***
На следующем уроке литературы с самого начала царила уважительная тишина. Профессор Риддл влетел в кабинет одновременно со звуком колокола, энергично пересек класс широкими шагами и сразу начал писать тему урока на доске. Школьники замерли в ожидающем молчании, кто-то завороженный естественным авторитетом нового преподавателя, кто-то заранее недовольный его самоуверенностью. Из книжных шкафов по трём стенам комнаты шёл тяжелый и притягательный запах старой бумаги — Северус вдохнул его поглубже, наслаждаясь, хотя и знал, что книжная пыль вызовет у него очередной приступ аллергии. — Сегодня, как я вам и обещал, мы наконец перейдём к анализу персонажа Ричарда Третьего. Для этого вам в первую очередь нужно понять разницу между реальным историческим лицом и фигурой, изображенной Шекспиром. Вводную лекцию весь курс слушал внимательно и старательно конспектировал, уже догадавшись, что этот преподаватель не станет проявлять снисходительность в оценках или на экзаменах. Профессор Риддл не замедлил оправдать этих мрачных ожиданий и, выдав всю основную информацию по войне алой и белой розы, незамедлил перейти к устному опросу: — Кто хочет попробовать порассуждать о нравственной характеристике? А хочет сегодня… мистер Снейп? Вокруг него послышались облегченные вздохи, но Северус был готов ответить. Он встретился взглядом с профессором, пока не знавшим большинство студентов в лицо, и после кивка начал говорить. Его речь, как всегда, звучала монотонно и размеренно, с почти клиническим равнодушием: — В первом разговоре с Анной Уоррик Ричард признаёт, что не способен испытывать жалость, и именно это отличает его от животных. По ходу всей пьесы он планомерно расправляется со своими врагами, от соперников за престол, не щадя из них и детей, до ставших неудобными сторонников. Это череда убийств, сначала тайное, а потом и открытое презрение нравственного закона, возводят Ричард в особое положение в сюжете. Открыто отрицая принципы принятой в его окружении христианской морали, он с издевкой бросает эту же мораль обратно упрекающим его за череду вероломных убийств: «Вам ведомы ль законы милосердья? /// Там сказано: за зло плати добром /// И проклинающих благословляй». Где-то позади послышался прерывистый рваный вздох. Северус хотел было оглянуться, но после короткого одобрительного кивка профессора продолжил отвечать. — Даже в ночь перед решающей битвой, когда к Ричарду во сне приходят все его жертвы и предрекают ему поражение и возмездие, его мистический ужас не перерастает в религиозный экстаз раскаяния. «Richard loves Richard; that is, I am I» — его монолог вращается вокруг него самого. Он так увлекся, что не сразу услышал сдерживаемые, почти беззвучные рыдания. Северус наконец повернулся и удивленно уставился на сотрясаемого сухими конвульсиями Люпина. Тот уронил голову в ладони и будто хотел опустить её как можно ниже, едва не бился лицом о парту. Его худые плечи тряслись от непрожитого горя, под тонкой изношенной рубашкой почти можно было разглядеть выступающие позвонки. Сидевший рядом с ним Поттер неловко положил руку ему на плечи, Блэк на одну парту позади сидел сжав зубы и упрямо смотря вперёд невидящим взглядом. К тому моменту слёзы Люпина заметили и все остальные, по классу пробежал шепот. Даже профессор Риддл на секунду растерялся, не зная, что делать. Но стоило ему сделать шаг в сторону Люпина, как тот с видимым усилием оторвал руки от лица, взглядом загнанного животного огляделся вокруг и бросился вон из класса. — Всем читать третий акт, пока я не вернусь, — приказал профессор Риддл и последовал за ним. Северус автоматическим движением открыл книгу, но вокруг мало кто последовал его примеру. Встревоженный шепот вдруг разом прекратился, и класс накрыло скорбное, перепуганное молчание. Все они знали, что было причиной слёз Люпина. Горе было всеобщим и ещё совсем свежим — даже те, кто толком не знал Петтигрю, ощущали пустоту оставленную его смертью как что-то отнятое у них, глубоко неправильное. Безвременная и глупая кончина вызывала у