Пёс и Тигр

      — Бродяжка, лови.       Хуан Ичен только приоткрывает глаза на голос Шен Гуанчжуя, когда об его лоб ударяется что-то легкое, но твердое. Удивленно проморгавшись и отогнав остатки сладкой дремы, в которую его погрузила поездка, он распознает у себя на коленях флейту. Бамбук покрыт слоем белой краски, исписан цветочными узорами. Хуан Ичен с улыбкой смотрит на героя, который без интереса прослеживает чужую реакцию.       То, что Шен Гуанчжуй не отворачивается, уже вполне говорит о высшей степени заинтересованности в его небогатом мимическом запасе.       — Так вот, зачем ты просил остановиться у деревни, — пальцы медленно оглаживают приятный материал. — Спасибо-спасибо. Не думал я, что герой столь заботлив.       — Ты без сяо как без рук, — сухо отвечает Шен Гуанчжуй. — Тяжело было следить за твоим сражением с Орденом Инин.       — О заботливости забираю слова назад, — улыбаясь, качает головой заклинатель.       А повозка наконец-то останавливается у главных ворот Чжанцю.       Подумать только — стоило им покинуть город, как вновь случилось нечто, вынуждающее вернуться. Цветущая Пустошь действует быстро, следуя давно заготовленным планам, и водит героев за собой, как осла за яблоком. Вот только одно важное «но» остается неизменным: пока ей не удавалось одержать победы над ними. Впрочем, странники тоже не выходили в число победителей. Они могли смягчать вред, но не выигрывать затяжных битв.       Охраняющие врата заклинатели Клана Джинцзы без расспросов пускают ведомую Вон Кунханом повозку в город.       Вид из окна вселяет каплю надежды. Новых разрушений не наблюдается, но и реставрировать здания горожане пока не взялись. Тем не менее, обычная, почти мирная жизнь вновь ступила в Чжанцю. Открылся рынок, заголосили прохожие, которые с полными любопытства взглядами провожают проезжающую по улицам повозку.       — Я выйду здесь, — внезапно прерывает их шествие Ван Ирон. — Хочу узнать, как там лавка.       — Барышня Ван, может мне стоит тебя сопрово…       — Не стоит.       Ван Ирон за их недолгое путешествие уже успела перенять навык по затыканию Хуан Ичена от Шен Гуанчжуя. Герой, в очередной раз это замечая, слегка улыбается и кивает их спутнице.       — Мы не в праве останавливать барышню Ван. Как только разберемся с делами Клана Цянь, мы еще заглянем в лавку «Тегуаньинь».       — Постараюсь найти уцелевший чайник, — соглашается Ван Ирон, прежде чем остановить повозку и покинуть ее.       В Клане Цянь их не ожидало ничего хорошего.       Ли Юнцинь, один из самых уважаемых учеников клана, исчез. Поиски его внутри Чжанцю не увенчались успехом, но и побег отследить никто не смог. Ежедневно Чжанцю покидали силы Цветущей Пустоши, и сейчас темных заклинателей в городе остаются лишь единицы. Глава Клана Цянь, держащийся до сих пор достаточно сдержанно, рассказывает о том, что вместе с исчезновением сына пропало и посланное Цветущей Пустошью письмо. Худшие догадки звучат правдиво: Ли Юнцинь принял «Десять обратных путей ци» в свои руки, и, убитый горем после смерти подруги в битве, пошел на поводу у врага. Никто не может сказать точно, в какой именно момент юноша исчез. Ученик Клана Цянь вышел на прогулку в город, намеревался наведаться и в Клан Тысячи Троп, его видели в центре, но до точки назначения так и не дошел. Ли Юнцинь просто растворился в воздухе, никому не сообщив и никаких признаков предательства не выдав.       Или почти никому не сообщив.       Лю Янян настаивал на том, что это все его вина — мол, книгу оставили для него, но его шисюн, справедливый и с большим сердцем, сам пошел по кривой дорожке, на которую собирался согласиться его младший соученик. И все это рассказывал он без привычной улыбки на губах, с закрытым веером и полными честности глазами. На данный момент Лю Янян заперт в темнице Клана Тысячи Троп до выяснения дальнейших обстоятельств. Заслышав про это, Шен Гуанчжуй, выждав конца речи Цянь Куна, попросил пустить его самого в темницу. Хуан Ичена он смерил строгим взглядом, безмолвно запретив идти следом. Поэтому, в конечном итоге, Хуан Ичен и его ученик вновь остались в Чжанцю одни.       — Можно подумать, что время вернулось назад, и вот мы впервые прибыли в этот городок, — рассуждает беззаботно Хуан Ичен, срывая диковинный цветок на полянке, куда заклинатели выбрались из молчаливого от утрат Клана Цянь. Находиться там без Шен Гуанчжуя было просто невозможно. Герой хоть как-то сдерживал подвижный язык своего спутника, не давая ему возникать по чем зря, но без компании сдерживающей силы Хуан Ичену так и хотелось сказать, как его раздражают серьезные лица и белые, словно траурные одеяния. И без разницы, что спутник его тоже носит белое — рядом с именитым героем любой траур не кажется таким уж тяжелым.       Хуан Ичен садится на траву и вытягивает из-под пояса подарок Шен Гуанчжуя. Сяо ярко и приветливо блестит в солнечных лучах. Голубой рисунок на ней отражается более холодными оттенками, а от древесины тянется легкая прохлада.       — Шифу, как Вы думаете, что произошло на самом деле? — спрашивает Юджин. Он присаживается напротив наставника, принявшегося вертеть новую флейту в руках. Хочется сыграть что-нибудь и расслабиться, но Хуан Ичен абсолютно потерял навык игнорирования вечных вопросов своего ученика.       — Думаю, Лю Янян никак с этим не связан, а если связан, то не так безрассуден, чтобы позволить любимому шисюну уйти вот так с людьми, лишившими жизни его невесту, — высказывается Хуан Ичен. — Барышню Ван сам волчара попросил вернуться в город ради Ли Юнциня. Что-то определенно утаивается… Была бы у меня мудрость Шен-сюна, может и выдвинул бы гениальную теорию, а так!..       — Но Вы тоже умны, шифу, — удивляется Юджин.       Теперь удивляется Хуан Ичен. Хорошо же его ученика приложили в Ордене Инин, раз он научился говорить комплименты, а не только послушно выполнять приказы. Хуан Ичен прекращает вертеть в руках сяо и направляет ее на Юджина, который на жест опасливо вздрагивает. Пора бы уже и выяснить, что именно происходило в грязном ордене такого, что даже Фэнбао сжалился над ребенком и даровал ему свою силу. Хуан Ичен не успевает и рот открыть, прежде чем ученик его опережает:       — Вы сказали, что невесту Лю Яняна лишили жизни? — осторожно интересуется Юджин. — Но разве Сон Юци…       Верно. Будучи запертым в Ордене Инин, Юджин и не ведал, что происходит вне. Хуан Ичен опускает флейту и вздыхает.       За долгим разговором Хуан Ичен и не замечает, как истекает та парочка часов, в которые герой отсутствовал. Когда Шен Гуанчжуй находит их на спрятанной в тени деревьев поляне, он обнаруживает Хуан Ичена, разучивающего какую-то новую мелодию, и его ученика, который поднимает на героя опухшие от слез глаза.       Хуан Ичен успел не только рассказать Юджину про свои невероятные подвиги, но и выслушал рассказ о пытках Ордена Инин. Он старался не подавать виду, пока слушал, но все равно был убежден, что лицо его побледнело до той степени, которой обладает лишь фарфоровая кожа их общего друга. Это был долгий и тяжелый разговор, ведь не только Хуан Ичен успел за недолгое время осознать многое, но и Юджин, побыв в Ордене Инин, успел встретить еще одного человека, которого оба уроженца Медного Листопада считали мертвым. Ханбин не был слишком выделяющимся учеником, но он всегда старался больше остальных, легко вошел в ряды наставников и часто отвешивал Гювину подзатыльники за то, каким грубым бывал заклинатель в свои подростковые годы. А теперь Сон Ханбин не просто пополнил ряды Цветущей Пустоши, но и оказался при ее верхушке.       Более того — узнал Юджина и нисколько не сжалился над ребенком, которого так сильно любил когда-то. Темные силы выжгли в нем остатки человечности, и их невосстановимый вред ошарашил Хуан Ичена до той степени, что даже при виде своего близкого друга он не сразу находится со словами, молча откладывая сяо.       Шен Гуанчжуй чувствует гнетущую атмосферу, повисшую над цветочной поляной, но ничего не спрашивает, сразу переходя к делу:       — Лю Янян должен был быть носителем книги, — рассказывает герой. Мельком Хуан Ичен замечает и стоящего за спиной Шен Гуанчжуя А-Хана. — Но Ли Юнцинь отобрал ее насильно и на самом деле по собственной воле ушел в Цветущую Пустошь. Он хочет вернуть Ван Исяня.       