***
Наутро ветер немного стих, что несомненно радует не только Чимина, но и всю стаю. Потому что зима обычно может подкинуть подлость в виде затяжных метелей, из-за которых многие не могут выйти из домов по несколько дней. Омега стоит, вдыхая морозный воздух и подставляет щёки слабому, прохладному свету солнца. — На источники? — подходит сзади Санни и дотрагивается до плеча вожака. У него всё ещё торчат заострённые клыки — переход из волка в человека с каждым разом, когда тот затягивает, становится всё тяжелее. Даже сейчас от него исходит яркий, насыщенный омежий запах, который после превращения тяжело скрыть в обычной жизни. В том нет нужды, да и не вызывает проблем среди своих, но нос немного чешется. — Да, нужно их сводить, — кивает вожак и жмурится оттого, как Санни начинает разминать его плечи через одежду. — Я займусь, — мурлычет омега. — У тебя ведь дела. Ты не можешь возиться с альфами постоянно. Мы с Джином справимся. — Будьте осторожны. Среди них есть слепой, — напоминает Чимин и благодарно сжимает красные от холода ладони омеги, прежде чем уйти. У него действительно много дел: нужно назначить провожатого для своих двоих волков, собрать их в путь и сопроводить до границы поселения. Раз группа маленькая, он принял решение отпустить альф в волчьем обличие. Так они быстрее доберутся до соседнего поселения, опередив метели. Снег приятно хрустит под унтами, когда вожак шагает по вычищенным дорожкам. Он следует в общинный дом, потому что именно там омеги занимаются сбором путников. В помещении тепло, Чимин сразу же стаскивает капюшон и распахивает накидку, глядя на то, как двое волков с проседью в длинных волосах укладывают в сумки свёртки с тёплым хлебом и сыром. — Как вы тут? — Чимин видит, что лица у омег заплаканные. Он их понимает — отпускать своих детей, захотевших уйти из стаи, всегда тяжело. Это, наверное, невыносимо осознавать, а тем более собирать мужчин в путь. В этом году их всего двое, но легче оттого не становится. — Всё хорошо, вожак, — улыбается омега помоложе, плотнее сворачивая холщовую ткань, чтобы сыр не заветрился. — Пути всего три дня, они быстро домчат туда. Омега кивает и присаживается рядом с ними, положив рядом бутылочки с настойками из запасов стаи, чтобы у альф было лекарство от жара и боли. Мало ли что может случиться по дороге. Тяжело отпускать не только родителям. Чимину тоже трудно. Но это выбор Аиса и Симы, которые пожелали покинуть дом перед Йолем. Они — свободные волки, и Чимин должен тех отпустить. — Их путь будет добрым и лёгким, — старается ободряюще потрепать совсем расплакавшегося Эль. Тот кивает часто и вытирает лицо ладонями, пытаясь совладать с чувствами. Чимину жаль смотреть на них, но таковы традиции. Пак же поднимается на ноги и проверяет, соотносит в уме, всё ли подготовлено к поспешному уходу альф. Из-за раннего прихода «подкидышей» и предсказанных бурь приходится отправлять их в спешке, хотя до Йоля ещё две недели. Они могли чуть дольше побыть дома, но раз так, то на всё воля судьбы. Чимин покидает общинный дом с тяжёлым сердцем. Им ещё готовить праздничный вечер, когда новых альф будут принимать в стаю, а остальные её члены — праздновать расширение семьи. Чимину нужно заняться и этим. А это значит — охота. Любимое занятие вожака. От одной мысли губы растягиваются в улыбке. Он может поохотиться. Вожак решает не мешкать с этим. Он, предупредив одного из омег, выходит за пределы поселения — ближе к кромке леса. Наслаждается зимним воздухом. Каким бы суровым ни был мороз, снежные волки не могут и не умеют жить по-другому. Они привыкли к холодам большую часть года, ведь зима у них начинается в сентябре и заканчивается почти в начале