***
Октябрь подарил Тэхёну пару седых волос — не физических, конечно, но ментальных — вместе с кучей семинаров и курсом по постановке голоса, где Кима ломали, как крепкую веточку тополя, склеивали обратно и ломали снова, повторяя манипуляции из раза в раз, пока он не стал совсем гибким и лоснящимся. Голос распускался на волокна, угадывался и отражался в нотах, что приходилось учиться читать, как пятилетнему — заново. Преподаватель стучал дирижёрской палочкой по лекторской стойке, и Тэхён высчитывал такт чисто из ленивого интереса. За глаза Кима называли «сыном маминой подруги», потому что тот хоть и был глухим, но каким-то образом слышал и чувствовал музыку лучше, чем одногруппники без особенностей постподросткового развития. В лицо ему, конечно, ничего сказать не решались. Каким-то образом из золотого мальчика он за месяц превратился в ледяного принца, а после истории с мусоркой ненужные приспешники всё же отстали от Тэхёна, оставив его в покое. Иногда они таскали ему свежий виноград на пары, иногда по-дружески заискивали и искали одобрения, но в целом — ничего большего, что могло бы действительно удручать Кима. Лишнего внимания к своей персоне он не желал. Особенно с появлением трёх друзей, которые принесли в обычную жизнь Тэхёна что-то, что никто другой принести не мог. Ни родители, ни воспитавшая его птица-секретарь, ни приспешники, ни преподаватели, ни все фоновые люди, мелькавшие перед глазами, но совершенно ничего не значащие в своих безликих обликах. Они часто оставались в библиотеке вчетвером, занимаясь своими делами, но Чимин любил улизнуть пораньше. Тем более, папы ему не разрешали появляться дома позже шести, да и самому парнишке быстро становилось скучно среди книг и учёбы, к которой он не питал ни страсти, ни интереса. У него была целая куча других увлечений, не считая традиционного вечернего просмотра с родителями «Секретных материалов» и вкусного ужина. Разве могут быть какие-то глупые книжки и занудство заменить время с любимой семьёй? Вот и Чимин считал, что не могут. Хосок зачастую тоже ничего не читал, а только мурлыкал что-то под нос, заполняя пустые поля тетради, что всегда носил с собой: писал всегда старательно, высовывая кончик языка, будто боялся ненароком поставить неуклюжую кляксу, что невозможно сделать простым карандашом — рыжий бельчонок украсил его наклейками-звёздочками и никому не давал в использование, хоть жадным вовсе не был. Сокджин в такие моменты любил пошутить, что хочет выкрасить этот карандашик специально. Чисто из принципа. А ещё добавлял, что нужно добавить немного блёсток, ведь наклейки давно выцвели и больше походили на обыкновенную белую бумагу на слое клея. Сам сорока с упорством, но без особого желания бился с вводной частью своей научной работы, которой его уже успели нагрузить и обложить со всех сторон заботливые преподаватели. Ну или он только притворялся, что работает над ней, а сам поглядывал на Тэхёна, наблюдая за его отсутствующими реакциями на острые шумы, которые особо были слышны в библиотеке. — Ты глухой, — первым из друзей догадался Сокджин, заглядывая в глаза тигра. Много времени на эту задачку не понадобилось. Сороки умные птицы. — У тебя правый глаз чуть светлее левого, — И наблюдательные очень. — Хочешь, я научу тебя читать по губам? Это просто. Тэхён согласился. Они были в библиотеке совсем одни. Даже старый медведь-библиотекарь ушёл: он так прикипел душой к Киму за те два месяца, что тигр прятался среди книг, оставаясь допоздна и уходя слишком поздно для обыкновенного студента, что доверил Тэхёну запасные ключи и позволял находиться в убежище из старых книг и осеннего солнца столько, сколько ему могло понадобиться. Сокджин накрыл руками руки в кашемировых перчатках, согревая их одним прикосновением, и сказал: — Смотри на мои губы. Я буду шептать, а ты должен прочесть, что я тебе рассказываю. — Ладно, — кивнул Тэхён, и ему вдруг подумалось, что это плохая идея. Поздно. Уже слишком поздно отступать, да и Ким не из робкого десятка. Но на губы Джина он смотреть всё же боялся. — Прекрасно, — Сокджин поднял ладони к ушам Тэхёна и зажал их так, чтобы тот точно ничего не слышал. Пальцы у парня были тёплыми, как осенний лесной пожар. Это определённо самая худшая идея в истории человечества и в истории плохих идей в принципе. От мягких кудрей пахло гранатами, свечами и драгоценностями — он не знал, почему чужие волосы казались такими мягкими и приятными на ощупь, и не знал, будет ли у него вообще возможность когда-либо узнать, какие они на самом деле. Но тигр точно был уверен, что тот день, когда птица откроется, станет самым счастливым днём в его жизни. Губы напротив шевелились в золотом свете настольных ламп: — Моё имя — Ким Сокджин, — Тэхёну хотелось взглянуть на Джина целиком. Съесть его хотелось полностью. — Я родился первого января. Сегодня хорошая погода, а Хосок украл у тебя пуговицу с пиджака, когда уходил. Думаю, что он вернёт тебе её завтра. А ещё… Наверное, Сокджин мог говорить вечно обо всём и сразу. И тигр мог слушать его вечно. Преданно и с неподдельным интересом. — Почему ты всегда носишь перчатки? — не ответил. — Боишься до нас дотрагиваться после того случая с баком? Хосок теперь его стороной обходит, а мусор выкидывает через меня или Чимина. Это так смешно и забавно, что у меня живот крутит уже от смеха. Так что, — губы Сокджина на мгновение остановились, а после продолжили бесконечный поток речи, — ты действительно нас опасаешься? Правда или нет? — Не хочу заразиться мышиным бешенством, — фыркнул от вдруг накатившего смеха Тэхён, — и нищетой, — надо же, действительно захохотал. Сокджин моргнул, и глаза его сверкали в сумерках краше всех драгоценных камней на свете. Ким их боялся больше, чем пленяющих сердце уст. Тигры страха не знают, тигры смеются ему в лицо. И поэтому Тэхён смеялся, пока вовсе не взглянул на собеседника снова. — Это первый раз, когда я вижу, как ты смеёшься. Обычно ты даже не улыбаешься даже. Ни при нас, ни при ком-то… — Джин опустил взгляд на ямочку над верхней губой ученика. — Ты странный, тигр. — Это неправда. Голос — шёпот, разложенный на буквы для удобного чтения. Они тонули среди тысячи книг и деревянной мебели, оседали на тёмно-красной рубашке сороки и путались в невероятно красивых кудрях, заколотых блестящими невидимками для удобства. Из букв складывались стихи. Стихи превращались в поэмы. Тэхён наклонился для сладкого поцелуя, но Сокджин остановил его мягким движением руки и покачал головой: — Не стоит.***
Хеллоуин выпал на самый на дождливый, долгий и очень невыносимый день, от которого хотелось быстрее избавиться и забыть, как кошмарный сон. Только у позитивного Хосока нашлись силы улыбаться после выматывающих пар и быстрой тренировки у черлидеров, неустанно трудящихся даже в праздники — баскетбольный сезон в этом году задерживался, давая фору усердным игрокам, выигрывая им немного времени. — Ну чего вы паритесь так? — он вытягивал длинные ноги, тесня друзей в библиотеке, ставшей местом встречи. — Учёба, — мрачно поделился Чимин, который бросил черлидерство в колледже, чтобы иметь больше свободного времени для подработки в семейном цветочном магазине и свиданий со своим возлюбленным. — Тупая англичанка! Ненавижу! — хомяк дул щёки, но злоба делала его, скорее, милым, чем грозным. — Она думает, что я не замечаю, как она меня валит?! Да я! Да она… — и топ ножкой в аккуратных ботиночках. — Может, тебе на пары почаще ходить к ней, а не в кафетерии прогуливать? — посоветовал Сокджин. Он расчесывал длинные волосы костяным гребнем, как будто играл на античной арфе. Тэхён наблюдал за нежными, полюбовными, неслышными движениями аккуратных рук в золотых браслетах поверх парусных рукавов струящейся нежно-кремовой рубашки и почти засыпал в попытках вычислить такт. Ла-ла-ла. Прекрасная мелодия. — Да ладно вам, — улыбался Хосок. — Хеллоуин же. Я люблю Хеллоуин. Бесплатные конфетки повсюду! — И костюмы, — поддакнул Чимин. — И яблочки в карамели. — И тыквы, — вздохнул грызун, мечтательно закатывая глаза. — Мы весь дом украсили с папами. Красота! Ты же видел? — Видел-видел, — закивал Хосок. — Эх, тыквенного бы пирога сейчас. Или черничного. — Это к Джисону. Он должен прийти, вроде, — Чимин, по всей