А что, если это история про нас/If it was about us

Утро для Леви начиналось уже обычно. С визита медбрата. Потом завтрак. Он трясущейся рукой донес ложку до рта. Затем массаж и занятия. Ему уже самому начинало не вериться, что это тело, которому теперь нужна помощь, чтобы разогнуть больную ногу или удержать руку на весу… Это тело когда-то умело летать. «Потом будет обед. Надо продолжать. И стараться не обременять никого слишком. Странный этот доктор. Странные вопросы задает. Как будто ему есть дело». — Скажите мне, что Вы чувствуете с момента пробуждения? — Немного чувствую руки. Поднять еще не могу до конца. — Нет, капитан, Вы меня не поняли. Я спрашиваю про Ваши эмоции. Что Вы чувствуете? Раздражение? Гнев? Тревогу? Леви сжал зубы. Но ничего не ответил. Врач настаивал. — Это совершенно нормально испытывать подобные эмоции и в этом нет ничего предосудительного, Вы слышите меня? Я понимаю, что, возможно, Вам некомфортно говорить об этом с незнакомым человеком. Нужны близкие. — Тш, если бы Вы были внимательны, доктор, то изучили бы мой файл получше. И наверное, выяснили бы, что у меня нет близких. Довольно. Я думаю надо двигаться к следующей задаче. Что там по плану у нас? Обед? — Если бы Вы были внимательнее, господин Аккерман, Вы бы заметили, что в Вашей жизни немало людей, которым Вы небезразличны. Я ведь говорю не только о родственниках. Поверьте, Вам может показаться, странным, но я тоже знаю кое-что об этом. Что такое думать, что ты один, и куда бы ты ни пришел — чувствовать, что ты тут чужой… И поэтому постоянно надевать маску безразличия или наоборот бросаться каждому на помощь, только, чтобы никто не заметил… — Интригует. Хотите поделиться историей? — Возможно, позже. Моя история подождет. Я знаю парочку поинтереснее. Скажите, Вы когда-нибудь слышали про вулкан Килиманджаро? — Я вырос на чертовом острове, думая, что вокруг нет ничего живого. Я ничерта не знаю про вулканы, океаны и прочие вещи и, наверное, уже и не узнаю. — Это высочайший пик на этом континенте. Еще до гула мне повезло попасть в экспедицию по его покорению. Невероятные ощущения! — Тш, что, предлагаете вместе сходить? Боюсь, не выйдет, доктор. Только если потащите на себе, — Леви скривился в усмешке. Но Питер продолжал. — Во время экспедиции я познакомился с одним человеком. Его звали Алекс. Он был нашим гидом. Видите ли, я доктор, и волей-неволей обращаю внимание, если вижу, какие-то особенности. Так вот этот парень немного хромал. И я спросил у товарищей, может быть, ему нужна помощь. Так я услышал его историю. Это была не первая его экспедиция. За несколько лет до нее в горах он попал под обвал. Его единственный товарищ смог добраться до цивилизации только через несколько дней. Алекс ждал помощи под обломками без еды и воды неделю. Когда его достали, он был едва жив. У него были сломаны ребра, рука и позвоночник. Когда он пришел в себя, врач сказал ему: «Мне жаль, но вы не сможете больше ходить». Алекс пожал плечами и ответил только: «Не проблема, тогда я буду бегать». — И что же? Побежал? — Представьте себе, да. Он даже неоднократно бегал «марафоны». Это такие забеги на длинные дистанции… — Доктор, я вырос на острове, но я не совсем идиот. Пару книжек я читал. Питер улыбнулся. — Да, ну а позже он снова вернулся в горы. Я всегда восхищался такими людьми. Как Алекс. Как вы, капитан. Ваша история… удивительная. — Тш, а по мне так скучнее не придумаешь. Ее бы следовало закончить около того злосчастного камня. Черт бы побрал того, кто решил, что надо ее продолжать. — Кто знает, может, он сожалел. Ну если, предположим, есть кто-то, кто написал про Вас историю, может, он сожалел о том, что сделал и решил дать Вам шанс продолжить, чтобы Вы наконец получили то, что заслуживаете? — И чего же я, по-вашему, заслуживаю? — Счастья, капитан. — Думаете, тот, кто написал мою историю такой, какой