мая, традиции северных волков отличаются от остальных, но это не мешает единению с природой. Чимин любит морозные узоры на стёклах, журчание речки во время холодной и короткой весны, запах цветов и трав, которые собирает, пока те цветут. Он, шагая по непротоптанному снегу, приближается к первым деревьям. Тянет с плеч шубу, заприметив увесистый сук, и вешает одежду на него. Голые ступни колет от снега, в котором омега стоит. Чимину вдруг кажется, что за ним наблюдают. Однако, когда он оборачивается, то никого не замечает. Недавно остриженные волосы щекочут лопатки, колечки позвякивают в косе, а Пак, снова расслабившись, перекидывается. Обоняние усиливается, зрение становится чётче, а цвета — менее яркими. Чимин вздёргивает морду и принюхивается, ловит вместе с воздухом нотки запахов. Омега бросается в лес, едва ли позволяя толще снега прогнуться под его тёмными лапами. Деревья коричневой стеной мелькает по бокам, волк огибает стволы и роет сугробы задними лапами, пока разогревается пробежкой перед основным своим занятием. Ловит след Чимин не сразу — животных в лесу становится меньше с холодами, но его обострённое чутьё помогает всё же взять след. Омега старается не потерять тонкую ниточку волшебного аромата, осторожно крадётся, пока не замирает на краю чащи, застывая изваянием. Белым волкам проще приходится среди снегов, а ему — тёмному, почти чёрному с опальной шкурой и редкостной пушистостью — тяжелее. Однако он — лучший охотник в поселении, вполне может позволить себе отправиться в одиночку. Чимин видит его — большого молодого кабана. Он облизывает пересохшие от бега зубы длинным языком и пригибается, затаиваясь ещё лучше. Кабан медленно бредёт по снегу и похрюкивает, что-то ища под толщей и ведя носом, запачканным снегом, по земле. Тонкие ножки глубоко утопают в сугробе, а Чимин почти ликует молчаливо: так сразу наткнуться на добычу. Омега пригибается сильнее, готовится к резкому и сильному прыжку. Он выбрасывает тело вперёд, чтобы не дать поросёнку опомниться, в два больших скачка преодолевает расстояние, но он уходит у него из-под носа, когда нечто крупное и белое врезается в кабанчика, заставляя его прокатиться по снегу. Чимин удивлённо вскидывает голову и дёргает раздражённо ушами, стараясь высмотреть, кто напал на его добычу. Снег испачкан алыми капельками крови. Они портят его безупречную белизну, яркими пятнами усеивая разворошённые сугробы. Вожак недовольно порыкивает, когда замечает большого лохматого волка — абсолютно белого, даже с близкого расстояния его трудно разглядеть среди снега. Тот внимательно смотрит на омегу, склоняя голову и передёргивая лохматыми ушами. Чимин перекидывается моментально, —вот он заносит лапу над снегом, а тут уже на его рыхлую поверхность становится сразу же краснеющая от холода стопа. Чёрные волосы градом рассыпаются по плечам, а глаза горят яростью — омега потому и ходит охотиться один. Уж очень он эмоционален в такие моменты. — Какого дьявола? — выдыхает вожак, не стесняясь наготы. Он нависает над белым волком, головой достающего ему почти по грудь. Альфа — а это несомненно он — перекидывается. Омега узнал его по запаху, который умудрился уже запомнить, потому и злится. Этот Чонгук точно окажется занозой в заднице, вот и сейчас стоит с весёлым видом, разрумянившийся от бега и мороза, с широкими плечами, обтянутыми смуглой кожей. — В чём удовольствие охотиться одному? — выдыхает пар Чонгук, стоя напротив Чимина. Омега и не разглядел с самого начала, что молодой волк выше него почти на голову, потому приходится свою задрать, чтобы смотреть наглому мальцу прямо в глаза. — Ты должен быть на источниках, — порыкивет раздражённый омега на «подкидыша». — Я