видимости, тоже весьма заинтересовался пирогом. — Спорим, опять будет всех угощать и хлопать глазками, как будто не его застукали с молодым преподом в туалете. Ну с тем, очкастым уродцем. Что? Вы не знали? — он хихикнул, довольный сплетней. — И вырядится ещё, наверное, как чучело, потому что с этим уродцем Хёнджином дружит. Не то что мы. Мы красивые придём. Друзья просто переглянулись, каждый делая свои выводы о кровожадном хомяке, после пожали плечами и вернулись к разговору: — Я люблю Самайн за жертвоприношения, — кивнул Сокджин. — Нужно найти беззащитного хомячка, кстати. — Что? — ахнул, побледнев, Пак. — Это потому, что я тебе раньше про Джисона не рассказал? — Что? — наигранно удивился сорока. — Ладно-ладно, шучу. — Вообще, — тот, конечно, шутку не оценил, но всё же решил её поддержать, — для жертвоприношения нужны девственники, а это к нашему Хосоку, — Хосок пихнул возмущённо пихнул друга в плечо и покраснел от одного уха до другого. — Да чего ты, Дева Мария? Не переживай, Рождество скоро. Кстати, что вы наденете на вечеринку Хёнджина? Мы должны утереть ему нос все вместе. Чимин почему-то имел странную одержимость соперничеством с Хёнджином примерно так же, как Сокджин был одержим драгоценностями, а Тэхён — Сокджином. В общем, осуждать эту обсессию никто не решался и права не имел. — Мы же обсуждали это, разве нет? — подал наконец голос тигр. — Значит, обсудим ещё раз, — закатил глаза Пак. — Боишься, что мы передумаем и расскажем Хёнджину о твоём наряде Барби-Ковбоя? — Джин закончил с расчёсыванием и заколол волосы китайским крабиком. А после провёл костяным гребешком по густой тёмной гриве Тэхёна. Холодные зубчики защекотали кожу головы, разбивая волнистые пряди на тысячу мелких прядок и посылая свежие мурашки вниз по закрытым рукам. Кололо. Ким прикрыл глаза от неожиданного удовольствия и уже приготовился замурчать. — Тогда нам с Хосоком придётся всё-таки устроить сеанс жертвоприношения. Кровавого. — Бывают другие? — моргнул Тэхён. Джин спрятал гребень в расшитый золотом и монетами платок, и браслеты на его запястьях сверкали тусклым светом в разбивающихся каплях дождя. Звенели, наверное. — Тш, молчи, тигрище. На том они расстались до вечера. Тэхён успел перекусить только своим супер-здоровым протеиновым коктейлем и овощным салатом, от которого уже воротило, и тут же упал в пучину подготовки к костюмированной вечеринке. Все его друзья и знакомые отнеслись к вопросу серьёзно: ребята в колледже обменивались на переменках одеждой, косметикой и упакованными париками, они сбивались в группы и занимали пустые кабинеты, чтобы превратить их в швейные мастерские, а кто-то даже засылал шпионов или шпионил сам (привет, Чимин). Таким энтузиазмом легко заразиться, но у Тэхёна, видимо, была прививка — он глядел в чужие горящие глаза, слушал бесконечные шутливые перепалки, наблюдал за творческими позывами и понимал все эти чувства, однако сам почему-то ничего подобного не испытывал. Не то чтобы Ким не любил Хеллоуин, нет. Где-то в глубине души ему нравилось, но общего восторга явно не разделял. Ему были не близки и не ясны кутерьма и шумиха вокруг вымышленных страшилок для детишек. Дворецкий помог ему завязать алый пояс на талии и пригладил струящуюся рубашку на широких плечах Тэхёна, и тот не без удовольствия подумал, что Сокджин носил подобные блузы каждый день, а не только по праздникам, как все остальные, и что Сокджин, наверное, будет в восторге от костюма морского пирата, а вот Чимин наверняка найдёт к чему придраться, разгорячённый вечеринкой и идеей сразить Хёнджина с его «армией приспешников». Они потратили достаточно времени и усилий на наряд, чтобы получить хоть что-то дельное, учитывая, что ни тигр, ни верная птица-серкретарь прирождёнными мастерами перевоплощений не были. На все вечеринки в пансионате он не наряжался или наряжался так, чтобы больше его никуда не звали. Ненамеренно, конечно, но с отрывом. Без особых усилий Ким растрепал отросшие за последние несколько месяцев волосы, придав им вид небрежной, но по-прежнему безупречной укладки, а после надел специально купленную шляпу. Зачем Джин его причесал? Что он хотел сказать этим? Издевался? Дарил ласку? — Добротно вышло, — дворецкий подарил отражению Тэхёна в ростовом зеркале такой взгляд, будто действительно гордился им и их совместной работой, которая заняла добрых два часа. — Сейчас молодёжь ещё использует слово «добротно»? — Уже нет, — тигр потоптался на месте в сапогах до середины голени. Сидели, как влитые. — Но ты прав, получилось в самом деле добротно. — Пытаетесь впечатлить новых друзей? Тэхён осёкся на секунду, после кивнул: — Да, можно и так сказать. Он не понимал, зачем дворецкий вообще задал этот вопрос, но не придал собственному недоразумению никакого значения. Возможно, птица был удивлён, что у нелюдимого господина наконец появился близкий круг общения, а может, и вовсе просто удовлетворял любопытство. Своё или чужое. Ким не возражал. О нём всегда говорили и расспрашивали слишком много, но каким-то образом всё равно ничего не знали. — Сказать водителю отвезти вас на место? — Нет, спасибо, — Тэхён поправил золотые запонки на рубашке и поджал губы. — Думаешь, правда добротно? Я же не буду выглядеть, как фрик? Старик закивал: — Самайн — время фриков, господин. Не переживайте. И ещё кое-что, — птица достал из-за зеркала пакет из магазина фиксированных цен. Внутри спокойно лежали ленты с золотыми монетами. — Нашёл в ваших вещах. Думаю, они идеально дополнят образ. Тэхён согласился и обмотал одну из пластиковых верёвок вокруг своей шеи на манер висельщика.***
На вечеринке собралось столько народу, что даже большой двухэтажный дом семьи Хван не выдерживал нагрузки и практически трещал по швам от битов, что сотрясали землю, и чужих топтаний на месте. Тэхён точно не знал, хотел ли он действительно идти на пирушку, где он наверняка будет чувствовать себя чужим, как иностранец, не понимающий ни речей, ни поводов, ни какого-либо контекста, но ему в то же время хотелось покрасоваться перед новыми друзьями нарядом, над которым тигр действительно постарался, а ещё он не мог оставить Чимина в беде, ведь его слабое сердце не перенесло бы такого гнусного предательства! Пак последнюю неделю только и делал, что говорил о предстоящей вечеринке, в подробностях описывая все свои ожидания и приготовления. Может быть, для Тэхёна они ничего и не значили, видясь лишь как детский лепет, но для Чимина этот Хеллоуин не был просто обычным Хеллоуином и эта вечеринка, очевидно, не была просто очередной попойкой, где они с Хёнджином будут, по своему обыкновению, красоваться друг перед другом и втихую завидовать вместо того, чтобы объединиться и захватывать все 52 штата. И плевать, что их всего 50. Чимин ходил сам не свой от переживаний, и друзья делали всё, что могли, чтобы он не накручивал себя зазря, хотя Тэхён вообще не понимал сути страданий грызуна, Сокджину было глубоко плевать на иерархию и соперничество, а Хосок… Хосок, кажется, правда волновался. Но Джин проболтался как-то за очередной вечерней посиделкой в библиотеке, что Хосок всегда такой по осени. Какой «такой», никто сформулировать точно не мог. На пороге дома валялось бутафорское тело в пластиковом пакете, а вокруг него расплескалась кровь из томатного сока и красовались белоснежные следы от обуви. Мучные. Отпечатков было несколько, и все они, как один, крошечные и от этого, скорее, смешные, чем пугающие. В дверном проёме Тэхён чуть было не запутался в искусственной паутине и не угодил в ловушку из скотча под столп голосов и музыки (слышались они так, будто компания устроилась в здании на другом конце улицы, а не в соседней комнате за картонной стеной). Навстречу тигру выскочил Чимин в розовом костюме ковбоя. Он осмотрел Кима оценивающим взглядом: — Сойдёт, — вынес вердикт. Не поздоровался даже. — Ты тоже замечательно выглядишь, — кивнул ему Тэхён. Главная звезда и массовик-затейник вечеринки больше ничего не сказал, только схватил за запястье своей крохотной ладошкой с пухлыми нежными пальцами и потащил с неожиданной силой через тёмный коридор. Хорошо, хоть не додумался за ленту потянуть. — Остальные ещё не пришли? — спросил фальшивый пират. Такой же фальшивый кукольный ковбой что-то