***
Уроки начались после трёх дней траура, который даже беззаботные младшекурсники не восприняли как внеплановые каникулы. Злополучную галерею, где произошёл несчастный случай, закрыли красной лентой, но учеников всё равно против воли тянуло в ту часть замка. Мелкий противный дождь шёл целыми днями, окутывая аббатство и весь остров пеленой пронизывающего серого тумана. Вокруг царила непривычная тишина, все ходили осторожно, будто боясь поскользнуться на древних камнях и повторить судьбу Петтигрю. Северус, всё ещё не оправившийся от очередного приступа ринита, почти не выходил из дортуара. Возвращение к занятиям стало для него неприятной обязанностью. В первый день класс казался пустым, хотя отсутствовали всего два человека (Люпин сразу после похорон попал в больничное крыло с нервным срывом). Преподаватели выглядели шокированными и прибитыми горем не меньше, чем школьники, но изо всех сил старались сохранить видимость обычной учебной жизни. Дисциплина в первый день занятий была исключительной, но и это казалось зловещим. Северус вернулся в общую гостиную слизерина незадолго до ужина и скрылся на своём любимом месте, простой деревянной кушетке у самой стены. Ледяной холод от камня и вечный сквозняк делали этот угол гостиной непопулярным, но Северус, хотя и терпеть не мог холод, ещё больше не любил быть в центре внимания и предпочитал держаться подальше и от радушно пылающего камина, окруженного плюшевыми диванами и креслами, и от большого стола для групповых занятий у окна. — Говорят, директор сам его нашёл — он часто по ночам ходит по школе, — донёсся до него возбужденный, сладко испуганный шепот. Две худенькие первокурсницы в форменных сарафанах и шерстяных гольфах устроились со своей игрой из стеклянных шариков почти в другом конце гостиной, но причудливая акустика переделанного монашеского дормитория доносила до него их детские голоса отчётливо и ясно. Северус продолжил читать «Происхождение видов», но против воли прислушался к разговору. — Даже такой увалень, как этот Петтигрю, не мог просто упасть оттуда — там же заграждение по грудь, — уверенно ответила другая девчонка, но подруга зашикала на неё с испугом. Одиннадцатилетней девочке каменная стена и правда должна была казаться высокой, но подросток мог запросто перелететь через неё. Может, он успел подкрепиться бурбоном из бездонных запасов своего приятеля Поттера, может, решил погулять по ограждению, как не раз делали самоуверенные гриффиндорские идиоты. Никто толком не знал, зачем его понесло шляться по аббатству одному дождливой ночью, но ничего невиданного в этом не было — Петтигрю и его друзья не только считали себя королями школы, но и делом доказывали, что правила писаны не для них. Девиц спугнул четверокурсник Блэк, младший брат ненавистного Северусу гриффиндорца. Прогнав их в девичий дортуар, он неожиданно прошёл через всю гостиную и сел на кушетку рядом с Северусом, не обращая никакого внимания на его демонстративную погруженность в чтение. Поняв, что просто так Регулус не уйдёт, тот со вздохом отложил книгу. — Интересные дела творятся в школе, да, Снейп? — по-светски начал мальчишка. Против слизеринского обыкновения, его глаза светились нездоровым воодушевлением. Северус неопределенно пожал плечами, не имея ни малейшего желания вовлекаться в школьные сплетни. Блэк был всего на год младше своего брата, но всегда казался серьёзным и мрачным не по возрасту, будто пытался уравновесить неумеренную весёлость и огненный темперамент старшего. Только сейчас, когда даже великолепный Сириус Блэк ходил как в воду опущенный, Регулус позволил себе оживиться. — У него в кармане нашли серебряные запонки Сириуса — но он сказал, что сам их ему дал, представляешь? — А ты откуда знаешь? — Моих родителей тоже вызывали в школу в субботу — отцу пришлось отменить важную поездку. — И ты думаешь, что твой братец имеет к этому какое-то отношение? Блэк усмехнулся многозначительно и помолчал, потом продолжил осторожно, внимательно отслеживаю реакцию собеседника: — Это Поттер неделю назад угрожал сбросить студента с галереи. Они, впрочем, как сиамские близнецы, всё делают вместе. Северус замер, снова слыша резкий свист ветра в ушах, снова нависая над бесконечно далёким заливом… Конечно, вся школа знала о случившемся — а теперь наверняка припоминали и о том, как он тогда в сердцах пообещал убить Петтигрю. Только после смерти у этого кретина наконец получилось хоть ненадолго затмить Поттера по популярности. Но Северус не мог позволить себе показать, что воспоминание об этом как-то задевало его. Он уже хотел расспросить Регулуса поподробней о том, что тот узнал от своих родителей, но их прервали. Третьекурсник Барти Крауч, как всегда собранный и серьёзный до унылости, подошёл и коротко сообщил: — Снейп, тебя хочет видеть директор. Сердце обмерло на секунду, хотя он знал, что ничего не делал, но давно отучился ожидать справедливости. Да и Дамблдор ещё никогда не хотел поговорить с ним лично — обычно невинные забавы мальчиков из хороших семей не стоили внимания директора. Северус усмехнулся Блэку, пытаясь как можно точнее изобразить то снисходительное выражение, с которым слизеринцы всегда говорили об администрации школы, и тот ответил тем же, и даже снизошел до того, чтобы приободрить: — Полиция уже давно уехала, всё признали несчастным случаем в темноте. Так что не давай старику себя запугать. — С чего бы мне его бояться, — хмыкнул Северус и поднялся с места. Про себя он подумал о том, правда ли Регулус считал его способным на убийство и мог ли Дамблдор разозлиться на него настолько, чтобы лишить стипендии. Второй вопрос интересовал его гораздо больше.***
Древняя, как само аббатство, секретарша, непомерно длинными носом и подбородком напоминавшая горгулью, нипочём не хотела пускать его в кабинет, хотя Северус раз пять повторил его, что его вызвал сам директор. Когда он уже готов был сдаться и остаться дожидаться на лавке в приёмной, профессор Дамблдор появился из кабинета сам. Он радушно развёл руки, подходя к Северусу, от его англиканского облачения веяло не строгостью и церковными благовониями, а сладкими ароматами свежей выпечки и конфет, словно в магазине сладостей. Северус вежливо поздоровался и последовал за ним в кабинет. Его усадили в удивительно удобный стул для посетителей, налили свежезаваренного чаю и выставили перед перед ним целую батарею из сладостей. Пока всё было именно так, как говорили школьные слухи — директор Дамблдор никогда никого не ругал, предоставляя скучную повседневную дисциплину остальным учителям, а сам лишь вёл душеспасительные беседы даже с самыми отъявленными хулиганами. — Я хотел узнать, как у тебя дела. Насколько я помню, по итогам прошлого семестра ты всё ещё в тройке самых лучших учеников? — Мне не хотелось бы тратить деньги попечительского совета зря, сэр, — ответил Северус, смотря в свою чашку. Директор укоризненно покачал головой: — Не стоит так об этом думать — ты заслужил свою стипендию также, как и другие студенты. Я рад, что учёба стоит у тебя на первом месте, но всё же не стоит забывать и о других радостях юности. Как у тебя складываются отношения с другими студентами? Северус обжёгся чаем, сделав глоток слишком рано. Пронизанные христианской добротой слова директора ощущались как издёвка — всем в школе было прекрасно известно, о том, что он был излюбленной жертвой для Поттера и Блэка, и Дамблдор, хотя и не часто покидал свою башню из слоновой кости, неизменно знал обо всём, что происходило в аббатстве. — Всё хорошо, сэр, — также равнодушно ответил он. — Рад это слышать, Северус. Я всегда переживал за тебя — таким талантливым детям часто сложно бывает находить друзей. Я и сам когда-то был таким же хорошим студентом. Неприлично молодые голубые глаза словно искрились добротой за стёклами очков. Бросив один короткий взгляд на лицо директора, Северус снова опустил глаза в свою чашку, взял орехового печенья. Не дождавшись ответа, директор продолжил: — Как ты справляешься со случившейся трагедией? Я знаю, что вы с Питером