red thread on your wrist

Мысли Джисона заняты несколько другим, но он все равно успевает подумать, что загадочный лисий яд пахнет слишком похоже на клубничное соджу. Хан всегда ощущал от клубничного сожду какой-то подвох. Возможно, это сделано специально, чтобы хоть немного упростить ему задачу добровольно отравиться, но такой заботы о своей персоне со стороны лис Джисон раньше не замечал. Но Минхо сказал, что так нужно, и Хан ему верит. Верит достаточно, чтобы не бояться сегодня умереть, – ну разве что самую малость, – но все же с нотками сомнения. Да, пусть Минхо и обещает его вылечить своей супер-пупер кровью, но ведь до этого все равно будет больно? Или он просто отрубится? Да вряд ли, в дорамах все по несколько серий медленно и мучительно умирают. Черт, кажется, Джисон трусливее, чем думал. Но выбора у них все равно нет, и чем раньше они начнут, тем скорее все закончится. И если повторить себе это достаточное количество раз, то от сомнений можно избавиться почти полностью. Столько времени у Джисона нет, но ему хватит и частично. Просто один глоток. Бездумный. Механический. Он и до этого не любил клубничное соджу, но теперь уж точно его в рот больше не возьмет. Жидкость слегка обжигает горло как самый обычный алкоголь. Оставляет легкое тепло в груди и привкус сахара на языке. Вообще ничего необычного. Джисон смотрит в одну точку перед собой, – главное, чтобы не на Минхо, и так менталка не к черту, – и ждет. Чего-то. Не то чтобы у него богатый опыт в самоотравлении, кто его знает, что там должно происходить и как ощущаться. Джисон уже хочет начать то ли возмущаться, то ли радоваться, – возможно, тут вообще никакого яда и не было то, а это все драматический сюжетный твист из нулевых, – когда вдруг становится больно. Чертовки больно. Только как-то не там. – Ай, Минхо! – Джисон пытается выдрать свою руку, в которую старший вцепился мертвой хваткой, проткнув ладонь когтями чуть ли не насквозь. – Пусти, больно же. Ли отпускать и не думает, только смотрит в ответ как-то остекленело и поджимает губы. Джисону становится страшно уже от одного этого вида. Когда же Минхо вдруг резко сгибается пополам в приступе то ли кашля, то ли удушья, Хан и вовсе цепенеет от ужаса. Это совсем не по плану. Такое они не обсуждали. – Эй, хен, ты чего? – Минхо отпускает его ладонь, чтобы упереться руками в колени для большей устойчивости, и Джисон теряет последний якорь связи с реальностью. – Ты в порядке? Какой-то части его паникующего сознания кажется, что Минхо сдавленно фыркает. Ум на удивление ясный, и Джисон четко знает, что нужно сделать. Увести Минхо отсюда и найти помощь. Остальное они будут решать потом. Даже то, что в таком состоянии ни о какой помощи Джисону, когда, – если? – выпитый им яд подействует, и речи идти не может. Сперва нужно разобраться, что случилось с Минхо. Джисон бегло осматривается в поисках хоть кого-то, кого можно попросить о помощи, но видит только пустую поляну. Черт, он был уверен, что тот странный лис, прожигающий их взглядом все это время, все еще тут. Дерьмово. – Минхо, пойдем отсюда, – старший вроде задыхаться перестал, но Джисон все равно не уверен, может ли он идти самостоятельно. – Давай, я помогу. Ли не отзывается и не поднимает головы, все так же опираясь на колени, и Хан пригибается, планируя подхватить старшего под руки. Но Минхо вдруг дергается, отшатывается и заходится в приступе удушающего кашля. Джисон инстинктивно подается ближе, стремясь помочь сам не зная чем. Падает на колени чуть сбоку от старшего, пытаясь заглянуть Минхо в глаза, но не может из-за растрепавшейся челки. Зато губы Минхо он видит отлично. Идеальные, припухлые и все в крови. Джисон чувствует, что на него начинает накатывать, и гребанная тревожность