"Снова спасаешь, и ты всегда меня спасала Кричала, плакала и спасала И её губы, холодные, цвета алый Даже если извинюсь тринадцать раз, этого будет мало"
жвачка — тринадцать карат
— 911, что у вас случилось? — кажется, он произносит эту фразу уже тысячный раз за день, трет лицо устало руками, пытаясь хотя бы немного взбодрить себя, пока на другом конце провода слышится лишь тяжёлое дыхание и непонятный шум. Все это настолько привычно, но все еще так пугающе, что парень просто старается реагировать не так остро, как в первые месяцы работы в службе спасения. Нужно быть спокойным, рассудительным, если ты хочешь хоть кому-то помочь на такой работе. Твоя паника не поможет никому. — Он… О боже, он не дышит! Сделайте что-нибудь, он не дышит! — женщина на другом конце провода кричит надрывно, суетится, пока в колл-центре молодой человек пытается одновременно оформлять заявку и думать о том, кто и почему не дышит. Как правило, люди в стрессе совершенно не понимают, что нужно говорить и как себя вести в таких ситуациях, не могут четко сформулировать мысли, составить предложения и внятно объяснить, что вообще произошло и кому нужна помощь. Винить их в этом, правда, смысла нет, да и он не винит вовсе, кто бы не растерялся в подобной ситуации? Поэтому он лишь делает глубокий вдох и выдох, сосредотачивается максимально на своей задаче и говорит ровным голосом: — Кто не дышит, мэм? Скажите, где вы находитесь, как вас зовут и что случилось? — возможно, слишком много вопросов за один раз для человека в ужасе, но ему и самому сейчас сложно соображать, пока в ухо рыдают и кричат, прося помочь хоть чем-то. Он и пытается помочь, правда это сложно сделать, когда не представляешь, что случилось. Говорят, все приходит с опытом, но согласиться с этим сложно, когда каждый день происходит что-то страшное, когда каждый день кто-то умирает в прямом эфире, во время телефонного звонка тому, в кого верил, на кого надеялся и чью помощь ждал. С опытом приходит только чёрствость, но явно не спокойствие. Многие его коллеги уже потеряли все эмоции и чувства, принимая звонки по обычному рефлексу, не откликаясь душой на чужую беду и действуя по заученной методичке. И парень боялся, что спустя еще пару лет работы здесь станет таким же. — Мария, меня зовут Мария Косикова! Мой сын… Он упал в пруд, упал в какой-то пруд или болото, я не знаю, что это! Он не дышит! — продолжает захлёбываться в рыданиях женщина, то обращаясь к оператору, то к сыну, что лежит без сознания, просит его очнуться, судя по звукам, бьет его по щекам, пытаясь привести в чувства, но у нее явно ничего не получается. Рыдания становятся громче. Дима старается не думать, что ребенок забыл ночью у водоема, фокусируя все свое внимание на другом. — Пожалуйста, назовите адрес, где вы находитесь. Как долго он пробыл в воде? — попутно разговаривая с матерью попавшего в беду ребенка, парень заполняет электронную форму и координирует спасательную бригаду, готовясь их отправлять по нужному адресу. Все путается в голове, многозадачность не самое прокачанная в нем характеристика, но позволить усталости на второй ночной смене подряд взять верх нельзя. Он должен помогать людям, должен быть внимательным, чтобы минимизировать несчастные случаи и потери. Он должен спасать людей, а значит сон и отдых подождут, потому что смерть никогда не ждет, у нее нет жалости или сожаления, у нее нет лишнего времени и нет любви. — Ох, это… Сейчас, — на некоторое время в трубке наступает тишина, парень ждёт терпеливо, хоть и понимает, что времени у них не так много, если ребенок сейчас не дышит, — Комсомольская 70Б! Тут прямо напротив поле и этот пруд! Быстрее, пожалуйста! Он не дышит! — Тише, мэм, — он уже не знает, кого хочет успокоить и приободрить, себя или женщину в истерике, ужасно хочется отдохнуть, но бросать вызов нельзя, на него надеются, от него ждут помощи, — Положите пальцы на сонную артерию, проверьте пульс. Он прощупывается? — в ответ лишь рыдания ещё громче и крик: «Не бьётся! Сердце не бьётся!». Бросив взгляд на один из мониторов, где видно, как машина спасателей движется к указанному адресу, он закусывает губу, времени у них не так много, если сердце мальчика не бьётся. Нужно действовать сейчас, — Так, Мария, слушайте меня внимательно. Поставьте вызов на громкую связь, положите телефон рядом и начинайте делать массаж сердца. — Я… Я поставила, поставила… Но я не умею… Что мне делать?! — паники становится все больше с каждой минутой, но поддаваться ей нельзя. Паника лишь ухудшит ситуацию, замылит взгляд и такое нужное время будет упущено. Жизнь ребенка висит на волоске, сердце колотится где-то в горле, пока парень пытается мысленно поторопить спасателей и успокоить женщину хоть немного. — Все хорошо, Мария, я с вами, слушайте мои указания — кажется, женщина вполне неплохо понимает в стрессовой ситуации, следует