Начинание начала

Познавая зайцев, ангел Зафаил обнаружил, что на каком-то этапе он поймал себя на желании убить их. Это была сиюминутная мысль, почти инстинктивная. Он понял, что не сможет обеспечить этим прекрасным животным замечательный уход и счастливую сытую жизнь, потому что зайцы оказались дикими животными, не одомашненными человеком. То есть, можно было создать райский сад, строго приказать им не трогать ядовитые растения, кормить их и гладить, но зайцы не были для этого предназначены. Зайцы должны были прыгать по заснеженному лесу в изменившихся шубках, цеплять на себя паразитов, болеть, мёрзнуть, с трудом находить редкую еду, подвергаться опасностям мрачного леса, встречаться с сильными и страшными хищниками, рожать маленьких детей и бояться за них тоже. И Зафаил подумал: ведь он не может обречь живых существ на такое бесконтрольное уничтожение и страшную и полную опасностей жизнь. Разве не будет проще (и милосерднее) убить их сейчас, чтобы они освободились от будущих страданий? Зафаил даже поднял руку, чтобы щёлкнуть пальцами — и не смог. Потому что зайцы были живыми и тёплыми, и в этих теплоте и жизни заключалась их сила. Так Зафаил познал, что любовь и жизнь связаны с болью и чувством вины, страхом за того, кого любишь, отсутствием контроля и надеждой, что всё будет хорошо. Особенно он прочувствовал отсутствие контроля. Он стоял на поляне тихого канадского леса, отпуская своих зайцев, к которым успел привязаться, в жизнь, полную опасностей, страхов и прекрасных свершений. И понимал, что он ничем не сможет им помочь и не сможет поддержать. Иногда любить — это дать другим жить так, как им нужно жить, чтобы оставаться собой. Ни один из зайцев не обернулся на Зафаила. Они не умели привязываться, это было не в их природе. И Зафаил понял и это: нельзя требовать от других того, что они не в силах дать. Он чувствовал боль, страх, вину и печаль. И в то же время понимал, что поступает правильно, выпустив этих прекрасных существ в природу, в которой им было максимально комфортно. Потому что отпустить кого-то и не сгребать в охапку, не ограждая их от мира, от которого хочешь защитить — это тоже сила, и она тоже очень добрая и несущая с собой любовь и жизнь. Ему было очень плохо. Ему было очень хорошо. Чтобы танец получился, подумал Зафаил, бредя по дороге, нужно не только двигаться, но и останавливаться. Чтобы петь, нужно замолкать, пока музыка нарастает. Чтобы мы видели предметы в солнечном свете, нужна чёткая тень, очерчивающая контуры. Чтобы любить людей, не нужно ждать от них идеальности и послушания, им нужно позволить отбрасывать тень. Их красота находилась не в одомашненности, не в хороших поступках. Их красота была в них самих. Как страшно им, должно быть, было выпускать в мир своих детей, как больно терять своих близких и проживать такие короткие сгорающие жизни. Как тяжело давила на них надвигающиеся на каждого из них старость и беспомощность — путь, по которому проходят в одиночку. Как непонятен был им этот хаотичный и полный множеством деталей и изменяющихся переменных мир. И всё же они сияли, они объединялись для того, чтобы творить что-то доброе, они продолжали вставать по утрам и вкладывать силы в поддержание этого мира, они любили (хотя любить было страшно), они с улыбками встречали каждый новый день и описывали его красоту. Они были бесстрашны и справлялись с эмоциями, с которыми Зафаилу сложно было справиться. И он восхищался ими. Он восхищался человечеством. Мимо второй раз проехал юноша смутно знакомой наружности на осле. — Добрый человек, — чарующим голосом обратился к нему юноша. — Вы не подскажете, как проехать до ближайшего города? — Извините, — смутился Зафаил. — Я не местный, — он подумал и добавил. — К сожалению.