А что, если это история про нас/If it was about us

Леви сидел в инвалидном кресле на улице около того самого фонтана. Полгода назад он снова заработал. Леви слушал, как шумит вода и читал окончание романа «про сопляка». Медсестра услужливо из всех книг принесла ему именно эту. Микаса нерешительно подошла с одеялом в руках. — Леви, добрый вечер… Он почему-то не удивился, увидев ее. — Микаса! О, плед! Для меня? — Я просто… Я не настаиваю… Она не решалась продолжить. «Как жаль, что я не могу одному придурку съездить по морде за то, что он с ней сделал. Ведь это же из-за него, из-за него!» Леви и раньше замечал, как она закусывала губу, что-то не решаясь сказать этому мальчишке. Как он огрызался на нее. Как всегда ее отталкивал. Но при этом держал неподалеку. «Чертова ты собака на сене, Йегер!» И все ее проявления чувств в итоге свелись к одному — желанию сделать хотя бы что-то, а именно — позаботиться. И даже этого она стала бояться со временем. И не только с этим придурком. Но как будто бы со всеми. Он вспомнил, как она нерешительно тогда спросила его, Леви, про ногу, там на крыше. Как она закусила губу там, на корабле. А потом он вспомнил, как еще три дня назад она нежно брала его за руку, как поправляла его подушку, как укрывала его одеялом. Как она обнимала его, когда он… Как помогала ему поесть. «Какой я идиот, как я не видел? Но как я смел надеяться?» Он до сих пор не был уверен. Но в чем он точно был уверен… В каждом ее движении, наполненном нежностью, было и другое. Страх. Страх быть отвергнутой. Страх остаться в одиночестве. Снова. О, как ему самому это было близко. Как хорошо он это понимал! — Микаса, спасибо! Я, честно говоря, немного замерз тут. Может, поможешь мне, и пора уже возвращаться. Она как будто с облегчением выдохнула, аккуратно укрыла ему ноги и хотела уже подняться, чтобы взяться за спинку кресла. Ему показалось, что у нее на глазах слезы. Внезапно Леви дотронулся дрожащей рукой до ее руки и сказал: — …Я взял ее за руку, и мы пошли прочь от мрачных развалин… Широкие просторы, залитые спокойным светом луны, расстилались перед нами, не омраченные тенью новой разлуки… — Что? — Это из книжки. «Большие надежды», кажется, называется. Ты ведь читала эту чушь? Фалько читал мне пару дней. Я, честно говоря, и не надеялся на счастливый финал в такой истории, но везет же некоторым! — Я… Да, я читала эту книгу. Микаса, покраснев, направилась вместе с ним внутрь. Леви улыбался, пока она не видела. «Неужели она правда? Ей и правда не все равно». … Микаса зажгла свет в комнате и положила книгу на стол. — Мне позвать кого-то, чтобы помогли тебе пересесть на кровать? — Может быть, ты мне поможешь? Если ты не против, конечно? — его голос задрожал. Она ответила тоже дрожащим голосом. — А ты не против? Он едва заметно улыбнулся и покачал головой. Он как-то странно смотрел. Ей показалось, что в его взгляде было так много… нежности. Она аккуратно нагнулась, расшнуровала и сняла его ботинки. Затем подвезла его ближе к кровати. — Ты сможешь меня обнять за шею? Он кивнул. Она нагнулась и помогла ему обнять себя за шею, а затем сама обняла его одной рукой за спину, а другой придерживала ноги. Все ее движения были уверенными и в то же время такими аккуратными. За эти три дня, что о нем заботился медбрат, ему не раз приходилось стиснуть зубы от боли, потому что тот невольно задевал больное колено. Но она. Он не почувствовал ничего, когда она… Кроме, впрочем, уже становящегося для него привычным сдавленного ощущения в грудной клетке. Она так боялась снова сделать ему больно. Его колену. И… Не только. Ей было страшно посмотреть на него. «Что? Что он думает? Может быть, ему снова тяжело от моей близости, от чрезмерной заботы? Но ведь он сам попросил…» — Готов? Он снова едва заметно сконфуженно кивнул. Она быстро перенесла его на кровать и помогла опереться на подушки. Микаса чувствовала, что ее щеки горят. Он тоже не поднимал глаз. Только едва слышно прошептал. — Спасибо… Она присела на стул около кровати. Ей хотелось что-то еще сделать. Поправить еще раз его подушку. Укрыть его одеялом. Просто взять его за руку. Ей так хотелось снова его обнять. Но она не смела сделать ничего. Она