промычал в ответ, но его не было слышно, что было, кстати, удивительно, ведь Чимин обладал очень высоким и достаточно громким голосом. Вполне вероятно, на Тэхёна влиялили вечерние пронзительные басы или какие-нибудь демоны, которых он не замечал, упиваясь собственной глухотой как привилегией и возможностью «отключиться» от некомфортных условий. Они шагали, кажется, целую вечность, а затем оказались в светлой комнатушке. Единственной неукрашенной. Это была достаточная скромная гардеробная, в которой помимо одежды хранился целый ворох косметики перед ростовым зеркалом с мягкой подсветкой. Чимин уверенно прошёл вперёд, будто бывал здесь не раз. — Садись, — хомячок достал квадратный пуфик, обитый персиковым искусственным мехом, и его толкнул аккуратным маленьким сапожком с задранным кожаным носом. — Надо накрасить тебе глаза. Какой пират без смоки-айс? Никто не поверит. — Это принципиально? Чимин коротко кивнул и порылся в горе принадлежностей для макияжа с очень сосредоточенным лицом. Обычно Пак глуповато улыбался или держал марку достаточно приятных эмоций, но сегодня он никак не мог расслабиться и найти себе места! Даже не ел от волнения, а перед выходом поругался с папой и с Гонху (правда, мысленно, потому что тот был слишком занят своими тупыми кроличьими делами в другом городе, непонятно с кем и как)! И телефон принципиально оставил дома, и дверью хлопнул, уходя! И посуду не помыл после перекуса! Пусть знают. — Хосока убью, — прочитал Тэхён по пухлым, наверняка липким от нежно-розового бальзама губам. — Договорились встретиться же пораньше! А он… вот не буду его красить, — и ударил кисточкой по палетке теней. — Давай сюда своё личико, тигрище! — пришлось послушно сесть. Таким злым и яростным Чимин не был примерно никогда, но Тэхён знал его не так давно, чтобы сыпать такими громкими словами. Пак — фамилию, кстати, Ким услышал случайно — казался хоть и местами стервозным, но являлся добродушным малым. Таких в пансионате — каждый третий. Он мог сыпать угрозами, но никогда их не воплощал в жизнь, предпочитая тихо бубнеть в стороне и оставлять всю работу своим более смелым и шустрым друзьям (за исключением, конечно, экстренных ситуаций). Также он мог показаться эгоистичным, острым на язык, инфантильным парнем, но на самом деле Чимин высоко ценил семью, своих друзей и их интересы, зачастую ставя их интересы выше собственных. У него мягкое, бескорыстное сердце — пусть маленькое и слабое. — Пират-пира-а-ат, — напел Пак неизвестную песню. Ким сидел с закрытыми глазами, не смея даже вздохнуть лишний раз. Он никогда не делал макияж и слабо представлял, что с ним делал кровожадный хомяк. — Да не переживай, я хороший визажист. Даже на курсы ходил, — узкая, плотно набитая кисточка мазнула по веку. — Но родители хотят, чтобы я образование получил. Пилят, — движения Чимина были мягкими и выверенными. — Англичанка им ещё пожаловалась! Жизни не дают с этой грамматикой-шматикой, кислород перекрывают. — Съезжай от них. Просто сними себе комнату в отеле, — Тэхён хотел пожать плечами, но не рискнул, боясь, как бы ему не заехали в глаз. — На пару дней. — Может, ещё квартиру отдельную найти? — Если хочешь. Чимин резко выдохнул, опаляя друга дыханием с запахом навязчиво-розового бабблгама, и засмеялся. В его смехе не читалось чего-то злого или завистливого. Тихий, подозрительно тихий для громкого паренька. — Вот теперь ты пират, — сказал Пак, закончив с работой через нескольких долгих минут. — Почти настоящий. Тэхён наконец перестал жмуриться и увидел себя в зеркале. На него смотрело его и будто бы не его лицо одновременно: глаза вытянулись, стали совсем хищными, засияли. Удивительно, как способна изменить внешность лишь пара штрихов. — Нравится? — самодовольно спросил Чимин, любуясь результатом своей работы. — Вижу, что нравится. Всегда пожалуйста, да, — он сложил губы в удовлетворённой улыбке. — У тебя очень экзотическая внешность, с ней приятно иметь дело, — ковбой на вечер прикрыл маленькими ладошками всё лицо Тэхёна, оставив видимыми только глаза. — У тебя уникальный взгляд и пятнышки есть необычные на зрачках. — Спасибо? — Если бы мы встретились раньше, — окончательно расплылся в улыбке Пак, неспешно убирая руки с чужого лица, — то я бы, наверное, тебя ненавидел. — Почему? — Потому что завидовал бы, — пожал плечами Чимин. Поправил розовые волосы, выглядывавшие из-под ковбойской шляпы цвета фуксии. — А сейчас что? Не завидуешь? — Ты неделю стеснялся к нам в столовой подойти и просто сверлил взглядом, как прокажённый. Напоминаешь мне одного кошака, был такой же одарённый… Кстати, правда, что у тебя есть оранжевый BMW? — Lexus. Хомячок удивлённо присвистнул: — Покатаешь? Тэхён не успел ничего ответить, как дверь открылась и в комнату вошёл Хосок. Весь в чёрном: чёрные узкие скинни-джинсы на модной низкой посадке, новенькая на вид водолазка и невозможно смешные покрашенные гуашью уши, — это очень сильно разнилось с его повседневным аляпистым, ярким стилем городского сумасшедшего. На лице у вошедшего нарисованы кошачьи усы. Кривые. У Чимина дёрнулось веко: — Садись немедленно, — он выпихнул прошлую модель с пуфа. — Будем исправлять. С поясницы поддельного кота свисал самодельный облезлый хвост. Шить Хосок не умел так же, как и краситься. Зато у Тэхёна появилась возможность наблюдать за магией перевоплощения своими глазами: вот визажист-ковбой протёр друга влажными салфетками, выбрал кисточки потоньше, макнул их в баночку с подводкой, и вот на щеках белки уже красуются ровные стрелки усов. И Чимин не был бы Чимином, если бы не нарисовал Хосоку кошачьи стрелки для завершения образа. — Надо тебе ещё прическу сделать, — Пак порылся в ящике, стоящим в углу комнаты. — Да где Хёнджин лак хранит? Такие патлы, как у него, без лака не приручишь, — приговаривал он себе под нос. — Нашёл! Хороший визажист должен уметь работать с волосами, — объяснил он двух друзьям. Те кивнули. Буквально через несколько секунд в ноздри ударил резкий запах средства для укладки и Чимин замахал расческой, как настоящий парикмахер. Во рту он держал несколько цветных невидимок. Хосок вертелся, уже не в силах усидеть на одном месте: заглядывался на красивую и явно дорогу одежду на вешалках и на фотографии, закреплённые на зеркале (Хёнджин в Диснейленде на западном побережье, Хёнджин на выпускном, Хёнджин с баскетбольной командой, Хёнджин со своим лучшим другом Джисоном, Хёнджин в кафе, в Нью-йорке, в летнем лагере и в мишленовской забегаловке). Тэхён проследил за его взглядом. Хёнджином, о котором так любил говорить Чимин, оказался паренёк-норка с длинными осветленными волосами и хорошо сделанными губами (если верить тому же Паку). Достаточно симпатичный и хрупкий, с длинными ногами и эго размером с Марс. Наверняка он был из тех мальчиков, что затмевали собой всех остальных людей, которым не посчастливилось оказаться рядом. Это было заметно даже по фотографиям. Неудивительно, что такая яркая звезда, как Чимин, его ненавидел. Хосок как-то рассказал, что они соперничали чуть ли не с детского сада. У кого красивее заколки, у кого больше кукол, у кого розовее очки, у кого больше валентинок, у кого длиннее ноги, у кого больше поклонников, у кого ароматнее духи — всегда шли вровень и всегда доводили друг друга до белого каления. Лишенного сопернического духа (а вернее, банальной возможности к конкуренции) бельчонка подобная вражда только забавляла и развлекала. Хосок ни с кем не хотел бороться, чтобы никому не проиграть. — Ну вот, — визажист поправил стоячую прядку рыжих волос. — Теперь лучше. — Ты как будто только из мусорки, — захохотал Тэхён, уставший от ожидания. Чимин и Хосок дружно переглянулись, и в их взглядах читалось: «Это реальность? Наш Тэхён умеет шутить и смеяться?», — а после они поддержали волну смеха. — Ну, у Хоби опыт есть, — розовый ковбой похлопал бездомного кота по плечу. — Он уже катался в баке, — и за щёчки потрепал, как маленького, хотя сам был тем ещё пупсом. — Скажи: «Мяу, вкусная рыбка». Тот только отмахнулся. В гостиной их уже ждала толпа разодетых и разгоряченных студентов. Тэхёну, который никого не знал, успели вручить банку тёплого пива, но её тут же отобрали и взамен сунули прямо в руки стакан с холодным ярко-красным