Пёс и Тигр

Ценю дороже гор златых весенней ночи миг: Цветов струится аромат, полна теней луна.

      Лошади направляются в Лайю, город, окруженный водой и полный бурной растительности. Этот маленький край зовут живой землей, ведь, если прислушаться, то и шум ветра прозвучит как тихое дыхание, полное запаха морской воды и распустившихся цветов. Расположенный на побережье Клан Хуа Ци прекрасен, как цветок персика, и изящен, как летящий в небе журавль. Его воины покорили воду и землю, но своей мудростью обращаются к самим Небесам. Утонченные заклинатели, ценящие природу и красоту, чьи станы украшают мягкие ткани кремовых и нежно-голубых ханьфу, до конца своих дней поклялись защищать Лайю от недругов, и приди беда с любой из сторон света, их тонкие гибкие клинки без страха выбросят трупы врагов в бурлящую морскую пену.       До конца сложно поверить, что именно в Клане Хуа Ци затерялись темные писания.       — Нынешнего Главу Клана зовут Вэнь Джунхуэй, в народе он больше известен, как обладатель меча «Астрагал», — продолжает Шен Гуанчжуй. Герои остановились на ночь в постоялом дворе в Цисяне, соседнем от Лайю городке. За окном стоит поздняя ночь, но сонливость с ней не приходит.       — Астрагал… О! Это шисюн носителя «Женьшэня», верно? — догадывается Гювин. — Во дела. Стоило младшему уехать врачевать и самосовершенствоваться, как старший принял «Десять обратных путей ци».       — Что весьма странно, — соглашается Шен Гуанчжуй. — Клан Хуа Ци цветет, соответствуя своему имени. Я не слышал, чтобы в этих краях происходило что-либо хуже воровства.       — Зачем же сильному клану темная ци? — вздыхает Гювин и роняет голову на сложенные на столе руки.       — Завтра и узнаем. До Лайю осталось около шести десятков ли.       — Почему же мы тогда остались здесь? — тут же вскакивает Гювин. — Мы могли бы доехать и сегодня!       Шен Гуанчжуй отрицательно качает головой и указывает другу на окно своих покоев. Гювин должен был находиться в одной комнате с Юджином, но, не выдержав храпа ученика, перебежал к не спящему в поздний час другу. А-Хан остался сторожить обе комнаты в коридоре, отмахнувшись от усталости.       — Лошадям нужен был отдых, — поясняет герой. — К тому же, небезопасно пересекать территорию от Цисяня к Лайю по ночам. На окраине города много головорезов.       Гювин только мысленно возникает по поводу того, что с их общими силами даже несколько дюжин головорезов — не страшнее паука. Даже пойди Гювин туда один, справился бы менее чем за час. Шен Гуанчжуй это тоже понимает — значит, головорезы только один из предлогов.       — А на самом деле? — сощурившись, спрашивает Гювин. Шен Гуанчжуй поводит плечом:       — И в самом деле, головорезы. Тебе стоит лечь спать, бродяжка, пока ты не выдумал себе повод для кошмаров.       Возможно, Ким Гювин слишком привык к тому, что герой утаивает от него любые тайны, приподнося после неожиданные сюрпризы на пути, или воздух в Цисяне столь сильно пропитан далеким морем, что больше допрашивать не хотелось, и потому заклинатель сдается. Он смотрит на повисший в небе полумесяц, ютящийся средь легких облаков, чувствует тянущийся с улицы ветерок. Город тих и безмолвен, и даже фонари домов горят мягко, блекло, боясь нарушить хрупкий покой.       — Сна у меня ни в одном глазу. Шен-сюн, что насчет прогулки? Нам обоим незнаком этот край, я жажду увидеть местные красоты не только в лошадином галопе.       — Нет.       — Уважаемый герой! Сжалься, столь резкими ответами ты любую барышню доведешь до слез. Неужели тебе меня нисколько не жаль?       — Нет, — Шен Гуанчжуй поднимается с места, добавляя: — И ты не барышня, бродяжка.       Гювин решительно хватает друга за плечо и оборачивает к себе, не давая задуть свеч. Глаза Шен Гуанчжуя, темные и непроглядные, не отражают света ни одного из огоньков, словно беззвездная ночь. И все равно недовольство, утопленное в глубине этой тьмы, врезается в лицо Гювина мрачными вспышками. Заклинатель улыбается, приобнимая героя за плечи.       — Не барышня, но неужели столь плох, что даже прогуляться со мной ты не изволишь? Мы через столько прошли вместе, и я лишь желаю пройтись с тобой по улицам ночного города, полюбоваться луной и опустошить голову.       — Голову, или пару бутылок вина? — не без претензии вопрошает Шен Гуанчжуй. — Благочестивый муж…       — Да-да-да, знаю! Не будем мы распивать алкоголь, — сложив пальцы в клявственном жесте, заверяет Гювин. — Пожалуйста, уважаемый герой и мой любимый друг.       Шен Гуанчжуй закатывает глаза. Вслух ничего не говорит, только вырывается из хватки Гювина и направляется к двери. Заклинатель широко улыбается — получилось!       Городские улочки пусты. В отличие от Чжанцю, где каждый домик стоял к другому близко, в Цисяне в основном построены хозяйственные угодья, где днем пасутся курицы и козы, а по ночам выбегают из укромных уголков коты, с интересом наблюдающие за неспешно шагающими меж домов заклинателями. Чем-то Цисян похож на родные края Гювина: в основном в городке живут простые люди, а те, кто хотят ступить на путь самосовершенствования, должны покинуть жилые места, отправившись в горы и степи, где проживают ордена и кланы заклинателей. И эта почти деревенская тишь приносит покой душе не хуже медитаций.       В гнездах спят птицы, тихонько стрекочут ночные насекомые. Друзья останавливаются близ края городка. Здесь высажены рощи разных плодовых деревьев, и сейчас, в сезон цветения, прохладный воздух переполнен различными благоуханными ароматами. К удаче заклинателей, под некоторыми деревцами сооружены лавки, на одну из которых они и садятся. Их беседа обрывиста и бессмысленна. В основном все о событиях, через которые вдвоем герои прошли, и о том, где оказались в итоге.       Гювин ненадолго умолкает, разглядывая изгибы цветущих ветвей, на которых меж цветами появляются первые зеленые листочки. Вдалеке образована полянка — наверняка для рабочих, куда можно было бы складывать спелые фрукты. Покрытая слабо колыхающей травой и ласковым светом луны, она напоминает цзинши для ночных добрых духов и крошечных жучков.       — Шен-сюн! — слишком громко произносит Гювин, развивая тишину и воцарившееся спокойствие. — Мы так давно не сходились в дружеских поединках. Я часто сражаюсь с Юджином, но бои с ребенком столь утомительны… Быть может, мы…       — Нет, бродяжка, — Шен Гуанчжуй вздыхает. — Я согласился на прогулку. Сражение будет излишним.       — Неужели герой, чье имя полетело по миру с дуновениями ветров, боится сойтись в битве с его скромным спутником?       — Скромным? — герой тихо усмехается. — Твой рот полон бессмысленных слов.       — Да ну, — Гювин поднимается и протягивает Шен Гуанчжую руку, на что тот показательно отворачивается. — Давай так! Ты побеждаешь — и мы идем спать, и сразимся вновь лишь тогда, когда свергнем Цветущую Пустошь. Или когда воскреснет Медный Листопад, как пожелаешь?       — И если ты победишь? — уточняет Шен Гуанчжуй. Гювин смеется.       — Как лестно, что ты такое предполагаешь! Давай, м-м-м… Милый герой будет мне должен одно желание.       — Учитывая, какой несусветный бред культивиурется в твоей голове, это желание может стоить мне и жизни.       — Испугался, Шен-сюн?       — Пойдем.       Это странно — вновь стоять перед героем, обнажив меч, — и одновременно спокойно и радостно. В суматошном настоящем у них не было времени даже на долгие разговоры, которые не касались бы проблем, да что там, и приемы пищи происходили столь изредка, что Шен Гуанчжуй за эти дни похудел, и теперь ханьфу на нем смотрится слегка большим, но от того не менее воздушным, плавно развивающимся в потоках ночного воздуха. Это ничуть не убивает присущей герою красоты, и то, с какой грацией Шен Гуанчжуй вытягивает из ножен меч, будто покрытый кромкой льда от подвижных бликов луны в лезвии, заставляет Гювина ненадолго задержать дыхания, заново запечатывая чудесный образ в голове. Шен Гуанчжуй похож на виденье в сладостном сне, пророчащее силу и удачу.       Гювин запоздало себя останавливает. Шен Гуанчжуй обнажил меч?       — Какая честь, — улыбается Гювин, рассматривая редкое для людского взора оружие. — Или я в твоих глазах стал темной тварью?       — Я не буду использовать духовные силы, — объясняет Шен Гуанчжуй спокойно. — И талисманы. Сравняем силы.       — Больше не честь, а оскорбление какое-то, — расстроенно бубнит заклинатель. — Я уж решил, что герой удостоил мое внимание своей истинной силой.       — В другой раз.       — Он может наступить весьма скоро! Помнишь о моем желании? — шутливо предлагает Гювин.       Ему условий битвы не выдвигали, что означает, что он волен использовать все свои силы — темная и светлая ци, сяо и ловкость. Отчасти это кажется нечестным, но как знать — Шен Гуанчжуй хитер и может выбросить любой фокус, если пожелает.       На этом их разговор заканчивается. Лучше всяких слов, Шен Гуанчжуй дает ему ответ действиями — белой вспышкой он приближается к Гювину, взмахивая мечом, словно веером. Заклинатель, оторопев, отражает атаку, спешно нападая в ответ.       Они идут вровень — как тогда, на спрятанной в лесу поляне в Чжанцю. Мечи сталкиваются, они отдаляются, чтобы столкнуться вновь. Азарт и восхищение бурлят в Гювине, который с удовольствием отдается этому сражению. Шен Гуанчжуй силен, чего бы не говорил и сколько бы не сетовал на ослабленные меридианы, и силен он даже не физически. Точность и знание удачных точек воздействия позволяют герою танцем вести бой, вертясь и отпрыгивая, плавно приземляясь на сырую землю. Его взгляд спокоен, на контрасте с горящими глазами Гювина, который ни чуть не скрывает восторга.       Они молчат, и по роще разносится лишь лязг оружия вместе с быстрым дыханием. Наконец меч Гювина огибает гуанчжуев, и тогда, оказавшись за спиной героя, заклинатель локтем ударяет меж лопаток. Шен Гуанчжуй слегка опадает вперед, но разворачивается, вновь скрещивая мечи. Гювин, пускай еще не победил, уже приписывает произошедшее к своей личной победе. Достать до неуловимого Шен Гуанчжуя в ходе сражения — что может быть лучше?       И кто бы подумал, что с этого момента Гювин лишь продолжит идти к настоящей победе. Многие его удары достигают тела героя, и отчего-то заклинатель даже сомневается. Пускай Шен Гуанчжуй не использует духовных сил, но разве не должен он одним лишь цигуном обгонять Гювина на несколько шагов вперед?       Стоит только этой мысли проскочить в голове, как Гювин находит себя поваленным на холодную траву. Рядом с его лицом в землю вонзается кончик меча Шен Гуанчжуя, опаляющий щеку приятным холодком. Гювин прыскает.       — Ловкий маневр, — хвалит заклинатель. — Я и не заметил, что ты меня ударил.       — Глаза открытыми держать пробовал, бродяжка? — спрашивает Шен Гуанчжуй. В его голосе нет усмешки, но и укора не слышится. — Будь внимательнее в следующий раз.       — Обязательно буду! Хотя, знаешь, мне нравится вот так лежать, будучи прижатым к земле рукою милостивого героя…       Ожидаемо — Шен Гуанчжуй отпрянывает, утягивая за собой Шэньхуань. Гювин ловко подпрыгивает на ноги и нападает, усмехаясь с замеревшей на лице героя брезгливости. Только лишь в последний момент Шен Гуанчжуй останавливает удар и отдаляется на пару жэней. Вот теперь его взгляд полнится укором.       — Не сердись, милый герой, твоему лицу больше идет улыбка, — и, в качестве примера, Гювин улыбается шире. А Шен Гуанчжуй только мрачнеет, спешно нападая.       Несколько раз звучит лязг оружия, прежде чем Шен Гуанчжуй, вздрогнув, исчезает за спиной Гювина. Заклинатель пугается, что мог задеть ненароком героя лезвием меча, и уже открывает рот, чтобы удостовериться о том, что друг в порядке, когда чувствует, как на его спину падает талисман. Вспышка — Гювина отбрасывает на полутора жэня в сторону, и он больно ударяется головой о цветущее дерево. Лепестки от такого удара грустно опадают.       — Эй! Мы же договорились, что ты не…       Он не успевает закончить, глядя, как Шэньхуань, полыхающий голубоватым блеском, врезается в изогнутое лезвие заклинателя Цветущей Пустоши. Лицо недруга скрыто маской, очертания которой похожи на кошачьи, но куда более жуткие. Она будто испачкана алыми брызгами крови, сочетающимися с красным ханьфу. Гювин не медля поднимается и прижимает к губам сяо.       