каждого хорошо подавленную, в таком возрасте ещё не до конца осознанную первобытную память о собственной смертности. Даже Северус, намеренно культивирующий в себе презрительное равнодушие ко всему, что было связано с трагедией, почувствовал неясную тревогу. Тишина была нарушена Поттером, принявшимся собирать вещи Люпина. Все остальные тоже как будто выдохнули. А через несколько мгновений на весь класс прогремел удар кулака Блэка о парту. Он безошибочно нашёл глазами Северуса, развернулся к нему так резко, что тугие смоляные кудри взметнулись вокруг лица словно клубок змей. — Как ты смел! — юношеский голос звенел как натянутая струна, — как тебе хватило наглости… Северус раздраженно захлопнул собственную книгу: — Я просто отвечал урок — а хрупкое душевное здоровье твоего приятеля не моя вина. Он успел заметить, что Поттер лишь хмурился, но не собирался начинать драку, а остальные были слишком подавлены, чтобы подначивать Блэка. Тот, впрочем, не унимался, полный праведного гнева: — Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Тебя вообще не должно быть в этой школе — после того, что ты сделал с Питером! Северус приоткрыл рот от тяжести беспочвенного обвинения, но тут же скривился в привычной насмешке: — Ты окончательно слетел с катушек? Что я по-твоему с ним сделал? С первой парты обернулась Лили, но заговорила не с Северусом, а с Блэком: — Сириус, прекрати. Вы все скорбите, это понятно, но не нужно искать виноватых. Директор уже много раз подтвердил, что это был несчастный случай, и все учителя тоже. Питер поскользнулся в темноте, — на красивом лице отразилось усилие, с которым ей далось произнести эти слова вслух, — ты же не думаешь, что они стали бы врать? — Хватит уже защищать сирых и убогих, Эванс, — отрезал Блэк, — у директора одна забота — сохранить репутацию школы и поскорее все замять, даже если это значит оставить убийцу на свободе. Северусу хотелось рассмеяться от нелепости происходящего. Он — хладнокровный убийца, прикрывающийся морским туманом злодей? Блэк нёс чушь, привыкший, что Северус не сможет защитить себя, выплескивающийся собственную ненависть на знакомую жертву в тщетной попытке снова удобно разделить весь мир на чёрное и белое. Лили молчала. Молчали и все остальные — только Поттер начал вполголоса уговаривать приятеля успокоиться. Северус огляделся вокруг — каждый, на кого он смотрел, старательно избегал его взгляда. Блэк подхватил свою и Люпина сумки и вышел из класса, Поттер проводил его взглядом, но остался сидеть.***
Время шло к декабрю, и, хотя далеко не все в школе успели оправиться от случившейся трагедии, многие уже с нетерпением ожидали Рождества. Каждому казалось, что скудный снег, мгновенно тающий на поверхности залива, всё же сможет смыть горе, затопившее школу. Как и каждый год, все с нетерпением ждали поездки домой на короткие зимние каникулы, но в этот раз к этому ожиданию была подмешана тревожная необходимость хоть ненадолго сбежать со ставшего вдруг ещё более мрачным и холодным острова. Зачитавшись прошлой ночью допоздна, Северус проснулся поздно, когда в дортуаре кроме него никого не было. Выглянув из узкого стрельчатого окошка в толще монастырской стены, он убедился, что субботнее утро оказалось дождливым и серым, значит, большая часть школьников будет после завтрака сидеть в своих гостиных, болтая между собой и ожидая прояснения погоды. Наскоро умывшись, Северус вышел из дортуара, собираясь до обеда отправиться в библиотеку. Ещё из коридора был слышел разноголосый смех в факультетской гостиной: он узнал знакомый громовой голос Мальсибера, без труда перекрывающий остальных. Пятикурсники во главе с Мальсибером и Розье составляли центр группы, собравшейся у камина, им в глаза заглядывали четвёртые и третьи курсы. На огне покачивался закопченный котелок, в руках у многих были дымящиеся кружки. По комнате плыл запах густого какао, щедро сдобренного специями. Старая-добрая факультетская традиция — Северус едва сдержал улыбку от мысли о горячем напитке. Он уже пропустил завтрак, но, может