коктейлем: — Это фирменный от Джисона, — объяснил незнакомый парень. — Костюм отпад, — на нём самом был полосатый наряд Биттлджуса. — Я Крис, кстати, а ты? — Тэхён. Они пожали друг другу руки, и Крис сжал ладонь Тэхёна так, что та чуть не отвалилась. Кристофер был золотистым ретривером. Глаза у него были по-щенячьи добрые и открытые, делая его самым приятным и искренним человеком на вечеринке, и тигру он понравился сразу же, что бывало редко. — Сыграешь с нами в Монополию? — новый знакомый мотнул растрепанными, как после удара током, светлыми волосами в сторону кофейного столика, за которым расположилась разношерстная компания выпивающих студентов. Тэхён согласно качнул головой и уже через мгновение оказался на диванчике, зажатым между крепким парнем-свинкой по имени Чанбин в жёлтом спортивном костюме по мотиву наряда Умы Турман из «Убить Билла» и маленьким на вид лисом Феликсом, который, несмотря на свои скромные габариты, занимал большую часть сидения, широко расставив ноги в широких штанах от костюма уличного хулигана из какой-то новой компьютерной игрушки. Их всех представил Крис, оказавшийся к тому же сводным братом Феликса. Сам ретривер сел сбоку на кресло. Партию они разыграли быстро, хоть Тэхён не знал правил (как чуть позже выяснилось — с ними был знаком один лишь Кристофер). Киму везло, и он захватывал одно предприятие за другим, а вот бедному Чанбину пришлось два раза отсидеть в тюрьме. Феликс хихикал и пытался завалить брата карточками, Крис, однако, ловко отбивался. — Вы жулики, — психовал Чанбин, на которого повесили многомиллионный кредит. — Ага, и воры, — закатил глаза лис. Следующим ходом свинке Турман выпала карта банкротства. Он завыл, а через две секунды стол уже лежал перевернутым. Карточки полетели по украшенной гостиной и фишки покатились по полу прямо к ногам — вернее, к белоснежным сапожкам на невысоком и устойчивом каблуке — застывшего на пороге Хёнджина. Он был гораздо симпатичнее и живописнее, чем на фотографиях. Светлые волосы, остриженные до пушистого каре, обрамляли аккуратное кукольное личико, а над головой у него светился самодельный нимб из рождественской гирлянды. — Кто выиграл? — Хёнджин сложил пухлые губы в милой улыбке и заскользил в белых одеждах к центру комнаты. Подарил поцелуй в макушку Крису, обняв его со спины тонкими ручками. На пальце сверкало серебряное тонкое колечко, у рыжего Феликса было такое же, только золотое. Надолго со своим парнем (если Тэхён правильно расшифровал сплетни Чимина и Сокджина) норка не задержался. — Лучше спроси, кто проиграл, — Феликс как бы случайно закинул ногу на ногу, меняя позу. Никому бы даже в голову не пришло, что он мог добрых двадцать минут держать место для Хёнджина. — На нас обрушилась кара великого и ужасного поварёнка, — Чанбин от этих слов покраснел и молча принялся убираться, осознав, что зря вспылил. Хозяин дома приземлился рядом, и ладошка Феликса сразу опустилась на его спину, поглаживая просвечивающуюся кожу через полупрозрачную блузку. Крис со вздохом опустился с кресла, чтобы помочь с собиранием фишек. — Подозреваю, что наш богатенький мистер Ролекс разорвал вас в щепки, — Хёнджин закинул руку на плечо собеседника и принялся задумчиво перебирать короткие рыжие волосы на загривке лиса. — Гены олигарха взяли своё, — вступил в диалог Тэхён, наблюдая, как Феликс закидывает чужие ноги к себе бёдра. «Наш богатенький мистер Ролекс» звучало ну просто отвратительно. — Ха-ха, — вслух засмеялся норка, запрокидывая голову. Он рисовал пальцем на шее лиса круги и спирали. — Милый костюмчик, кстати, — обратился он то ли к брату своего парня, то ли к тигру. — Типа глава района? Или гангстер? — всё-таки к первому. — Всё и сразу, — ответил тот. Вокруг лба Феликса обмотана фиолетовая бандана с белыми узорами, а сам он был одет в простую белую майку и чёрные широкие джинсы. — Смотри, — парнишка приподнял футболку и показал запиханный под ремень пистолет без карабина. — Ух ты! Настоящий? — глаза у Хёнджина засияли. — Нет, блин, игрушечный. — Дашь пострелять? Тэхён побледнел. — Феликс, — послышался строгий голос Криса снизу. Он положил жетоны на только что поднятый стол и угрожающе выпрямился, нависнув над тремя парнями, как мощная гора. — Ты украл у отца оружие? Он же запретил трогать, — лабрадор сложил руки на мощной груди, пытаясь застыдить брата. — Руки вверх, сучонок! — рыжий лис молниеносно вынул пистолет из штанов и нацелился на Кристофера снизу вверх. — Ты не заслуживаешь Хёнджина, поэтому я решил, что твоя смерть в Хеллоуин будет символична, — и нажал на курок. Звука выстрела не было. Вся комната на мгновение будто погрузилась в тишину, все затаили дыхание и даже музыка перестала стучать оглушающими басами. Тэхён не думал, что его первый поход на вечеринку в колледже обернётся братоубийством. Из дула выскочило пламя. Зажигалка. Муляж. Хёнджин захлопал в ладоши и захохотал, пока Крис стонал от боли — Чанбин среагировал мгновенно и успел отбросить бедного парня на кресло, тем самым спасая его от «пули». Схватил, как маленького котёнка и просто-напросто швырнул. — Тебя стероидами, как Халка, что ли, кормят? — ретривер тёр ушибленный лоб, что опасно покраснел. Синяк точно останется. — Спасибо хоть бы сказал, — буркнул Чанбин, тоже смущённый собственным рефлексом. Он заметно стушевался, убрал остатки Монополии в коробку, а сам сел во второе свободное кресло. Щёки у него были такие же розовые, как наряд отсутствующего Чимина. — А давайте сыграем в «Бутылочку»! — Хёнджин продолжал полусидеть на Феликсе и ни на секунду не отлипал от его волос. Даже не дрогнул, когда тот «выстрелил». — Вместо бутылочки — пистолет, чтобы как гангстеры. — Давай тогда уж «Семь минут в раю», — согласился Крис. — Где оружие, там и небеса недалеко. Я схожу пока за льдом и позову остальных. Через пару минут гостиная была полна людей. Вернулись куда-то потерявшиеся Чимин и Хосок (оба уже румяные и явно выпившие лишнего. Тэхён понятия не имел, как можно налакаться всего за полчаса), за ними зашёл бельчонок с фотографий Хёджина по имени Джисон в костюме убийцы-куклы Чаки и ещё несколько незнакомых людей, среди которых невозможно было вычленить кого-то, кого Ким бы видел в колледже. Все они уселись на полу под дружный хохот, потому что Хосок умудрился споткнуться о большую, но совершенно незаметную тыкву. — Ловушка сработала, — тут же зашептал на ухо Феликсу Хёнджин. Тэхён прочитал это по его губам. Жаль, конечно, что Сокджина в разношёрстной толпе не было (он вообще пришёл на вечеринку). Он бы своим учеником гордился. Джисон поставил на кофейный столик поднос, полный коктейлей и разных закусок, и тут же завертелся вокруг Хосока в своём неуклюжем джинсовом комбинезоне, напоминая курицу-наседку: — Ты как? Не ушибся? Хочешь конфетку? От конфетки Чон не отказался и довольно разулыбался, когда тот протянул ему апельсиновую карамельку. Такую же вернувшийся Крис уже катал языком за щекой — на его лбу красовался ледяной компресс от заботливого Хана. Сам бельчонок уселся между Тэхёном и Феликсом. Лис тут же закинул его ногу себе на коленку и приобнял белку за талию, притягивая поближе. — Теперь я точно гангста, — он тряхнул огненно-рыжей головой, а его пальцы сместились со спины Хёнджина на хрупкое плечо в воздушной ткани ангельской блузы. — Йоу, тачка, деньги, два ствола. — Хочешь быть разбойником — не люби принцессу, — хихикнул Джисон и подал всем по коктейлю. Чокнулся с Тэхёном в знак приветствия, будто они знали друг друга тысячу лет. Никто не придал его словам особого значения. Правила игры «Семь минут в раю» были просты. Суть заключалась в том, что выбиралось два человека, которым нужно провести семь минут наедине в тёмной закрытой комнате. Во время этих семи минут они могли делать, что захотят. Остальным в свободное время было решено играть в обыкновенную бутылочку. Но с пистолетом, разумеется. Тэхён хлебнул обжигающий коктейль кроваво-красного цвета и перцем чили и вызвался крутить оружейный муляж первым. Хотелось побыстрее отстреляться и уйти в свободное плаванье. Дуло указало на расслабившегося и почти заснувшего на плече Чимина Хосока, который тут же проснулся и захлопал накрашенными ресницами. Чимин вызвался их проводить до знакомой