всем его указаниям и пояснениям о СЛР, но рыдать и тараторить что-то себе под нос не прекращает, — Вот так, 30 раз, помните? Спасатели уже почти у вас. Он слышит в наушнике, как громко ревут сирены машин скорой, слышит голоса спасателей, их команды друг другу, а после вызов отключается, прерывается так резко, что молодой человек успевает лишь замереть на месте, сделав короткий вдох, дрожащими руками схватившись за стол. Ну вот и все. Редко ему удается узнать, что происходит дальше с людьми, которые ему звонят, это уже стало обыденностью. Как только приезжают спасатели, его помощь и поддержка перестают быть нужными. В какой-то степени это обидно, но парень научил себя об этом не думать. Итак слишком много нервов тратится на подобной работе. Но сколько бы он не пытался глушить обиду от такого отношения к его работе, у него не получается сделать это до конца. В голове постоянно крутится мысль о том, что героями считаются спасатели, пожарные, полиция, которые приезжают на вызов, помогают людям, вытаскивают их из лап смерти, но про операторов 911 никто не думает, все забывают об их работе, об их подвигах. Это несправедливо, так не должно быть. Пальцы сами тянутся отключить линию. Ему нужны хотя бы пять минут отдыха, хотя бы пять минут передышки. Сегодня прямо какой-то ажиотаж. То ли полнолуние так влияет, то ли все люди взбесились вблизи праздников, не важно, но уже за два часа он принял пятнадцать вызовов, причем очень разных, будто его решили проверить на стрессоустойчивость. Уже было, кажется, все, что только можно придумать: от сердечного приступа, до двадцатипятилетнего бугая, застрявшего задницей в детских качелях. Еще и этот ребенок ночью в пруду. Осталось ещё убийство, похищение или что подобное для полной картины сумасшедшего дома. Порой хочется спрятаться от всего мира и забыть об этой работе навсегда, забыть о том, что люди могут умирать прямо на линии, могут терять близких и лишаться всего, чем так сильно дорожили в какие-то считанные секунды. Но… Парень просто не понимает, чем может заняться, если не этим. Он не видит себя больше нигде, ни в какой другой отрасли. Как бы сильно он не любил петь, играть на музыкальных инструментах или рисовать, ему не связать с этим жизнь, потому что вот его призвание. Оператор колл-центра 911. Откинувшись на кресле и прикрыв глаза, он думает о том, что не хочет держать в голове мысли о смертях, убийствах и похищениях. Даже в мыслях эта глупая шутка про сумасшедший дом прозвучала противно до ужаса. Лучше он будет сидеть без работы, чем люди продолжат умирать или калечиться. Уж лучше он каждый день по сто раз будет принимать вызовы о кошках на деревьях, чем слушать рыдания матерей, жён, мужей и детей. Это невыносимо. К этому невозможно привыкнуть полностью, внутри все ворочается каждый раз, когда раздается новый звонок, лишь бы не смерть, лишь бы снова не слышать ужас в чужих голосах, не представлять ситуацию в самых ярких деталях и не ворошить собственное израненное, сшитое наспех сердце и душу. Он сам не понимает, как попал на эту работу, если так близко к сердцу принимает чужие беды, но и уйти не может. Просто не может. На плечо кто-то кладет руку, заставляя снять наушник и повернуться к подошедшему. Виктория улыбается ему по-доброму, вид его внешний осматривает, замечая, как тот устал, но ничего не говорит какое-то время, ожидая, пока взгляд парня не станет более осознанным. Видеть ее приятно. Райдос всегда относилась к нему хорошо, будто к родному сыну, кофе таскала и заставляла пойти отдохнуть, когда про сон он совершенно забывал, а такое случалось поразительно часто. Святая женщина, принявшая его в свою команду так быстро и неожиданно, что парень и понять ничего не успел, но был согласен пойти за ней куда-угодно. — Тебе нужно взять выходной, Дим, — парень лишь мотает головой из стороны в сторону на эти слова. Не нужно. Он не может возвращаться домой и спокойно отдыхать. По крайней мере, не сейчас, когда в колл-центре наплыв из-за приближающихся праздников. Черт бы побрал эти майские выходные, — Это не дело, нам скоро звонить будут уже насчёт тебя, начнёшь от усталости в обмороки падать на улице. — Не начну, Вик. Нормально все, я могу ещё работать, — Дима лишь улыбку натягивает пошире, ждёт, пока женщина головой помотает из стороны в сторону недовольно и пойдет в зону отдыха, чтобы приготовить себе ещё одну порцию кофе. Интересно, какая чашка по счету? Седьмая? Не важно, ему пора возвращаться к работе. Райдос, на самом деле, уже смирилась частично с тем, что Матвеев совершенно не бережет свое здоровье, убивается на этой работе, сидит на линии до обмороков и нервных срывов, преследуя какую-то свою цель, известную только ему самому. Видеть его таким больно. Хочется помочь, но, когда речь заходит о том, что же творится в душе парня, он весь щетинится, покрывается иголками, как