она была, может желать мне счастья? Нет, доктор, это совсем иной автор. — Кто знает, капитан, может, Вам давно не нужен автор. Знаете, когда я спросил у того парня, что бы он мне посоветовал, он ответил одной простой фразой: «Живите в центре своей жизни, а не на обочине чужой!» — Что за черт? И правда, пора на обед. А то изжога начнется еще от этих ваших философствований! Однако Питер заметил, что, говоря это в присущей ему ворчливой манере, Леви слегка улыбнулся. … После обеда дверь в палату Леви снова распахнулась. — Капитан, можно к Вам? «О, это Фалько. Наверное, хочет прочитать продолжение скучнейшей истории». — Заходи, а где подружка? — Габи сегодня плохо себя чувствует. У нас в школе вчера была небольшая… Не важно. Я зашел Вас проведать. А где мисс Микаса? — Не знаю, наверное, занимается более важными делами… Фалько поднял бровь. Но потом вспомнил, о чем его просила Микаса. «Фалько, понимаешь, ему и так тяжело. Я не хочу ему навязываться!» — Капитан, а что Вы думаете о том, чтобы прогуляться? — Ты, значит, издеваться пришел? И как, по-твоему, я прогуляюсь? Леви старался сделать свой тон шутливым, но Фалько, кажется, все равно испугался. — На… кккресле. Простите. Я понимаю, что, наверное, Вам это все не очень нравится, но поверьте, это временные неудобства, сэр. А свежий воздух вам не помешает. — Ну и куда ты меня выкатишь? В сад? Тут сады сохранились? — У меня есть идея получше! Там еще Оньянкопон подъехал. Он на машине. Через полчаса Леви уже смотрел в окно автомобиля. «Кажется, весна. Вокруг много небольших, но явно новых зданий. Какие-то лавки торговцев. Кажется, жизнь продолжается». — Капитан, после гула поначалу почти все жили, где придется. Ничего не было. Потом стали летать самолеты с гуманитарной помощью. Страны, куда не добрались титаны, присылали строительные материалы и рабочих. Сейчас все налаживается. Хотя понадобится еще много времени. Конечно, и сейчас есть люди, которым нужна помощь. — Да, вовремя я решил подремать… Леви с досадой опустил голову. «Микаса, дети, товарищи… Сколько им пришлось пережить, пока я…» — Капитан, вы даже не представляете, какую важную миссию человек может выполнять, сам этого не подозревая! — О чем ты? — Все это время мы так надеялись, что Вы очнетесь, что это нам помогало выжить! Вы извините, если я какую-то чушь говорю. Глаза Леви увлажнились. И он был рад, что Фалько сидит на переднем сидении и не видит его слабости. «Что, черт возьми, со мной такое?! Почему мне все время хочется плакать?» — Эй, Оньянкопон, а ты теперь чем занимаешься? — Я по-прежнему у штурвала. Доставляю грузы, почту. По выходным… Знаете, это, чудовищно прозвучит, но тут все еще есть люди, которые живут в палаточных лагерях. В прошлом месяце на востоке Марли произошли оползни. Сейчас на окраине города снова палаточный лагерь, словно мы снова вернулись в то время. Иными словами… Леви встрепенулся. — Оньянкопон, нужна какая-то помощь? Потом он осекся, усмехнувшись собственному вопросу. «Кому я теперь могу помочь?» — То есть я хотел сказать, когда я, если я… Я бы хотел… Оньянкопон понимающе кивнул, не поворачивая головы, и глядя на дорогу. На его губах появилась едва заметная улыбка человека, который очень хорошо понимал капитана. — Капитан, такие люди как Вы всегда нужны. Не сомневайтесь! Ну вот мы и приехали. Давайте я Вам помогу. Фалько и Оньянкопон достали скачала инвалидное кресло, и затем усадили в него сконфуженного Леви и укрыли ему ноги пледом. Он закрыл глаза, как будто это помогло бы быстрее пережить момент. — Капитан, откройте глаза, смотрите — море! Морской воздух ударил в лицо. И он вспомнил, как стоял тогда на берегу и смотрел, как она улыбалась и ела мороженое. «Но что это за толпа и почему все кричат, неужели опять хотят какого-то ребенка избить, как тогда?! И я теперь ничего не могу сделать… Черт!» — Фалько, что там происходит, сбегай