никогда раньше не была настолько некстати. Минхо дышит тяжело, почти загнанно, белоснежные клыки выглядят жутковато в крови, а розовая пенка в уголках губ похожа на противный коктейль с джином и малиновым сиропом, которым Джисона когда-то угощал Чанбин. Хан чувствует, как зависает, как тяжелеют руки и заходится в бешеном ритме сердце. Но он еще может дышать, а значит может и говорить. – Минхо, пошли, тебе нужна помощь, – Джисон понимает, что это ни черта не помогает, но схватить Ли за предплечье единственное, на что он сейчас способен. – Давай, Минхо, посмотри на меня и пошли, потому что дотащить я тебя никуда точно не смогу. Джисону кажется, что Минхо отзывается на просьбу и правда пытается посмотреть на него, – по крайней мере он слегка приподнимает голову и челка уже не закрывает сплошной шторкой глаза, – но в следующий момент Ли прижимает руки к груди и с коротким стоном складывается пополам. Джисон с ужасом смотрит, как Минхо рвет кровью прямо на свои любимые поношенные адидасы. Почти завороженно наблюдает за тем, как несколько капель приземляются на темно-синие джинсы, которые Сынмин одолжил ему утром. В голове писк сломанного телевизора, а в груди вакуум. Минхо валится вперед, и Джисон только благодаря натренированным за долгие годы танцевальных практик рефлексам успевает неловко перехватить старшего за талию и хоть как-то смягчить падение. Минхо в его руках мечется, задыхается и кажется таким маленьким, что Джисону хочется заплакать и позвать взрослых. Потому что он точно не тот, кто нужен Минхо сейчас. Из взрослых звать некого, поэтому Джисон выбирает хотя бы заплакать. Разумная часть сознания, которая еще недавно орала, что нужно сделать хоть что-то продуктивное, окончательно сдалась, и вариант просто сидеть и надеяться, что все само пройдет, уже не кажется таким плохим. Минхо болезненно жмурится, в уголках его глаз выступают слезы, и Джисон машинально стирает их пальцами. Получается еще хуже, потому что расцарапанная ладонь продолжает кровоточить, и к окровавленным губам у Минхо прибавляются еще и такие же щеки. Выглядит отвратительно, и Джисону кажется, что его сейчас стошнит тоже. Ну, вернее стошнило бы, если бы спазм в горле хоть на мгновение отпустил. Во рту желчь, и Хан пытается ее сглотнуть, но результат сомнительный. Рука продолжает гладить Минхо по голове, размазывая кровь по его лицу и волосам, и это единственное, что не дает Джисону отключиться окончательно. Минхо снова закашливается, его голова, лежащая на коленях Джисона, запрокидывается, а кадык дергается. Единственное, что может сделать Джисон в ответ – рвано всхлипнуть. – Ты же убьешь его окончательно, – Сынмин чертовски зол, но сосредоточен. – Джисон, пусти. Хан абсолютно ничего не понимает, но четко осознает, что чьи-то руки пытаются отцепить от него Минхо. Это ощущается как самое бесчестное в этом мире действо, и Джисон так возмущен, что даже легкие начинают сотрудничать. – Не отдам, – получается совсем жалко, втянутой порции воздуха явно не достаточно. – Уйди. Чьи-то пальцы будто бы специально проезжаются по ранкам на ладони, и Джисон с громким шипением разжимает руки. Тяжесть тела Минхо уже не ощущается на коленях, и Джисону вдруг становится так одиноко, что хочется выть. – Джисон, – чьи-то руки приобнимают со спины и максимально ненасильственно пытаются заставить повернуться к себе. – Посмотри сюда, подыши со мной. Сознание не работает четко, на логические операции Хан сейчас не способен от слова совсем, но вот ощущения у него обострены как никогда. И так обычно тошнотворный парфюм Хенджина бьет в нос настолько сильно, что прошибает почти до самого мозга. Джисону не нужно дышать, ему не нужен Хенджин, вообще никто и ничего в этом мире не нужно. Только Минхо. – Да