Прошла неделя с начала моего совместного проживания с братом. Хочу сказать, что здесь неплохо. Я более-менее привёл второй этаж в пригодный для житья вид, но на первом не убирался, потому что это кабинет Данте. С каждым днём я наблюдаю, как там становится всё больше хлама, – он даже притащил с помойки комод и пытался привести его в годный вид, почти успешно, – но я ничего там не трогаю. Он сам просил меня этого не делать.
В целом, здесь есть почти всё для нормальной жизни. Единственное – мало мебели. Я разобрал все вещи в коробках, но половина так и лежат в них, потому что нет места. Нужен шкаф, хотя бы общий, чтобы поддерживать какой-то порядок. Данте бросает вещи либо прямо на пол, либо использует стулья как вешалку, и ему нет особой разницы. Поселившись в постоянном жилье, я вспомнил о своей былой чистоплотности, и теперь беспорядок действует мне на нервы. Нужно скопить денег на обустройство, но пока не с чего. Заказов, ясное дело, ещё нет – офис только открылся. Без понятия, как завлекать клиентов, и надеюсь, что Данте займётся этим...
Я ни разу не перечил Данте за эту неделю. Да и не было ситуаций, когда меня что-то настолько не устраивало. Быть может, мелкие неудобства, но я не посмею жаловаться, брат и так сделал для меня слишком много. А ещё, кажется, я не заводил с ним разговоров сам – инициатором всегда был Данте. Мне стыдно за то, что из меня никудышный собеседник. Со мной скучно, я вижу это даже по его выражению лица, когда он тщетно пытается меня разговорить. Я всегда отвечаю односложно и сухо, но я не могу это контролировать! Я абсолютно не умею выражать свои мысли в словах.
Я боюсь, что противен Данте, и он держит меня только из жалости. А ещё я вижу, как он пытается меня анализировать и постоянно наблюдает за мной со стороны. За каждым моим действием. Я не знаю, какие выводы для себя он делает, но это заставляет меня нервничать. Что, если он подумает... точнее, узнает, что я ненормальный? А быть может, он вообще ни о чём не думает, когда наблюдает за мной. По нему непонятно. Я вообще не могу предугадать его намерения. В один момент он неотрывно смотрит в одну точку и хмурится, в другой пытается надо мной подшутить, потрогать или поговорить со мной. Да, ещё один момент, который я подметил – он постоянно пытается коснуться меня. Я не знаю, делает он это невзначай или намеренно, может, он так общается со всеми. Мне остаётся лишь принимать это. Не могу же я сказать "Данте, прекрати меня, пожалуйста, трогать, потому что я боюсь"? Ну, я не то чтобы испытывал панический страх, просто это очень странно, до внутренней дрожи. Я не могу привыкнуть к тому, что каждый раз, когда Данте говорит со мной, он то хватает меня за плечо, то кладёт руку на спину, то кладёт на меня голову, когда сидит или лежит рядом. И каждый чёртов раз я чуть ли не подпрыгиваю. К этому невозможно привыкнуть.
Его действия вводят меня в ступор. Есть миллионы вариантов трактовок и разъяснений действий моего брата, и я не знаю верной. Должно быть, он и сам не замечает этого за собой, а я просто дурак. На фоне моих раздумий, у меня почти исчезли зрительные, но участились тактильные галлюцинации. Иногда кажется, что Данте схватил меня за руку или приобнял за плечо, хотя я точно помню, что рядом со мной его оказаться не может, и действительно, когда я оборачиваюсь, никого нет. А ещё мне снятся странные сны, тоже связанные с физическим контактом, но обычно насильственным. И в каждом сне я чувствую чьё-то присутствие, и этот Кто-то ещё ни разу не вмешивался в происходящее. Возможно, это он инициатор того, что происходит во снах. Хотя, скорее всего, мой мозг просто проецирует прикосновения Данте, пока я сплю. Я несколько раз просыпался от кошмаров в его удушающей хватке, – объятьями это не назовёшь. Да, думаю, это самое логичное объяснение моих снов. Я просто не могу не надумывать.