быть, сможет перехватить хоть кружку какао до обеда. Однако стоило ему подойти ближе и остановиться рядом с компанией, как смех и обсуждения рождественских подарков смолкли в ту же секунду. Одна третьекурсница едва не упала с подлокотника кресла, на котором сидела, резко отшатнувшись от него, будто от заразного. В остальных взглядах, особенно детей помладше, тоже читалась подозрительность и враждебность. Северус растерялся. Он привык к тому, что его не часто замечали, но такая преувеличенная реакция была чем-то новым и неприятным. Его собственные однокурсники, впрочем, не могли позволить себе такой слабости — Розье с обычной приветливостью кивнул ему, но тут же отвернулся, Эйвери нехотя поздоровался. — Северус, ну наконец ты проснулся! Отойдём в сторону, есть, что обсудить, — с этими словами Мальсибер взял его под локоть и они отошли в один из альковов у дальней стены гостиной. — Почему все пяляться на меня, как на прокаженного? — такая прямота никогда не была ему свойственно, но Северус надеялся, что их зарождающейся дружбы с Мальсибером хватит хотя бы на то, чтобы честно ответить ему. Мальсибер только покачал головой — тугие соломенные кудри задорно прыгали вокруг лица, портя впечатление от серьёзного выражения. Он всё-таки ответил, нехотя, то ли не желая расстраивать Северуса правдой, то ли просто слишком хотел поскорей перейти к своему разговору: — Никак не могут забыть вчерашнюю истерику Блэка, но ты не обращай внимания, никто в это по-настоящему не верит. Скажи лучше, как продвигается наш проект? Скоро будет готово? Пораженный услышанным, Северус быстро рассказал, сколько еще времени понадобиться на настойку самогона, чтобы получить условно приемлемый вкус. Мальсибер, против обыкновения, не стал расспрашивать его о подробностях или увлекаться обдумыванием того, какую вечеринку они устроят, чтобы отпраздновать свой успех. Он быстро поблагодарил Северуса, сказал приходить к нему, если будут какие-то проблемы, и поспешил снова вернуться к остальной компании, не делая попытки пригласить Северуса к ним присоединиться. Мог ли Мальсибер тоже поверить в больное обвинение Блэка? Или просто на всякий случай решил ограничить общение, чтобы ненароком не повредить собственной репутации? Северус не сомневался, что Мальсибер сказал ему правду о причинах такого подчеркнутого отношения к нему — это значило, что за вчерашний день и сегодняшнее утро новость о случившемся на уроке литературы уже успела многократно обойти школу, обрасти новыми подробностями и прочно заслужить своё место в круговороте сплетен на ближайший месяц. Северус не мог последовать совету Мальсибера и просто не обращать внимания, дождаться, пока к истории потеряют интерес — он слишком хорошо знал, что за эту новость схватятся, увяжут её с недавним очередным конфлитом между ним и Поттером, не забудут и про то, что Северус всегда был странным и нелюдимым… Он заранее всей кожей чувствовал мурашки от того, как его будут обсуждать. Обиженный за то, что даже родной факультет не спешил встать за него горой, и стыдящийся этого чувства, Северус вышел из слизеринского дормитория. Ему хотелось подумать обо всём, случившемся за последнюю неделю в одиночестве. Без зонта и плаща, он торопливо проскочил через открытый коридор, прижимаясь ближе к стене, спустился по лестнице Сан-Дегре и оказался перед входом в крипту Сен-Мартен. В такую погоду там наверняка никого не было, поэтому Северус толкнул дверь и замер на пороге. На каменной скамье сидела Лили и писала что-то в тетради на своих коленях. Заметив его, она кивнула, как будто только и дожидалась Северуса, убрала тетрадь в сумку и поднялась навстречу. — Здесь жуткий холод, пойдём хоть куда-нибудь, — ровным тоном предложила она. — Я не хочу опять видеть целую толпу идиотов, — поджал губы Северус. — Значит, просто пойдём погуляем по замку. Оба кутались в шерстяные форменные мантии и привычно держались поближе друг к другу. Лили шла чуть впереди. Они оставались в той же, почти всегда пустынной части замка, где тяжелые каменные своды низких крипт