не очень ладили. — Мы не общались, — отрезал Северус, — думаю, Поттеру, Блэку и Люпину ваша поддержка сейчас важнее, чем мне. — Мальчики справятся — они стараются держаться вместе. Сердце старика греет такая крепкая дружба… Но я вижу, что у тебя нет времени на лишние разговоры. Будь добр, взгляни на этот предмет — он тебе знаком? Дамблдор положил перед ним искусственно состаренный лист бумаги, сложенный несколько раз. На центральном сгибе было талантливо нарисован чернилами остров Сан-Северин с венчающим его аббатством, вокруг карта залива со схематичными линиями, над которыми были надписаны примерные времена приливов. Даже соседние острова (Томблен и Обскур) правильно располагались в масштабе рисунка. Тщательно выведенная в верху листа надпись на парящих в пространстве лентах гласила: «Господа Сохатый, Бродяга, Лунатик и Хвост представляют Карту Мародёров». — Впервые вижу, — честно ответил Северус. Предмет был сделан не без изящества и явно потребовал от художника немало труда, но почему это должно было интересовать его? — а что это? — Кажется, это карта школы — можешь открыть, не стесняйся. Северус осторожно развернул гармошку — бумага была очень плотной и дорогой, хотя края были чуть истрёпаны от использования. Внутри и правда оказался подробный план всех трёх этажей аббатства — Северус сразу заметил заштрихованную серым вершину скалы, на которой мостилось здание, характерный крест аббатской церкви, крипту больших колонн, поддерживающую её снизу, западную террасу. План был составлен так точно, что сложно было поверить, что это был лишь любительский рисунок чернилами, а не архитектурный чёртеж. Впрочем, художник, хотя и проявлял строгую привеженность правильному масштабу и геометрическим формам, всё же позволял себе вольности. Кое-где карта была надписана не официальными названиями помещений, а шутливыми школьными — например крипта Сан-Мартен была названа «Поцелуйной Криптой» из-за её уединенности и царившего там даже летом пронизывающего холода, заставляющего девушек искать тепла в объятьях своих спутников. В нескольких местах можно было заметить хорошо затёртые помарки — не ошибки, а просто раздвоившуюся линию или упавшую каплю чернил с пера, замаскированные скромными узорами. Классные комнаты были подписаны с именами преподавателей и названиями предметов. Северус готов был ещё раз сказать, что никогда не видел этой вещи и вернуть карту, когда его взгляд скользнул к единственной надписи красными чернилами. Автору пришлось вписать слово совсем крохотным, чтобы не выйти за границы небольшого помещения, но прочитать его не составило труда — ненавистное ему прозвище «Нюниус», предмет особой гордости Блэка и Поттера. Он быстро сличил план с ментальной картиной школы и безошибочно узнал место — крохотный закуток у лестницы Гран-Дегре, скрытый от обычного потока людей подоконник в коридоре, ведущим в тупик перед замурованными кельями. Северус часто скрывался там, когда уставал от бесконечно шума школы и насмешек гриффиндорцев, наивно полагая, что этот уголок аббатства никому не был интересен. Он собрался сделать вид, что не заметил этого, но тут же понял, что это и было причиной, по которой Дамблдор вообще решил говорить с ним. Жгучий стыд за повторяющееся, известное всем в школе унижение захлестнул его на несколько секунд, но Северус быстро подавил эти чувства и уставился директору прямо в глаза ничего не выражающим, немигающим взглядом: — Откуда она у вас? — Её нашли в кармане Питера, — спокойно ответил Дамблдор, следя за выражением его лица. — Тогда разве не логично будет предположить, что это плод стараний его и его друзей? Сэр. Они всегда хвастались тем, что знают каждый камень в этой школе. — Мальчики сказали, что никогда её не видели, как и ты. — Конечно, они не станут врать, — бесцветно кивнул Северус, — я могу идти? Дамблдор вздохнул и потёр глаза под очками. — Конечно, Северус, не буду тебя задерживать. Если ты захочешь поговорить о чём-то — двери моего кабинета всегда открыты для тебя.***
