Дорога на Гамбург

19.03.1978 20:03 Саксонская Пустошь. Окрестности Дрездена. Запах костра и свежеразогретой похлёбки с частичными успехами перебивали совместными усилиями химозный запашок дезактивационной смеси на броне стоящей рядом БМП и на сушащейся вокруг того же самого костра одежде. Хотя экипаж Монеточки до сих пор пребывал во всё той же аномальной зоне с аномально низким же по меркам Пустоши радиационным фоном, лишней радиации они успели принять себе на борт ещё до заезда в эту зону. В сменной одежде да после освежающего «душа» с шланга бойцы чувствовали себя почти что заново рождёнными, а благодаря таблеткам доктора они не только избежали самых тяжёлых «отходов» от своих конских доз синтморфа, но и не испытывали пока что необходимости глушить свои болячки новыми уколами. Таблетки эти нельзя было мешать со спиртом, но и под синтморфом никому из них не пришло бы в голову «глушить синеву», кроме разве что ефрейтора Алтакаева, но этот алтайский батыр случай особый. Борясь со своими наручными часами, которые упорно не хотели принимать концепцию движения по часовой стрелке и ругаясь в мыслях на того военного, которому пришла в голову чудная идея остановить машину возможно в самом центре этой чёртовой аномалии, Игорь Анатольевич приковылял от места своего переодевания к костру где уже давно сидели и бойцы и гости. Два молодых мужика лет под тридцать, чудом сохранивших себе и волосы, и моложавый вид и даже полный жизни взгляд, одетых в полу гражданскую, полу военную «форму номер восемь». Прижимаясь к земляной стене окопа, старшина залипал ушами на их рассказ о своём пути домой после своей демобилизации и пути обратно на запад. Не все уходят из восточной армии вперёд ногами. Хотя и мало кому взбредает голову покинуть боевое братство в таком «дивном новом мире», но есть и дезертиры, в первую очередь во вспомогательных частях, и есть те кто увольняется по человечески. Затянув папиросу, старшина залип ещё и на костёр, в языках пламени которого ярчайшим образом плясали очертания душ собравшихся. Раньше ему доводилось наблюдать такое лишь в смотровые приборы Монеточки, теперь же этот «Дар Машины» не отпускал его и за её пределами. Табак закономерно обжигал повреждённые лёгкие, поэтому старшина делал затяжки аккуратно и не спеша. То что думает по этому поводу доктор Черняев старшина уже наслушался, и короткий осуждающий взгляд от него сейчас он даже не заметил. Поминки его водителя прошли больше часа назад и сейчас тема для беседы у костра была уже чуть более жизнеутверждающий. — Ну так вот! — Вещал на высокой ноте один из двух гостей. Притопали мы значится в колхоз этот польский, а там бабы – во! Да и мужики тоже все здоровые и во всё цветное разодетые. Будто в деревню циркачей попали! Мы бы конечно, хрен в такое место сунулись, не забери у нас мопеды рейдерьё местное, а в тот раз мы бы с голоду и холоду и в медвежью нору с головою бы нырнули! Так вот пришли мы, значит, и эти сразу как давай хлебом-солью с самого порога нас встречать, что у нас и последние тормоза сразу отказали. А был у них как раз в тот вечер то ли праздник, то ли карнавал какой, и нас они туда само собою тоже пригласили. От стола с жратвой колхозники эти нас самогоном своим выманили, значит, и потащили нас на свежий воздух. А сразу за околицей того двора где нас приютили, была у них роща. Вокруг декабрь-месяц, с деревьев всё уже посыпалось давно, а у этих ещё до сих пор яблони плодят... — И это, мать его, единственное что мы помним о том что там в этой роще было! — Включившись в рассказ, с досадой в голосе добавил второй. — Да ты охренел, что-ли? — Возмутился на напарника рассказчик. — Я такую историю про это придумал уже было! — Да у тебя одна история охуительнее другой! — Отмахнулся от напарника второй и опустошил очередную рюмку спирта. Обязательные три стопки в силу обстоятельств медикаментозного характера у всех остальных испили с ними только снайпер и доктор, а продолжать оба отказались из-за караула, в итоге двое гостей вскоре стали хряпать вразнобой. — Ну вот кто здесь поверит этой херне про крылатых баб и рогатых мужиков с мохнатыми копытами? — Так в каком полку, вы говорили, что служили? — Прокряхтел