Дорога на Гамбург

20.03.1978 00:05 Саксонская Пустошь. Окрестности Дрездена. Ночное дежурство распределялось таким образом, что один боец сидел внутри БМП и обозревал местность глазами через ночную оптику боевой машины, а другой работал скорее ушами и чутьём, скрытый маскировочным плащом в тыловой стрелковой ячейке стоянки. Всего метрах в пяти от того места, где ранним вечером сожгли тело Вилли. Вообще-то ни ему, ни тем двум пешеходам из Союза никто не предлагал мёрзнуть ночью с автоматом в зубах, но спать сегодня доктор не хотел, а протесты его тела по этому вопросу доктор решил парочкой таблеток. Поскольку часы работали здесь через известное место, время смен определялось на глазок. Спустя минут десять-двадцать после того как доктор заступил на пост, все уже улеглись спать, кто внутри машины, а кто и возле тлеющего костра. Поэтому ночную тишь да гладь раздирали сейчас лишь звуки могучего мужского храпа, да плавной работы добротно смазанных поворотных механизмов башни БМП, которой управлял сейчас снайпер-санитар этого отряда. Так бы дальше всё и было тихо да спокойно, если бы его окоп не приспичило посетить тому странном дневному призраку... — Давно не виделись, доктор... — С усмешкой в тоне пробормотал за его спиной рейтар, который расслабленно прислонился спиной к одному углу стрелковой ячейки, и ногами к другому. Свой клинок на этот раз он держал не на коленях, а в ножнах у стены окопа. В руках он на этот раз елозил шомполом и промасленной тряпкой увесистый и длинный пистолет своей эпохи с причудливой шарообразной рукояткой, насвистывая себе под нос какую-то мелодию. Ещё пять пистолетов самых разных габаритов по видимому ждали своего часа в его кобурах и сапогах. — Ты в курсе что мои друзья умеют зреть незримое и рвать его на части, чудище? Резко развернувшийся назад Иван Фомич старался говорить с этим созданием настолько тихо, насколько он мог себе позволить, но не переходя при этом на шёпот. Свой автомат он держал стволом в землю, но в таком положении, чтобы его можно было при случае быстро навести на призрака. Его пистолет-пулемёт, конечно, даже близко не бортовой арсенал пробуждённой боевой машины, но чтобы испортить настроение и слегка подпортить шкуру призрака, ему при случае хватит одного выстрела в любую часть эманации, насколько хватало его знаний о столь частом явлении на Пустоши. — С простым умертвием эти достопочтимые господа, несомненно, справятся... — Пожало плечами создание и с резким звуком щёлкнуло пальцами, окончив процесс чистки первого своего пистоля. — Увы, мой лишённый манер дикарский друг, я тебе не простое умертвие... От щелчка пальцев этого создания померкли и звёзды, и луна, и свет костра вокруг которого улеглись и гости, и половина отряда. Некоторое время взгляд Черняева ещё улавливал контурные очертания спящих людских фигур и кормы БМП-1, но следом местность дальше чем на удалении в вытянутую руку от него накрылась куполом непроницаемой тьмы. Стрелковая ячейка, в которой вальяжно раскинулось это существо и в которой палец доктора уже нервно поигрывал на спусковом крючке ППС-43, теперь был единственным осязаемым куском реальности. — Какого чёрта тебе от меня нужно, тварь? — Опять грубости, доктор... — С театральным вздохом посетовало создание, аккуратно и без резких движений беря в руки второй свой пистолет и приступая уже к его чистке. — И что к вам этот сопляк так привязался... — Хотя что я несу? На то он и сопляк. Как же измельчал мой род за все эти столетия... — Возможно это был последний его представитель. — Последний? — существо поджало губы и прищурилось в темноту, а затем вернулось к своему делу. — Нет, мой друг. В нём есть ещё двое мужчин и трое женщин, но этот действительно был последним в той ветви, которую зачал ещё мой дед. К тому же они сейчас в благословенной Богом Аргентине, а не в этой помойке. Ты палец-то убери подальше от крючка... — А то что? — Да кто ж его знает? — Снова он пожал плечами и смерил Черняева взглядом. — Например, с чего ты взял что целишься сейчас в землю, а не себе в рот, или в своих товарищей? — С того что я не под твоим контролем, чудище. — Процедил сквозь зубы Черняев, но палец действительно убрал. — Я, конечно, восхищён твоей самоуверенностью, доктор, но откуда я тогда знаю в каком классе ты последний раз штаны себе мочил перед той стаей диких псов? Почему я знаю в какой день недели и месяца ты впервые вставил своей соседке на четыре класса младшего твоего, которая сейчас ненавидит тебя за то что ты променял её на немку за её бесплодие? Кстати, почему ты не попробовал ни разу её вылечить? Не твой профиль? И почему, я, чёрт возьми, знаю что такое этот ваш чёртов ВЛКСМ, откуда тебя два раза чуть не выпнули с ноги по заднице!? — У неё какое-то родовое... — Начал было в извинительном тоне Черняев, но тут же был прерван существом. — Да, мой друг, проклятие! Называй