поддерживали махину аббатской церкви этажом выше. По правой стороне шла каменная кладка, а по левой — почти отвесная скала, сердцевина острова, за которую цеплялся монастырь. Лили, бесстрашная, но в тайне суеверная, застыла перед дверью в монастырский оссуарий, не понимая, как привела их обоих сюда. Северус с показным равнодушием приоткрыл кованую дверь, в очередной раз удивляясь тому, что в школе почти никогда ничего не запирали. Хотя скелеты отсюда были перезахоронены задолго до основания школы, в помещении всё равно мерещился странный запах неминуемого увядания — запах старости, плесени, мёртвого камня и ссохшегося дерева, с вездесущими нотками морской соли, которые тут, внутри, тоже приобретали оттенок затхлости. Северус прошёл мимо глубокого колодца, не сумев увидеть его дна, к единственному окну в помещении, Лили просеменила следом. Потемневшие деревянные сходни спускались по почти отвесной стене к самому подножью скалы. Кручение гигансткого колеса в оссуарии раньше через сложную систему рычагов приводило в движение сани, помогавшие доставлять припасы и строительные материалы в аббатство. Механизм, впрочем, не использовался уже несколько веков. — Терпеть не могу это место, — прошептала Лили, подёргивая плечами. — Не бойся, — неловко попытался утешить Северус, привыкший, что обычно из них двоих Лили была более храброй, — тебе-то точно не надо бояться мстительных призраков. Он позволил себе усмехнуться уголком губ, но не удивился, когда Лили не поддержала шутку. Она нахмурилась: — Неужели тебе совсем его не жалко? Северус хмыкнул недовольно и молча скрестил руки на груди, но через несколько секунд всё-таки заговорил: — Почему я должен его жалеть? Тем более, когда половина школы ведёт себя так, будто это я его убил! — в нём клокотала горечь и обида. Он не знал даже, верит ли ему Лили, и мог только надеяться, что хотя бы она не считает его убийцей. — Не преувеличивай, Северус, никто так не думает, — эта искренняя попытка успокоить его прозвучала слабо и почти фальшиво. — Это ты так не думаешь… Лили всегда с гордостью игнорировала сплетни, отказываясь даже выслушивать их, но природная чуткость заставляла её отмечать всё, что происходило в школе. В отличие от Северуса, она много времени проводила в компании однокурсников и не могла не заметить, как резко изменилось всеобщее настроение. От одного взгляда на сочувствующе и немного возмущенное за его честь лицо Лили становилось понятно, что вчерашние слова Блэка упали на плодородную почву: бездоказательное обвинение преломило и сфокусировало охватившие всю школу после трагедии эмоции, дало этим тяжелым неспокойным чувствам выход, указало на одного виновника. Эта версия была настолько удобной, так хорошо ложилась в уже существующие школьные каноны, архетипы изгоев, популярных спортсменов, тихонь, под которые они все невольно подстраивались. Нечего было и мечтать о том, что о сказанном Блэком быстро забудут. Северус обреченно подумал, что сцены, подобные пережитой только что в слизеринской гостиной, будут повторяться ещё не раз. Они оба замолчали, будто чего-то ожидая. Северус тяжело дышал от волнения, но старался взять эмоции под контроль, чтобы не пугать Лили. Той явно хотелось поскорее уйти из оссуария, но она продолжала ждать, видя, как Северусу надо было поделиться накопленными эмоциями хоть с кем-то, и догадываясь, что в других частях школы им вряд ли удастся поговорить спокойно. Слова вдруг стали даваться Северусу с трудом, он едва прошептал свой следующий вопрос, несколько раз запинаясь и почти замолкая: — Т…тебе не кажется, что его приятели ведут себя странно? Лили покачала головой, не смотря ему в глаза: — Пожалуйста, Северус, у них горе. Я понимаю, ты их не любишь, и у тебя есть на это хорошие причины, но постарайся быть хоть немного снисходительным. Северус поторопился объяснить, боясь, что в любой момент Лили откажется его выслушивать и уйдёт: — У Блэка нет ни одной причины обвинять меня — даже для его уровня безответственности это уже слишком. Его родители приезжали в