кактус и прячется в коконе из колючей проволоки. Даже дотронуться невозможно, не то что поговорить. Поэтому Вика старается не лезть особо, чтобы лишний раз не бередить чужие раны. Им не нужны новые нервные срывы, хватило прошлых. Дима надевает наушник, включает свою линию и сразу же получает звонок, не проходит и пары секунд, удивительно. Он уже всей душой ненавидит майские праздники, хоть они еще и не наступили. Это не важно вовсе. Разве нужно, чтобы что-то случилось или наступило, чтобы это ненавидеть? Диме, по крайней мере, не нужно. — 911, что у вас случилось? — Эм… — на том конце кто-то тяжело дышит, завывает ветер и, кажется, что-то сильно шумит. Это напрягает, но пока что ничего сильно необычного. В его работе подобное звуковое сопровождение довольно частая вещь. Однако проходит время, но человек все ещё молчит. С каждой секундой вызов становится все страннее, а молчаливый собеседник не собирается разъяснять ничего, лишь тяжело дышит в трубку, хрипит периодически и, кажется, издает какие-то звуки, похожие на скулеж. — Сэр, вы позвонили в 911, что у вас случилось? Вы можете говорить? — Дима пытается отследить телефон по спутнику, понимая, что адреса дождется от довольно немногословного парня еще не скоро, а случиться могло что угодно. Не хватало же на его голову странного парня только на смене, который позвонил в 911, бросил какое-то там «Эм» и стал просто дышать в трубку. Зачем он подумал только про то, что сегодня сумасшедший дом, а не смена? Подумал, представил, вот, держи, разбирайся теперь. Обычно люди кричат, рыдают, пребывают в состоянии шока, что-то тараторя без умолку, когда звонят в 911, но этот парень странный — молчит, хрипит, нагоняет лишь странных мурашек. Ей Богу, будто бы Дима попал в этот ужастик, где ему звонят, молчат в трубку, а через семь дней он умирает. Но, к счастью, человек на том конце вспоминает, зачем ему дан язык и начинает хоть что-то говорить: — Да я… Я знаю, что это 911, просто… — позвонивший мнется, возможно, ситуация слишком смущающая, такое бывает довольно часто, правда, люди все равно говорят, а не молчат, сводя с ума своим странным, обрывистым дыханием. Дима лишь вздыхает еле слышно и прочищает горло, чтобы попытаться разговорить человека. Ему нужна информация, а чужое смущение и странное положение не вызывают никакого интереса и не играют роли для спасателей и операторов. Они столько слышали и видели, что вряд ли их можно чем-то удивить. Кажется, это просто нереальная задача. — Вам нечего бояться или стесняться. Что у вас случилось? Объясните ситуацию. — Это… Я просто не ожидал, что будет мужчина звонок принимать. Это как-то, ну… — тот опять мнется, видимо, действительно смущающая тема, либо тому некомфортно просить помощи у мужчины, оператор лишь хмыкает, пожимает сам себе плечами и ищет взглядом свободных операторов-женщин, чтобы отдать им вызов, если так человеку будет легче. Многим было действительно приятнее и легче обговаривать свои ситуации с женщинами, те будто бы выполняли роль матери, им больше доверяли в стрессовой ситуации, ждали от них поддержки и помощи. Дима в начале работы на просьбы переключить линию на женщину обижался, дулся как рыба-фугу, вызывая у Виктории тихие смешки, но со временем привык и понял, что он тут ни в чем не виноват, он не плохой, просто людям так комфортно, а если это поможет их спасти, то пусть. Ему не сложно отдать вызов другому человеку. — Я могу перенаправить вызов на девушку-оператора, если вам так будет удобнее рассказать о том, что случилось, — он уже готовится нажимать на нужные кнопки, как его останавливает чужой голос, явно взволнованный, напуганный чем-то, срывающийся на крик: — Нет, нет! Постойте! — молодой человек на том конце тараторит, вздыхает тяжело и, кажется, ходит туда-сюда, мычит себе что-то под нос и пинает ногами то ли осколки стекла, то ли еще что-то звонкое. Пока что Дима совершенно не понимает, что произошло и происходит, и это его напрягает. Он не знает, чем может помочь, что случилось. А если это просто розыгрыш? Если он сейчас теряет время, за которое мог бы помочь другим людям, на этого странного парня, что даже трёх слов связать не может? Но каким бы странным парень не выглядел, Матвеев все равно отправляет по примерно определенному радиусу нахождения человека спасательную бригаду, прикладывая пояснения и какие-то мелкие детали, которые он услышал во время этого странного разговора. — Хорошо, я тут, пожалуйста, сэр, скажите, что у вас случилось? — Дима прямо телом чувствует, как напрягается на той стороне провода парень, как он дышит все тяжелее и тяжелее и не знает, как сказать, как признаться в чем-то. На самом деле, оператор уже устал строить мысленные догадки о произошедшем, все слишком непонятно, нет ни одной зацепки, фразы или постороннего звука, кроме звона битого стекла и шума ветра, будто