проверь! Фалько уже бежал к толпе, почуяв неладное. — Сюда! Голос Фалько звучал отрывисто. В нем была слышна паника. — Оньянкопон, да оставь ты меня, черт возьми, я все равно ни на что не гожусь! Иди проверь, что там, может, нужна помощь. Леви увидел, как кто-то склонился над фигурой юной девушки и пытался… «Микаса?!» Его страшные мысли прервались криками Фалько. — Габи, ты меня слышишь?! Девушка начала кашлять, изо рта полилась вода. «Это Габи». Оньянкопон подхватил ее на руки и понес по направлению к машине. Сзади прибежал Фалько и по пути забрал Леви. — Фалько, вот, возьми, одеяло, — Леви стащил с ног плед, — заверните ее, замерзнет, сейчас, должно быть, холодная вода. Уже в машине Габи сняла мокрую одежду и завернулась в плед. Пока она это делала, Фалько и Оньянкопон стояли спиной к окнам машины, чтобы не смущать ее и не привлекать лишнего внимания. Затем в авто снова усадили Леви. Габи прислонилась к его плечу. Он обнял ребенка дрожащей рукой. — В больницу? Домой? — Ннет, только не домой, пожалуйста! Не хочу, чтобы родители переживали. — Тогда в больницу. Давай, надеюсь, у доктора найдется свободная комната. И вообще надо за тобой присмотреть. Габи испуганно посмотрела на Леви. На его лице было написано: «А ты думаешь, я не догадался?» … — И какого черта ты раньше мне ничего не сказал? Леви раздраженно смотрел на Фалько. Близился вечер. Габи проспала почти весь день. За это время Леви уже успел наорать на двух медсестер, чтобы были расторопнее, когда помогали девочке устроиться в палате; на Питера, который поначалу настаивал, что необходимо сообщить родителям; на Оньянкопона, который «тоже был в курсе ситуации, но какого-то черта молчал». И наконец, настал черед Фалько. — Ккапитан, ну Вы же только несколько дней, как очнулись. Мы не хотели Вас тревожить! Понимаете, Габи, она… После всего, что случилось, она винит себя. Она очень много делает, чтобы загладить вину. Она помогала в лагере, когда мы жили все под одной крышей. Особенно Жану и Конни, приносила им еду. И вам. Она всегда говорила мне, что то, что она делает — никогда не оправдает того зла, которое мы причинили. Знаете, когда она помогала тут заботиться о вас, ей было легче. Но помимо ее собственного чувства вины… Дети в школе. Мы ведь теперь все вместе учимся. А ненависть, предубеждения… Вы же знаете, что это все так просто не проходит. — Да, я подозреваю. Ушлепки любой апокалипсис переживут. — Ну, в общем, вчера ее в очередной раз обзывали. Подошли в столовой и перевернули поднос с едой. Взяли помидор и вымазали ей блузку. И кто-то из них крикнул: «Что, тебе ведь не привыкать? У тебя все руки в крови? Гляди» — и кинули ей в руки раздавленный помидор. — Ублюдки. А она? — Если бы она хотела, она бы любого из них могла… Но она больше не борется. И даже мне не позволяет. Леви сжал зубы. Его мало удивляла людская жестокость. Но он все же надеялся, что в новом мире все будет по-новому. Однако, кого он обманывал? — Я думаю, она вас послушает, — Фалько не мог больше сдерживаться, — капитан, Вы знаете, что такое любовь? Леви опустил глаза. — Капитан, я люблю ее. И я бы сделал все. Да я и делал. Я все еще делаю. Я знаю, Вы думаете, нам рано об этом, но, я хочу провести мою жизнь рядом с ней. Я хочу, чтобы она жила, понимаете? Но иногда даже того, что тебя любят, недостаточно. Иногда человек не может найти никакой опоры и смысла в жизни. Помогите ей. Я знаю, Вы достойный человек. Вы сможете ей помочь! Леви с недоумением посмотрел на Фалько. «Откуда ему знать, какой я человек?! Мы почти и поговорить-то толком не успели». — Давай, меньше соплей. Поболтаю с ней, пойдем. … — Ну что, рассказывай, почему тебе жить надоело? — Леви не собирался ходить вокруг да около. «Черт, она с этими своими испуганными глазами так похожа на того придурка, который заварил всю эту кашу. Но, кажется, она быстрее него