не смела даже ничего произнести. «Надо же что-то сказать,» — пульсировало у нее в мыслях. «Она как будто похудела за эти три дня. И круги под глазами. Неужели, это из-за меня, чертов я негодяй. Но как я спрошу? Что я скажу ей?» — он тоже не мог начать разговор. Но все же решил первым прервать молчание. Леви вдруг неожиданно усмехнулся и выговорил. — Поверишь, я сегодня совершил настоящий подвиг! Она подняла бровь. — Ты можешь представить, что сегодня я смог переложить из вот этой миски вот в эту, — он показал на две тарелки, стоявшие на столе, — целых двадцать камешков! Он хрюкнул себе под нос. — Тш, не зря, наверное, мне дали прозвище «сильнейший в мире воин». Доктор говорил, это поможет улучшить «мелкую моторику». Микаса как-то очень странно посмотрела на него. Ему показалось, что у нее на глаза снова наворачиваются слезы. И тут она произнесла. — Это правда. То, что ты сделал сегодня… Я тобой горжусь. — Так, значит, угрюмая девчонка научилась шутить за два года? — Леви, я… Я правда горжусь тобой. Этим и… Фалько мне рассказал, что сегодня случилось, и что ты сделал для Габи. — О… Да ладно, это мне надо благодарить этих детей. Черт, я никогда не думал, что кому-то будет вообще дело до меня. А они приходили, книжки мне читали. Какое надо иметь сердце, чтобы… Он внимательно продолжал смотреть на нее, все еще не решаясь что-то спросить. У нее слегка дрожали губы. Леви продолжал. — Впрочем, литература, которую они тут выбирают… Я бы лучше про приключения что-то почитал. Микаса внезапно встрепенулась. «Книжки! Точно, надо ему лучше рассказать про книжки!» — Ты представляешь, у этой книжки был другой конец. Леви поднял бровь. — Ты про так называемые «Большие надежды»? — Да, про них. Ребята говорят, им в школе рассказывали, что оказывается, сначала автор оставил главного героя в одиночестве и разочаровании. — Что ж, реалистично. — …но потом он поменял свое решение и дал им шанс! — Ну хотя бы в книжках надежды должны оправдываться… Леви грустно посмотрел вдаль. — Что-то еще посоветуешь из литературы? Вот эта о чем? «И почему я только ее тут оставила?» — Микаса взяла в руки «Ярмарку тщеславия». — Название забавное. Неужели тоже про какого-то придурка, который мечтает изменить мир? — Нет, вообще тут главная героиня женщина. Ну то есть не то, чтобы она героиня она вообще не очень хороший человек. И у нее еще есть подруга, которая влюблена в недостойного человека. И она слепа. А в то же время рядом с ней есть другой человек. Он ждет ее. 18 лет. — Что ж, значит, это тоже история про идиота. Хотя иногда есть люди, которых стоит ждать. И что же, он дожидается? — Да… — Микаса, ты солгала мне. — Что? Нет, все так и есть, вот, можешь сам прочитать, если ты мне не веришь! — Микаса, почему ты не сказала мне, что почти два года ты была здесь, со мной? И самое главное — зачем? Я не понимаю. То есть… Отчасти, я понимаю. У тебя всегда было огромное сердце, и мой вид, наверное, вызывал да и сейчас вызывает жалость, — он горько усмехнулся, — но все же ты не должна была лишать себя жизни ради… Микаса почувствовала, что ее сердце сейчас просто взорвется. Сначала ее охватила паника. Но потом она снова вспомнила слова Питера. И посмотрела на Леви. Его глаза. Она увидела в его глазах отражение самой себя. «Столько боли и неуверенности. Почему он так мало о себе думает? Почему он не может поверить, что кто-то может его…» — Леви, я… Мне так жаль. Я просто не хотела, чтобы ты чувствовал себя мне обязанным. Я не хотела тебя еще больше расстраивать. Ты просто заслуживал, чтобы кто-то о тебе позаботился. Ты… Мне, знаешь, иногда говорят, что я спасла всех, но ведь это не я, а ты. В той последней битве… Если бы не ты, мы бы все… И я бы никогда, наверное, не смогла сделать то, что сделала, если бы не ты. И я хочу, чтобы ты знал, что то, что я делала эти два года… Я делала это все не из чувства долга или жалости. Я просто не могла иначе. Да кого я обманываю! Я всегда была эгоисткой. И это поначалу просто помогало мне выжить. Пережить все, что произошло. А потом я поняла, что я… Леви дотронулся до ее руки. В его глазах была вина. — Прости, что не был рядом. Я знаю, тебе так много пришлось пережить. Смерть