парень позвонил просто пошутить, прячась в каком-нибудь заброшенном здании вместе со своими друзьями от родителей. Но Матвеев терпит до последнего, ждёт чужих слов, зная, что всегда все может оказаться не так просто, как кажется на первый взгляд. — Он… смотрит на меня… — чужой голос срывается на шепот сначала, а после на смех, кажется, парень куда-то идёт или мнется на одном месте, без понятия, но звук шагов есть, еле слышный, но есть. Окей, хоть какая-то информация появилась, правда, сделай это парень быстрее, они бы еще раньше могли отправить на помощь спасателей и полицию, а не сидеть и играть в шарады и загадки как в детском саду. Правда чужой смех напрягает. Человек то хихикает совсем тихо, то тяжело вдыхает воздух, шаркает ногами, ходит из стороны в сторону и мычит себе что-то под нос. Столько звуков, что голова начинает гудеть. Это не совсем похоже на поведение нормального человека, это напрягает и заставляет подобраться в кресле, сгорбить спину напряженно, всматриваясь в экраны, вслушиваясь во все, что происходит на том конце. — Кто смотрит, сэр? С вами все в порядке? Вы не употребляли что-нибудь недавно? Наркотики, алкоголь? — все это слишком странно. Чужое поведение напоминает обычных наркоманов, в приход или ломку дозвонившихся до службы спасения, словивших галлюцинации и надеющихся, что им с этим поможет служба спасения, хотя помочь им с этой проблемой может лишь лечение и отказ от веществ. И как же не хочется думать о том, что это тот самый случай. Как же не хочется думать о том, что это еще один наркоман, такой молодой, вступивший не на ту дорожку, решивший, что это единственный выход из страшной жизненной ситуации или скуки, апатии, накрывшей с головой. — Я не знаю кто это… Он просто смотрит, я вижу только его глаза, — парень опять мнется, дышит тяжело, загнанно и в какой-то момент, кажется, начинает задыхаться, — Они двигаются! О, черт, эти глаза двигаются! Он подходит ко мне! Боже, помогите мне, пожалуйста! — В чужом голосе ужас, панический ужас, из-за которого человек лишь задыхается сильнее, кричать пытается надрывно, но ничего не выходит. Матвеев губы сжимает, глазами судорожно бегает по монитору с машиной спасателей, понимает, что те уже почти приехали, почти нашли, осталось совсем чуть-чуть подождать, но на том конце провода слышится грохот тела, шуршание пакетов и звон осколков стекла, а голос и хрипы позвонившего становятся все тише и тише, заменяясь на какие-то булькающие звуки, вводящие оператора в ступор, в такой же панический ужас, в котором он лишь глазами может туда-сюда бегать и дышать так же загнанно, как и позвонивший несколько секунд назад. — Сэр?.. С вами все в порядке?.. — Дима сам уже чуть ли не задыхается, молится мысленно всем известным богам, понимая, что человек не слышит его, не реагирует на его слова, а лишь продолжает булькать чем-то, похоже, уже захлебываясь и сипя. Боже, как же это страшно… Сколько бы парень не пытался докричаться до кого-то на том конце, он слышал в ответ лишь все те же страшные звуки и едва различимые шорохи бьющегося в агонии тела. Страшно было представить, что там случилось, страшно было слышать происходящее, находясь далеко и не в силах помочь тому, кому помощь была так нужна в этот момент. С каждой минутой и секундой весь этот непонятный ужас лишь давил сильнее, не давая возможности вздохнуть свободно, подумать логически. Он ничем не мог помочь, лишь с ужасом ждал, пока прибудут спасатели, кусал ногти и губы нервно, не зная, что еще может сделать, не зная, что происходит и боясь, что спасатели не успеют. Дима корил себя, что не спросил имя, что тянул так долго с разговором, что не узнал все раньше, что включился на линию и получил этот вызов, когда парень на том конце хотел поговорить с женщиной, может быть, так бы он быстрее сказал что-то важное. Винил во всем себя, пока не послышались голоса спасателей. От сердца на секунду отлегла паника, лишь чтобы через секунду сжать его своими холодными тисками сильнее, до боли и скрипа сжатых зубов. — Парень! Эй, парень! — спасатели окружают пострадавшего, о чем-то переговариваются, шумят чемоданчиками с медикаментами, подпитывая панику внутри Матвеева, заставляя ту сильнее сжимать сердце и легкие, не давая сделать и короткого вдоха, — Похоже, передозировка, кладите набок, чтобы пеной не захлебнулся! Дима откидывается на спинку стула, прикрывает глаза и трет их руками, пытаясь прийти в себя. Наркоман. Парень перебрал с наркотиками, словил галлюцинации, испугался и позвонил в 911, а после… А после начал задыхаться, пена пошла изо рта. Такого Матвеев видел и слышал много, работа такая, да и на краю сознания понимал, что этот вызов похож чем-то на наркотический. Но каждый раз как в первый. Дима не винит парня ни в чем, не осуждает за вещества, за их употребление, лишь надеется, что тот справится, что тот