школу, потому что у Петтигрю нашли его серебряные запонки, он прекрасно знает, что произошло, со всеми подробностями, но всё равно ему нужно было обвинить меня на глазах у всех! К концу фразы он снова почти задыхался, с надеждой смотря на Лили. Впрочем, ещё до того, как Лили заговорила, он уже знал, что она просто не сможет встать на его сторону. Ведь это означало, что ей придётся усомниться в добропорядочности гриффиндорцев, которые в этой истории были общепризнанными жертвами, потерявшими друга, а значит, в системе координат Лили их никак нельзя было осуждать. — Блэк не думает, перед тем, как говорить, и никто не смог бы обвинить его в чрезмерной рациональности, — жестко сказала она, и Северус порадовался, что хотя бы в мнении о Блэка они все ещё совпадали, — он не смог удержать себя в руках, когда увидел, что Ремус расстроился, и решил выместить свою злость на первом попавшемся человеке. — Как ему повезло, что под рукой так удобно оказался я, — зло пошутил Северус, но Лили только скорбно кивнула, соглашаясь. — Конечно, он не может серьёзно тебя обвинять — и все остальные тоже. — Думаешь, им это помешает? — грустно усмехнулся Северус. — Думаю, тебе лучше заняться более важными вещами, а не обращать внимания на глупые сплетни. Нарцисса наконец соизволила передать мне свои наработки по проекту, нам нужно поскорее начать собирать всё это вместе… Северус позволил ей взять его за ледяную руку своей всегда горячей ладошкой и увести из крипты. Как и всегда, ему стало легче после разговора с Лили, даже не из-за того, что она сказала, а просто потому, что он почувствовал, что хоть кто-то все ещё оставался на его стороне.***
Утром за завтраком Северус набросал список продуктов и оборудования, которое понадобиться для первой партии алкоголя — по самым щедрым прикидкам сумма не должна была оказаться больше карманных денег Мальсибера. Идея, вначале показавшаяся ему дурацкой и опасной, успела за ночь захватить его. Первым уроком было естествознания — если повезёт, он сможет незаметно заглянуть в запасник в поисках необходимого оборудования. Он был так погружен в свои мысли и торопился прийти на занятие пораньше, что даже не заметил Поттера с Блэком, лениво прислонившихся к стене у выхода из трапезной и о чём-то переговаривавшихся. Против обыкновения, они как будто не обратили на него внимания, и Северус готов был вздохнуть с облегчением, когда услышал за спиной небрежное замечание до тошноты знакомым оксфордским прононсом Поттера: — Надо будет заглянуть на следующих выходных в ту дыру, где работает его мать. — Точно, посмотреть, вдруг у неё такой же шнобель, — жизнерадостно расхохотался Блэк. Северус обмер от ужаса, вспоминая вчерашнее письмо и гадая, как его враги могли узнать о его содержании — в том, что дело было именно в этом, он даже не сомневался (Лили была единственной во всей школе, кто знал хоть что-то о его семье, но она бы не стала рассказывать, тем более Поттеру, даже после всего произошедшего). Он мучительно решал, стоило ли ему остановиться и попытаться защитить Эйлин, хотя рациональная сторона говорила, что у него всё равно ничего не вышло бы. Он так и не успел принять решение, когда услышал позади такой же щегольский, как у Поттера, выговор: — Хватит сплетничать, как базарные бабы, — коротко упрекнул Розье, — займитесь своими делами — и Блэк, минус пять баллов с гриффиндора за незастёгнутый ворот, изволь привести себя в порядок. Северус продолжил идти, делая вид, что ничего не слышал, но Эван окликнул и догнал его: — Снейп, подожди! С кем ты пишешь исследовательский проект для Макгонагалл? — стоило им отойти подальше от разозлённых гриффиндорцев, он вполголоса добавил, — вот уж чья мамаша настоящая фурия. — Поттера? — с деланным безразличием спросил Северус. — Нет, та, наоборот, без ума от своего драгоценного сыночка. Вальбурга Блэк, впрочем тоже, но хотя бы не носится со своим драгоценным отпрыском, как курица с яйцом.***