перестань ты, – Хван тихо рыкает, прижимая к себе сильнее, и Джисон только сейчас понимает, что все это время пытался вырваться. – Хочешь вместе с ним помереть? Дыши давай. Хан не понимает, почему все к нему так пристали. У него были гораздо худшие приступы, когда Джисон на самом деле задыхался, и он явно выглядел все те разы лучше, чем Минхо сейчас. Почему бы им всем не отстать от него и не заняться Минхо? Джисон уже хочет огрызнуться, но вдруг до затуманенного сознания с запозданием доходят слова Хенджина. С ним вместе помереть. Вместе. С ним. С Минхо. Умереть?.. – Он не умер! – Джисон подается вперед так резко, что уже успевший слегка расслабиться Хенджин не успевает его в полной мере перехватить. – Пусти меня! Хван неожиданно действительно отпускает, и Джисон почти падает носом в траву. Дыхание сбивается еще больше, но тех поверхностных вдохов, на которые сейчас способны его легкие, хватает, чтобы не отключиться, и этого достаточно. Минхо лежит на боку, то и дело болезненно дергаясь в прошибающих тело судорогах, и тихо стонет. Сидящий рядом Феликс держит плечи старшего с таким напором, будто он в состоянии куда-то сбежать. Джисон подползает к ним почти на четвереньках. – Не трогай, – Сынмин появляется из ниоткуда, перехватывая уже протянутую Джисоном руку. – Только хуже сделаешь. Хватка у Кима железная, а взгляд твердый, и Джисон послушно замирает. – Ему нужно в больницу, хен, – Чонин стоит чуть поодаль, его глаза широко распахнутые и заплаканные. – Давай вызовем ему врача, ну же. Джисон чувствует, как все еще сжимающая его руку ладонь Сынмина вздрагивает, и хватка ослабевает. – Его не возьмут в больницу, – Ким почти шепчет, но его голос различим даже на фоне всхлипов Минхо. – Они не лечат тех, кто участвует в Ритуале. Сердце Джисона ударяется от ребра особенно сильно, а потом вдруг замирает. – Черт, – голос Хенджина полон отвращения, он издает что-то между рыком и шипением и отбрасывает поднесенную к лицу рюмку. – Он выпил лилию. Минхо, будто подтверждая его слова, сдавленно скулит. Джисону кажется, что хен стал чуть тише, чем был вначале, и это вселяет надежду. Все не так плохо, Минхо ему обещал, что у них все получится. Если об этом думать много раз по кругу, может, выйдет успокоиться. – Я выпил яд, – Джисон и сам не знает, зачем это говорит, но его все равно, кажется, никто не слушает. – Мы так договорились. Сынмин рядом как-то слишком шумно выдыхает. – Если его нельзя в больницу, тогда домой?.. – Хенджин звучит неуверенно. – Но разве такие отравления лечатся дома? Джисон все равно никак не может понять, почему от отравления надо лечить Минхо, а не его, но перспектива привезти старшего домой неожиданно воодушевляет. Да, Ли отдохнет, отоспится в их кровати, украдет у Хана одеяло, – и Джисон даже не будет ругаться, – а потом они будут репетировать всю ночь. Как Минхо ему и обещал. А потом Сынмин прибьет хена за заблеванные кровью джинсы, которым уже вряд ли поможет химчистка. – Сынмин-а, – голос Феликса слишком высокий, Джисон с непривычки морщится и выныривает из своих мыслей. – У Минхо глаза карие. Конечно карие. Джисон не понимает, в чем проблема. У хена карие глаза, в которых светится звездная пыль самых красивых галактик вселенной. Сынмин матерится себе под нос слишком злобно и падает на колени рядом с Феликсом. Наклоняется к лицу Минхо почти вплотную, – какой-то части сознания Джисона это совсем не нравится, – почти сразу отстраняется и теребит старшего за щеки. Минхо совсем затих, он больше не скулит и не жмется, Джисону даже не слышно, дышит ли он. Почему-то от приносящего раньше надежду спокойствия становится жутко. Джисон поднимает глаза на Сынмина, и на лице младшего так плохо скрываемая паника, что в голове вдруг что-то