сильный, выдержит, вернется в этот мир. Он не знает, кому нужно молиться, поэтому молится всем богам одновременно, надеется, что хоть кто-то его услышит и спасет паренька от смерти. Никто не заслуживает ее. Никто не должен умирать так страшно, никто не должен умирать в принципе, но… Жизнь жестока и конечна. К сожалению, Дима смириться с этим не может, сколько бы не крутил это в голове, сколько бы не думал об этом по ночам и сколько бы не представлял уже свой конец. И кем бы этот парень ни был, что бы ни принимал, он не заслуживает умереть, не сегодня и не сейчас, не в его смену. Никто не заслуживает смерти, никто не заслуживает такого страшного исхода, но… — Время смерти 2:41. Все. Он сам отключается от звонка, держится какое-то время, старается держаться, но не справляется, бьёт себя кулаком по колену и опускает голову, чувствуя, как все тело содрогается в беззвучных рыданиях, правда и капли слез не выходит выдавить из себя. Как так? Почему? Он ничем не помог, ничем. И пусть парень не звучал совершенно как наркоман поначалу, в его голосе не было ужаса, но он должен был понять, должен был все проверить, расспросить, должен был, черт возьми, быть более внимательным! Должен был, должен был, должен был… Должен был сделать столько всего, но не сделал… И пусть им говорят не принимать чужие смерти на свой счет, не винить себя в них, не загоняться лишний раз, он просто не может забыть, не может не чувствовать этого обжигающего грудную клетку чувства вины. Он мог помочь, мог. Но не помог. Он убил этого парня, кто бы что ему не говорил, как бы не пытался уверить в обратном. В наушнике раздается знакомый рингтон, Дима поднимает голову, смотрит на экран и поджимает губы. Нельзя расклеиваться. Не спас сейчас, спасет дальше. Он пытается себя уговорить, пытается заставить себя поверить в это, но не может, однако звонок принимает, пусть и сердце все ещё сжимает тисками боли и вины за чужую оборвавшуюся жизнь. — 911, что у вас случилось? — Ха… Знаете, это даже забавно говорить… Вы такое, наверное, слышите каждый божий день, но… Кажется, я умираю… Снова парень, кажется, даже возраст похож по голосу на прошлого. Дима сразу же начинает определять чужое местоположение, боясь, что в этот раз тоже не успеет, не спасет, думает судорожно о том, какие инструкции по данной ситуации есть, но вспомнить ничего не может, в ушах стоят чужие хрипы и бульканье, все тело сковывает за секунды, не давая даже вздохнуть спокойно. Он совершенно не замечает, что молчит уже какое-то время в трубку тому, кто ждёт его помощи. Паника накатывает неожиданно совершенно, хватает его своими скользкими длинными руками, держит крепко и вздохнуть не даёт, душит, душит, душит. Совсем свежий вызов, закончившийся смертью, мешает соображать, мешает взять себя в руки и помочь другому человеку. Оператор боится вновь не помочь, боится «убить» позвонившего, боится опять ощутить всепоглощающее чувство вины в своей груди, которое к дополнению к прошлому вызову просто морально убьет его сегодня, просто добьет окончательно, вгонит в нервный срыв. И все эти мысли о прошлой и возможной будущей неудачах топят его в этой черной пучине отчаянья и паники, затягивают в болото, не давая даже пальцем пошевелить, не то, что вздохнуть или сказать что-то. Парень на том конце закашливается, чуть ли не задыхаясь, и Дима выныривает из себя. Его будто окатывает ледяной водой, грудь наполняется кислородом, глаза судорожно бегают по мониторам, а голова начинает соображать, руки пляшут по клавиатуре, что-то записывая. Все происходит по инерции, пока Матвеев пытается до конца прийти в себя. Такого уже давно не было, уже давно он не воспринимал вызовы настолько близко к сердцу, хоть и всегда сочувствовал звонившим, сопереживал им и пытался сделать все, лишь бы помочь людям. В этот раз его выбило из колеи, и если он не возьмет себя в руки, угробит еще одного человека, не заслужившего смерти, что бы он ни сделал и как бы ни поступил раньше. — Как вас зовут? Вы ранены? — Меня, кажется, немного подстрелили… Выстрелили в живот… — позвонивший кашляет вновь, стонет еле слышно, а Дима губы кусает нервно, это серьезно, помощь нужна срочно, а скорая едет минут 7, если не больше. Хоть парень на том конце и звучит еще довольно бодро, в скором времени он может потерять сознание или его сердце остановится от большой потери крови. Нужно действовать быстро, — А… Я Олег. Олег Шепс… — Так, хорошо, Олег, я вас понял — Дима переводит дыхание, стучит пальцами по столу, после по клавиатуре, записывая имя и фамилию, — Скажите, где вы находитесь? — Кха… Какой-то… Переулок… Вроде бы Речная 54… Где-то в этом районе… — кажется, Олег оглядывается, ёрзает на месте, на что Дима хочет лишь подзатыльник ему влепить, чтобы не дёргался с огнестрельным ранением живота, но замечание сказать не успевает, тот продолжает говорить, опередив его, — Тут