В скриптории, в отличии от остальной школы, почти не чувствовался пронизывающий морской холод — там хранилось много ценных средневековых манускриптов и чтобы сохранить их от сырости и плесени, там целыми днями работал обогреватель. Сводчатый потолок здесь был чуть ниже, чем в других залах аббатства, внутри стоял таинственный запах старых книг, а для работы студентов были приспособлены ещё монастырские огромные наклонные столы и неудобные жесткие скамьи. Несколько секций книгохранилища были освобождены, когда здание аббатства перешло к школе, и теперь там были комнаты для групповых занятий. Северус и раньше ненавидел групповые проекты, а необходимость терпеть Люпина окончательно испортила бы ему настроение — но на этот раз он был рад возможности снова увидеть Лили. После того случая в школьном огороде, когда он не стал её защищать, они продолжали общаться время от времени, но в каждом слове с её стороны ощущалась отвлеченная холодность. Мысленно Северус готов был умолять о прощении, но вслух не мог заставить себя произнести ни слова. Они разговаривали только во время занятий — что было даже к лучшему, потому что после уроков Северус был занят подготовкой самогонного аппарата и поиском ингредиентов для незаконного алкоголя. Лили и Нарцисса Блэк уже сидели за столом, внимательно просматривающие каждая свои записи. Лили подняла голову и коротко кивнула — но не ему, а вошедшему следом за ним Люпину. — Предлагаю поскорей начать и не тратить время зря, — уверенно, с толикой скрытого раздражения сказала она, на что Нарцисса недовольно поджала губы, а Северус с готовностью кивнул. Люпин сел наконец за стол, бросил быстрый взгляд на свои часы с треснувшим циферблатом и принялся рыться в сумке, пока не вытащил бутылку воды, чтобы запить таблетки. В отличии от остальных учителей, Макгонагалл всегда сама составляла группы для учебных проектов и темы тоже выдавала на своё усмотрение. Что ж, в этот раз она хотя бы просто решила смешать гриффиндорцев и слизеринцев, а не стала добавлять к нему или к Лили отстающих студентов. — Тема у нас уже есть, поэтому лучше сразу распределить, кто что будет делать, — Лили была прирожденным лидером, и уже сейчас с удовольствием проявляла эти способности в учёбе. Люпин уставился на неё с привычной готовностью подчиняться, Северус разумно признавал её правоту и стремился угодить подруге после ссоры. Нарцисса Блэк же сразу вежливо, но твёрдо возразила своим мелодичным голосом, в котором всегда слышалась непоколебимая уверенность в собственном превосходстве: — Прости, но кто назначил тебя главной? — Я всего лишь предложила, с чего нам стоит начать, — скрипнув зубами выговорила Лили, — если у тебя есть другие предложения, я с удовольствием их выслушаю. Для неискушенного наблюдателя они были в чём-то похожи — обе ослепительные красавицы, одна с неукротимым водопадом рыжих кудрей, вторая с идеально уложенной модельной стрижкой на платиновых волосах, из тех девушек, которым шла даже стандартная школьная форма. Отделка в цветах факультета только выгодно подчеркивала особенности внешности, мраморную белизну и хрупкость Нарциссы, розовый подтон кожи и жизненную силу крепкой Лили. Обе были отличницами, одними из лучших учениц на курсе. Но если Лили занималась с горячим интересом и чётко осознавая важность образования, то Нарциссе, казалось, учёба давалась сама собой. Прекрасно зная, что её жизнь будет устроена благодаря положению родителей, уже начиная планировать собственную свадьбу через несколько лет, она посвящала время учёбе по остаточному принципу, никогда не показывала, что что-то давалось ей тяжело, и всё равно была одной из лучших по всем предметам. Между ней и Лили с первых курсов не угасало здоровое академическое соперничество, но даже к нему младшая Блэк подходила с толикой равнодушия, всем своим видом показываю, что всё, что Лили брала терпением и неустанным трудом, ей давалось само собой, будто по праву рождения. Она почти не общалась с Сириусом Блэком, приходившемся ей кузеном, но по-сестрински опекала его младшего брата, попавшего, как и следовало по традиции, в слизерин. Через десять минут напряженных, но вежливых