гардеробной. Мельком, в открытой двери кухни, Тэхён заметил Сокджина — вернее, сначала услышал его мелодичный смех, на который рефлекторно у тигра дёрнулась голова и всё зашевелилось в душе — в костюме восточного принца. Сердце кольнуло от проступившего, как холодный пот, наваждения. В кудрях сияла заколка-диадема, как в их первую встречу. Длинные ноги спрятаны за синие в своей основе шаровары с бирюзовым подпоясным шлейфом и повязанным сверху тонким золотым платком для танцев, с которого причудливо свисали центовые монеты. Взгляд скользнул наверх, отслеживая проколотый — это немного свело бедного в своём богатстве Кима с ума — пупок и молочную, совсем не тронутую солнцем, кожу, уходящую под тёмный топ. Плечи были покрыты белой полупрозрачной рубашкой с вышитыми сизыми розами на широких рукава-фонариках. Он стоял в компании какого-то высокого медведя и вертел в окольцованных руках пластиковый кубок с фруктовым пуншем. Щёки у него были совсем румяные (понятно, с кем пили друзья-грызуны и куда они пропали после марафета), а глаза блестящие, как накинутые на шею и руки украшения из золота и серебра. — Пойдём завтра к нашему месту, — читал по его губам Тэхён, и что-то кололо в груди сильнее. — Встретимся там. Кое-что покажу тебе. И хотел бы Ким знать, что это за место такое и с кем Сокджин сейчас разговаривал на кухне, но сначала ему нужно было закончить дела с компанией и глупой игрой. Чимин вёл Хосока так, чтобы тот снова не споткнулся, а сам белка только считал вымышленные звёзды на потолке и смеялся чему-то своему. Вот кому пить противопоказано точно. Бурундуки о чём-то шептались, но Тэхён не пытался понять о чём, даже не заглядывая в их лица. — А с кем там Сокджин болтает? — спросил он у Чимина, когда они остановились у облепленной ватной паутиной двери в гардеробную. — Да с Намджуном, наверное, — пожал плечами хомяк. — О, кстати, надо было их тоже позвать играть, — осенило. — Ну ладно, у вас семь минут, — он несильно хлопнул Хосока между лопаток. — Если ты, Хосок, не распрощаешься со своим девственным поцелуем сейчас, то так и помрёшь девой Марией. Иди. С этими словами Пак затолкал обоих друзей в тёмную комнату. Благо, та знакома обоим, да и у Тэхёна глаза в темноте видели прекрасно, ничуть не напрягаясь. Он прошёл вперёд и уселся на квадратный пуф, наблюдая, как Хосок медленно скатился по двери и вытянул на полу длинные ноги. Гардеробная на самом деле была маленькой. В доме Кима она намного больше — раза в три или четыре — и уютнее. Эта комнатушка больше напоминала ярко-розовый чулан, хоть в ней и помещались все многочисленные пожитки Хёнджина и даже зеркало. Хосок зарылся ладонью в хаотично уложенные волосы и расчесал их длинными худыми пальцами: — Ты когда-нибудь целовался? Тэхён кивнул, не понимая, к чему вообще этот вопрос, а затем осознал, что Хосок в отличие от него ничего не видел в темноте: — Целовался, конечно. Не врал, хоть предпочёл бы соврать. — А я — ни разу. — Да, мы все уже поняли, — усмехнулся Ким. — А ещё, знаешь, — Хосок покатал во рту апельсиновый леденец. — У меня в пьесе тоже будет сцена, где герои играют в «Семь минут в раю» и целуются в шкафу. Я думаю, что это достаточно романтично и мило, — он пьяно хихикнул, — и смешно. — Ну, удачи, — Тэхён сложил руки на груди и забарабанил пальцами в перчатках и надетых поверх них кольцах по собственному плечу. — А кто такой Намджун? — нахмурился, зная, что никто не увидит его бессмысленной ревности, что горячила кровь. Всё, о чём мог думать сейчас тигр, так это о том, что он только теряет время в гардеробной, пока его очаровательный принц назначает встречу какому-то уродливому безобразному медведю. — Ох, Намджун… — Хосок расплылся в такой улыбке, которой трудно было подобрать описание. — Намджун — это друг Юнги. Тэхён понятия не имел, кто такой Юнги. — А с Сокджином у них что? Хосок пожал плечами и ничего не ответил, поджимая вдруг коленку к груди и начиная ковыряться в прорезях чёрных скинни-джинс. Разговаривать с ним было бесполезно. Через какое-то время дверь наконец-то раскрылась, и белка чуть было не повалился назад, лишившись опоры, но его придержал Джисон, заглянувший к ним из любопытства в компании лучшего друга: — Осторожно, — защебетал Хан, как птичка. — Не упади. Тебе принести водички? — он помог Хосоку подняться и отряхнуться. — Не тошнит? Подышать выйдем? Тэхён никогда не встречал настолько назойливых и противных людей, от которых хотелось отбиться и отмыться после, однако он ничего не мог сказать пришедшему Чаки: каштановые волосы заколоты заколками в форме вишен, а на полосатом свитере была нашивка из местного благотворительного центра при церкви. Разве не прелесть? Ну правда же? В белочке всё так и кричало о милоте и пушистости. Таких парней Ким терпеть не мог. Ему по душе больше приходился Хёнджин с его приколами, соперничеством и, очевидно, абсолютно серой моралью, чем весь из себя прелестный и трогательный Джисон с слащавыми глазками навыкат и пухлыми щёчками, как у ребёнка. Лицемерные показушники всю жизнь окружали Тэхёна. Они уже сидели в печенках. Тигр поспешил оставить компанию парней. В коридоре он столкнулся с Чимином — второй раз вечер! — который потерял Хосока и испугался, как бы чего плохого с другом не случилось. Тэхён пропустил его вперёд, а сам пошёл на кухню, краем глаза замечая, как в Хёнджин и Джисон в четыре руки выносили наружу бренную тушку Хосока, а Чимин, весь побледневший и смешной, уже держал им входную дверь. Секунда — и Хван попался в собственную ловушку из скотча, споткнувшись и порвав струящуюся неземную блузу с тихим криком: «Да блядь!» — как будто это не он задумал поймать в невидимую паутину всех своих врагов. Нужно было попить и увидеть Сокджина для успокоения души. Кима тошнило от приключений. Наверное, его сахарная диадема действительно могла спасти Тэхёна. — … а она мне говорит, что за такие книжки в Средневековье сжигали, — Джин взмахнул самодельным посохом, который отобрал у собеседника, и чуть не зарядил им по голове медведя Намджуна, что опирался лопатками на холодильник. Магнитики со всех штатов и ближайших округов впивались ему в спину. На кухне будто и не знали о всей суете, происходящей буквально в нескольких шагах. — Это она тебе про Сильмариллион сказала? — он нахмурил вымазанные в белом гриме брови и почесал накладную бороду. На нём была какая-то белая простынь на манер плаща и не менее уродливый, как и весь наряд, белый парик с длинными прямыми волосами, как у сумасшедших старух. — Да какой Сильма-что-то-там?! Я тебе про колдовство, а ты мне про эльфов, — сорока всё-таки ударил парня палкой, и тот обиженно почесал лоб. — Сильмариллион, вообще-то, классика. — Ага, для задротов, — согласился Сокджин. — Так вот, она мне говорит, мол, как ведьму тебя будем жечь, а я ей говорю: «До десятого колена прокляну», — и картой таро в неё. Она аж подскочила, ха-ха! А там, знаешь, кто выпал? — Кто? — Висельщик. — И что это значит? — Как что? Мучительную смерть, — Ким покачал кудрявой головой, в которую были вплетены серебряные ниточки. — Может, через удушье. Не будешь меня слушать, — принц опустил посох на уродливого старика ещё раз, — я и тебя прокляну. Намджун закивал так, будто поверил: — Меня уже прокляли, — буркнул тот и протянул другу пластиковый кубок, украшенный фальшивыми золотыми камнями на манер средневековых, чтобы тот налил ещё немного пунша. Сокджин захохотал и отвернулся наполнить стаканы. В этот момент Тэхён и решил к нему подкрасться. Обнял со спины, оплетая руками талию, и уткнулся носом в кудри — пусть делает с ним, что хочет, — но сорока даже не дёрнулся, продолжая как ни в чём не бывало заниматься нехитрым делом. Намджун кинул на них вопросительный взгляд, а Сокджин только пожал плечами. — Устал, тигр? — бархатный голос действовал, как лучшее успокоительное на свете. — Устал, — Тэхён зажмурился, пытаясь вслушаться в белёсые нотки ангельского тенора. — Какой-то парень перевернул стол, а второй пытался пристрелить своего брата или что-то вроде. А ещё меня заперли в гардеробной с Хосоком и он мне что-то затирал про какую-то пьесу, — губами нащупывал сердцебиение, но птичье сердце не отзывалось. — Это Чанбин. Тот, со столом, — хохотнул Сокджин, подавая Намджуну наполненный