вещи своими именами и не оправдывайся за каждую мелочь... Хотя ты всё равно та ещё ублюдочная мразь! — Может ты перестанешь ходить вокруг да около и скажешь, наконец, что ты, блядь, такое? — Тебе разве не рассказывали твои постоянно занятые старшие товарищи из 506-го что такое аватар, дружок? — Чушь! — Воскликнул в недоверии Черняев. — Я не вчера пробудился и не год назад. И мой до этого почти никак не проявлялся! — Конечно! — Довольно крякнул рейтар, беря в руки уже третий пистолет. — Ведь я до этого был на две части поделён! — Такого не бывает! — Хреново тебя учили, друг... — Хмыкнул он со злой усмешкой. — Впрочем, они после войны вообще этим похоже не занимались, хватая себе уже готовое и рассказывая таким как ты разве что детские основы. И вы ещё удивляетесь как ребята из НИИ вас обошли со своими парамеханиками? — Это объясняет мою необычную привязанность к нему, да и его тоже... — Конечно! Я тебе больше скажу, этот сопляк вообще должен был пробудиться и раньше тебя, и даже с бо́льшим потенциалом, но он даже с вашей помощью не преодолел своё малодушие! Ха-Тьфу! — Его подкосила смерть сначала матери, а потом той кто ему заменил её... — И кто он теперь? Кучка пепла за моей спиной? — Брезгливо пробурчал рейтар, доставая четвёртый пистолет... — А как тебя угораздило попасть в яму к какой-то деревенщине? — Задал ему вопрос Черняев, на что тут же удостоился ненавидящего взгляда из-под лоба. — Если эскадрон шведских кирасир это для тебя какая-то деревенщина, дружок, то тебя вчера вытаскивали из лапок милых котиков. Эту деревню и эту церковь в моё время кто только не брал и кто только не делал своим опорным пунктом, и даже я не знаю кто тех деревенских вырезал. К тому моменту когда рейтар смазал и почистил последний свой пистоль, на том общение и подошло к концу. — Ещё увидимся, дружок. — Сказал рейтар, поднявшись, заправляя как следует своё снаряжение и отряхиваясь от влажной земли. — И советую тебе размять свои глаза, чтобы не оказаться перед сменщиком тем дураком, который ты и есть. Хреново твои таблетки работают с истощённым телом, не привыкшим к караулам, если ты их вообще не перепутал... — Вот чёрт! Спустя ночь, утренние часы с тяжёлым пробуждением будто от тяжёлого похмелья, с обработкой ран и болячек своих попутчиков, сворачиванием стоянки, а потом и без малого шести часов езды в десантном отделении «Монеточки» по разбитым автобанам, просёлочным дорогам и просто пересечённой местности, доктору наконец-то предоставилась возможность подышать свежим радиоактивным воздухом где-то к северу от Лейпцига. Спрашивать какого чёрта они не поехали на Берлин сразу от Дрездена, доктор, конечно же, не стал, ибо не его это было дело. Но после успешного справления за ближайшим к БМП кустом своих естественных потребностей, доктор всё же проявил интерес к тому, что такое занимательное старшина уже битый час вынюхивал на раскисшей дороге, словно охотничья собака... — Нашли что-то интересное, Игорь Анатольевич? — Спросил он, зажигая сигарету и протягивая ему открытую пачку. Взгляд старшины в первую секунду напоминал взгляд того рейтара, когда Черняев задал тому неудобный вопрос об обстоятельствах его пленения, но вид раскрытой пачки «Кабинета» быстро его смягчил. — Что-то интересное было здесь до вчерашнего вечера. — Пробурчал ему Петренко, возясь со своею зажигалкой. — Теперь здесь будто слоны чечётку танцевали. Получив ответ, доктор оглянулся вокруг. Свежие следы многочисленной тяжёлой техники были чётко различимы даже для его непрофессионального глаза. — Ну, если вы расстраивайтесь из-за того, что потеряли след какой-то своей цели из-за той хрени, что творится сейчас в Эрфурте, то конвой с данью для моей дивизии прошёл здесь ещё дня на два раньше... — Принюхайтесь к воздуху, товарищ доктор. — Снисходительно и после короткой паузы сообщил ему старшина. — Такое даже вам почувствуется. Следуя совету старшины, доктор действительно напряг все шесть своих чувств, и держать их в напряжении долго ему не пришлось. Пьянящая саму душу ярость пробуждённых машин от предвкушения битвы чуть было не подкосила ему ноги. Сам старшина пробуждённым не был, в отличие от одного из своих бойцов, но в делах незримой материи он тем не менее был гораздо компетентнее Черняева, и, вероятно, мог даже разбивать эти чувства на оттенки. Да и эта его «Монеточка» блистала звёздочкой даже на фоне большинства других подобных ей, ибо далеко не каждая боевая машина была уж настолько живой, чтобы она могла общаться человеческим языком даже с теми, кто никак не относится к своему экипажу. Доктор даже сам себе боялся сейчас признаться, что перспектива залезать ещё раз в её десантное отделение пугала его едва ли не до дрожи... — Ну и куда теперь поедем? — Туда куда и ехали. — Пробурчал ему Петренко, булькая бычок в лужу со следами танковой гусеничной ленты. — В Берлин.