уже был там. Мне захотелось прогуляться, а потом я почуял тебя, — отвечает альфа так, словно ничего такого в том нет. Мелкий, наглый… Чимин почти задыхается от возмущения. Он подходит максимально близко, но не соприкасается с Чонгуком ни миллиметром кожи, а потом пронзительно рычит на альфу, заставляя опустить голову и взгляд в снег под ногами. — Будь смиреннее, мальчишка. Знай, с кем разговариваешь. Я приказал вам искупаться и идти помогать остальным с подготовкой к празднику, а не вмешиваться в мою охоту. Чимин отскакивает от Чонгука, словно ошпарившись, а альфа поглядывает на него искоса из-под пушистых ресниц, прикусывает нижнюю губу. Омега только сильнее раздражается от его прямого взгляда, выпрямляется и шагает к туше убитого животного. Ловко подхватив кабана Чимин выдыхает от тяжести и закидывает того себе на плечи. — Эй, «Ледяное сердце»! — окликает его Чонгук, вынуждая взглянуть через плечо. — Я тебя растоплю. Вожак на это скалится, показывая клыки и стараясь донести до Чонгука факт, что к омеге лучше не приближаться без его разрешения. Он фыркает, поправляет свою ношу и размашистыми шагами покидает поляну, направляясь в ту сторону, где оставил свою одежду. Ишь, чего выдумал! Молодой несносный волчонок, Чимин нервно фырчит по дороге, совсем не замерзая от гнева, распаляющего его.***
В общинном доме — шатре прозванном так — омеги и альфы собираются, подготавливая пространство к празднествам. Сегодня нужно устроить приветствие «подкидышам» и официальным обрядом принять их в стаю. Всех, кто захочет стать её частью. Есть и такие альфы, которые предпочитают оставаться кочевниками. Они живут в поселении, помогают и работают, а перед Йолем снова уходят, прощаясь со своим временным домом. Чимин таких не то чтобы понимает, он настолько корнями прирос к своей земле, что даже будучи альфой и имея право её покинуть, никогда бы на подобное не решился. После обряда принятия настанет Йоль. Они устроят большой и красочный праздник, ведь для снежных волков он крайне важен. Это встреча нового года, проводы старого и одно из самых ярких и весёлых событий за всю длинную, суровую северную зиму. Потому оборотни с трепетом относятся к Йолю, подготавливаясь тщательно и гуляя от всей души. Шатёр украшен яркими деревянными фигурками, повсюду расставлены свечи, заботливо изготовленные умельцами- альфами их стаи. Чимин любуется подготовкой, рассматривает своих сородичей, суетливо бегающих среди очагов. В общинном доме их пять — все огромные, чтобы было как можно теплее волкам во время гуляний. Пойманного Чонгуком, помешавшим Чимину, кабана уже разделывают и потрошат, готовясь к зажариванию сочного мягкого мяса. Чимин любит праздники, пусть в них почти не участвует, предпочитая иметь роль наблюдателя, а не веселящегося. Он обычно сидит на возвышении у очага и рассматривает беснующихся от радости волков, отдающихся событию на полную катушку. Сейчас же вожак направляется с вязанкой дров в сторону дровницы, когда ту у него нагло выхватывают из рук. Чонгук. Снова дерзкий и неугомонный волк, действующий омеге на нервы. Он, держа поленья покрепче, тащит их к углу, где терпеливо складывает. Омега решает, что чем больше внимания он обращает на Чонгука, тем сильнее подогревает его интерес, потому, даже взглядом молодого оборотня не удостоив, проходит мимо, когда тот буквально полыхает на глазах. Приятно ли омеге от его внимания? Нисколько. Молодой, глупый, слишком горячий. Он Чимина не интересует. Его знаки ухаживаний, которые тот старательно вожаку преподносит с самого момента прибытия, только вызывают раздражение. Чимин привык быть один. Так проще. Так не нужно постоянно чувствовать боль от напоминания, что