Трапезная аббатства была настоящим архитектурным чудом. Уже то, что она удерживала на себе многотонную каменную церковь, было почти непостижимо для времени её строительства. Множество узких, высоких окон прорезали стены, но каждое было так глубокого скрыто в толще камня, что видны были лишь несколько прямо напротив, другие оставались невидимы для глаза, но пропускали достаточно мягкого солнечного света. Зимой, когда приливной остров на много месяцев укроется одеялом из облаков и тумана, а ветра, и сейчас не стихающие над Северным морем, будут приносить с собой не ламаншскую свежесть, а бескомпромиссный холод Абердина, в трапезной зажгут факелы. Хотя в Аббастве Сан-Северин уже больше семидесяти лет находилась одна из самых престижных частных школ страны, здесь до сих пор ортодоксально придерживались монастырских традиций. Пожарная инспекция не вмешивалась — избалованные богатые школьники, беззаботно тратившие карманные деньги на выходных, были слишком важны для экономики умирающего рыбацкого города на мысу рядом с островом. За столом слизерина, как и за всеми другими столами, смеялись и радовались новому учебному году. Те, кто оказался по дороге в разных лодках, здоровались друг с другом, девушки обнимались, а молодые люди жали друг другу руки. Учеников было так мало, что все знали друг друга даже чересчур близко. Северуса почти не замечали, только соседи по комнате снисходительно кивнули, заметив его. Ему было почти всё равно - больше всего хотелось наконец поесть и заново обустроиться в дортуаре. — Новым ученикам — добро пожаловать в Сан-Северин! — поднялся со своего места за главным столом директор Дамблдор, и радостная суматоха притихла из уважения к нему. — Я уверен, что в нашей школе каждый из вас найдёт не только своё призвание, но и верных друзей на всю оставшуюся жизнь. Возвращающимся старшекурсникам — продолжайте также усердно учиться, поддерживайте друг друга и младших, и всегда помните о наших общих ценностях: отвага в делах и помыслах, истовость в труде и дружбе. А теперь, прежде чем начать пир, давайте поддержим наших новичков в их распределительной церемонии. Пока новички — их было всего человек семь — несмело подходили к распределяющей шляпе и по старой школьной традиции вытягивали из неё разноцветные камушки, определяющие их факультет на ближайшие семь лет, за слизеринским столом уже успел завязаться разговор. — Какого чёрта ты не отвечал мне весь август? — с притворным недовольством обратился Роджер Мальсибер к одному из приятелей, но тут же расплылся в мальчишеской озорной улыбке. — Не поверишь — матушка отказалась уезжать из Ниццы, и меня тоже с отцом не отпустила, а там такая скука смертная… — отвечал белокурый тонкокостный Розье. Эйвери подхватил жалобами на то, как ему смертельно надоел Тихий Океан, даже Нарцисса Блэк, всегда деликатная и всем довольная, тихо сказала, что летом в Швейцарии совершенно нечего делать, если бы она, конечно, не проводила там время с Люциусом и его родителями. Девушки тут же принялись допытываться у неё о деталях предстоящей помолвки, но Нарцисса предпочитала лишь таинственно улыбаться. Церемония распределения, на которую мало кто обращал внимание, закончилась, к слизерину присоединилось двое мальчишек — по дорогой одежде и самоуверенному виду сразу было понятно, что они здесь, как и большинство, благодаря деньгам и влиянию своих родителей, а не милостью стипендии от попечительского совета. По просьбе директора школьники ещё раз поаплодировали началу нового учебного года и приступили к ужину. Северус, толком не евший с завтрака, бросился накладывать себе картошки с отбивными, но едва на выронил тарелку из рук, когда услышал своё имя. — А ты, Северус, что делал этим летом? — всё также улыбаясь спросил Мальсибер. Он был похож на скандинавского викинга — с густыми кудрями цвета сливочного масла, крепкий, широкоплечий, спокойный и добродушный, на первый взгляд даже глуповатый, но это впечатление было обманчивым. Он всегда неплохо относился к Северусу — учитывая их места в школьной иерархии. Северус почувствовал, как в желудке ворочается ледяной ком. Он поджал губы и, умело копируя тон ленивого избалованного недовольства своих однокурсников, ответил: — Даже из Британии не уезжали. Ты себе представляешь каникулы в Кливдоне? Мальсибер рассмеялся своим бархатным, уже почти совсем взрослым смехом и похлопал Северуса по плечу. Страх разоблачения, никогда целиком не покидавший его в школе, портил вкус еды и заставлял давиться соком в попытке смыть изо рта привкус острого стыда. Конечно, остальные и так понимали, что он был не из их круга — такое просто невозможно было скрыть. Но разве мог Северус позволить им узнать, что для его родителей даже британский курорт в двух часах езды был непозволительной роскошью? Или что всё лето он просидел в городской библиотеке да мыл полы в бакалейной лавке, чтобы скопить на учебники? Что единственное побережье, которое он видел за свою жизнь — это тот самый мыс, на котором он родился и рядом с которым стояла школа, и лишь раза три бывал в Плимуте? Он просто не мог допустить, чтобы об этом узнали. Хорошо, что на их факультете почти не было стипендиантов, кроме него, а двое других студентов из их крохотного городка, прекрасно знавшие его постыдную тайну, были в гриффиндоре и со слизеринцами не общались. — Ты дописал задание на лето для МакКошки? — спросил Розье, и Северус закивал, довольный скорой переменой темы, — дашь посмотреть? Я сдался после пятой страницы. — Дам, конечно, — ему и правда не жалко было поделиться, и он никогда не просил ничего взамен — нет уж, слишком много чести, а то, что ему предлагали в благодарность, научился принимать равнодушно и с холодком, как само собой разумеющееся. Регулус Блэк, на год младше, снизошёл до того, чтобы поприветствовать новичков и даже протянул через стол руку русоволосому мальчику со вздёрнутым носом: — Приятно видеть тебя вместе с нами, Гринграс, — неудивительно, что он уже знал его фамилию, — завтра вам всё покажут. Главное — держись подальше от галерей с низкими ограждениями, — и усмехнулся едва заметно. — Вам обоим повезло, — Эйвери тоже решил поговорить с первокурсниками — похоже, они были детьми каких-то уж очень влиятельных родителей, — на вашем курсе пока нет ни одного стипендианта. Может, старик наконец решил покончить с этой идиотской традицией. За столом одобрительно загудели, но никто не смотрел на натянувшегося как струна Северуса, и он расслабился, рассмеялся вместе со всеми, чувствуя огромное облегчение из-за того, что его, кажется, тоже принимали за своего.***
После праздничного ужина никому не хотелось сразу идти в дортуары, и большая часть студентов, потолкавшись в узком проходе, вышла на западную террасу. Северус встал у самого ограждения и посмотрел вниз. Хотя ему стоило давно привыкнуть за пять лет, у него всё ещё каждый раз слегка кружилась голова от высоты. Только что село солнце, было ещё светло, и небо на горизонте сияло последними сочно-апельсиновыми лучами. Чуть правее, всего в паре километров от острова лепились к мысу бедные домишки его родного городка, но Северус редко смотрел в ту сторону. На западе, насколько хватало взгляда, простирался ватт. Даже с захватывающей дух высоты аббатства было видно, как двигался отлив. Там, где ещё пару часов назад проплывали лодки, теперь обнажились песчаные наносы. Вода, хотя и подвластная неумолимым циклам луны, уходила из залива неохотно и неравномерно, тут и там поблескивали в свете умирающего дня широкие полосы оставшегося моря, постоянно меняющиеся, мчащиеся по уязвимо голому дну со скоростью галопирующей лошади, превращая круглый год холодное и непредсказуемое море в затягивающую по колену, липнущую к ногам грязь. Два раза в лунные сутки море уходило от острова на многие километры, и два раза с триумфальным рёвом возвращалось обратно. Вокруг этих циклов, превращающих школу в неприступную крепость, вольно или невольно строилась жизнь всей школы. Обязанностью одного из студентов всегда было вывешивать в