все поняла. Только почему же и она туда же? Тоже жить надоело?» — Я… Фалько вам, наверное, рассказал уже. Вы же знаете, как я виновата. — Послушай, эти ублюдки не имели права… — Имели, капитан, имели. Я ведь… Вы не знаете… Мы ведь раньше не ходили в одну школу. Раньше считалось, что мы не имеем права. А теперь все учатся вместе. И им неприятно. И у них есть на то причины. Столько людей погибло во время гула. — И при чем тут ты? Родители этого придурка, который тебя обидел, погибли тоже? — Нет, его семья нет, но… Я же эльдийка. Мне не стереть этого. Это то, кто я есть. Как бы я не притворялась. Да я ведь и сама, капитан… Я так заблуждалась, я ведь вас всех ненавидела! Если бы я только знала! — Ты знаешь, меня в детстве лягнула лошадь. Однако я не проникся презрением к этим животным. Габи, все эти разговоры про то, что одни имеют право ненавидеть других… Это все похоже на философию Йегеров. Одного и второго. Один жаловался, что его родители недолюбили. Другой… Сама знаешь, про судьбу рассуждал, про безысходность. Очень чертовски удобно. А я думаю… Я думаю, мы сами принимаем решения, каждый из нас. И сами несем за них ответственность. И в конечном итоге каждый день у нас есть шанс изменить что-то. Пусть и немногое. И ты уже много сделала и продолжаешь делать. Так что никакие ушлепки не имеют право так с тобой обращаться, так что… Черт, если бы я мог сейчас, сам бы накостылял этим уродам. Но мне кажется, ты ведь и сама можешь им дать сдачи? — Капитан, я не могу, я… Я и так принесла столько зла. Я стольких людей убила. Иногда просто я чувствую, что я больше не могу больше продолжать жить с этим. Что бы я ни делала, они у меня перед глазами. Все они. Капитан, скажите, Вам снятся люди, которых Вы убивали? Леви вздохнул. Ему много кто снился. Сначала те, кто просто погиб, будучи рядом с ним. Все больше и больше. Этих людей становилось все больше и больше. Потом… — Когда я узнал, что не просто титанов убиваю, а… Когда я узнал, что это были люди… В этот момент разговора к двери подошла Микаса. Она прибежала в больницу, надеясь поговорить с Леви. Но в палате Леви был один Фалько. Микаса в ужасе выслушала историю про попытку суицида Габи и бросилась к ней. «Черт, черт, я опять думала о себе, и кто-то пострадал!» Она решила не мешать им. А просто тихо встала у двери, подглядывая в щелочку. Она видела половину лица Леви, его здоровую часть. «В его взгляде было столько… доброты и боли. Столько желания успокоить ребенка. Дать ему надежду, заверить, что она не одна…» -… когда я узнал, что это были люди, мне стало противно. И мне ведь было уже не 12. И я ведь не перестал их резать. Когда Зик… 30 человек. 30 моих товарищей. Если бы я только запретил им выпить это чертово вино. Но я дал слабину. И они… Я успел посмотреть в глаза каждому, прежде чем рассек ему спину. Я до сих пор иногда думаю, что, может, смерть была бы лучшим решением для меня еще тогда, но… Габи, послушай. Я не знаю, правильно ли это или нет. Но мне иногда кажется, что если нас оставили в живых, значит мы еще нужны. Значит, мы должны продолжать. Хотя бы за тех, кого уже нет. Хотя бы ради тех, кто еще есть. У меня тоже были темные мысли. Отпустив своих товарищей тогда, после битвы, я думал, что это конец, и что я больше ничего уже не смогу сделать. А значит — я больше не нужен. Но, кажется, и такая бесполезная развалина, как я, еще может пригодиться. Да что я все о себе, чет возьми! Ты… Мне стыдно, прости. Ты столько всего сделала для меня, а я как идиот даже не поблагодарил тебя. Микаса тихо улыбалась. На ее глазах застыли слезы. «Вот за это я и люблю его…» Ее кто-то осторожно потрогал за плечо. Она обернулась и приложила палец к губам. Питер отвел ее в сторону и жестом показал, что хочет поговорить с ней. Они удалились в кабинет. Габи плакала. — Я бы тебя обнял, но видишь, я не очень-то пока могу поворачиваться. Она