старшина двум поддатым гостям, занимая своё почётное место у костра и прерывая в зародыше возможную пьяную драку между ними. — Автобат первого танкового, товарищ старшина. — С явным неудовольствием в лице ответил один и гость и сразу после этого второй. — Видали где-то этих молодцев, товарищ доктор? — Обратился старшина к уминавшему макароны по флотски Черняеву. — Во втором МсП из автобата знаю многих, но с мужиками с первого танкового я только год как стал общаться. — Пожал плечами доктор, оторвав свои глаза от котелка. — Кто у вас там в бочке с маслом уснул позапрошлым летом? Два гостя переглянулись друг на друга, после чего ответил ему второй. — Не в масле, а в солярке, не у нас, а у вас, и не позапрошлым летом, а три года тому назад! — Свои... — Хмыкнул им Черняев и снова вернулся к уничтожению своих макарон. — И что же вы в эту помойку пришли обратно из самого Союза? — В лёгком недоумении задал вопрос старшина Петренко, раскуривая ещё одну папиросу. — А Союз нынче помойка ничуть не лучше этой... — Окинув мрачным взором старшину, ответил ему второй. — Почище и попросторнее этой гнилой Германии, конечно, но люди там друг другу глотки ни за хрен собачий рвут ничуть не меньше, а всяких ёбаных царьков там на каждом углу штук по пять сидит. Мы искали родной город, и даже нашли его не в состоянии воронки, только вот почти всех кого мы знали раньше, один хрен уже не стало, а правит там такая пиздота, на которой и клейма-то негде ставить. У нас был выбор расслабить булки и отрастить овечью шерсть, пойти к местной братве, и к примеру гонять на юга рабов к нефтяным баронам, или просто выживать и болтаться там как говно в проруби... — И ни то, ни другое, ни третье нам нахуй не сдалось. — Подал голос уже и первый, опрокинув перед этим стопку. — На том мы и порешили, что нет у нас больше никакого дома, и что здесь нам куда сподручнее... К занимательным моментам своего пути туда и обратно, вроде случая в том странном польском колхозе, или истории о том, как они действительно забрели однажды в медвежью берлогу, удирая от братвы одного царька с немаленьким куском его казны, двоица вернулась после того как Йося взялся за гитару и состряпал на ней «Мурку», да ещё и спел её на необычайно эмоциональной для себя ноте. Караулы менялись между собой задолго до того, как все отправились спать, и когда из своего вернулся к костру Лазарев, у старшины возник к нему вопрос: — Слыш, военный... — Старшина показал ему свои часы и с осуждением уставился на одного из своих сержантов. — Ты на вот эту вот хрень не обратил внимание, когда решил остановить здесь Монеточку? А? — С часами было всё нормально до восьми вечера, товарищ старшина. — Невозмутимо ответил ему Лазареев. — Заебись! — Рявкнул старшина и развёл руки в разные стороны. — То есть эта хрень у нас теперь блуждающая и я только сейчас об этом узнаю? — Я не чувствую опасности от этой аномалии, Игорь Анатольевич. — Подал голос доктор Черняев. — И Монеточка тоже... — Отозвался Крылов, оторвав свой медитативный взгляд от пламени. — В конце концов... — Снова взял слово Лазарев. — Если бы эта движимая хрень была опасной, те французы давно бы сняли свой лагерь, а они там никак не меньше месяца назад устроились... Через какое-то время пустой болтовни, травления очередных баек и анекдотов, вспыхивающих и тут же затухающих перепалок, и конечно же музыки от Йоси, один из гранатомётчиков отряда, ефрейтор Сахаров, задал вопрос доктору зачем он вообще тронулся в такую дальнюю дорогу со своего уютного дивизионного госпиталя и зачем ему в Берлин, на что вместо прямого ответа доктор молвил ему следующее: — Вы помните сколько нас было когда мы пошли на мир с теми кто сейчас зовётся Западная Армия, товарищ ефрейтор? — А хрен его знает... — Ответил , почёсывая затылок после некоторых раздумий. — Я уже и не припомню когда это было-то... Доктор сделался мрачным во взгляде и лице, изучающе смотря в глаза бойца, и выдержав некоторую паузу, продолжил: — Это было пять лет тому назад, товарищ ефрейтор, и не считая обоза было нас тогда сто две с лишним тысячи солдат и офицеров. — Ладно... — Пожал плечами Сахаров и протёр глаза от яркости кострового пламени. — А