щелкает. Минхо затих не потому, что ему стало лучше. Он вообще не в том состоянии, чтобы ему быстро стало лучше. Джисон перестает себя контролировать окончательно где-то между тем, как отталкивает мешающегося Сынмина и впивается губами в губы Минхо. Старший не реагирует вообще, он весь в крови и слишком податливый, но Джисону все равно. У них тут сопливая дорама, диснеевский ремейк тупого кино, телесериал нулевых – по всем законам жанра Минхо должен ожить здесь и сейчас от его поцелуя. Минхо не оживает. Его голова безвольно повисает в руках Джисона, а губы с подсохшей корочкой крови приоткрываются. Никаких клыков нет. Джисон плохо образован, он уже с детства планировал связать свою жизнь с музыкой и учился постольку-поскольку, но несколько лет близкого соседства с лисами его чему-то научили. Лисы лечатся в лисьем обличии. Чонин блестел черными глазами весь день, пока срастался его перелом. Хенджин жаловался, что токпокки противно липнут к клыкам, но не мог клыки спрятать, потому что неудачно упал на репетиции и порезался о реквизит. Сынмин под недовольные взгляды стаффа царапал когтями обивку сиденья служебного авто, когда подхватил какой-то редкий вирус. Если у Минхо не видно лисьих черт, он не лечится. Осознание приводит Джисона в ужас. Он замирает с рукой у Минхо на лице, и переводит умоляющий взгляд на Сынмина. Младший смотрит в ответ как-то слишком виновато. – Я… – Сынмин отводит взгляд первым, и Джисона прошибает новой волной чистой паники. – Я не знаю, Джисон. Мне жаль. У Джисона срывает плотину окончательно. Он не понимает, дышит ли он вообще, не уверен, пелена перед глазами от слез, или он скоро отключится, не в состоянии осознать свое положение в пространстве. Случайно подковырнутая ногтем корочка на порезах от когтей Минхо слегка возвращает в реальность. Боль заземляет и восстанавливает ощущение собственного тела. Хоть что-то. Джисон ковыряет сильнее, чувствует кровь на ладони. Отлично, еще немного, и он сможет взять себя в руки. А потом и придумать, как это все решить, раз другие не в состоянии. Можно вернуться к изначальному плану, где в живых оставался один, и постараться умереть раньше Минхо. С этим бы Джисон мог справиться. Хенджин снова пытается оттащить его куда-то назад, нарушая только выстроившуюся гармонию, и Джисон сопротивляется слишком грубо. Пихает Хенджина в бок и, не удержав равновесие, почти валится на Минхо. Расцарапанная ладонь падает старшему на лицо и проезжается по губам, пачкая подбородок. – Джисон, хватит, – Хенджин все же хватает его под руки и тянет назад, а у Хана уже почти аллергия на собственное имя. – Истериками ты все равно никому не поможешь. Джисон уже с Хенджином дрался, давно и практически всегда безуспешно, но повторить не против. Его истерики бесполезны? Ну да, их грустное хлюпанье носами куда эффективней. Хван его настрой, видимо, понимает без слов, и сильнее прижимает к себе, обездвиживая почти полностью. Джисон не успевает придумать, что с этим можно сделать, как его больную руку вдруг кто-то мягко хватает. – Отпусти его, – голос у Феликса тихий, совсем не требовательный, но Хенджин слушается безропотно. – Мне показалось… хочу проверить. Джисон почти падает, потеряв опору о держащего его лиса, но Феликса это мало волнует. Он тянет Хана за больную руку напрямую к Минхо, даже не удосужившись проверить, все ли с Джисоном в порядке. Джисон завороженно наблюдает, как Феликс находит глазами ранки на ладони, слегка надавливает на кожу, чтобы выступила кровь, и прикладывает руку Хана ко рту Минхо. Ничего не происходит. Джисон хочет руку отдернуть, – теплое дыхание Минхо ощущается на ладони, и старшему так явно тяжелее дышать, – но Феликс держит крепко. И смотрит так, будто чего-то ждет. И вдруг Джисон