кубок, а сам остался в объятьях попивать пунш. — На прошлой вечеринке он чуть не пробил моему дражайшему другу, — качнул головой в сторону, — череп шахматами. Ладьёй, кажется. Словно пират действительно знал, как выглядит эта фигура. — Не напоминай, — медведь хмуро ответил в тон — А если бы шрам остался? — Шрамы украшают мужчин, — пробормотал Тэхён в мягкие тёмные кудри. Глаза он не открывал, дыша и наслаждаясь любимым запахом граната. — ЧГ мне так же сказал, — в чужом грудном и глубоком голосе послышалась усмешка. Тигр всегда уважал медведей за такие голоса, ведь их было легко различить среди оглушающей тишины. — Глупости, — фыркнул Намджун. — И влияние токсичной маскулинности в патриархальной среде, где мужчинам удаётся укрепиться в социуме только путём насилия и… учитывая, строй нашего общества и его особенности, мы можем смело… — Хочешь пунш? — спросил Сокджин у Тэхёна, игнорируя монолог собеседника. — Это надолго. Ким кивнул и нехотя выпустил свою птичку из кольца рук, удивлённый, почему тот не сбежал раньше. Может, дело было в алкоголе. Может, сороку утомили длинные и занудные речи парня в костюме Гендальфа Белого (или как его там) (короче, мага из жуткого фэнтези для тех, кому не жалко двенадцать часов жизни на просмотр скучной трилогии и кольце, которое не блестит даже! Да и в конце колечко там сжигают! Драгоценность! Да как так можно?). Может, он действительно хотел, чтобы Тэхён его обнял. Пили они из одного кубка. Пунш отдавал ромом и мёдом. Чем-то фруктовым ещё, но чем точно — Ким разобрать не мог. Глаза у него чуть ли не на лоб полезли от количества алкоголя в напитке. Неудивительно, что бедный Хосок считал звёзды и — наверняка — блевал после получасовой попойки. Он обнаружил себя рядом с прекрасным принцем, упираясь ладошками в кухонный гарнитур, на котором стоял целый стенд с алкоголем и закусками. Пальцы Тэхёна были в миллиметре от пальцев Сокджина, и он всё никак не мог собрать волю в кулак, чтобы дотянуться до чужой руки, хоть они и обнимались несколько минут назад. Кубок кочевал от губ к губам. Намджун не затыкался. Иногда Джин что-то лениво ему отвечал. На кухне никого не было, кроме них троих и подвешенных гирлянд. Основная кучка незнакомцев сидела в отдельной комнате в столовой, кто-то танцевал на втором этаже, часть людей продолжали играть в гостиной — мир сузился до одного бокала пунша и мысли, что Сокджин, румяный и безумно красивый, просто стоял рядом. Остальные Тэхёну не особо интересны, не особо нужны. Он хотел, чтобы сорока ему что-то сказал, похвалил наряд, оценил надетые монетки из пластикового золота, что сам же и подарил. Чтобы прошептал что-то, а Ким бы всё понял по движению губ. Чтобы прислонился кудрявой головой к его плечу или позволил прислониться к себе. Чтобы… между ними было что-то. Такое. Другое. Сокджин только гладил мизинцем костяшки на ладони Тэхёна сквозь кашемировую перчатку. Намджун сказал пару фраз назад, что подобный аксессуар исторически неверный — откуда у пиратов могли быть перчатки? А потом стал что-то рассказывать про Тортугу и шестнадцатый век тоном занудного лектора. Казалось, ничего не способно остановить медведя от словесного потока, кроме… — Привет-привет! — на кухню вошёл кролик-переросток в костюме джедая. — Сейчас будет весело, — Сокджин сунул Тэхёну кубок с пуншем. Немое «почему?» застыло в воздухе, так и оставшись несказанным. Кролики обычно… небольшие. Многие из них — совсем крохи. С очаровательными ушами, наивными глазками-бусинками и кудрявыми волосами. У вошедшего парня, разумеется, всё это имелось, но он не выглядел милым или хотя бы смазливым, несмотря на детское личико. Нет, симпатичные атрибуты заурядного крола делали его таким нелепым. — Привет, ЧГ, — заулыбался Джин и похлопал по месту рядом с собой, но джедай его проигнорировал, устремившись прямиком к Намджуну, заставляя его сместиться с привычной позиции. ЧГ был высоким. Наверное, одного роста с Тэхёном. У него были широкие плечи, уверенная походка и улыбка от уха до уха. А ещё он пугал и умилял одновременно. Умилял по-крольичи, пугал — по-своему. — Привет, Джин, — отозвался он вполне дружелюбно. — Кто это с тобой? Жених? Вы пьёте из одного стакана. — Может быть, — уклончиво ответил Сокджин. — Его зовут Тэхён. — Ого! Как моего брата, — ещё шире заулыбался ЧГ. — Я Чон Чонгук. Приятно познакомиться. Приятно не было. Чонгук протянул ему широкую ладонь для рукопожатия, но Тэхён принял ответственное решение её проигнорировать. Тем более, он был слишком занят пуншем и Сокджином. К счастью, кролик не обиделся и быстро переключил внимание на Намджуна, который стоял бледнее смерти и явно размышлял над планом побега. Даже свою лекцию о настоящем пиратстве быстренько свернул. — О чём болтали? — ЧГ встал рядом с медведем, предусмотрительно преграждая ему выход. Теперь ему оставалось только лезть в окно. — Да так, — ответил за всех Сокджин, которому коммуникация с Чонгуком доставляла, видимо, особое удовольствие. — О Сильмариллионе. — Классно. Классная группа, мне тоже нравится, — закивал кролик, как будто понимал, о чём шла речь. — Какой альбом твой любимый? — разве это не книга, которую друзья-приятели обсуждали до прихода Тэхёна? Причём здесь музыка? — Последний. Просто отпад, заслушаться можно. — Да-а-а, — согласно протянул Джин, едва сдерживая смех. — Жалко, что распались. — У них было большое будущее, — выдержке и умению держать лицо Чонгука можно было только позавидовать. — Но в их творчестве прослеживалась тенденция к скорому расколу, поэтому ничего удивительного, что они завершили карьеру так… быстро. — Быстро? Тридцать лет на сцене — это большой срок. — Не с таким талантом и любовью к своему делу. Их прервал Намджун, которого вся ересь о любимой книге оскорбляла до глубины души: — Джин, прекрати издеваться над ним, — а после сощурил глаза, переводя взгляд на кролика. — ЧГ, разве ты можешь быть здесь? Время уже позднее, да и вечеринка для студентов, а не для школьников. ЧГ ничего не ответил. Только потребовал у Сокджина пунш, но получил лишь отказ. — Маленький ещё со взрослыми пить, — смеялся сорока. — Ты не сильно старше меня, — а вот школьник дул губы, как пятилетний сопливый детсадовец. Достал неоновый меч из широкого рукава. То ли хвастался, то ли угрожал. — Мне двадцать два в январе. — Сколько?! — в один голос переспросили Чонгук и Тэхён. Ким ради приличия даже руку убрал из-под пальцев Сокджина, а тот посмотрел на него как-то обиженно, что ли. Совсем не понятно. Да просто тигр всё это время наивно предполагал, что они ровесники и он, родившийся в начале августа, даже немного старше, а тут такая неожиданность. Такой сюрприз! Руку пришлось вернуть. У Тэхёна предрассудков не было. Три года — не пятьдесят лет. — Вы одногруппники? — а теперь ЧГ принялся атаковать нового знакомого. — Откуда будешь? Я тебя раньше не видел. Давно Намджуна знаешь? — Намджун тем временем отчаянно искал глазами вентиляционный люк. Вдруг пролезет. — Мы с ним пять лет дружим уже. — Угу, — мрачно кивнул Тэхён. — Мы с семьёй переехали из соседнего городка сюда, в дом побольше, потому что, ну, нас семнадцать… или шестнадцать? Короче, — Чонгук принялся перечислять незнакомые имена и загибать пальцы на руках, а когда те закончились, то просто начал счёт заново, — нас много. И Намджун был первым человеком, с которым я познакомился. Круто, да? — Да, — ещё сильнее помрачнел Ким. Сокджин прятал лукавую улыбку в кубке и смотрел на Намджуна с хитринкой. — А, кстати, о знакомствах. Вы не в курсе, почему Хосок спал снаружи? Он же замерзнуть может, нет? Я оставил ему свою куртку, а другая белка, не в курсе, как зовут, вынес плед, но там… мы его наверх кое-как затащили, а потом я вас обыскался… да блин! Тут нормальная еда есть? — Чонгук открыл холодильник, как будто был у себя дома и достал открытую банку с оливками. — Кто-нибудь хочет? Нет? — он насадил их на чистую зубочистку, выбирав те, что получше, и протянул их отказавшемуся Намджуну. Его «нет» за «нет», видимо, не считалось. — Ты красивый сегодня, между прочим. Тоже джедай? — как бы невзначай сказал кролик, а потом отправил несколько маслин в рот прямо из ёмкости, не утруждаясь приличиями. — Это Гендальф Белый, — за седой накладной бородой и