любя.

адель понятия не имеет когда это кончится: бесконечная вереница дней, ночей, часов, минут наедине с сатору или в одиночестве. в одиночестве значительно спокойнее, но и с тору было не так уж и невыносимо (временами). невыносимо тяжело и с ним, и без него. этим утром годжо жарко и крепко поцеловал её, будто отвлекая от сказанных им слов всего две секунды назад. «твоя мать пропала из виду.» то ли ложь, то ли правда. дель не понимает. ощущение реальности за время их отношений будто исказилось, стало размытым; голоса, звуки, виды за окном, прикосновения и собственные мысли – всё глухо. кто-то взволнованно кромсает затупевшими ножницами провод домашнего телефона. ни поговорить нормально, ни послушать. только попытки связи с внешним миром и людьми оттуда. с людьми будто из другого мира, из далёкой и весёлой страны. сатору чувственно, отчаянно сгребает женское тело в охапку, погружая девушку в кольцо своих сильных рук: гладит по густой гриве волос (думает, отрасли слишком) и целует-целует-целует… у него предчувствие, словно она сейчас взъярится, искрутится вся в криках и рыданиях, обязательно выплюнет ему в лицо что-то ужасно неприятное, больное. маг думает, почему это страшное ожидание в груди ширится, и от него боязно, оно убивает. ну придёт девка в ярость, что с того? но этого не происходит, ни через минуту, ни через две. годжо опасливо заглядывает в девичье смуглое лицо – не хочет видеть слёзы. удивлённо приподнимает светлые брови, потому что слёз нет. — дель? — а она не умерла? скупой вопрос, по сухим губам проводит языком, смачивая рот в собственной слюне. — нет. — точно? сатору не понимает: спрашивает так, будто рассудка лишилась, будто совсем не здесь и не с ним. — точно. и тут девчонка расслабляется, хотя до этого была напряжена, да так, что даже с места сдвинуться не могла. обнимает мужчину в ответ, трётся щекой о его плечо; ластится словно котёнок к матери кошке, когда голоден и одинок, затевает новую игру. годжо не отталкивает, вдыхает запах сандала с кожи женской, тихо интересуется: — адель, — слышит тихое «мм?» в плечо. — ты ведь меня любишь? — люблю. — и я тебя люблю. тут всё резко прекращается – нежная, ласковая нега, некая патока испаряется, и остаётся только шум в голове у обоих. адель очень хочется возразить, что тору не любит, ничего и никого, никогда и ни за что. а хотя бы звука из горла выдавить не получается. да и зачем, он и так всё понял. потому что она права. права, ещё как! права, права, права! душно-то как в комнате… окно что ли открыть? проветрить… снова целуются, медленно и с ленцой, без языка и чужих слюней во рту друг друга. и всё вокруг такое липкое, неприятное. да, проветрить точно нужно.