это чувствует. Легкое прикосновение, практически незаметное, смазанное. Минхо слизнул кровь с его ладони. Джисон резко выдыхает, а Феликс кидает на него полный надежды взгляд и отводит руку ото рта Минхо. Слегка приподнимает верхнюю губу, оголяя клыки. – Пиздец, сработало, – в голосе Феликса столько удивления, будто бы это не он затеял все это. – Мне показалось, что он слизнул кровь Джисона. Он же лечится снова, да? Феликс поднимает полный надежды взгляд на Сынмина, а у Джисона наконец-то начинает работать рациональная часть мозга. Он тянет ладонь к себе и начинает методично расковыривать уже поджившие ранки. Хенджин приземляется рядом, с тихим вздохом хватает его руку и одним резким движением когтя разрезает ладонь поперек. Больно, но Джисону плевать. Он прижимает ладонь к губам Минхо, стараясь оставить место для воздуха, и молчит, кусая губы. Они все молчат. Ничего снова не происходит слишком долго. – Я никогда не слышал, чтобы людской кровью можно было насыщаться, – голос у Сынмина дрожит слишком заметно. – Да, человеческой плотью можно, она дает силы, но кровь… от нее обычно просто вставляет. Хенджин согласно мычит, тихо и как-то почти скорбно. Джисону на жизненный опыт хоть всех лис мира плевать. Если Минхо поможет его кровь, он ее всю до капельки из себя выжмет. Если Минхо будет нужна его почка, без проблем – у него есть вторая. Если печень или сердце, то, что ж, это грустнее, но ничего не поделаешь. Минхо, будто чувствуя ход его мыслей, тяжело глотает. Делает судорожный вздох и снова заходится в кашле. Феликс едва успевает снова перевернуть его на бок, чтобы старший не захлебнулся очередной порцией выхарканной крови. Но его клыки отчетливо выступают, а из-под трепещущих ресниц видно голубые глаза. Это определенно прогресс. – Ладно, нам все равно надо отвезти его домой, – Сынмин наблюдает за рукой Джисона, вновь переместившейся на губы Минхо, так, будто он ей прямо сейчас пишет Мона Лизу. Феликс помогает ему встать, и Джисон понимает, что его ведет сильнее, чем казалось изначально. По руке противно стекает кровь, пока кто-то из младших ведет его до машины. Минхо он теряет из виду практически сразу, но такого сильно прилива паники как раньше это уже не вызывает. Теперь у них есть план. И он вроде бы работает. Феликс, – а это все время все-таки был Феликс, – помогает Джисону сесть в машину. Сынмин уже сидит на заднем сидении, придерживая рукой лежащую на его коленях голову Минхо, но как только видит Джисона, уступает Хану место и пересаживается вперед. Хенджин садится за руль и поправляет зеркало заднего вида под себя, задевая пальцами двух висящих котиков. Минхо снова затих, и Джисон прижимает его к себе достаточно сильно, чтобы почувствовать тепло старшего, но при этом не навредить. Снова подносит руку ко рту. Минхо кашляет, фыркает, но глотает. Лучше, чем ничего. Минхо рвет кровью трижды за короткую поездку, и Джисон, в отчаянной попытке разгрузить психику, начинает тихо журить старшего, что он испоганил себе весь салон, и счет за химчистку выйдет размером с его месячную зарплату. Сынмин странно косится на него через зеркало заднего вида, но ничего не говорит. Только что-то постоянно печатает в своем телефоне. – Он сегодня что-то ел? – Джисон почти пугается, когда Сынмин поворачивается к нему и смотрит пронизывающим до костей взглядом. – Он завтракал? Джисон на секунду зависает. Он, честно говоря, и не обратил внимания. Минхо обычно встает раньше и ест, соответственно, тоже раньше. Но сегодня он проспал. Потом сказал пойти поесть Джисону, но сам вроде не спускался. – Нет, вроде не ел. Возможно, если бы Минхо поел, ему бы было лучше. И если бы выспался, а не полночи сидел весь на иголках не пойми почему. Если бы Джисон не дулся как