он — омега неполноценный, пусть и глава большой дружной стаи. Санни, повиснув на плече вверенного ему огромного, словно медведь альфы — Намджуна, — о чём-то тому рассказывает, всё время заглядывая в глаза. Чимину хочется усмехнуться, вот кому необходимо такое: ухаживание, внимание. Молоденький, цветущий оборотень, от которого исходят неиссякаемые волны жизненной энергии. Чимин же, оправдывая своё прозвище, застыл посреди жизни. Кажется, не будь у него стаи, он бы закостенел, превращаясь в скульптуру изо льда. — «Ледяное сердце», — вдруг позади окликает его Чонгук, заставляя почти всех оборотней, присутствующих в общинном доме, затихнуть. Альфа догоняет вожака, готового его придушить собственными руками прямо посреди шатра за такую вольность. Остальные соплеменники внимательно наблюдают за тем, как Чонгук становится напротив омеги. — Вот, — выдыхает оборотень, что-то протягивая Чимину. Вожак внимательно, но с предельной степенью безразличия глядит на вытянутую широкую ладонь, что-то удерживающую. Свисток. Резной, красивый, с точёными и изящными узорами. На верёвочке, чтобы удобнее было повесить на шею. Выглядит, скорее, как красивый оберег с тотемными знаками, однако Чимина вот вообще никак не интересует. — Возьми, пожалуйста, — громко произносит альфа, а волки вокруг них начинают заинтересованно перешёптываться, поднимая волны раздражения в Чимине на критический уровень. Мало того, что «подкидыш» обращается к вожаку неуважительно, так ещё и прилюдно проявляет свои намерения в его отношении. Его предшественникам, которым также не улыбнулась удача, на такое смелости не хватило. А Чонгук, словно упёртый бык, продолжает следовать своему странному плану и обещанию, данному Чимину после их короткой встречи на охоте. — Благодарю тебя за дар, Чонгук, — как можно вежливее отвечает Чимин, отодвигая от себя ладонь и заставляя альфу сомкнуть пальцы, — но не могу его принять. Так положено отвечать, а если Чон не собирается соблюдать субординацию, то вожак себе такого позволить не может. — Почему? — этот вопрос звучит так наивно и разочарованно, а Чонгук так по-детски склоняет голову, что Пак ещё меньше в альфе видит взрослого мужчину. Хотя по виду — он и есть. — Потому что мне не нужна пара, — обрубает он, заставляя глаза того удивлённо округлиться. — Как это я тебе не нужен? — делано обиженно произносит Чон, насупливаясь. — Ещё как нужен! Оборотни, наблюдающие за этой картиной, посмеиваются над альфой, всё ещё переговариваясь. — Благодарю тебя, но нет, — уже сквозь зубы проговаривает Чимин, всё ещё сохраняя ледяное выражение лица. Чонгук же, обнаглев совсем, подходит к вожаку ближе и сам вешает свисток ему на шею, пожимает плечами, и уходит, оставляя омегу ошалело смотреть ему вслед. — А он очень упорный, — посмеивается Мими, сидя в обнимку со своим альфой и начищая заготовленный ещё осенью картофель. — Болван, — шепчет Чимин и хочет было сорвать с себя свисток, да бросить тот в огонь, но что-то его останавливает. И вместо задуманного, вожак просто прячет безделушку в карман брюк. Чёртов Чонгук.***
Сокджин за развернувшейся картиной наблюдал с настороженностью, пока занимался разделкой мяса. Он-то видит, что Чимина настойчивость Чонгука раздражает, однако омега думает, что вожаку именно этого и не хватает в жизни. Чьего-то упрямства, мягкости и яркости, чтобы вконец заставить в душу Пака прийти весне. Джин вздыхает, глядя на взбешённого Чимина. Да, по главе этого с первого взгляда не заметить. Однако после долголетней дружбы, он видит, когда Чимин достигает точки кипения. Искры из глаз — но едва заметные, плотно сомкнутые челюсти и нервно дрожащие от выдохов крылья носа. Если смотреть мельком — лицо Чимина не изменилось, но шаман всё видит и знает. — Давай помогу, — вдруг раздается над ухом, когда Сокджин умудряется застрять на разделке задка свинки. Шаман вскидывает голову так, что косы вздрагивают. Этот альфа поселился вместе со слепым Юнги в доме Сокджина. Тихий, но улыбчивый, очень яркий. Нос такой интересный, а ещё пахнет… приятно. От Юнги словно не пахнет ничем, а Тэхён — его спутник и друг детства, решившийся на переход вместе с Мином, чтобы того поддержать, будто яркое солнышко в темноте зимнего, тусклого дня. — Пожалуйста, — уступает ему тесак Сокджин, вытирая руки о фартук. Косы его словно дрожат от волнения, когда Тэхён, пройдя слишком близко, окутывает омегу своим мужественным, терпким запахом. Он никогда среди своих такой ауры не ощущал. Чтобы завораживала, чтобы привлекала и заставляла слюноотделение усиливаться. Омежья сущность заинтересованно высовывает нос, заставляя Сокджина смущаться. Он помнит предсказание, сделанное самому себе, оттого становится ещё более смущающе. Альфа ловко расправляется с ногами кабанчика, складывает мясо и копыта в миску, чтобы потом с этим справились остальные, а сам искоса поглядывает на Сокджина, помогающего ему отделять мясо от шкуры и жира. — Ты очень сильный, — хвалит Тэхёна омега, кивая на свинью, а тот ласково улыбается, заставляя нос и щёки шамана покраснеть. — Спасибо, шаман, — голос у альфы низкий и тёплый, так что Ким начинает задыхаться оттого, как ему это всё нравится. Не слишком ли быстро? Может, чёртово предсказание играет с Сокджином злую шутку, заставив поверить, что он и Тэхён… Да нет, не нужно забивать этим голову. Омега просто продолжает разбираться с рёбрами кабана и думает, чем бы их таким вкусным из трав приправить. — Идёшь сегодня на источники? — тихо спрашивает альфа, не отрываясь от своего занятия. — Конечно, — кивает омега, потому что омовение шамана никто не отменял. — Ритуал ведь. — Я видел его со стороны, но никогда не думал, что придётся участвовать. — Это не страшно, — вертит головой Джин, поднимая взгляд на альфу, и тут же замирает, когда большие тёплые глаза уставляются на него в ответ. — Просто… ритуал. — Доверяюсь твоему светлому уму, шаман, — улыбается он, заставляя сердце Джина буйной дикой птицей заколотиться в груди. Он отворачивается и с широко распахнутыми глазами глупо застывает, держа свиное копытце в руке, перепачканной кровью. От этого альфы у Джина дух захватывает и в горле так резко пересыхает, что сил нет вздохнуть или проглотить слюну, скопившуюся во рту. Хосок подходит к ним, с подозрением глядя на альфу и поёживаясь. Он мрачно кивает на приветствие Тэхёна и старается встать от него как можно дальше. — Пора идти, Джин, — тихо произносит омега, искоса всё время наблюдая за «подкидышем». — Уже смеркается. Скоро пора будет начинать ритуал. Шаман кивает, вытирает руки и прощается с альфой. — Увидимся на ритуале, мудрый шаман, — улыбается ему Тэ, продолжая разделывать пойманного зверя. — Что-то ты больно увлечённо смотришь на него, — бросает недовольно Хо, когда омеги приближаются к выходу из шатра, одевшись в меха. — Я знаю, что ты очень агрессивно к альфам относишься, — вздыхает Сокджин, переплетая с другом пальцы. — Но не все же они такие скоты, как тот. Омегу рядом с шаманом передёргивает. Он обиженно и уязвлённо смотрит на Джина, тут же выпутывая пальцы. — Они все — животные, — шепчет Хосок и выскальзывает из шатра. Начинается церемония принятия. Сначала — подготовится Сокджин, совершив омовение в священной для волков пещере у подножья горы, а потом последует ритуал и сам праздник для стаи. Шаман, бросив в сторону давнего друга мрачный взгляд, вздыхает и покидает общинный дом.