки получает его, но… Хорошо, они таки целуются ещё кое-какое время, но как только чернильный слишком приятно, слишком сексуально покусывает чужую губу, оттягивая её, тем самым вызывая стон у Серафимы, их поцелуй прекращается. И последняя, будем начистоту, жутко недовольна этим фактом, потому что в коем-то веке она имеет право поцеловать Федора, как своего парня, но еë, какого-то хера, снова обламывают... — Серафима, — практически хнычет Федор, и что-то внутри брюнетки взрывается на кучу мелких осколков, — Мы… Я не могу. Это… — Что, — тупо моргает темноволосая. Безусловно, она невероятно сильно хочет просто, Господи, продолжить их сущий разврат, но она хорошая девушка, поэтому лишь терпеливо спрашивает, — Что случилось? Руки Серафимы в ожидании массируют чужие плечи, пока сама попаданка не может оторвать взгляд от того, в каком очаровательном беспорядке находятся переливающиеся локоны Достоевского. Ещё больше воодушевляет понимание, что этот беспорядок появился благодаря еë милости. Чужое лицо приобретает страдальческий оттенок, и он, будто объясняясь, отвечает: — У нас урок. Серафима понимающе кивает. — Спасибо за констатацию факта. Ещё что-то? — А мы… — напряжённо произносит Федор, замолчав. После чего, вероятно, он не выдержал неопределенности, поскольку быстро выпалил: — У меня сейчас встанет. О. — Я помогу?.. — как бы невзначай бормочет Серафима, и она уверена, что еë щёки сейчас красные. У Федора, к его же несчастью, тоже. — Н-не здесь, — неловко прокашливается Достоевский и прикрывает лицо, чтобы, вероятно, успокоиться. Спустя несколько секунд более уверенно повторяет: — Не здесь. «Ну конечно, система решила лишний раз напомнить, что за бесплатно я могу пойти разве что нахуй и то не на чей хочу!» — фыркает про себя брюнетка. Но хорошо. Она почти что рада такому развитию событий, потому что… ей надо настроиться. Да. А ещё она в душе не чает, как происходит секс у нормальных людей, а она не собирается давать Федору лишний повод подъебать — но это так, мелочи! — Какой у нас сейчас урок? Неловкая тишина прерывается таким же неловким вопросом от Серафимы, отлично… — Алгебра. — О, спасибо. Гробовое молчание продолжается. Федор напряжённо выдыхает, пытаясь привести свои волосы в божеский вид. Брюнетка не питает слепых надежд, что у еë парня это получится сделать в темноте, но продолжает свято верить в его способности. — Пошли? — зовёт еë Достоевский, и они, наконец, выходят с этого максимально маленького помещения — храни его господь. +50 улучшения отношений Несколько секунд уходит на то, чтобы привыкнуть к свету, после чего они с завидным рвением бегут на зов матушки науки. Вопросов им не задают, лишь разрешают сесть на свое место, попросив впредь не опаздывать. Зато Гоголь здесь при всем параде, будто готовился вечность — заискивающе подёргал бровями. Отлично, он подходит! В таком случае, не будем терять время зря… Серафима надеется, что Фёдор не услышит еë отсюда. Ну, что же, в путь! Как только задница брюнетки касается стула, а сама приобретает расслабленное, по крайней мере, она надеется на это, сидячее положение, попаданка задаёт всего один вопрос: — Как обычно проходит секс? Николай молчит. Серафиме остается лишь надеяться, что пепельный пытается найти ответ на этот каверзный вопрос в своей компьютерной программе, а не что ей удалось стать счастливицей и узреть, как пиксель познает всю суть слова «шок». — И тебе привет… Да. Точно. — Привет. Они молчат, после чего беловолосый прокашливается. — Ну как… Должно быть приятно…Натягиваешь презер... Пиздец! — А впрочем, посмотрю в интернете! — резко меняет свое мнение Серафима, подумав, что она просто не переживет этого разговора. — А что, — вдруг заинтересовался друг, — Ты хочешь?.. И снова это подёргивание бровями, чтоб тебя… — Господи, захлопнись… — Ну не Господи, конечно, — понимающе кивает Гоголь, — Но ты это… главное не переживай! Постарайся расслабиться и получать удовольствие… Брюнетка лишь несчастно съехала по спинке стула. *** Хорошо. Пиздец. Просто грёбаный пиздец и никак иначе. Она… думает. Сидит перед магазином системы и… Она собирается глубоко вздохнуть и просто попытаться? Это не так сложно — просто купить секс. В конце концов, она сильная и независимая женщина или кто?! В первый раз, что-ли… Целоваться, ебаться — какая хрен разница, хуже точно не будет… — Э-э… Система. Система слушает. — Сколько стоит… — это просто надо сказать, просто, мать его, сказать, у неë нет выбора. Объект всех еë сексуальных мечт находится перед ней чуть ли не все время, а она, как бы, подросток и… У неë клинический недотрах, что не столь важно, окей? Но это стрёмно, поэтому… Она пытается. — Обычный… секс? — выдавливает из себя Серафима, и ей кажется, что она сейчас таки не выдержит и умрёт. От стыда или чего-нибудь другого — она до конца не поняла, но… Она почитала про секс в первый раз, и это должно быть вроде как больно, неприятно — хрен разберёшь, но не в этом суть, да, она боится. В придачу — это не то, к чему у неë было время подготовиться за всю жизнь, спасибо.Конечно, были и другие способы, но смелости в ней не хватит на такое. Секс— 30.000 баллов. Сколько?! Это какое же бесконечное наслаждение она должна получить за такую то цену? Не то чтобы у неë не было возможности заплатить, она так-то не очень тратилась и у неë есть приличная сумма баллов, но это все равно было много. А это ведь ещё простой секс без прочих штук для извращенцев! Хотите приобрести и использовать? И когда она свернула не туда... Уже не смотря на пошлые и весьма извращенные надписи тыкнула, на нужное Сера. Не дай Бог, оно не оправдает ожиданий! Она самолично напишет в поддержку и потребует грёбаной компенсации за еë пострадавшую задницу. Фёдор Не хочешь завтра прийти ко мне с ночёвкой? Какой быстрый, вы только гляньте! Мог бы и подождать пару минут, в принципе, Серафима не то что бы сильно обиделась... Ладно. Все. Как говорится — понеслась пизда по кочкам!