ребенок, а раньше дал старшему понять, что не спит, раньше бы обнял и успокоил. От этого бы, наверное, Минхо сейчас было бы лучше? Джисон сжимает кровоточащую ладонь в кулак до резкой боли. Почему он такой бесполезный и равнодушный? Конечно, Минхо был прав, он любит Джисона больше, Джисон вот даже банально обнять перед сном додуматься не в состоянии. Сынмина его душевные терзания явно не интересуют вообще, он только тихо цыкает и снова утыкается в телефон. Когда они подъезжают к дому, Минхо вроде бы даже и получше. Он дышит все так же рвано и тяжело, но теперь его вдохи хотя бы четко различимы. Чонин с Феликсом уже приехали, – Джисон вдруг понимает, что Хенджин старался вести максимально аккуратно и медленно, – и младший Ли снова помогает Джисону добраться до точки назначения. Хенджин максимально аккуратно относит Минхо в комнату Сынмина, почему-то выбранную в качестве лазарета, а Чонин остается стоять на улице, наблюдая со стороны. Кровь из ладони Джисона идет уже не так сильно, но все еще довольно ощутимо, и, несмотря на весь адреналин, начинает накатывать головокружение. Джисон сжимает зубы и старается идти как можно ровнее. Об этом никому знать не обязательно. Он сидит с Минхо еще какое-то время, пока старший вроде бы не засыпает, и Хенджин предлагает сделать перерыв. Он кусает себя за ребро ладони и протягивает руку Джисону. – Вот, чтобы зажило. Джисон смотрит в ответ нечитаемо. Шестеренки в голове крутятся, складываясь в механизм. – Не надо, – он мягко отодвигает руку Хенджина и выдыхает себе под нос. – Вдруг после этого работать перестанет. Хван смотрит удивленно, но потом вдруг понимающе кивает. – Ты прав, я об этом не подумал, – он подносит руку к глазам и смотрит на затягивающийся порез. – Я и сейчас, если честно, не знаю, почему это вообще работает. Джисон только неопределенно дергает плечами. – Может, это потому что я выпил какой-то яд, и он по итогу работает наоборот? Хенджин смотрит на него так, будто Джисон сказал, что Земля плоская. Уголок его губ на секунду взлетает вверх, но Хван быстро возвращает серьезное выражение лица. – Ты выпил соджу, Джисон, это, конечно, яд, но не думаю, что в таких количествах, и уж точно никакое не волшебное лекарство, – он не дает словам повиснуть в воздухе и поспешно продолжает. – Пошли обработаем и перевяжем, все же лучше, чем ничего. Твоя кровь на полу не помогает никому. Джисон правда не понимает, как можно перепутать яд и соджу, имея лисий нюх. Отчаянно отказывается понимать, что никак. Минхо ему обещал. Минхо его убеждал. Минхо не мог все это время врать. Хенджин перевязывает ему руку, – получается криво и не особо действенно, – а Феликс всучивает тарелку горячего риса с курицей. Ужин вчера тоже готовил Минхо, и Джисону хочется разрыдаться от осознания, что это тоже не дало старшему достаточно отдохнуть накануне. Ему помогал только Феликс, и то скорее болтовней, пока Джисон куксился перед телевизором с остальными. Он очень плохой человек. Хан без особо аппетита жует рис, делая это скорее из уважения к трудам Минхо, чем от голода, когда входная дверь хлопает. Мимо кухни прошмыгивает Сынмин с чем-то в руках, и Хенджин почти сразу подрывается и идет следом. Джисон слышит, как хлопает дверь. Скорее всего, в комнату Сынмина. – Доешь сначала, – Феликс мягко осаживает его, когда видит, что Хан уже почти готов пойти следом. – Они позовут тебя, если что-то случится. Тебе нужно позаботиться о себе. Джисон отставляет тарелку на стол и упрямо поднимается на ноги. Феликс не встает, чтобы ему помочь. Только смотрит в глаза с ледяным спокойствием. – Иначе я всем скажу, что тебя мотыляет так, будто ты сейчас отключишься, и тебя с твоей донорской кровью ни на метр к Минхо не подпустят. Джисон слышит в тоне