длинным париком не видно, как зарумянилось лицо, но реакция была очевидна. — А, ситх. Мне он тоже понравился в новых «Звёздных войнах». Ты очень-очень красивый. Правда. Медведь только смиренно потупил глаза и зубами стянул оливку с палочки. Объяснять что-то ЧГ себе дороже. — Кто такой Гендальф? — прошептал Тэхён на ухо Сокджину. Тот пожал плечами, потому что тоже очевидно не разбирался во всякой гиковской чертовщине, от которой торчал его товарищ. Он подозвал Чонгука к себе одним жестом и неожиданно для всех вырвал волос с его растрёпанной чёлки, после спрятав добычу в шёлковый носовой платок. — Пойдём, пират, — сорока обхватил нескладное запястье на стыке между рукавом и перчаткой. — Проверим Хосока. И повёл за собой наверх, оставляя шокированных друзей на кухне. Намджун удерживал рукой подростка, готового кинуться на разборки — если Ким привык к выходкам птицы, то остальные каждый раз поражались и зверели на глазах от такого экстравагантного поведения. Бельчонок сверху мирно спал на огромной розовой кровати в огромной розовой комнате, а возле него самозабвенно целовалась какая-то парочка, которую Сокджин выгнал без лишних предисловий. Сам он взобрался на блестящие подушки, посмотрел, не мигая, на плакат с Джастином Тимберлейком и стянул с себя излюбленные красные сапожки на каблуке. На лодыжке у него были золотые Rolex. Тэхёновские. Якобы потерянные и вообще выброшенные. Ким разозлился, умилился и успокоился одновременно. Больше всего его поразил тот факт, что парень был абсолютно босым. Ни капрона, ни носков. Ничего. Один лишь тёмно-красный лак с крупными хлопьями блёсток на пальцах. Сокджин склонился над крепко спящим Хосоком, проверил его дыхание и поцеловал в щёку, убедившись, что всё в порядке. Тэхён даже позавидовал белке — алкоголь его грел, но не брал. — Ничего не скажешь? — сорока похлопал по примятому и нагретому месту рядом с собой, но Ким сел в ногах. Хищник сначала покачал головой, решив достойно промолчать, но в итоге всё же произнёс: — ЧГ много болтает. — Ревнует, — Сокджин уложил скрещённые, поцелованные солнцем щиколотки на бёдра Тэхёна. Если бы тот дёрнул за них, то мог бы усадить неугомонную таинственную птицу себе на колени и приручить её. Эта мысль понравилась тигру точно так же, как не понравилась вовсе. — Он влюблён в Намджуна года три точно. Может, чуть больше. — Ага, — в розовом свете горящей над кроватью гирлянды губы Сокджина казались совсем тёмными, а всё его золото мелькало пузырьками игристого шампанского. — А Чимин встречается с его старшим братом. — Ага. — А брат-то у ЧГ весь в тату и на байке. Пугающий, но ЧГ как-то пострашнее будет, особенно когда подрастёт ещё. — Ага. — А семья у них — религиозная вообще. В церковь ходят каждое воскресенье, посты держат и проводят публичные чтения Библии. ЧГ как-то туда Намджуна позвал, а тот затащил меня. Мы всех там распугали: Джун своим занудством и атеизмом, а я — одним внешним видом. Весело было. — Ага. Тэхён снял с щиколоток Сокджина свои часы и задумчиво рассмотрел их: та же проба, те же непонятные цифры, та же абсолютно бесполезная дороговизна. Абсолютно ничего нового. — А ты? — спросил тигр, ловя рукой руку собеседника. — Тебе нравится кто-то? Намджун? — Сокджин ничего не ответил. Rolex щёлкнули на его аккуратном запястье драгоценной застёжкой. — Носи их достойно, раз присвоил. — Ты их терял постоянно, — сорока опустил взгляд на свою ладонь, зажатую в тисках кашемировых перчаток. — Я их постоянно находил. Постоянно подбрасывал обратно, а это… для сороки большое испытание. — Будь моим, — хриплый голос Тэхёна осел до шёпота, — и я тебя с ног до головы ими обсыплю, — ответа не последовало. — Ты мне нравишься. Я хочу тебя себе, — он дотронулся кипящими губами до центра чужой ладони и поднялся до запястья, обжигаясь о золото. — Но я согласен даже на один поцелуй. — Я дорого стою, — пожал плечами Сокджин, вынимая руку из цепкой хватки. — Сколько? — Двадцать тысяч долларов, — он будто бы нервно, но в то же время смиренно засмеялся. — Наличкой. — Не вопрос. Тогда Джин потянул на себя Тэхёна за золотую ленту с монетками, обмотанную вокруг его шеи на манер галстука-петли, и коротко коснулся своими горячими, ароматными от пунша губами сухих и таких же горячих губ парня: — Не передумай, тигр. Он не передумает. Когда Хосок наконец открыл глаза, он первым делом увидел Сокджина, что сидел рядом с ним и задумчиво раскидывал карты таро в гордом одиночестве. Раз за разом ему выпадала одна и та же карта. «Влюблённые».***
Сокджин пришёл к нему часов в десять утра, стучаться не стал, зашёл прям так и почти согнал Намджуна с кровати, запрыгнув на него сверху и оглушив звоном монет и собственного смеха. Настроение было ни к чёрту — он оставил машину в трёх кварталах и шёл пешком, то и дело натыкаясь на верующих старушек. Сорок, как и всех птиц в принципе, они не любили, поэтому крестились и отбегали на другой конец улицы. Считали, наверное, заразным или боялись, что он обворует их маленькие сумочки, унесёт за пазухой все пожитки в самое сердце табора. Правильно боялись, Сокджин бы им, млекопитающим, сердца выжег. Всем без исключения. Наверное, оставил бы себе только Намджуна. — Ну не-е-е-ет, — заныл медведь и пихнул Сокджина куда-то в бок, переваливая его через себя на двухместном матрасе. — Джин, слезай с меня, — Джин расцеловал вместо этого его щёки и снова захохотал. Смех у Кима был громкий. Вся округа слышала. — Джин, девять утра. Нет. — Десять, — сорока был весь румяный от смеха. — Вставай. — Ни за что, — Намджун накрыл голову подушкой. — Вставай. Ты обещал сходить со мной в лес. С нагретого места медведь даже не сдвинулся, распластавшись всей своей немаленькой тушкой на кровати. Сокджин знал, что так будет, поэтому пришёл заранее. Вообще-то, они договорились встретиться в двенадцать и сразу около их дерева, но у Кима было слишком мало терпения, чтобы откладывать ритуал на потом. Самайн — лучшее время для колдовства, и упускать такую возможность сорока не собирался. И так упустил полночь с той несчастной вечеринкой, хоть на картах погадать успел. Но те только путали Сокджина, заигрывая с ним полосатой тигровой рубашкой. Намджун раскачался ближе к одиннадцати. Принял утренний душ, съел медовые хлопья на завтрак, не забыв поделиться с компаньоном, и нашёл свои лучшие резиновые сапоги для прогулки. Красные. Сокджин уже ждал в коридоре, щёлкая выключателем туда-сюда. Свет то зажигался, то включался. Сердце у него не могло стрельнуть нежностью, когда Ким протёр перед выходом обувь влажной салфеткой. Такая щепетильная бережность вызвала в нём столько чувств, что их было трудно уместить в маленьком птичьем сердце. — Возьмёшь зонтик? — Намджун указал широкой ладонью на деревянную подставку, стоящую возле двери. Ни у кого во всём мире не было такой мебели дома, какая имелась у семейства Кимов, ведь дедушка-медведь вырезал и строгал лучше всего профсоюза плотников в штате. Такого искусного мастера не сыщешь нигде. — У меня свой, — сорока постучал носом зонта-трости по полу. — Пойдём, и так опаздываем. — Ты всегда опаздываешь, — пожал плечами Джун и поднял сумку с чужими вещами для всяких магических приблуд с порога. На улице шёл моростистый дождь. Ноябрь встречал их сыростью и запахом залежавшихся листьев. Багряных, коричневых, жёлтых — жёлтые нравились Сокджину больше всего, напоминали золото, сверкающее у него на запястье новенькими часами. Прогулка до леса была короткой, хоть дорога и лежала через спальный район, трейлерный парк, старые шахты и ипподром, на котором уже тысячу лет не проводили скачки. Иногда сороки устраивали там танцы с костром и вином, праздновали свадьбы и весенние «смотрины». Сокджин частенько убегал вглубь деревьев ребёнком, когда ему надоедали свисты и пляски табора, поэтому знал эту местность, как свои пять пальцев. Намджун тоже хорошо ориентировался на окраине их городка — когда-то Сокджин показал ему всё-всё, что видел сам, и провёл по всем дорогам, которые были знакомы его неизменным красным сапожкам с заостренным носом и широкой частью на голени. Ходьба успокаивала сороку. Приводила его мысли в порядок, раскладывая всё по полочкам, как заботливый библиотекарь. Деревья же вдыхали в уста птицы новую жизнь, наполняли