Метод-2. Одиночное плавание

- Ты считаешь меня волшебником? Я не могу вечно вытаскивать тебя. Я повторяю еще раз – если ты будешь продолжать в том же духе, следующего раза может не быть! – перешел на крик Бергич. - Я в который раз тебе отвечаю – я знаю. И ты знаешь, что бросить работу я не могу. – Меглин сидел на подоконнике, рассматривая больничный сад. - Ты должен быть под моим наблюдением. - И как долго? - Пока я не решу, что ты здоров. Я, а не ты, не Есеня, не ТМНП это ваш чертов! – кипятился психиатр. - Как скажешь! – Родион улыбнулся обезоруживающей улыбкой. - Нет, это черт знает, что такое! Я что, мальчишка тебе! – Бергич сел, - Курить будешь? – протянул Родиону сигарету, - Как мне объяснить, что мы достигли небывалого прогресса, но его нужно закрепить, тогда организм сам подстроится, и не будет так остро реагировать на стресс! Несмотря на серьезный тон врача, Родион продолжал улыбаться. Тот махнул рукой, - Иди уже! Что можно успеть за пятнадцать минут? Всего лишь эти жалкие минуты есть у Есении, чтобы увидеться с Родионом. Бергич больше не дал, сказал, что вообще не пустит, если она слушаться не будет. А она на все готова согласиться, она уже с ума сходит в ожидании – уже с кактусами разговаривать начала! А теперь у нее есть целых пятнадцать минут с ним! Скамейка в глубине аллеи, даже если кто-то увидит, какая разница? Забраться к нему на колени, целовать, пока воздуха в легких хватает. Видеть такую родную усмешку в уголках губ, золотисто-карие глаза, затуманенные не коньяком или болезнью, а ее близостью (она заставит его признать!). – Я скучаю, - шепчет Есеня, Родион смеется, - Я тоже, - смотрит, пытаясь казаться серьезным, - Ты доиграешься, я уже предупреждал, отдай фляжку! Есения прячет голову у него на груди, - Тебе нельзя, Бергич запретил. А я так… вижу… Не так, как ты, обрывочно, но вижу… - она снова поднимает голову, смотрит прямо в глаза. А в глазах абсолютная любовь. И он не может ее отпустить, как ни старайся. И у Бергича валяется из-за нее, и свидание это пятнадцатиминутное - как подросток, самому не смешно, в таком возрасте, с таким багажом, целоваться на облезлой скамейке? Рука сама тянется к карандашу, другая – на затылок, притягивая ближе к себе, и когда шелковистый водопад накрывает обоих, целует, но уже так, как сам хочет - прикусывая губы, глубоко, долго, безжалостно… Пятнадцать минут… Она провожает его до крыльца, долго держит за руку, переплетя пальцы. Пытается сказать что-то. Не сейчас. Время еще будет. Сейчас он просто обнимет, поцелует в висок и уйдет. И это самые сложные два шага в его жизни. Сейчас надо именно так. Бергич отошел от окна. Старый стал, чувствительный. Сколько он слышал клятв в вечной любви, пылких признаний и обещаний до гробовой доски… Ничего не могло сравниться с этим молчаливым диалогом. Никакие слова не могли передать того, что чувствовали друг к другу эти двое. Он еще какое-то время наблюдал за идущей по тропинке Есенией, юной, стройной, с длинными, развевающимися на ветру волосами – совсем девчонка. Сможет ли он удержать тебя от разрушения? Успею ли я помочь? Вадим Михайлович вздохнул, надел очки – нет времени на сантименты – больные ждут. Сидя в машине, Есеня провела пальцами по губам – все будет хорошо, просто еще немного нужно подождать. Откинула козырек и посмотрелась в зеркало, отразившее сияющие влюбленные глаза и припухшие от поцелуев губы. Всего лишь пятнадцать минут нужно было, чтобы снова почувствовать себя счастливой и… любимой! *** На приборной панели ожил телефон. - Давай в Управление, дело есть. – как всегда сухо потребовал Быков. - Уже еду. – Еще звенящим после свидания с Родионом голосом ответила Стеклова.