Феликса что-то, что дает ему понять – Ли не шутит. Хан хмурится, садится и послушно доедает рис. Когда он поднимается наверх, – все еще с трудом, но уже без помощи Феликса, еда и правда была кстати, – дверь в комнату Сынмина приоткрыта. Джисон не надеется застать лис врасплох, но все равно заглядывает максимально тихо. – Его ей рвет, – голос Хенджина еле различим, он говорит неуверенно и проглатывает слоги. – Его и кровью Джисона рвет, – Сынмин в ответ огрызается слишком резко и злобно. – Но гораздо меньше. Джисон не знает, что его выдало, – слишком громкий вдох, запах или просто само его присутствие, – но Сынмин вдруг поворачивается к нему. И выглядит как-то слишком встревоженно. Джисон заходит внутрь, зачем-то пряча забинтованную руку за спиной. – Вы о чем? Он оббегает глазами две напряженные фигуры, сжавшегося в клубок на кровати Сынмина Минхо, пустую кровать Чонина и внезапно утыкается взглядом в несколько пакетов на столе. Прозрачных. С темно-бордовой кровью внутри. – Это что? – Джисон тычет пальцем больной руки, не беспокоясь о том, что рана может открыться. – Ты где это взял? А даже и пофиг. Ты не будешь это давать Минхо! Джисон чувствует, как голос подлетает слишком высоко, выдавая начало истерики, и пытается дышать максимально равномерно. Нельзя сейчас слететь к катушек, он нужен Минхо. – Ты не ходячий банк крови, Джисон, – Сынмин звучит слишком спокойно для сложившейся ситуации. – Ты знаешь, сколько крови можно взять у человека без вреда для здоровья? Дышать ровно и сохранять спокойствие с каждой минутой все сложнее. – Да плевать мне на здоровье, – он огрызается и, толкнув Хенджина плечом, подходит к Минхо. – И я замечательно себя чувствую. Сынмин смотрит в ответ тяжело, открывает рот, собирается что-то сказать. – И вообще я все слышал и знаю, что это не работает. Джисон бросает свой последний, козырный аргумент и ложится рядом с Минхо. Аккуратно притягивает старшего ближе, – Минхо дергается и сдавленно скулит, – и начинает разматывать повязку на запястье. – Я согласен с Джисоном, – Хенджин неожиданно подает голос, но выглядит при этом так, будто не уверен, стоило ли. – Ему явно не заходит другая кровь. Его лихорадит, и становится только хуже. Сынмин только громко цыкает и, сжав руки в кулаки, идет к двери. – Делайте, как знаете, – бросает он уже в дверях, а потом поворачивается к Хенджину и продолжает персонально для него. – Если этот придурок здесь умрет от потери крови, сам потом с Минхо объясняться будешь. Дверь хлопает, и в комнате повисает неприятное молчание. Джисону хочется Хвана поблагодарить, сказать, что он очень ценит поддержку, но слова не идут. Вместо этого Хан только протягивает Хенджину уже подзажившую руку. Но Хенджин в ответ только качает головой. – Не наглей, Джисон. Через пару минут Хенджин уходит тоже, и Джисон остается один на один со всхлипывающим и ерзающим в его объятьях Минхо. У старшего и правда температура, он весь горит, и Джисон почти на сто процентов уверен, что люди настолько горячими не бывают. Кровь из руки идет плохо, и в какой-то момент Минхо прямо припадает к его ладони, ловя очередную каплю. Джисон видит, насколько ему это нужно, и хочет удавиться от осознания, насколько мало он может дать. Он переплетает пальцы здоровой руки с пальцами на руке Минхо, желая успокоить, но вдруг чувствует, как что-то холодное касается костяшек. Осознание настигает мгновенно. У Минхо тоже есть когти. Джисон поднимает их переплетенные руки, смотрит на непривычно лисьи пальцы Минхо, и знает, что хоть сегодня он сможет быть полезен. За все те разы, когда о Минхо позаботился недостаточно. Он отнимает многострадальную ладонь от губ Минхо, – старший на это только жалобно всхлипывает, – и другой рукой направляет к ней коготь Ли. Вены поперек режут позеры, от этого быстро не умрешь, но кровь идти будет явно сильнее, чем из ладони. Джисон задерживает дыхание, напрягается всем телом и оставляет на запястье кривоватый порез. Прикладывает рану к губам Минхо как можно быстрее, чтобы не терять драгоценную кровь впустую. Смотрит, как Ли жадно глотает, как будто бы розовеют его щеки, как начинает плыть комната и как наконец наступает темнота.