причём тут мой вопрос? Игнорируя последнюю реплику, доктор продолжил свою мысль. — Это то что у нас было пять лет тому назад, товарищ ефрейтор. — Сказал доктор, и окинул мрачным взглядом на этот раз уже не только его, но и всех собравшихся. — Когда в позапрошлом году мы шли на Вену, у нас была ударная группировка в тридцать с лишним тысяч штыков и ещё двадцать осталось в лагерях. Сейчас нас не наберётся и сорока. В позапрошлом году мы держали свой кусок нынешней Европы в ежовых рукавицах и ставили ей те условия, на которых она будет жить и развиваться, а сейчас нам уже бросают вызов даже рейдеры... А что будет будет через два года? А через пять? Мы будем драться с ними за наш ядерный арсенал? — Это всё ещё не отвечает на вопрос бойца... — Хорошенько прокашлявшись, подал свой голос старшина. — Но если это не нашего ума дело, то могли бы так просто и сказать... Сместив свой взор теперь уже на старшину, доктор выдержал ещё немного паузы, и наконец ответил: — Я исследователь, Игорь Анатольевич, и сфера моей деятельности это экспериментальные медикаменты и иные способы восстановления человеческого организма, прошедшего через те дозы радиоактивного заражения, с какими столкнулись, например, вы. — И как эти ваши исследования продвигаются? — Многозначительно кивая, вопрошал его Петренко. — Как видите, Игорь Анатольевич, я пока что не добрался до того места, где я их буду проводить... — Ответил ему доктор, нарочито разведя руки по сторонам. Ночь вопреки опасениям старшины прошла тихо и спокойно. Поднявшись на рассвете как он думал раньше всех, Игорь Анатольевич закинул в себя таблетки доктора, и обнаружил что два вечерних гостя уже подгоняли своё снаряжение. Два часа спустя, сразу после завтрака, когда отряд уже занимался сворачиванием лагеря и предпусковым обслуживанием узлов и агрегатов БМП, гости уже собирались в путь. — Вас до Берлина подкинуть, богатыри? — Спасибо но нет, товарищ старшина... — Полусонным голосом с похмелья ответил ему тот кто был рассказчиком. — Нам дорога ровно на запад, до военных городков первой дивизии. — Через Эрфурт не идите. Там какой-то пиздорез наметился. Да ещё и хрен знает как и с кем. С нашей третьей дивизией связь отсюда такое дерьмо, что ни черта не разобрать что нам там радистка бормотала... — Будем иметь в виду, товарищ старшина... — Зевнув в кулак и отряхнувшись, ответил ему один из гостей, после чего протянул ему ладонь. — Спасибо вам за ночлег... — Будете в районе Мюнхена, заглядывайте к нам в восьмой танковый на огонёк. — Сказал им старшина, крепко пожимая руку сначала одному, а потом и другому. — Пометки обновили на своей карте путей и поселений? — Да, товарищ старшина, ваш наводчик дал нам вашу карту. — Вот и славно... — Кивнул им старшина, и в заключение сказал — Будем живы – свидимся. — Будем живы – свидимся! — Повторили за ним оба и двинулись в свой путь. Монеточка в свою очередь ещё не скоро выбралась из окопа, но перед тем как это произошло старшина обнаружил что часы наконец-то стали идти в нужную сторону, да ещё и показывали они примерно то же время, которое предположительно сейчас и было. Кроме того, Игорь Анатольевич, да и не только он, чувствовал себя сейчас необычайно свежим, будто эта аномалия даже сбавила им всем по паре-тройке лет...

***

Кустарник и гнилые листья со слабым треском и шуршанием отзывались на волчьи лапы, которыми зверь перебирал в темпе малой рыси, неспеша ступая к месту, куда Большой Волк послал его на разведку за своими пришлыми родичами с тех мест, куда заходит солнце. В этот район волк соваться не любил, так как чуял в них неосязаемую опасность, к тому же не было там и достойной добычи, однако именно он был лучшим разведчиком своей стаи, и именно он лучше остальных своих собратьев знал здешнюю округу. Когда на его тропе неожиданно образовалось два мёртвых человека, сначала он этому не сильно удивился. Последний раз он пробегал по этой тропе всего-то позавчера и за это время мало ли кто здесь кого успел погрызть. Однако, когда два этих мертвеца оказались давным давно и вероятно ещё до его рождения прогнившей падалью, волк застыл в движении с поднятой вверх лапой, и по собачьи поджал от испуга хвост...