Побочный эффект

Он знал Говарда ещё при жизни. Трудности со сдачей экзаменов этому способствовали, помимо знойного характера, пристрастия к беспорядкам, азартным играм и пропаганде абортов. Да, он был нередким посетителем кабинета декана. И тем не менее его не выгнали. Даже после того, когда он провалил экзамен по нормальной физиологии на последней доступной пересдаче, он остался, не заплатив ни гроша. На тот момент это был странный, но приятный подарок, выставляющий Говарда в свете человека великодушного. И всё же смысл его поступков Барнс начал понимать лишь после его смерти. Гладкая надгробная плита отражала строгий портрет самого удивительного и важного человека своего времени, пострадавшего от коллег в критический момент: его отстранили от дел по причине якобы невменяемости, после чего он неожиданно скончался. Такая же участь преследовала и его сына. Джеймс положил на ухоженную могилу сорванные где-то наспех чужие тюльпаны. Он больше не мог говорить. И терзавший его вопрос так и остался неозвученным. Ветер задул в его сторону, снеся весь пепел с раскуренной сигареты на одежду, лицо. Погода была агрессивной. Она напоминала ему тот день, с чего всё началось. День, когда он узнал о том, что в его группу переводится Старк, не представлял из себя совершенно ничего. Серьёзно. Теоретически тогда был ликбез по давно забытым базовым знаниям. На неприветливой, видавшей времена кафедре, где негде даже вытянуть ноги. Теоретически. Только когда введение в неврологию подошло к концу, началась самая настоящая пытка, хоть волком вой. Это были чёртовы пять лекционных часов в восемь утра и с парой мизерных перерывов возникало ощущение, словно их растягивают специально. — Какой вариант двигательного нарушения сформируется при полном поперечном поражении на уровне шейного утолщения, как вы думаете? — спросил лектор в длинном, застёгнутом на все пуговицы белом халате. «Расскажи это завтра, мужик», — пронеслось в голове у играющего в онлайн покер Джеймса. И ведь даже не с кем пообщаться, смягчив нервный приговор. Наташи сегодня не было, Пеппер усердно учится в первых рядах, а Ванда мастерски играет на нервах в последнее время. Учить парезы и параличи за неделю до практики всё равно не котируется. В такой скуке прошёл час. И лишь затем, заглянув в общую беседу, он заметил сообщение от коллеги. То был скриншот обновлённого списка их группы, в котором по напечатанным красным шрифтом инициалам ясно виднелось, как на одного бездельника их стало больше. И подпись: «у нас новенький». От Наташи. «И что?», — не задумываясь отписался Джеймс. Какая разница? Всё остаётся по-прежнему. Студенты исключаются, переводятся, уходят и приходят. Типичный, ничем не примечательный процесс. «А это, случаем, не его отец тебя чуть не отправил в академ из-за физиологии?» Фамилия подходит. О том, что у декана есть талантливый сын, известно многим. Однако мысль «Какого чёрта к нам перевёлся студент блатной первой группы?» превалировала. Это было странно. ☆☆☆☆☆☆ Девять вечера. Пятница. Заброшенная столовка в подвале главного корпуса, ныне — обитель азартных игр и судьбоносных долгов. Стены с отколупанной штукатуркой и оригинальные фломастерные граффити в лике стихов непризнанных поэтов, оригинальных гомункулюсов пенфильда и рандомных признаний. Потёртые, еле живые столики с пластмассовыми стульчиками мирно поскрипывали от веса игроков. Бодрящая, породнившаяся за несколько лет обучения атмосфера была соткана из ругани, запаха дешёвой выпивки и табака. Барнс слушал КиШ, что под пиво и солёные фисташки заходит потрясающе, пусть смысл большинства песен он и узнал благодаря переводчику в интернете да разъяснениям Наташи. Старк возник перед ним издержкой опьянения и недосыпа. Потому что он даже не сразу воспринял всерьёз то, что этот пижон пришёл сюда, в полуразрушенное временем и отсутствием ремонта помещение. Он стряхнул сигаретный пепел в импровизированную общественную пепельницу и, нетрезво улыбаясь, поинтересовался: — Играешь? — Покер, преферанс, вист, очко, тысяча, козёл. Я не привередлив в картах, — невозмутимо перечислил Тони, автоматически восприняв вопрос как приглашение, устраиваясь напротив Барнса и лёгким движением закидывая ногу на ногу. Если бы старковскую наглость можно было переводить в энергию, её бы хватило на годовую подпитку ЦГБ, не меньше. Такой ресурс пропадает. Джеймс притих. То ли от каких-то никому не известных размышлений, то ли просто смакуя пенистый напиток. Хотя взор