🦊🦊🦊

В себя Джисон приходит от отвратительного железного вкуса во рту. Вязкая жидкость противно стекает по горлу, ее слишком много, а поток все не прекращается. Джисон почти захлебывается, кашляет и наконец открывает глаза. Серые глаза Хенджин смотрят на него так, будто могут убить. – Ты придурок, Хан Джисон, никогда больше тебе не поверю, – Хван шипит и сильнее надавливает на губы, заставляя кровь из своей ладони попадать в рот с большим успехом. – Хоть у кого-то из вас двоих мозг в наличии? Или хотя бы инстинкт самосохранения? Джисону дурно, его тошнит и ведет. Он вообще не понимает, как тут оказался. Минхо рядом тихо сопит и вроде бы даже не такой горячий. Джисона вдруг догоняют воспоминания. – Ты что творишь? – он отшатывается от руки Хенджина так резко, насколько это вообще возможно. – Ты же можешь все испортить! Хван только злобно смотрит в ответ. – Ты уже почти все испортил, – в его голосе столько яда, что Джисона передергивает. – Если бы Феликс не сказал, что тебе и до этого было плохо, и не посоветовал тебя проверить, ты бы тут и умер, по всей видимости. Отличный план, пиздец просто. Джисона это уже мало волнует. Пусть Хван думает о нем, что хочет. А с Феликсом он еще потом поговорит. Рана на запястье уже затянулась, но на ладони еще осталось несколько корочек, которые можно расковырять. Джисон дергает максимально сильно, нажимает на подушечки, чтобы выдавить хоть что-то и прижимает ладонь с парой выступивших капель ко рту Минхо. Старший слизывает сразу, уже куда увереннее и резче, но не успевает Джисон обрадоваться, как Минхо заходится в лающем кашле и выплевывает кровь обратно. Скалится и морщится. Сердце Джисона ухает в пятки. Больше не работает. Он опять все испортил. Хенджин смотрит почти виновато, но на это Хану уже плевать. Он дает волю одолевавшей его весь день слабости, падает на кровать и накрывает глаза рукой. Хочется плакать, но слезы не идут. Хенджин утешительно хлопает его по спине, когда ведет вниз. Феликс помогает умыться и хоть как-то привести себя в порядок, сменив вещи на чистые и помыв в раковине волосы. Сынмин приходит к нему в комнату поздно вечером, ободряюще сжимает руку и говорит, что Минхо вроде бы получше и без крови. Джисону на это все уже откровенно плевать. Он снова облажался, снова недосмотрел и недопонял. Он не обратил должного внимания на состояние Минхо вчера, – а оно было странное, – не догадался, что старший на самом деле задумал, не смог уловить, насколько сильно Минхо нервничал. Он вспоминает вчерашний день по кусочкам и в каждом из них видит такие очевидные намеки, что хочется выть от осознания собственной тупости. Минхо так сильно штормило, Минхо слишком сильно зацикливался на себе, хоть и пытался этого не показать, Минхо слишком откровенно нуждался в его поддержке. Но Джисон ничего из этого не увидел и не понял. Потому что он Минхо не заслуживает. И его любви уж тем более. Хан садится в кровати, закатывает рукав домашнего свитера, одолженного Феликсом, и поддевает пальцем красный браслет. Задерживает дыхание и дергает. Браслет не рвется, значит, Минхо еще живой. Дергает еще раз – все еще живой. И еще – живой. Снова – живой. Что ж, развлечение на ночь он себе нашел. Джисон сидит на кровати, подтянув колени к груди и положив на них голову, и раз за разом дергает все еще целый браслет.