энергией и чистой силой. Здесь, в лесу, он чувствовал себя дома. Говорили, что кукушки пришли, прилетели, если вернее, из леса. Это сороки кочевали с места на место и были везде и нигде одновременно. Звук шлёпающих по лужам красных резиновых сапог успокаивал. Сокджин любил идти куда-то, зная, что Намджун идёт следом и, вероятно, путается в своих длинных неуклюжих конечностях. Может, медведь был и не самым надёжным компаньоном для прогулки по лесам, грозясь побить магические бусы и растерять карты-таро (и с вероятностью в девяносто процентов сломать себе что-то), но для сороки лучшего спутника просто-напросто не существовало. Другого он и не желал. — Ты уверен, — начал Намджун. Джин его прервал движением руки, даже не слушая. И так знал, что тот скажет, а разговаривать совсем не хотелось. Они пришли сюда не болтать, а для настоящего дела. Наконец они миновали небольшую полянку и вышли на местность, где деревья встречались реже, но все они были такими древними и по-величественному огромными, что каждый раз волновали душу Сокджина и сжимали его птичье сердце. Среди настоящего леса — таинственного, старого и манускриптного — он мог почувствовать себя своим. — Пришли, — Ким дотронулся до тёплой коры нежными пальцами. Деревья любили сороку и никогда его не резали. — Раскладывай вещи, — приказал через плечо, прежде чем провернуться на мягком мхе лицом к Намджуну. — У нас сапоги одинаковые, кстати, заметил? Медведь ему коротко кивнул и сел на колени, чтобы развязать цветастый платок, в котором нёс все нехитрые пожитки друга. Сапоги у них правда были одного цвета, но на этом всё нехитрое сходство заканчивалось: Сокджин скакал на каблуках, сверкая грациозностью, а Намджун просто был собой. Косолапым немного, очень много неуклюжим растяпой. Сорока вскинул кудрявую голову и закрыл зонт. Дерево защищало их дождя могучими, сплетёнными вместе ветвями. Ему хотелось снять обувь и пройтись босиком по тёплой почве и нагретым листьям, что грели друг друга в братской могиле; не желая отказывать себе в подобном удовольствии, Сокджин сел на выпирающий корень и стянул с себя сапожки, кроме которых ничего не носил, не имея привычки стеснять кожу. Под босыми пальцами зашумел тихим охом лес. Намджун кинул на друга короткий взгляд: — Заболеешь. — Нет. После этого собеседник лишь пожал плечами и продолжил своё нехитрое дело. Ветви сверху ничего не говорили Сокджину, наблюдая за развернувшейся сценой, как самые преданные зрители. За те три года, что дуэт из медведя и сороки наведывался сюда, они успели услышать и увидеть многое: и смех, и слёзы, и шёпот, и ругань, и волшебство, и прозу жизни. Многое запомнили деревья, ничего не забывали. Сокджин искренне верил, что лес, в котором они находились, живой. Что эти деревья, эти неприручённые птицы, застоялый воздух недвижимых частиц, тихие ручейки, мягкие тропинки, сухие ветки, примятая росой трава, спелые ягоды, вобравшие в себя всю тишину холмов грибы, одинокие цветочные поляны и влажная почва — всё оно обладает своей душой, волей и судьбой. А Намджун смеялся над таким мистицизмом и магическим мышлением, которое ему не дано постигнуть, и лес поэтому его не любил, подставляя под ноги коренья и скользкую листву. Сорока, конечно, просил прощения за своего спутника и немного сочувствия для него выпрашивал: не все могут постигнуть великую мудрость, а такие дурачки, как растяпа-Ким, даже не пытаются. Лес своего потерянного сына не слушался и действовал наперекор потерянному среди цивилизации сыну. Дерево, под которым они стояли, было особенным. Это было их местом. Сокджин нашёл его в пятнадцать лет, плутая по запутанным тропинкам, и одна из них — самая капризная и шаловливая, как птица — привела мальчишку к раскидистому, багряному по осени дубу. На коре его были вырезаны два инициала «К.Х. + К.Е» в кривом, заплывшем от времени сердечке, и пятнадцатилетний Ким искренне поверил, что это дерево особенное и что на нём увековечены имена его погибших родителей. Всё совершенно точно было странно и смешно. Настоящие люди уходят, а следы их существования, из неземной любви остаются. Этим следом был Сокджин. Этим следом были два инициала на острой, как бритва, коре. Под ними, под этими четыремя буковками, были вырезаны ещё четыре. К.С. + К.Н. Они доказывали, что настоящая любовь может быть ошибкой, въедающейся в вечность шрамом. Сорока скользнул взглядом по дереву, спускаясь с ветвей на корни: — Всё проходит. Намджун кивнул и сломал ногой ветку. Та громко хрустнула, а сам медведь дёрнулся, испугавшись. Рукой задел свечу в подсвечнике — благо, та не была зажжена — и рассыпал зерно для жертвоприношения. Сокджин с улыбкой наблюдал, как Ким с привычной поспешностью устраняет последствия собственной неуклюжести, и думал, что готов был бы любить Намджуна ещё целую вечность. Если бы только не… — А фотография Тэхёна-тигра тебе зачем? — нахмурился растяпа-спутник. — Приворожить его хочу, — простодушно ответил сорока. — А моего ЧГ? — От тебя отворожить. — О, — удивился, — ладно. Спасибо, — добавил. Все приготовления были окончены. Дело оставалось за малым. Сокджин полюбовно вытащил из-за пазухи шелковый носовой платок гранатового цвета, в который были завёрнуты два чёрных волоса. Оба они — чуть волнистые, плотные и толстые. Первый из них принадлежал Тэхёну, второй — ЧГ. Волосы совершенно индентичные, практически одинаковые, будто с одной головы. Ким мельком поглядел на последние «ингредиенты» и осознал, что не видит разницы между ними. Недолго думая, Джин решил провести один ритуал вместо двух. Приворот, естественно. Рисковать собственным счастьем он не мог. Намджуну, конечно, об этом знать совсем не обязательно. Да и магия работает только на тех, кто в неё верит. Босой, Сокджин сошёл со своего излюбленного корешка и в два шага оказался у расстеленного платка. Он зажёг зажигалкой свечи, прочитал молитву лесу и попросил благословения у духов. Против собственной воли Намджуну пришлось сделать то же самое — три года назад ему хватило ума дать клятву и стать фамильяром сороки-колдуна. Не то чтобы медведь верил в священность обета, нет. Верил Сокджин, а его совсем не хотелось подводить. Сорока поднял с цветочного полотна медный кинжал (подобный он отдал Тэхёну в подарок, проверяя, как он отнесётся к оружию и не испугается ли таинственной натуры потомственного таборного чародея. Проверку Ким прошёл), и свежая кровь оросила сухие зёрна, питая их живительной влагой. — Твоя тоже нужна, — сказал Джин, вспоминая все ритуалы, которые успел застать на птичьих сборах и праздниках. Намджун дёрнулся, когда острое лезвие царапнуло его по подушечке указательного пальца: — Мизинец надо было резать, — шикнул. — Как мне теперь ручку держать? Сокджин сдернул с кудрявой головы платок, расшитую золотыми блестящими нитями и паутинками, и раздраженно бросил её компаньону, чтобы тот не отвлекал сороку от важного ритуала, но всё равно не мог удержаться от подкола: — Надо было сразу резать сердце. Медведь молча поймал предложенную замену бинту. К таким шутливым угрозам он давно привык и ни капли не боялся, хотя изначально в глубине души испытывал страх, что странная, прекрасная в своей опасности птица из табора, который все обходили за километр, действительно способна причинить вред парню. Своих сороки не трогали. Сокджин зашептал заклинание, и весь лес будто погрузился в ожидающую тишину. Даже дождь прекратился. Намджун не слышал ни одной капли, разбивающейся со стуком о бурые по поздней осени листья. Он быстро перевязал палец и мельком взглянул на импровизированную скатерть, запачканную алой росой их крови: зёрна пшеницы, две свеженапечатанные фотографии, свечи в подсвечниках, чёрные чётки с золотым крестом, букет сухоцветов, зажигалка, две куклы Вуду и два совершенно одинаковых волоса. Намджун никогда не понимал, во что конкретно верят сороки и во что верил именно Сокджин, который отличался от своих сородичей. Он всегда был особенным. Другим. В хорошем или плохом смысле — никто не знал. — А ты разве не одно и то же заклинание читаешь? — вдруг спросил Ким, поднимая взгляд на колдуна-любителя. Тот досадливо цокнул. Он надеялся, что фамильяр не заметит такой оплошности: — Главное в колдовстве — сила намерения. Не мешай.