и был расфокусированным, рассеянным, возникало вязкое ощущение, будто он оценивает противника. Тони понятия не имел, что его новому знакомому о нём известно и насколько эти данные неприятны. А это молчание лишь драконило, разгоняя фантазию до киллометровых выводов. Ему захотелось дерзнуть, спросив прямо, что между ними было, ибо у Барнса прямо-таки неоновыми буквами на лбу светилось «я знаю, что ты сделал в пятницу вечером». — Можешь звать меня Джеймсом, — он вновь безобидно осклабился. — Любопытно. Мы не были знакомы раньше? — поинтересовался Старк с лёгким прищуром. Он отрицательно покачал головой: — Я тебя вообще раньше не видел. Ну, кроме того раза в общей курилке. Врёт? Тони не волновали все прошлые отношения, в основном мимолётные. Мелькали порой на горизонте, недостежимом, далёком. Нет. Не пугала даже перспектива алиментов, если это не будет афишироваться на всю страну. Но это было другое, глубоко задевающее личное. В ответ на его задумчивый вид Джеймс и бровью не повёл, продолжив: — Чё, не только мне на нервы накапали сегодня? Принцип «умру» как нельзя лучше подходит для неврологии. — Ты про то, что когда студенты приходят на отработку, Баляз говорит лаборанту «Скажи им всем, что я умер»? Или это какое-то другое «умру»? — Ulnaris, radialis… из этой оперы. — У тебя ещё много шуток на эту тему? А то я не был ни на одной лекции и, судя по всему, мне повезло встретиться с человеком, который их слушал, — сыронизировал Тони, доставая сигареты, судя по оформлению из премиум отдела, и с облегчением закуривая. — Это ты ещё не видел, как я шучу про психиатрию, — похвастался Джеймс, пододвинув пепельницу поближе к визави. — С психиатрией всё просто. В психушке кто первый надел халат, тот и доктор. Согласен? — он с апломбом взглянул в голубые глаза и осознал, на что был похож этот оттенок. На дебильный учебник по лорам. — Всем привет, — поздоровалась Наташа, аккуратно вешая куртку на стул, мельком оценивая обстановку при этом. Довольные лица, в особенности, — Вы уже успели сговориться? — А ты не оставила мне выбора, — приветливо махнул ей Барнс, — Познакомься с Тони. Конечно. Наташа о нём знала куда больше друга. Правда, когда она устроилась за столом и представилась Старку, тактично обо всём промолчала, интересуясь им так, словно видит впервые. Она показалась ему более убедительной, чем сокурсник. — Признайся, глухого на улице бросила? — поинтересовался он, рефлекторно перехватив колоду с серебристым черепом на рубашке прямо из-под приблизившихся к ней пальцев Старка. — Даже не пыталась, — она невозмутимо присоединилась к уничтожению фисташек. Вечер выдался затяжным, а вера в собственную удачу ломкой как эти пластиковые карты, что усердно не складывались в какие бы то ни было взятки. Зато Барнс повеселился от души. — Старший козырь, — дерзко заявил он, выложив на стол улыбающегося джокера. Наташа отдала валета. Старку же пришлось расстаться с тузом. Между прочим, не только с ним и не только за эту партию. Это продолжалось так долго, что на «тёмной» он стал рассыпаться в недовольствах активнее. Затем на «бескозырке» карта была настолько поганой, без картинок, без жалости, без компромисса, что он просто заказал пас. Сыграл? Нет. — Маленькая бубна, — сказал Джеймс. И вновь этот дурацкий джокер на столе. Вся масть вышла, последняя из них была у Тони. На удачу, видимо. — Бубна кончилась, — закатил он глаза. И швырнул свою семёрку на стол, забрав ненужную взятку. Стоит отметить, что откровенное невезение в картах немного уязвляло. А когда его новый знакомый выдал что-то вроде «Я думал, ты умеешь считать», он молча показал Джеймсу свои карты, удовлетворившись сочувственной руганью в качестве ответа. Только Наташа никого не дразнила. Спокойно играла, с хитрой улыбкой наблюдая как собачатся соперники, чуть ли не выйдя на первое место в оконцовке. Едва ли. Всего несколько очков отделяло её от жадности кое-кого. Ему ни в какую не приходило на ум, где они могли бы видеться. Неумелые попытки вспомнить Джеймса вообще-то нагнетали, отпечатывались во взгляде, сковывали. Впрочем, очень скоро это чувство прошло. — Ладно, если денег нет, я всегда готов принять почкой, — пошутил победитель, — И спасибо, что подыграла мне. — Просто не хотела тебя огорчать, ты же ранимый, — она заговорчески подмигнула ему. В обмен на расстройство от поражения Тони получил знакомство с некоторыми одногруппниками, половину бессонной ночи и номерок симпатичного, язвительного болтуна, по