трапезной расписание приливов на следующие несколько дней, но большинство школьников со временем начинали помнить о нём интуитивно. За приливом следили; его ждали с нетерпением. Во время отлива в ваттах проводили занятия по естествознанию, где профессор Макгонагалл объясняла сложную экосистему залива. Школьный музей был наполовину посвящен ватту. Хотя на острове было несколько лодок и катеров, обычно никто не покидал его во время прилива. — Северус, привет! Рыжие волосы Лили горели теперь ещё ярче почти погасшего заката, россыпь веснушек на красивом правильном лице стала ещё темнее после долгого лета на свежем воздухе, улыбка сияла слегка неровными зубами, как пресноводный жемчуг. — Привет, — улыбнулся Северус, хотя они и виделись совсем недавно, в последний раз перед самым началом учебного года, — встретимся завтра после уроков в библиотеке? — Хорошо, — кивнула она. Она училась также хорошо, как и Северус — оба просто не могли позволить себе получать плохие оценки — но в отличии от своего старого друга всегда предпочитала практическое знание книжному. Если Северус готов был проводить в библиотеке каждую свободную от занятий минуту, Лили всё время тянуло на улицу — хотя бы в маленький школьный огород во внутреннем дворе аббатства, а лучше за пределы густо застроенного каменного острова — в залив, на солевые марши с сотнями пасущихся овец, или ещё дальше, в рощу корабельных сосен за рекой… — Я хочу успеть заново переделать графики летних наблюдений для профессора Слагхорна, — воодушевленно начала вслух планировать Лили, и Северус почувствовал, что тоже заражался её энтузиазмом по поводу учёбы. — Эй, Нюниус! От голоса, которого он не слышал последние три месяца, по всему телу пробежали мурашки отвращения — и страха. Лили резко обернулась к Поттеру, готовая высказать ему всё, что о нём думает, но Северус дернул её за рукав, без слов умоляя ничего не говорить. Каждый раз, когда она со всей своей самоотверженностью и тягой к справедливости пыталась заступиться за него, становилось только хуже. — Привет, Эванс! — широко улыбнулся Поттер, но тут же вернулся к своему любимому объекту для насмешек, — хотел поздравить тебя с началом учебного года, Нюниус. Что-то мне подсказывает, тебя ждёт немало увлекательных приключений. Петтигрю и Блэк покатились со смеху, Люпин, стоявший где-то в стороне, тоже улыбнулся своей чахоточной, будто вечно извиняющейся улыбочкой труса. Поттер с удовольствием наблюдал, как его почти невинные на первый взгляд слова заставили врага медленно заливаться уродливым румянцем. На этот раз на них никто не обратил внимания, кроме Лили. Северус выругался на Поттера самыми отборными выражениями своего отца, одновременно холодея от осознания того, что расплата за это не заставит себя долго ждать. Ну и плевать — он и так привык ходить по школе, оглядываясь. — Мистер Снейп, что это за слова! Он совсем не заметил, что на расстоянии слышимости от них прогуливалась глава гриффиндора, профессор Макгонагалл. — Вот уж от вас я такого не ожидала — минус двадцать баллов со Слизерина, подумать только, год ещё не успел начаться! Северус сбивчиво забормотал извинения, но было поздно — потерю факультетских баллов в первый же день ему теперь тоже припомнят. Когда Макгонагалл наконец закончила со своим праведным возмущением, Лили прошептала ему на ухо: — Я же сто раз просила тебя просто игнорировать их…***
Кабинет естествознания, вотчина профессора Макгонагалл, был самым светлым и просторным в школе. Он находился в новой части аббатства, полностью перестроенной уже в девятнадцатом веке. Вместо массивных столов и длинных деревянных лавок здесь была современная светлая мебель и, конечно, самое лучшее оборудование, закупленное щедрым попечительским советом. Стены были сплошь покрыты схемами кровообращения, старинными классификациями Линнея, в стеклянных витринах стояли аккуратно подписанные образцы горных пород и даже несколько заспиртованных животных (попав сюда в первый раз в одиннадцать лет, Северус и Лили