Темная энергия бросается в сторону воина Пустоши, окутывая его с ног до головы, но тот, будто бы не чувствуя воздействия вовсе, остервенело продолжает атаковать Шен Гуанчжуя. Герой, непоколебимый несмотря на сильный напор, продолжает взмахивать Шэньхуань, параллельно выбрасывая талисманы, проходящие мимо умелого заклинателя. Гювин ругается себе под нос и, доиграв мелодию, присоединяется к уже никак не дружеской битве.       Гювин может поклясться, что несмотря на то, что он успел повидать десятки разных масок Цветущей Пустоши, кота он видит впервые. И двигается заклинатель не хуже кота, изворачиваясь от ударов с двух сторон и уверенно атакуя. На пальцах свободной от оружия руки мерцают когтеподобные украшения, которые и разрезают наискось лиловое ханьфу. Гювин, оскорбившись от такой выходки, выпускает в Цзыде немало темной энергии, которая наконец-то достигает кота и оставляет кривую рану на предплечье. Темный заклинатель смиряет обоих героев взглядом и срывается прочь в другую сторону.       — Гювин, — окликает друга Шен Гуанчжуй. — Я двинусь за ним, а ты проверь своего ученика.       «Юджин,» — с ужасом вспоминает заклинатель и кивает.       Цветущая Пустошь добралась до них сразу, стоило лишь на мгновение потерять бдительность. Эти твари уже могли ворваться в постоялых двор и инцидент, отнявший у Гювина ученика на весьма долгий срок, мог повториться. На этот раз Юджина могли забрать и навсегда. Орден Инин временно исчез, пострадавший в недавней битве, и больше укрывать где-то ученика не было бы и смысла.       Гювин врывается в постоялый двор через ведущее в коридор окно, игнорируя существование главной двери и лестницы. Внутри его встречает удивленным взглядом А-Хан.       — Гювин-ши, — выученным вежливым обращением произносит императорский заклинатель. — Что случилось? Где Шен-гунцзы?       — Потом, — отмахивается Гювин. — В постоялый двор кто-либо заходил после нашего ухода?       — Нет, а почему?..       Дверь в комнату ученика открывается столь резко, что Юджин, этого не ожидавший, подскакивает ото сна и хватается за рукоять приставленного к кровати меча. Ему приходится проморгаться, чтобы окончательно разобрать застывшего в дверях наставника.       — Шифу? — уточняет Юджин хриплым ото сна голосом. — Шифу… Почему Вы…       — Черт возьми, — выдыхает Гювин и поворачивается к А-Хану. — На нас напал заклинатель из Пустоши. Шен-сюн пошел за ним следом.       — Ш-шен… — растерянно лепечет А-Хан. Осознание отражается ужасом на лице, но он спешно возвращает себе нейтральный, уверенный тон. — В какую сторону они пошли?       — На Север от плодовой рощи, — отвечает Гювин. — Я вернусь и найду его. Кукольник, проследи за Юджином. Глаз не спускай!       — Подождите, Гювин-ши!..       Но этого Гювин уже не слышал. Он бежит по городским улицам, почти задыхаясь: они вновь повелись на уловку Цветущей Пустоши, зная, что Гювин легко удалится, чтобы удостовериться, что его ученик на месте! И эта ошибка может стоить ему всего, если он прямо сейчас не догонит Шен Гуанчжуя и грязного заклинателя Пустоши. И если с героем что-то произошло…       С той скоростью, с которой Гювин бежал, он и сносит выходящего из рощи Шен Гуанчжуя.       — Гуанчжуй! — выдыхает Гювин, приподнимаясь и с облегчением глядя на сморщившееся лицо. — Ты жив! А где…       — Бродяжка, — цедит Шен Гуанчжуй. — Что ты вытворяешь, скажи мне пожалуйста?       Гювин воспринимает вопрос по-своему, вне себя от переживаний.       — Я уже был в постоялом дворе. Юджин в порядке, Цветущая Пустошь не наведывалась туда. А-Хан продолжает его охранять и…       Гювину требуется время, чтобы восстановить сбитое дыхание и закончить свой словарный поток. Шен Гуанчжуй, медленно сменяя гнев на милость, приподнимает голову от земли, но кладет ее обратно: в его положении не слишком-то получится и на локтях приподняться, не то чтобы полностью встать.       — Ты можешь слезть с меня? — вздыхает герой. Гювин, опомнившись, не может удержаться от смеха.       Он встает и протягивает герою руку. Шен Гуанчжуй ее принимает и поднимается следом, тут же принимаясь отряхивать белое ханьфу. Меж делом Гювин осматривает друга на возможные ранения и, не обнаружив таковых, позволяет себе расслабиться окончательно, но бдительности не теряет, присвистывая. Темные сгустки энергии разбегаются по роще.       — Его здесь нет, — объясняет Гювин. Использованное им заклинание бесполезно, за исключением того, что «патрульная энергия» бы отразилась в нем самом, столкнись она с чужой таковой. Такового не происходит. — Ты в порядке?       Герой наверняка истратил не мало сил: из-за того, что заклинатель Цветущей Пустоши напал, когда Шен Гуанчжуй уже обнажил Шэньхуань, его ци была неплохо затрачена в ходе боя. Гювин протягивает руку, чтобы проверить пульс друга, но Шен Гуанчжуй ударяет по ней, недовольно цокая.       — Потом, — произносит герой. — Я смог настичь его у окраины города. Он сказал, что мы опоздали. Нам нечего делать в Клане Хуа Ци.       — И ты так легко ему поверил, Шен-сюн?       — Нет, — Шен Гуанчжуй качает головой, пряча руки перед собой в рукавах. — Нужно удостовериться, пускай я не склонен считать, что он врал.       — А это как понимать? — хмуро спрашивает Гювин.       — Он был напуган.       — Конечно, он был напуган! Сам Шен Гуанчжуй преследовал его добрые несколько ли.       Шен Гуанчжуй смиряет Гювина таким взглядом, что заклинатель вынужденно умолкает, неловко улыбаясь.       — Единственный, кого боятся воины Цветущей Пустоши — это Я-Ван, — строго объясняет он. — Думаю, этот заклинатель действовал не в согласии с наказом своего хозяина.       — Тогда в согласии с кем?       — Это мне не известно.       Гювин клонит голову к земле и задумчиво чешет затылок, растрепывая волосы. В очередной раз кто-то из Цветущей Пустоши действует наперекор словам их главаря: сначала Сумеречный Волк с просьбой помочь Ли Юнциню, теперь непонятный кот, не желающий, чтобы герои дошли до точки своего назначения. Гювин раздосадованно мычит и сталкивается с героем взглядами.       — Точно, — вспоминает он. — Ты сказал, что настиг его у окраины. А потом?       — Я его упустил, — просто поясняет Шен Гуанчжуй.       — Упустил? То есть, он просто убежал? — с сомнением спрашивает Гювин. — Почему ты не пошел следом?       — Головорезы, — напоминает Шен Гуанчжуй. Заклинателю хочется вновь приложится головой о древесный ствол.       — Опять ты за свое! Милый герой, зачем же мне твои сказки? Я все равно слишком устал, чтобы проверять, что там в самом деле прячется. Поведай мне правду, не держи еще в больших загадках.       Шен Гуанчжуй поджимает губы и демонстрирует Гювину испачканный в зелени рукав ханьфу.       — Я бы и мог, но сначала мне следует переодеться. Негоже праведнику ходить вдоль улиц в небрежном виде, — объясняет герой. — Тебе тоже следует сменить одеяния, бродяжка.       Гювин глупо смотрит на разрезанное на груди ханьфу. Он грустно качает головой: ну вот и что делать, если судьба предписала ему в спутники столь изворотливую лисицу! Заклинатель пробует вновь:       — Прости меня, о милый герой, я не со зла, а лишь от искренних переживаний не углядел и сбил тебя с ног.       Шен Гуанчжуй тяжело вздыхает. Гювину кажется, что он в глазах друга не хуже вечно шкодящего ребенка. Что не шаг, то выговор и тяжелый вздох! Не будь Гювин самим собой, давно бы отказался от такой горестной судьбы. Однако он все еще Ким Гювин, с высоким уважением относящийся к своему другу и готовый принимать все нудные причитания.       Возможно, герой научился читать его мысли, раз говорит:       — Цисянь, пускай и весьма бесполезный город, хорошо охраняем. Цветы, высаженные вдоль черты города, ядовиты в ночное время — это уберегает горожан от неприятелей и врагов.       — И ты в самом деле решил, Шен-сюн, что я от таких новостей сойду с ума и брошусь с головой яд? — удивленно спрашивает Гювин.       — Их яд легко можно устранить, используя темную ци.       Гювин еще больше впадает в ступор. Хорошо, лошадям нужно было отдохнуть, но и отдохнуть они могли пару часов, а не до восхода солнца. Странники могли бы выждать это время, которого и Юджину бы хватило на сон, а после Гювин бы развеял яд.       — И в чем же загвоздка?       — Я не хочу, чтобы ты использовал темную ци так часто, — наконец объясняет Шен Гуанчжуй.       Гювин пораженно притихает.        «Я обеспокоен тем, что твоя душа лежит к темному пути.»       «Ты ведь понимаешь, что рано или поздно оно поглотит тебя? Цветущая Пустошь — это не шутки, хен. Кто знает, сколько раз еще мы сможем вытаскивать тебя с того света.»       «Пойми, ты молод и силен, твое Золотое Ядро — повод для гордости. Не стоит тратить могущество на Цветущую Пустошь. Понимаешь, о чем я говорю?»       Гювин сжимает кулаки, через силу заставляя себя молчать. В голове роятся воспоминания — как много людей останавливали его от собственного выбора, и все для чего? Пускай инь считается темным путем, пускай ее ненавидят в цзянху, пускай Цветущая Пустошь ее использует — но разве это делает самого Гювина плохим? Он делает все, что в его силах, чтобы спасти свет, и даже используя ту же силу, что у этих тварей, он все еще стоит рядом с остальными заклинателями, такими же, как и он сам.       Он давно уже не глупый подросток, который может позволить темной энергии захватить свой разум. Так почему же Гювин до сих пор не вправе без чужих наказов решать, что ему делать со своей жизнью?       Тем более, когда это говорит Шен Гуанчжуй.       — Нам стоит вернуться в постоялый двор, — спокойно произносит герой, игнорируя чужие эмоции. — А-Хан и Юджин наверняка обеспокоены происходящим.       Шен Гуанчжуй уж было желает обойти застывшего друга и пойти первым, но Гювин останавливает его, ухватывая за запястье.       — Шен-сюн, почему ты…       Медленно.       Пульс героя бьется столь медленно, что Гювин не сразу понимает, что держит в руке запястье живого человека. Взгляд Шен Гуанчжуя холоден, не пробиваем никакими словами и действиями. Он просто ждет, ожидая продолжения, позволяя удерживать себя на месте. Гювин сжимает пальцы крепче.       — Скажи, почему? И я сейчас не про постоялый двор, не пытайся увиливать.       — Потому что я знаю, что темная ци делает с людьми, — объясняет Шен Гуанчжуй. — Она может казаться подчиненной многие годы, но все равно в какой-то момент сводит носителя с ума. Это происходит быстро и невосстановимо. Даже самый лучший целитель в цзянху не сможет спасти от искажения темной ци.       — А что, если я к этому готов?       Шен Гуанчжуй недолго молчит. Шумит листва в усиливающимся ветру, облака прячут за собой полумесяц.       Медленно бьется пульс.       — А готовы ли к этому твои близкие, Ким Гювин? Те люди, кто идут с тобой бок о бок — будут ли они рады, если ты уничтожишь самого себя?       И пускай тон был ровен и беспристрастен, пускай взгляд Шен Гуанчжуя не отражал ничего, кроме невозмутимости, что-то в его словах дрожало, дребезжало, как дребезжит упавшее медное зеркало, как бьются друг о друга бутылки вина, как ломаются прочнейшие мечи. Гювин ослабляет хватку, впитывая в себя сказанное, с трудом находя хоть какие-то слова.       Гнев растворяется.       Пульс бьется слишком медленно.       — Ты устал, мой милый друг, — сдается заклинатель, но не отпускает. — Нам правда стоит вернуться.       Шен Гуанчжуй кивает, позволяя до самого постоялого двора вести себя за руку, не говоря ни слова.       Гювин с трудом осознает, что на самом деле значит «близкие люди», но прийти к какому-либо выводу не может, засыпая с теми же бесконечными мыслями, с которыми и заходил в комнату. Никогда в жизни он не сомневался в том, что идет по правильному пути, и насколько бы извилист и тернист этот путь не был, он ведет только к хорошему, светлому концу.       И этот светлый конец во снах Гювина отождествился с траурными одеяниями человека, протягивающего ему руку сквозь абсолютную, болезненную тьму.