которому можно перевести почку в денежном эквиваленте. Обмен казался неравнозначным. От количества выкуренных на голодный желудок сигарет тошнило. Впереди ожидалась ещё целая неделя занимательных рассказов про нервные болезни. Целая неделя… геморроя. ☆☆☆☆☆☆ — Чего разлёгся, пенсионер? Барнс медленно, с кошачьей ленностью приоткрыл глаза, быстро сообразив, кто это такой бессовестный мешает ему видеть десятый сон на задних рядах аудитории. А ведь после работы сны — всегда самые сладкие. — У тебя сердце удары не пропускает такие вещи про меня рассказывать? Я в самом рассвете сил. — Не слышу, как ты говоришь это под партой. Вот прицепился. Барнс решительно поднялся, с глухим стуком найдя опору в лаковом столе, и внимательно воззрел на собеседника, не проронив ни слова. В ответ на смену градуса настроения Старк сохранил невозмутимое выражение лица, заложив руки за спину и на удивление терпеливо ожидая, когда собеседник придёт в себя. Он не опирался об стол, но Джеймсу почудилось, что тот хотел бы сесть рядом. Да хрен ему. Поняв, что Старк просто так никуда не провалится, он сделал глубокий вдох и глухо поинтересовался: — Говори, чего хотел-то? Такой сон хороший из-за тебя недосмотрел. — Приснилось, что теперь стипендия будет составлять сто тысяч долларов в месяц? Джеймс прыснул, оттаяв на глазах и покачав головой. Он невесело протянул: — Да, это ты хорошо придумал. — Тогда зачем захотел вернуть деньги? Он стремительно проснулся, вспомнив ту бешеную сумму на карте. — Ты шутишь? Мы на одну стипендию спорили. А ты скинул в двадцать раз больше. — Ты прав. Для одной стипендии этого мало. Всё дело в дедлайнах, — Тони пренебрежительно махнул рукой в сторону якобы эти детали не стоят внимания, — К тому же, мы играли на равных. Ему за малым не показалось, что Старк издевается. Хотя сонливость и сказывалась на уровне доверия к окружающим, самодовольный огонёк в карих глазах заставил Барнса поверить в серьёзность слов невезучего горе-картёжника. — Или, может, ты хотел загадать что-то другое? Его тон приобрел более вкрадчивый оттенок, голова наклонилась вправо. Джеймсу непреднамеренно пришло на ум две вещи. Первая: несмотря на некоторые схожести с деканом, в Тони гораздо меньше той суровости, отпечатанной в Говарде годами хронической усталости настолько, что не сходила с лица даже на торжественных мероприятиях. Вторая обрела право на жизнь благодаря сегодняшней трезвости, что будто неслабо врезала ему по голове. Потому что он заметил, что его новый знакомый, оказывается, действительно красивый молодой парень в опрятном белом халате. И вовсе не лощённый пижон. Что, конечно, не отменяет желания его поддразнить за эпичный проигрыш. — Можешь предложить что-то более весёлое, чем твои проклятия? Знаешь, с кем я только не играл, но так над нашим языком ещё никто не изгалялся. Сарказма в его голосе было в большей дозировке, нежели принятого утром кофеина, так что действовал он на Старка вполне однозначно бодряще. Плодородная почва для бесконечного пикирования. — Значит, признаёшься, что играл целенаправленно против меня? Прохавал. Как ребёнка. Молчание было красноречивее ответа, ибо Джеймс не знал, что ему сказать, чтобы не показаться совсем уж скотиной, какой он, собственно, временами и был. — Мне приятно, что ты оценил моё остроумие, но я бы на твоём месте не расчитывал, что мне всегда будет так невезти. Его слова эхом раздавались в голове, пока Джеймс заворожённо следил за Старком, что не заметил в одногруппике признаков сознания и поэтому спустился к остальным. Это был вызов? Угроза? Обида? По крайней мере, спать дольше точно не хотелось. Взяв свои вещи, он вернулся вниз, в шум и цивилизацию, мигом заметив своих и устраиваясь подле. — Выспался? Ты пропустил спид-дементный синдром, — ткнула его в плечо Наташа, расчитывая на какую-либо реакцию. — Это именно то, чего мне недоставало в жизни. Как жаль, — прокомментировал он, потирая глаза. Вообще не жаль. — Что тебе снилось? — чуть громче поинтересовалась сидящая за Наташей и вечно думающая о своём Ванда, решающая какие-то тесты. Барнс понятия не имел, зачем она интересуется этим вот уже который год. — Моя винтовка. Только она была какой-то древней. В смысле, по-настоящему древней, — быстро уточнил он, заметив лёгкое недоумение на лице подруги, — Ствол уже начал ржаветь, а краска с цевья слезла. Пять лет уже не брал её в руки. Приснилась с бухты барахты. Вот бы Ванда закончила свои тайные исследования и угомонилась. Пять лет…