хрюкнула сквозь слезы. — Вы не переживайте, капитан, мы с Фалько еще Вас затискаем. Леви поморщился. — Ну все, больше никаких фокусов? Значит так, раз вы двое меня продолжаете звать по рангу, значит у меня еще есть какая-то власть. Вечером тебя отпустят домой, чтобы никто там не переживал. Не беспокойся, мы не скажем. Так, завтра, кажется, воскресенье. Значит в школу ты не идешь. Утром я вас двоих жду. Заберете меня после завтрака и поедем опять к морю. Ты знаешь, я два года мороженого не ел. Это твоя задача. Угостить меня мороженым. Надеюсь, справишься? — Да, конечно, мы рады будем! Мы, честно говоря, сами долго не пробовали его после гула, — Габи улыбалась сквозь слезы. Лицо Леви исказилось от боли. «Черт, мог бы попросить что-то и попроще. Мороженого ему подавай!» — Только… Капитан. Ох, она будет на меня сердиться. И Фалько тоже. Но спишем это на то, что я не в себе. Но я просто не могу. Все, что Вы сказали, что Вы благодарны мне и всем нам… Вы ведь не знаете всей правды! Леви удивленно поднял бровь. — В общем. Мисс Микаса… не живет на Хизуру! Леви открыл рот. — Тш, я так и знал, что она врет. В ее словах было что-то… Только не говори мне, что она и правда два года просидела на могиле этого придурка и сейчас опять туда поедет? Габи закатила глаза. — Капитан, вы с ней отличная парочка. Два идиота! — Чтооо? — Да не сидит она ни на какой могиле, с чего Вы взяли? Она и на острове не была с тех пор, как мы тогда уехали. Во-первых, нас с Вами и ее, тем более, никто там не ждет, учитывая, что мы сделали, а потом она… Она на следующий же день после всего прибежала сюда — проведать Вас! Вы были без сознания и она осталась ухаживать за Вами. Она никого к вам почти никогда не подпускала. Она мыла Вас, кормила, переодевала, массаж научилась делать. Таскала Вас на улицу. Говорила с Вами, читала Вам. Да она живет здесь! В больнице. Она ночевала в Вашей палате каждую ночь! Каждую ночь! Она начала тут работать. Сейчас она помогает докторам. Но началось все с того, что она просто заботилась о Вас! Губы Леви дрогнули. Все, что он мог сказать: — Я не понимаю, а как же… Эрен? Где он похоронен? — Да нигде! Она сожгла его останки, а прах они развеяли год назад, когда прилетала королева на годовщину. Микаса говорит, что так было лучше сделать. Что он, наверное, так хотел бы. Но вообще она мало о нем говорит. Она о Вас говорит. Все время. Я про Вас знаю, мне кажется, больше, чем про себя! А как она смотрит на Вас! Неужели Вы не заметили? Если бы Вы видели, с какой нежностью она всегда заботилась о вас. Я столько раз наблюдала, пока она не видела, как она держит Вас за руку. Она часто Вас к фонтану выносила, на скамейку, подышать воздухом. И я как-то раз застала ее. Она положила Вашу голову себе на колени и гладила по волосам. В ее взгляде было столько… Габи чуть не задыхалась. Леви казалось, что он снова бредит. В груди что-то сжалось, что-то, что перекрыло ход кислороду. «Но я ведь не могу сейчас здесь перед этим ребенком…» Только его губы продолжали дрожать. — Капитан? Габи снова немного испугалась. «Может быть, Микаса была права и эта информация его расстроила? Что он думает?» — Я… Мы завтра с тобой встречаемся, как договаривались. Но сейчас я должен… Черт, как мне позвать кого-то? Медсестра! В комнату вошла медсестра. — Габи, мы поговорим еще. Мне надо просто подумать. Спасибо. Он тихо улыбнулся, и по улыбке Габи поняла, что она, кажется, наконец-то что-то сделала правильно. … Тем временем Микаса с Питером зашли в кабинет доктора. — Питер, о чем ты хотел со мной поговорить? Я прошу прощения, что пропустила три рабочих дня. Нужно будет вычесть это из моей зарплаты! — Микаса, даже не начинай этих разговоров про зарплату. Это во-первых. А во-вторых, почему ты не хочешь ему рассказать всей правды? Она вздохнула. — Питер, я не хочу навязываться. Я не хочу, чтобы он думал, что