долго не могли оторваться от пугающих умертвлённых созданий). Каждый предмет в кабинете должен был пробудить в студентах научное любопытство и жажду знаний. Человеческий скелет, по легенде сто лет назад пожертвованный бывшим студентом, охранялся особенно тщательно — старшекурсники каждый год норовили использовать его для грандиозной выпускной шутки. Стоило профессору войти в класс, как шум разговоров сразу стих, и студенты встали у своих мест, чтобы поприветствовать её. Макгонагалл было достаточно одного взгляда на класс, чтобы понять, что все были на месте, и, усадив их одним жестом, она сразу перешла к делу: — Я уверена, что за время летних каникул вы успели позабыть большую часть того, что выучили в прошлом году, поэтому мы начнём сразу с практической работы, чтобы освежить ваши навыки. После перерыва мы обсудим цели на этот семестр и приступим к новому материалу. Указания на доске, приступайте и обратите особое внимание на аккуратное оформление. Школьники привычно разбились на пары. Никому не хотелось начинать год с лабораторной, но с профессором Макгонагалл спорить было бессмысленно. Зашуршали новенькие тетради, защёлкали дорогие перьевые ручки. Девушки (и Сириус Блэк) неохотно прибирали длинные волосы, старомодные форменные мантии с гербами факультетов вешались на спинки стульев, рукава тонких шерстяных джемперов и безукоризненно белых рубашек закатывались — к пятому году все твёрдо усвоили правила безопасности во время практических работ. Северус и Лили работали привычно слажено и скоро, да и задание в этот раз было несложным. Пока остальные вполголоса решали, кто пойдёт в подсобку за нужными реагентами и устанавливали оборудование, они уже начали работать. Северус взял на себя подготовку препаратов и чёткими резкими движениями ножа дробил хрупкие куски светло-коричневой канифоли. Краем глаза он заметил, как на парту со стороны Лили спланировал самолётик. Угадывать отправителя не пришлось — только Джеймс Поттер и его шайка были достаточно самоуверенными, чтобы передавать записочки на уроке профессора Макгонагалл, хотя и они благоразумно дождались, пока та отвлеклась на чей-то вопрос. Он не успел ничего сказать, а Лили уже смяла бумажку, не читая, и демонстративно подожгла от горелки, бросив догорать на металлическое блюдце. На Поттера она даже не посмотрела, и с удвоенным интересом заговорила с Северусом о лабораторной. Довольный этой демонстрацией пренебрежения, Северус не смог удержаться и краем глаза, стараясь не поворачиваться в ту сторону слишком заметно, посмотрел на два стола у самого учительского подиума, где с первого курса сидели Поттер с компанией как главные возмутители спокойствия. Поттера такая мелочь не могла задеть, он даже рассмеялся и наверняка послал бы Лили воздушный поцелуй, если бы она всё-таки повернулась к нему. Лили тоже это знала и поэтому сосредоточилась только на нагревании канифоли. Стоило только всем парам разобраться с заданием и приступить к выполнению, как среди негромких обсуждений раздался короткий приглушенный вскрик, а следом звон разбитых пробирок. Северус вздрогнул от неожиданности и уже открыто посмотрел на передние столы. Этот олух Люпин умудрился порезаться острым лабораторным ножом и стоял у парты, тупо уставившись на окровавленную ладонь и дрожа всем телом. Его партнёр по лабораторной, Петтигрю, отскочил от него так резко, что свалил всё оборудование с соседнего стола и продолжал пятиться назад, не отрывая взгляда от руки Люпина, с которой на пол падали крупные капли крови. — Вот ведь недоразумение, — пробормотал Северус, тут же потеряв интерес. — Кажется, порез довольно серьёзный, — с жалостью сказала Лили, — наверное, так заслушался Поттера. Макгонагалл через секунду оказалась в той части класса и принялась раздавать указания по уборке. Поттер и Блэк тоже вскочили и суетились вокруг дружка, промокая кровь бумажными полотенцами. Блэк тут же вызвался проводить Люпина в больничное крыло, и, хотя рана на самом деле наверняка была пустяковая, Макгонагалл