Мой брат питается высокоуглеводной и жирной пищей, преимущественно фаст фудом. Я ем нечасто – черпать энергию из пищи я не привык. Тем более, что сейчас я достаточно получаю её из сна. Из-за того, что мы потомки Спарды, наши организмы много отличаются от людских и энергии в нас в несколько, если не в десятки раз больше, но Данте ест просто потому что ему это нравится. И Данте пытался заставить меня есть тоже. Он сказал, что если я буду продолжать голодать, то у меня совсем не будет сил, но разве он не знает о том, что я, как и он, в пище не нуждаюсь? Быть может, брат делает это по привычке, потому что живёт среди людей, неосознанно перенимает их поведение и принципы. А может и осознанно. Я не вижу слабости в том, что Данте проявляет интерес более к своей человеческой сущности, нежели дьявольской, потому как я не принимаю в себе обе.
— О чём думаешь, Белоснежка? — моё внимание переключается на ухмыляющееся лицо проснувшегося брата. Вернее, проснулся он давно, просто не подавал признаков жизни, неотрывно глядя на меня. К чему он вообще так меня назвал?
Я чуть поворачиваю сторону в сторону Данте и отвечаю с тем же нейтральным выражением, что было до:
— Думаю о времени, провёденном с тобой. — я хочу ударить себя за странную формулировку и внутренне сжимаюсь от позора, но не подаю вида.
— И что надумал? — брат чуть вскидывает белые брови в интересе, приподнимаясь на локтях и пристально всматриваясь в неподвижные черты моего лица, будто пытаясь прочесть мои мысли.
— Ничего. — о, я вру и не краснею, и я уверен, что он это видит. Я очень много о чём думал. Но даже если бы захотел, я не смог бы собрать все свои мысли в кучу и изложить их.
Данте хмыкает, садясь на кровати, и приближается ко мне.
— Совсем-совсем ничего? — дразнящим голосом он растягивает гласные и, смотря изподлобья, он придвигается ближе. Я чувствую дыхание на плече.
— Совсем... — он уже уместил подбородок на моём плече и зачем-то обхватывает ладонью мой локоть, а я отворачиваюсь от пытливого взгляда голубых глаз. Другая его рука юрко нащупывает моё колено сквозь одеяло. —
Данте, ты что делаешь?
У меня сжимаются все органы внутри. Он просто играет, я знаю, но я не могу контролировать мороз, проходящийся по коже каждый раз.
— Я ничего не делаю. Честное слово, совсем ничего! — передразнивает он, осклабившись. Данте теснее прижимается к моей руке, и я заметил игривый огонёк, сверкнувший в бездонных зрачках.
Я шумно сглатываю, не силясь придумать ответ или сделать что-либо. Мне не настолько некомфортно, чтобы попросить его отстраниться.
.
.
.
...Я беру свои слова назад. Жаркий выдох прямо в основание шеи заставил меня передумать сразу же. Это было очень странно. Слишком странно.
— Данте, — настороженно окликаю я, вкладывая в одно слово всю просьбу перестать это делать.
Он вопросительно хмыкает, нарочито делая вид, что не понимает причину моего смятенья. Издевается. Секунда, и моя талия оказывается в кольце крепких рук, а я, испугавшись, невпопад вздыхаю. Он сжимает меня сильнее, и мое сердце заходится в бешеном ритме, а дыхание непроизвольно учащается.
— Пусти. — мой голос дрогнул. Я кладу ладони на его руки в слабой попытке сопротивления. Я не уверен, стоит ли мне сопротивляться.
Данте неодобрительно мычит, сжимая меня до хруста в рёбрах. Давящая боль контрастирует с его горячим дыханием на моей коже, и я разрываюсь между этими двумя чувствами. Если я не сделаю что-то, он точно переломает мне рёбра. Виски сдавливает неуклонно растущая паника. Дышать становится тяжело. Мне больно! Он пытается навредить мне? Я не понимаю! Что он делает?!
Я забрыкался в змеиной хватке брата, и я услышал собственный непроизвольный вскрик от безысходности. Он пытается убить меня! Я не слышу смеха Данте, – всё заглушает грохочущий пульс в висках, – которого забавляет моя реакция, и, не рассчитывая силу, я заряжаю куда-то кулаком. И это "куда-то" оказалось лицом Данте.