чем-то мне обязан. Я это делала не из чувства долга или… Я… — Ты любишь его. — Ты не знаешь! Мы ведь никогда… Он не знает. Да и, может быть, я опять все себе придумала. Как с Эреном. С ним ведь тоже никогда… Я просто придумываю вещи. И мне как будто все равно, чувствует ли человек ко мне что-то в ответ. Леви хороший человек. Он не виноват, что я такая. Он ничего мне не должен, не должен разбираться с моими проблемами. Он и так столько пережил! — Микаса, мне кажется, ты ошибаешься. Мне кажется, что он чувствует то же, что и ты. Да, он из тех, кто никогда не покажет, да и у таких, как он, никогда нет времени на любовь. Они должны бороться, защищать, помогать. Да ведь и ты сама такая! — Питер, он… Да как можно меня с ним сравнивать? Он самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. И он сильный. Он не нуждается в такой как я. Я только все порчу. Ты бы видел, как он расстроился, когда я осталась тогда в первую ночь. Я до слез его довела. А сейчас он кажется, спокоен. — Ну, во-первых, Микаса, кто тебе сказал, что «любить — значит в ком-то нуждаться»? Любовь — это, прежде всего доверие. Способность довериться друг другу. Это когда вам нравятся одни и те же вещи, а иногда разные вещи, но вы все равно делитесь ими друг с другом и принимаете друг друга такими, какие вы есть. Любовь — это когда вам просто весело вместе, черт возьми! И много еще чего. Подумай, разве ты любишь его только потому, что «нуждаешься» в нем? Или может быть, просто потому что он тот, кто он есть? Потому, что для вас важны одни и те же ценности? За то, как он шутит или ворчит или просто смотрит на тебя? За то, как он всегда готов броситься всех спасать. Ну и прическа у него ничего, согласен. Да не бойся, не уведу. Он ведь на тебя одну смотрит. Это только слепые не заметят, ну и… ты. Питер подмигнул ей. А она, уже собираясь рыдать, рассмеялась. Он продолжил серьезно. — И во-вторых. Почему ты мне раньше не сказала про то, что случилось в эту ночь?! Микаса, ведь это же хорошо, это прекрасно, что он смог проявить чувства. Именно так можно достучаться до человека. Именно так происходит процесс выздоровления. Если человек позволяет себе чувствовать, значит он позволит и помочь себе. Иначе… Я ведь наблюдал за ним все эти дни, и он справляется. Он выполняет все упражнения. Он не отказывается от еды. Он вообще ни на что и ни на кого тут не жалуется. И это… Это и тревожит меня. Такой человек, как он… Он должен был ругаться тут на всех, ворчать, командовать, посылать всех к черту! Ну вообще-то сегодня он так себя и вел, когда Габи потребовалась помощь. Ты бы видела его. Он любит заботиться о других, прямо как ты! И он всегда будет это делать. Именно это желание — быть нужным — помогает ему двигаться вперед. Не любовь, а это желание. Однако… может быть, именно любовь сделает его чуточку… счастливее. — Ты и правда думаешь, что я могу сделать его счастливым? Ты и правда думаешь, что это может стать историей любви? — Ты знаешь, мне всегда казалось, что самой большой историей любви может стать только та, которую еще никто не написал. Это руки, которые еще не обняли никого столь близкого им. Это слова, не слетевшие с губ. Это движения, не сделанные навстречу друг другу. Это лишь взгляды, которые они успели бросить. И мы не знаем, будет ли это конец их истории. Или это только начало. Скажи мне, Микаса, неужели эти два года ты не жалела только об одном: что не заметила, какой человек был рядом с тобой? Я вижу по твоим глазам. Но жалеть о чем-то, что прошло, не имеет смысла. Однако есть теперь и другое. То, что еще только может быть. Но никогда не случится, если вы будете продолжать бояться. Счастье любит смелость. А мне никогда не казалось, что ты трус. — Питер, мне иногда кажется, что тебе надо было стать одним из этих людей, чьи книжки ты мне вечно подсовываешь. — Кто знает, может быть, однажды…