гаражи… Я сижу у зелёного гаража… Не знаю, поможет вам это чем-то… Ну, хоть труп будет легче найти, если что, — Олег смеется, и Дима чувствует, как от этой фразы по всему его телу бегут мурашки. — Помощь скоро будет, Олег, — оператор игнорирует фразу про труп, решая не заострять внимания на чем-то столь печальном, пусть Шепс и смеется, это не значит, что тому действительно весело в данной ситуации, возможно, это истерический смех, вызванный страхом и ужасом, которые в такой ситуации ощущать вполне себе нормально, — Сейчас вам нужно найти ткань, в лучшем случае ещё и что-то, чем можно обеззаразить ее и рану, например, алкоголь. Есть что-то похожее рядом? — Матвеев мысленно благодарит этого парня за то, что он довольно детально описал свое местоположение. Это действительно сильно поможет найти его и сразу помочь. Многие упускают детали, поэтому на их поиски уходит такое нужное время. — Ткань… Ткань… А, есть рубашка в рюкзаке, вроде… Кха — Дима торопит мысленно спасателей, дышит через раз, вслушиваясь в чужие вздохи, лишь бы те не остановились, лишь бы не настала пугающая тишина, говорящая намного больше слов и звуков. Олег вновь кашляет, что-то шумит на фоне, а после вновь звучит его голос, — Тут… Есть какие-то бутылки из-под алкоголя… На дне ещё немного осталось… Впервые я так рад, что за гаражами собираются бухать подростки, — Олег хрипло смеётся и от этого звука все внутри Димы вновь замирает. Ему впервые попался кто-то настолько позитивный с пулей в животе. Такое ощущение, что парень попадает в подобную ситуацию не впервые, раз так спокойно реагирует, а в его голосе пока что нет и капли ужаса или страха, нет ни капли паники, он действует довольно четко, описывает местоположение и все, что видит вокруг, смеется, будто ничего серьезного не случилось, от чего Диму окутывает странное ощущение нереальности происходящего. — Отлично, смочите ткань и прижмите крепко к ране. Нужно постараться остановить кровь насколько это возможно. Скоро приедут спасатели, вам нужно совсем немного продержаться, — Дима следит по мониторам за спасателями, даже дышать забывает, слушая чужой голос и хрипы, лишь бы ничего не пропустить, лишь бы помочь и спасти, раз в прошлый раз облажался, раз в прошлый раз не спас, — Куда попала пуля? — Сейчас все будет, — слышится шевеление, шипение, тяжёлый выдох сквозь зубы. Олегу больно. В груди все сжимается вновь, невозможно слушать, как кому-то больно, как кто-то теряет жизнь с каждой минутой все быстрее и быстрее, а ты сидишь в тепле и безопасности, не в силах ничем помочь физически, не в силах даже за руку взять, чтобы человек чувствовал чужое присутствие рядом, — Справа снизу… Где-то, где аппендицит. Наверное… Я не силен в медицине, уж простите. — Хорошо, надеюсь, что жизненно важные органы не задеты. Дышите глубоко, прижимайте ткань к ране и продолжайте со мной разговаривать. Вам нельзя засыпать и отключаться, понимаете меня? — кажется, Олег улыбается вновь, даже смеётся, потому что в следующих его словах слышится этот задор и неподходящее под ситуацию веселье. — Грех было бы заснуть, когда с тобой говорит оператор 911 с таким голосом…, — Дима моргает удивлённо, замирает в кресле, наушник поправляет, не понимая, правда ли это услышал сейчас или ему уже кажется. Этот парень странный, правда… — Что? — Да ничего, — Олег смеётся уже громче, слыша в чужом голосе удивление, но закашливается, сплевывает что-то, видимо, кровь, а после вздыхает глубоко, чтобы продолжить говорить, — Голос у тебя красивый. — … — Дима пытается заставить себя дышать, смотрит на экран, не видя ничего перед глазами и не понимая, что происходит. Голос? Серьезно? Олег думает об этом сейчас? Истекая кровью в каких-то гаражах? Он явно сумасшедший, либо уже потерял слишком много крови и начал бредить, либо, как и прошлый парень, просто находится под действием каких-то веществ, меняющих сознание. Такое не говорят оператору 911… И уж точно такое не говорят оператору 911, когда у тебя в животе пуля, — Вы… Похоже вы потеряли много крови и у вас бред, Олег. Помощь уже скоро прибудет, держитесь, прижимайте ткань сильнее. — Да нет, вроде… Не брежу. Тебе такого не говорили никогда? — Олег вновь шипит, ёрзает на месте и дышит тяжело, но, кажется, улыбаться не прекращает. Сейчас уже сам Дима с ума сходить начнёт, все это так странно, так необычно… Он будто попал в какой-то бредовый русский сериал, а может и турецкий, со всеми их сумасшедшими ситуациями и диалогами. Может он просто спит, а все это какой-то дурной сон? — Нет, Олег, не говорили. Людям обычно не до оценивания моего голоса, когда они звонят в 911, — проведя рукой по лицу, Дима вздыхает тяжело и губы облизывает, это просто нереально, ему все это явно снится, такого не происходит с операторами 911, такого не говорят люди, попавшие в страшную ситуацию, в которой от смерти отделяет