пререканий, они договорились о распределении обязанностей и все приступили к чтению. — Боюсь, в жизни мне это не пригодиться, — бледно улыбнулась Нарцисса, быстро пролистывая монографию в поисках нужного им материала. — Собираешься после школы сразу выйти замуж? — Лили не скрывала в голосе лёгкого презрения. Нарцисса отразила нападку невозмутимо: — Ну почему же, для начала я планирую получить MBA — пригодиться в управлении семейным бизнесом. Может быть, начну с бакалавра по финансам в королевском колледже, так что, думаю, мы с тобой ещё не раз увидимся после школы. Лили, кажется, немного устыдилась своей намеренной резкости — она никогда не знала толком, как реагировать на странную, уклончивую манеру слизеринцев и не могла догадаться, что скрывалось за ней. Тоже не отрывая взгляда от своей книги, она призналась: — Да, я тоже собираюсь в королевский колледж — думаю между археологией и историей. Очень легко было представить её на раскопках, в привычной ей простой рабочей одежду, с выбивающимися из-под косынки огненными волосами покрытыми древней пылью, с тяжелыми инструментами в сильных и аккуратных руках. Она была создана для романтики экспедиций, а не нудной работы в архивах, хотя усердия и терпения ей было тоже не занимать. Северус даже завидовал немного тому, насколько хорошо обе девушки представляли себе своё будущее — идеальное, светлое, распланированное в самых важных аспектах, можно было не сомневаться, что обе достигнут желаемого. — Ремус, а у тебя какие планы после школы? — Лили, как всегда, постаралась втянуть и молчавшего до этого Люпина в разговор. Тот сначала пожал плечами в своей обычной, извиняющеся-неуверенной манере, но потом несмело поделился: — Я хочу пойти на медицинский. Северус не удержался от презрительной усмешки, вспомнив несчастный случай на первом уроке естествознания: — Да ты же от вида крови едва не в обморок падаешь. Люпин втянул голову в плечи, а Лили обожгла его осуждающим взглядом. Он знал дословно, что она хотела ему сказать: «Зачем ты так каждый раз? А если бы с тобой так заговорили, тебе было бы приятно? По сравнению с Поттером и Блэком, он неплохой парень, особенно когда оказывается по отдельности от них». Северус отвернулся, не желая даже мысленно выслушивать эти упрёки. Он сам слишком хорошо знал, что Люпин был точно таким же, как его приятели, и не понимал, почему Лили вечно пыталась ему угодить.***
Поставить первую порцию самогона (Мальсибер упорно продолжал называть его бурбоном) оказалось не так уж сложно. Они вдвоём разыскали достаточно неприметную комнату в цокольном этаже школы, уже почти в толще скалы — в неотапливаемом помещении круглый год было так холодно, что туда почти никто не заходил. Против незванных гостей на дверь повесили обычный дешевый замок, и как следует запачкали его землёй, чтобы дверь выглядела давно запертой и неиспользуемой. Северус без труда собрал аппарат из списанного лабораторного оборудования, Мальсиберу даже не пришлось дожидаться похода в город на выходных — все ингредиенты для первого этапа он благополучно стащил из школьной кухни. Довольные и одинаково гордые своей тайной проделкой, они устроились на диване в слизеринской гостиной с картами. Общий секрет будто сблизил их, от чего у Северуса что-то подрагивало в горле, хотя он и не позволял себе размякать. Учителей никто не ждал, поэтому мальчишки спокойно разложили на журнальном столике рядом кучки монет — небольшие деньги, по несколько фунтов за игру, но Северус всё равно был рад возможности заработать какую-то мелочь на конфеты и тетради. Мальсибер после нескольких проигрышей почти прекратил болтать и шутить и долго напряженно следил за однокурсником и его худыми бледными руками с веером карт, но, когда тот уже почти решил в следующий раз поддаться и проиграть, не со злостью, а с восторгом спросил: — Скажи честно, как тебе удаётся так жульничать? Северус пожал плечами, смущенный таким искренним интересом. — Я просто запоминаю карты — отец научил. Эйвери недолго наблюадл за лениво продолжавшейся игрой, несколько