Эрена… — Леви, я думала раньше, что я никогда не смогу пережить смерть Эрена, что я и правда буду сидеть где-то на могиле и жалеть себя, ненавидеть себя. Но. Кажется, я давно его отпустила. И простила. И, кажется, даже простила саму себя. Я изменилась и мне в этом помог ты. Ты говоришь, что не был рядом. Но ты был. За это время, что я заботилась о тебе, я, кажется, наконец-то поняла тебя. И себя тоже. Я увидела тебя. И это помогло найти мне силы бороться. И помогать другим. Понять, что моя жизнь что-то значит. Что я могу что-то изменить. Пусть и немногое. Леви, я изучила каждый шрам на твоем теле. Пожалуйста, не стыдись этого! Я только сейчас поняла, кем ты был и есть, и за что ты боролся. Каждая отметка — очередное доказательство того, какому бескорыстному человеку она принадлежит. И сколько боли пережил этот человек. Вот этот шрам, например, этот шрам оставила я… — она едва коснулась тонкой линии на его шее. В ее глазах застыли слезы. «О, я бы все отдала, чтобы этого шрама не было!» — Микаса, не надо… — Нет, надо. Даже тогда — я думала только о себе. Я никогда не задумывалась, что пережил ты. Сколько ты потерял. И как никогда не просил ничего взамен. Леви, ты еще не знаешь. Последние месяцы Питер и я… Мы проводили эксперименты. Он вводил меня в искусственный сон и… В общем, он думал, что способности Аккермана помогут мне заглянуть в твое подсознание, чтобы попытаться тебя разбудить. Это не помогало, но я видела тебя. Леви, я видела твою жизнь. Все, что тебе снилось. Пожалуйста, не думай, что я хотела копаться в твоей голове. Я просто… Я хотела, чтобы ты проснулся. А вместо этого я видела все, что с тобой происходило и что ты чувствовал. Ты ведь никогда не показывал. Никогда не говорил. Впрочем. Может, ты и хотел, пытался со мной поговорить… Его губы задрожали. — И ты видела все? Значит ты видела и… себя? — Нет, меня там почти никогда не было. Меня ведь не было рядом. Особенно, там, в лесу, когда Зик… Ты ведь пытался мне рассказать потом, а я опять начала про себя. «Надо же, она была в моей голове, но не увидела главного. Я должно быть, даже самому себе боялся признаться,» — он горько усмехнулся. — Прости меня, Леви, меня никогда не было рядом. Она уронила голову. Он грустно улыбнулся. — Но ты была. Она подняла на него заплаканное лицо. — Ты была. В последнее время, сны, которые я видел, стали меняться. Раньше это были просто обрывки прошлого или просто галлюцинации. Самые страшные. Те, где я кого-то теряю. Но в последнее время в них стала появляться ты. Ты приходила, чтобы обнять меня, помочь справиться с болью, и мне становилось легко. Я не понимал, как, почему это происходит. Я думал, что вижу все это, потому что хочу видеть. Но теперь я понимаю, что это была не только моя мечта. Но, теперь, кажется, знаю. Микаса, я знаю, что ты всегда… Ты всегда умела… Тебе всегда было не все равно. И я также знаю, что этот придурок никогда не ценил. Но это не значит, что никто… Ее губы дрожали. Он продолжал. — Знаешь, мне ведь даже не хотелось просыпаться, потому что я был уверен, что здесь ты не можешь быть рядом. А потом мне начало сниться, что ты там, под этим чертовым деревом, о котором ты рассказывала. И я не мог… Я не мог допустить, чтобы… Если бы я знал! Микаса, я не скрою, мне больно и стыдно думать о том, что тебе пришлось пережить за эти два года. На какие пытки я тебя обрек, сам того не зная. Но в то же время, с тех пор, как я узнал, что ты осталась, мне как будто легче дышать. Я как будто чувствую себя счастливее от того, что кому-то не все равно, что тебе не все равно. И это чудовищно эгоистично с моей стороны. Но я уже начинаю думать, может быть, мы могли бы помочь друг другу. Двигаться дальше. И помочь еще кому-то. Мне кажется, даже в этом новом мире есть такая необходимость. Я бы хотел сделать еще что-то хорошее с кем-то, кому я доверяю. Что ты думаешь об этом, Микаса? И вместо ответа ему на грудь упала волна черных шелковых волос. Микаса тихо плакала. И ему показалось, что это были не горькие слезы. Он позволил себе обнять ее и едва заметно прикоснуться губами к ее макушке. «Может быть, наш автор, тоже будет чуть более милосерден…» — пронеслось в его мыслях.