всего каких-то несколько минут, максимум — часов. — Значит, я у тебя первый? — Олег уже чуть ли в голос не хохочет на этой фразе, вгоняя против воли Матвеева в странный ступор и смущение. Он уже ничего не понимает, что вообще творится с этим парнем? У него дыра в животе, пуля, а он шутит, смеётся и делает странные комплименты. Даже заигрывать пытается, если этот вопрос можно посчитать за заигрывание. И, знаете, Диме нравятся парни, правда нравятся, но в этой ситуации более близкое знакомство — последнее, о чем он думает сейчас. — Я… Господи, Олег…, — последние слова звучат шепотом, оператор пытается собрать разбежавшиеся мысли, но в голове полный сыр-бор. Это невозможно… Это все происходит не с ним. — А, кстати… Как тебя-то зовут? Я же не знаю, — Олег, кажется, совершенно не боится того, что с ним произошло, совершенно не задумывается о том, в каком положении оказался и что с ним может случиться, если помощь опоздает хоть на немного. И Дима просто поверить не может в то, что кто-то может так спокойно реагировать на подобную ситуацию. Либо Олег уже попадал в такие передряги, либо он просто сумасшедший, других вариантов оператор не видит. — Не знаю, зачем вам мое имя, но меня зовут Дмитрий, — Матвеев смотрит на монитор, видит, что спасателям нужна ещё пара минут, чтобы добраться и выдыхает облегчённо. Ещё совсем чуть-чуть. Лишь бы Олег продержался ещё чуть-чуть, лишь бе не терял сознание, продолжал говорить с ним, да пусть несет бред, пусть шутит, пусть ведет себя странно, лишь бы в сознании был, лишь бы дышал, лишь бы был жив. — Значит, Дима, да?.. Кха… Почему ты думаешь, что мне не нужно знать твое имя? — голос звучит чуть тише, кажется, будто Олег начал терять сознание, начал терять контроль над своим телом, его речь становится медленнее, тягучее. Дима весь подбирается на месте, пальцами дрожащими хватается за край стола и губы закусывает, боясь услышать грохот или сброшенный звонок. Он не выдержит повторения прошлого вызова, просто не перенесет двойного удара под дых. — Олег, не теряйте сознание, слышите? Помощь почти приехала, ещё совсем чуть-чуть нужно потерпеть, — Дима мажет ладонью по лицу и пытается собраться с мыслями, пока его не прерывает чужой голос. — Да-да… Я слышу, я тут, — кашель становится громче, хрипы все чаще, но голос все такой же позитивный, с лёгким налетом улыбки и безрассудства. Это просто нереально…, — Так, почему мне не нужно знать твое имя? — Потому что я просто оператор 911, о нас забывают сразу же, как приезжает бригада спасателей, вот и все, — Дима вздыхает тяжело, глаза прикрывает всего на секунду, вслушиваясь в чужое дыхание и посторонние звуки, надеясь услышать сирены спасательных машин. Ему не хочется сейчас обсуждать все это, уж лучше дальше обсуждать его голос. Тема слишком личная, слишком задевающая что-то спрятанное глубоко внутри. Уж явно не для обсуждения с малознакомым парнем, истекающим кровью за гаражами. — Это несправедливо… Ты же тоже помогаешь, причем… Кха-кха… Очень сильно. — Об этом люди обычно не думают, — все это так странно. Парень смотрит краем глаза на подошедшую Вику, следившую уже какое-то время за этим вызовом, на ее удивленное лицо, пожимает плечами и машет головой из стороны в сторону на немой вопрос. Он и сам ничего не понимает, что еще тут сказать. Райдос не уходит, садится рядом на стул и надевает второй наушник, предусмотрительно молчит, чтобы пострадавший не понял, что к ним присоединился еще кто-то. Видимо, женщина заметила необычное поведение Димы, услышала краем уха странный разговор и решила проверить, что вообще происходит. Она частенько слушала его вызовы, следила за тем, как ее подопечный справляется и подхватывала, когда тот был близок к нервному срыву или панике. Поначалу, такое происходило достаточно часто, Вика почти не отходила от парня, но со временем все наладилось и такого жесткого и внимательного контроля больше не требовалось, однако, Райдос просто не могла оставить Диму одного, поэтому периодически все же помогала, поддерживала безмолвно, за что Матвеев был безмерно благодарен, понимая, что он здесь не один, что его поймают, если он оступится. Это вселяло уверенность. — Обычно люди тупые… — Олег шипит вновь, его голос срывается на хрипы, но парень явно старается держаться, за что Дима ему благодарен, не хотелось бы потерять еще одну жизнь за сутки, список итак был достаточно большим, вписывать в него еще одно имя совершенно не было желания, — Сегодня такие звезды красивые кстати, ты даже не представляешь… О, кажется, я тебя вижу! — Что? — Дима глаза раскрывает шокировано, уже совершенно ничего не понимая, смотрит на Вику, которая сама в не меньшем непонимании сидит, вслушиваясь в чужое дыхание и голос. Это реально уже какой-то бред, парень никак не может видеть его, это просто невозможно, — Вы не можете видеть меня, Олег. У вас галлюцинации