раз порываясь что-то сказать, но не решаясь в последний момент. Мальсибер прекрасно видел это поведение, но считал за лучшее дать ему заговорить самому. — Роджер… Никто никогда не называл Мальсибера по имени в школе — Северус и вовсе, кажется, слышал его в первый раз. Такая непрошенная фамильярность явно имела целью сразу же напомнить о связывающих их воспоминаниях глубокого детства, проведённого на соседних фешенебельных улицах в Суррее. Мальсибер выразительно поднял брови в ожидании продолжения, Северус молча наблюдал, положив карты на стол. — Слушай, мне нужны деньги, — униженно признался Арчи, понизив голос до предела, хотя в гостиной и так никого не было, кроме первокурсников в дальнем углу, занятых своими шумными делами. Мальсибер подумал немного, потом кивнул и полез в карман за кошельком. Единственным вопросом, который он задал, было «Сколько?». Эйвери пробормотал ответ так невнятно, что Северус расслышал только «-сот» в конце. Мальсибер был ближе и видимо разобрал цифру, потому что тут же закрыл вынутый кошелек: — Ты что, с ума сошёл? У меня столько и близко нет. Зачем тебе? Я могу, конечно, у отца попросить, может, он согласиться прислать побольше в следующем месяце, если придумаю достойный повод… Хотя Мальсибер больше проводил время с Эваном и младшим Лестрейнджем, чем с Эйвери, между ними царило какое-то джентльменское понимание, не совсем дружба, но признание равенства, неразрывной связи, которая вынуждала оказывать другому помощь даже без особого желания. Северус поразился, насколько легко Мальсибер был готов обмануть отца на огромную даже для него самого сумму, просто чтобы выручить не самого близкого приятеля — и всё из-за того, что до Хогвартса они ходили в одну и ту же подготовительную школу и бывали друг у друга на днях рождениях? — Мне нужно срочно, — Эйвери упал на диван рядом с Мальсибером и обессиленно откинул голову на спинку. Он мог попросить почти у любого слизеринца, но такие деньги даже самые избалованные из них вряд ли могли просто взять и подарить. Северус на секунду позволил себе задуматься о том, что бы он сделал с такими деньгами, но продолжил внимательно прислушиваться к разговору. Мальсибер, все деньги которого были, очевидно, предназначены для нелегального самогоноварения, искренне хотел помочь старому другу и предлагал варианты: — Может, поговоришь с Барти Краучем? Он, конечно, малолетка, но у него недавно был день рождения, думаю, ещё не успел всё потратить. — Шутишь что ли? Его отец мало того, что единственный бессеребренник в Скотланд Ярде, он ещё и смертельно боится избаловать сына. Наверняка он получил две книги и печенье от матери. — Люциус? — Он не станет возиться со школьниками без причины, если они не являются его родственниками, — безнадежно отмахнулся Эйвери, — ладно, Роджер, всё равно спасибо тебе. Он, видимо, собирался с силами, чтобы встать и уйти, когда Мальсибер остановил его резким жестом: — Петтигрю даёт деньги в долг. Под проценты, конечно, но если тебе нужно сразу так много, это может быть самый простой вариант. После Рождества как-нибудь отдашь — я помогу, если что. Эйвери не мог скрыть своего удивления: — А у него-то откуда? Северус мало знал о семьях своих однокурсников, кроме слизеринцев, но представлял, что Петтигрю скорее принадлежал к добропорядочной бюргерской семье, достаточно состоятельной, чтобы любой ценой отправить не блистающего умом сына в лучшую частную школу страны, но не разбрасывающейся деньгами. Кажется, у них была крохотная сеть то ли магазинов, то ли аптек где-то на юге. Петтигрю обычно предпочитал кичиться своей принадлежностью к компании Поттера и Блэка, а не особым богатством. Это было и понятно — по сравнению со многими семьями, традиционно отправляющими детей в Сан-Северин с самого основания школы, даже многомиллионное состояние могло показаться мелочью. Мальсибер, видимо, хотя и был уверен в тайном ростовщичестве Петтигрю, тоже ничего не знал об источнике этих денег. — Понятия не имею — может, у Блэка берёт? Вот уж у кого семья точно срёт золотом.