отпустила их, чтобы поскорее восстановить порядок в классе. Северус поторопился вернуться к работе. С практической частью они закончили, как всегда, раньше всех. Лили своим каллиграфическим почерком начала оформлять лабораторную, Северус терпеливо ждал, чтобы одолжить у неё линейку. Он только хотел посмотреть, насколько плохо всё было у остальных, когда прямо ему в лицо прилетел ещё один самолётик. На крыле крупными печатными буквами было выведено: «Не смей сжигать». Сразу стало ясно, что эта записка предназначалась не Лили (она была так погружена в тонкости оформления, что даже не заметила очередной глупой выходки). Северус демонстративно хмыкнул в сторону довольно усмехающегося Поттера и хотел было тоже сунуть записку в огонь, но только что сам погасил горелку. К тому же — как он сам ненавидел себя за эту слабость! — он не хотел злить Поттера. Конечно, тому и без этого не нужно было искать повода, чтобы вдоволь поиздеваться над ним, но Северус до сих пор отчаянно пытался найти правильную линию поведения, чтобы не навлекать на себя лишних мучений. Убедившись, что Макгонагалл не смотрит на него, он развернул тетрадный лист. «Дорогой господин Сопливчик, Как твои самые преданные поклонники, мы имеем честь пригласить вас на первую вечеринку этого года. Для тебя это станет первой и единственной в жизни возможностью хотя бы со стороны посмотреть на развлечения нормальных людей. Так не упускай её! Суббота, крипта больших колонн, начало в 8 вечера. Можешь не трястись, ваш гадюшник тоже там будет. С глубоким не-уважением, Твои хорошие друзья» Он гневно смял бумажку, задыхаясь от злости. Наверняка это была очередная жестокая шутка. Раньше их забавы не были так сложно подготовленны, но, может быть, в этот раз Поттер и Блэк за лето придумали что-то по-настоящему отвратительное. После звонка, сдав идеальную работу, он задержался, собирая вещи. Лили уже убежала куда-то с другими девушками со своего факультета, Поттер с Петтигрю тоже ушли проведать Люпина во время перерыва. Эван Розье с невозмутимой спокойной улыбкой и сумкой через плечо проходил мимо, и Северус нагнал его. — Снейп, — почти дружелюбно кивнул тот, давая понять, что не против, если Северус будет сопровождать его на перерыв. — Надеюсь, хотя бы старина Слагги не станет начинать год с практической. — Точно не станет, — усмехнулся Северус, но не смог сдержать любопытство и всё-таки спросил, — ты слышал что-нибудь про вечеринку в субботу? Эван даже остановился и посмотрел на него с лёгким изумлением: — Да, а что, тебя тоже позвали? Ничего особенного я, конечно, не ожидаю, но показаться там надо. Начать семестр с правильной ноты, если ты понимаешь о чём я. Северус скованно кивнул. Мародёры ещё в прошлом году стали известны на всю школу своими вечеринками. Теперь, когда они были старшекурсниками, возможностей для веселья стало ещё больше. Его, конечно, им и в голову не пришло приглашать — до сегодняшнего дня. — Ты приходи, — радушно пригласил Эван, будто вечеринка была его собственной, — и не переживай, — он деликатно приглушил голос, — ничего они тебе не сделают, там все наши будут. Лицо Северуса залилось жаром. Он знал, что Эван и правда не пытался его обидеть, но всё равно его накрыла душная волна стыда за собственную беспомощность. Ему точно стоило остаться в дортуаре и спокойно почитать у окна, пока соседей не было. Но маленькая иррациональная часть его не могла отделаться от мысли о том, что больше такого шанса ему не представиться. Он отчаянно тянулся к сверстникам, но никак не мог постигнуть той тонкой науки, которая позволяла людям, как Эван, или Лили, или проклятый Поттер, легко находить друзей. Кроме того, ему было любопытно, зачем Поттеру вздумалось его позвать — ничего хорошего ожидать не стоило, и всё же, может, в этот раз ему удастся просто держаться от их четвёрки подальше, а Поттер будет так занят, упиваясь всеобщим поклонением, что забудет про свои гадкие планы. Он был почти уверен, что пожалеет, если пойдёт туда. Но и не пойти не мог.