или бред, вы потеряли много крови. Спасатели прибудут через минуту, продержитесь еще немного. — Нет-нет, я правда тебя вижу… Вон та самая яркая звездочка, разве это не ты? — Олег улыбается, это слышно в его голосе четко и ясно. Дима вздыхает тяжело, закрывает лицо руками и даже не скрывает того, как тяжело ему дается этот разговор. Кажется, будто в беду тут совершенно никто не попадал, а парень лишь позвонил, чтобы пошутить и поиграть с службами спасения, позаигрывать с оператором и выставить его в неудобном положении. Еще чуть-чуть и Диме самому понадобится помощь специалистов. — Олег… — Матвеев не знает, что может сказать, смотрит на Викторию, надеясь, что та хоть чем-то поможет ему в данной ситуации, но та сама сейчас в таком удивлении находится, что ожидать от нее чего-то бесполезно. Конечно, не каждый день тебе звонит человек с дыркой в животе, заигрывает с тобой и ведет себя так, будто вовсе ничего страшного с ним не случилось. Это просто нереально, наверное, Дима просто уснул на рабочем месте и все это ему снится. Другого объяснения этому он просто не может найти. — О, кажется, ваши спасатели приехали… — на заднем фоне слышно сирену, голоса людей, приближающиеся шаги, — А можно продолжать с тобой болтать, пока мы в больницу не доедем? Дим?.. Спасатели на заднем фоне просят отключить звонок, не дергаться и спокойно лечь на каталку с их помощью, но Олег, видимо, решил устроить какую-то забастовку, раз не двигался совершенно, судя по чужим уговорам, и ждал ответа Димы, который лишь слюну сглатывал сквозь ком в горле, понимая, что ситуация эта все больше и больше походит на больной сон. Может у него просто температура? Но ведь Вика тоже все это слышит, значит, ему не одному это кажется? Может они просто съели что-то не то? Отравились? Да что угодно, просто потому что верить в реальность, в действительность происходящего просто не получается. — Нет, Олег, простите. Вам нужно ехать со спасателями, слушать их указания и лечиться. Вы очень хорошо держались и, надеюсь, вам больше не придется звонить никогда в 911. Прощайте, — Дима сбрасывает сам вызов, снимает наушник и отключает свою линию. Вот теперь ему точно нужно больше времени, чтобы прийти в себя. Пяти минут точно не хватит. — Это было что-то. Что вообще с этим парнем случилось? Он будто не в службу спасения позвонил, а нашел номер на сайте знакомств и решил так оригинально познакомиться, — Виктория тоже снимает наушник, смотрит, как Дима откидывается на кресле, лицо закрывает руками татуированными и дышит тяжело, будто марафон пробежал. Его всего трясет непонятно от чего. Он только сейчас понимает, насколько был напряжен, насколько тяжело было справляться со всеми своими эмоциями, возникающими из-за странного парня. — Вик, ты бы слышала все, что он говорил. Он будто вообще не от мира сего, в него выстрелили, у него течет кровь, он почти теряет сознание и при этом оценивает мой голос, шутит и смеется! Он был похож на наркоманов в приходе, которые нам звонят и пересказывают все свои галлюцинации, но он… По нему сразу слышно, что он ничего не принимал! Он… Я ничего не понимаю… На дрожащее плечо ложится чужая теплая ладонь, Вика смотрит на него как-то по-матерински тепло, улыбается уголками губ, а после поднимается с места и тянет за собой Диму, заставляя того встать и направиться к зоне отдыха. Ноги почти не держат, его трясет, качает из стороны в сторону, в голове все мешается, оба странных вызова смешиваются в ужасный коктейль, не давая даже вздохнуть свободно. Еще чуть-чуть и он точно свихнется. На сегодня явно достаточно работы. — Так, тебе пора отдохнуть. Давай, выпьешь чаю, посидишь, придешь в себя и поедешь домой спать. Хватит с тебя ночных смен, — и Дима впервые за долгое время с ней спорить не хочет. Он кивает молча головой, принимает чашку с чаем из чужих рук спустя пару минут и падает с ней в мягкое кресло, пытаясь хоть немного расслабиться, но в голове продолжает крутиться недавний звонок. Этот парень… Это просто что-то нереальное. Такое с ним случается впервые, такое просто нереально, и если бы ему кто рассказал, что подобное случится с Димой, парень бы просто рассмеялся ему в лицо и покрутил пальцем у виска. Вика никуда не уходит, ждет, пока Матвеев отдохнет, а после соберет вещи, переоденется и спустится на улицу, ни на шаг не отходит от парня, вызывает такси до его дома и сажает в машину, осматривая внимательно уставшее лицо с темными синяками под глазами и обветренными, обкусанными губами. Дима лишь улыбается еле заметно, кивает на прощание женщине и прикрывает глаза, когда машина трогается с места. Хочется спать, поэтому парень прислоняется головой к окну и проваливается в легкую дрему, не замечая ничего вокруг. Все равно ехать ему еще долго, можно и поспать немного, может быть ему повезет и кошмары обойдут его хрупкий покой стороной в этот раз?