Он ойкает и тут же отстраняется, прикрывая нос рукой. Я вижу, как крупными каплями просачивается сквозь пальцы кровь и катится по запястью вниз.
Меня начинает сильно трясти.
Ошарашено тараща глаза, я вскакиваю с кровати и пятюсь назад. Нет, нет, нет... Что я наделал?! К глазам подступают неконтролируемые слёзы, а в горле тошнота. Меня бросает то в жар, то в холод. Мой разум рассыпается и развеивается по частицам, оставляя одну лишь безудержную панику. Мне конец. Он точно убьёт меня, если не сейчас, то придушит во сне.
Голубые глаза Данте охолодели. Он медленно встаёт, держа ладонь под льющейся струёй алой жидкости, глядя на меня исподлобья. Мне конец. Я вжимаюсь спиной в стену и со всей силы жмурю глаза, пока моё сердце болезненно сжимается в ожидании. Но вместо этого, я услышал короткое:
— Извини.
Мне даже показалось, что в этом "извини" была слышна нотка разочарования. Когда я с осторожностью, поочерёдно разлепил веки, брата уже не было, соответственно, в ответ мне никто не дал по морде.
Не с первой попытки мне удаётся сдержать закипающие в горле слёзы стыда и вины, что сводят мышцы противным тягучим чувством. Конечно, его нос заживёт совсем скоро, если уже не зажил благодаря демонической сущности, но его извинение раз за разом прокручивается в голове, раздаётся нарастающим эхом, заставляет корчиться от чувства стыда. Это мне стоило извиняться! Как мне вообще пришло в голову, что родной брат собирается навредить мне простым объятьем? Да, он просто обнял меня, ничего более! У него и в мыслях не было сделать мне больно, я уверен, но лучше бы он мне все рёбра переломал, да хоть позвоночник сразу – я бы всё равно не сдох. Данте, значит, пристроил меня к себе, за бесплатно, и вот какую благодарность он получает? Кулак в морду? Было бы справедливо, если бы он заехал мне в ответ, да посильнее, ну правда!
Если подступающую истерику укротить я смог, то бешеное сердцебиение и звон в ушах прекратить мне не под силу, но оно пройдёт само через некоторое время. Я делаю глубокий вдох, убеждая себя, что всё не так плохо... Но мне уже нужно готовить извинительную речь.
Кстати говоря, я почти не выходил на улицу с момента моего переезда сюда – незачем было, да и я в основном занимался обустройством жилплощади. Наверное, мне стоит пойти развеяться, ибо если я пробуду здесь еще пару минут, то гнетущая атмосфера, которую я навязал себе сам, съест меня заживо.
Я отлипаю от тёмно-древесной стены и, более-менее придя в себя, одеревенелыми руками в полумраке нахожу штаны под добрым слоем одежд, увешанных на немногочисленную мебель и разбросанных по полу. Мои вещи уже давно смешались с Дантевскими, в общем, они теперь общие. Да, нижнее бельё, кажется, тоже, хотя я и был немало шокирован, когда на третий день увидел брата в своих трусах. Я не уверен, что это нормально, но не стал выказывать брезгливости и ругаться с ним, поэтому просто смирился...
Мои мысли завернули совсем не в то русло. Так вот, я натягиваю штаны, но в темноте не могу опознать, мои ли они вообще. А хотя нет, могу. Они на низкой посадке, едва прикрывают задницу и, кажется, мои бёдра даже торчат. Каким образом Данте вообще в них ходит? Это неудобно, они жмут и ограничивают возможность передвижения, которая, естественно, очень важна для охотника на демонов. Он таким образом усложняет себе задачу или действительно считает это привлекательным?
Я прикрываю это бесстыдство тут же найденной футболкой нейтрального цвета, надеваю носки и максимально бесшумно спускаюсь по лестнице. На первом этаже Данте тоже нет. Ушёл куда-то. Наверное, мне же лучше. Я снимаю с напольной вешалки плащ, надеваю его на себя, обуваюсь и выхожу из здания, зазвенев дверными колокольчиками.