Разговор о важном и первостепенном — как глоток свежего воздуха. Тяжелые мысли медленно развеиваются, и Хуан Ичен вспоминает, о чем точно решил поведать как Шен Гуанчжую, так и всему цзянху.       — Сумасшедший ребенок, — фыркает Хуан Ичен. — Юджин, хвала Небесам, ты не такой!       Шен Гуанчжуй слабо вскидывает брови. Хуан Ичен не мог оговориться, и заклинатель, довольный реакцией друга, улыбается во все тридцать два и встает с земли. Между собой Хуан Ичен и Шен Гуанчжуй могли называть имя Юджина вслух, но рядом с чужими, вроде А-Хана, имели договоренность скрывать правду о прошлом Хуан Ичена.       — А-Хан! — окликает их спутника заклинатель. Императорский воин послушно подходит ближе. Он-то совсем не предал значения настоящему имени ученика, считая, что не имеет права вклиниваться в дела уважаемого героя и его спутника. — Мы тут с Юджином говорили довольно долго, и решили, что нет больше смысла скрываться. Меня зовут Ким Гювин, рядом со мной Хан Юджин, мой ученик, и мы оба принадлежим Клану Медного Листопада. Прости, что держали в неведении — так уж складывалась жизнь, что наш родной дом могли ненавидеть изначально. Но теперь…       Шен Гуанчжуй превращается в каменную статую. Вся его мимика деревенеет, и он только с заствышей улыбкой может наблюдать за секундным шоком на лице Вон Кунхана. А-Хан знает, что произошло в прошлом, и сейчас, когда перед ним предстают те самые заклинатели, Кукольник может только открыть и закрыть рот. Его испуганный взгляд падает на Шен Гуанчжуя. Герой смиренно кивает, бессловесно донося: «Я все знаю и объясню тебе позже, а пока слушай этого дурака и молчи».       — Ты решил показать истинное лицо всему Чжанцю, бродяжка? — интересуется меж делом Шен Гуанчжуй. — А-Хану не ведомо даже название твоей школы, а ты так гордишься, не хуже сельских петухов. Не думай, что за твою честность А-Хан пожелает и свое полное имя раскрыть.       — Личность Кукольника должна оставаться тайной, — соглашается Хуан Ичен. — Милый герой, я лишь хочу показать, насколько хочу быть честен со всем миром и с тобой. И пусть между нами не будет тайн, покуда мы хотим вершить благодетель!       Шен Гуанчжуй подавляет улыбку. Хуан Ичен, — Ким Гювин, — в конце концов, оказывается все тем же ребенком, которого Шен Гуанчжуй знал когда-то. Сердце в груди непроизвольно сжимается, остатки светлой энергии в нем вызывают прилив тихого счастья в душе. Шен Гуанчжуй, как бы ни желал, выказать его не сможет. Поэтому произносит так же спокойно:       — Я рад твоему решению, бродяжка, но нам стоит вернуться к делу, — напоминает герой. — А-Хан.       — Д-да, Шен-гунцзы, — послушно кивает императорский заклинатель. Гювин нисколько не выглядит обиженным, заранее понимая, какую реакцию получит. Юджин за его спиной робко переминается с ноги на ногу. — Лю Янян какое-то время был под контролем Цветущей Пустоши, пускай большинство воспоминаний об этом ему стерли, Шен-гунцзы смог их восстановить. На данный момент Цветущая Пустошь желает направить атаку на Клан Хуа Ци в Лайю. Я уже запросил лошадей для поездки.       — Нам следует отправиться туда, — продолжает Шен Гуанчжуй, — чтобы найти Ли Юнциня и чтобы узнать подробнее про тактику Цветущей Пустоши. Если ученика Клана Цянь до сих пор полностью не поглотила темная энергия, то у нас будет шанс выведать у него ответы на все интересующие нас вопросы.       — Странствовать я всегда горазд, — соглашается Гювин. — Но Лайю— далеко не близкий город. Неужели Лю Яняну так легко поведали, что Цветущая Пустошь будет делать дальше?       Гювин в самом деле начинает становиться умнее.       — Книга, которая оказалась в руках Лю Яняна, а потом Ли Юнциня, была доставлена Сумеречным Волком. Очевидно, это обычное задание для тех, кто хочет стать наследником для Я-Вана, — объясняет Шен Гуанчжуй. — В Чжанцю действовать не вышло, поэтому Цветущая Пустошь изменила свое направление. Стоит выдвигаться как можно скорее, чтобы предотвратить беду.       Гювин, немного подумав, понятливо кивает. Все равно ситуация складывается скверная, как ни посмотри. Лю Янян хотел стать частью Цветущей Пустоши, принять тяжелую участь, но его шисюн забрал у него эту возможность. Даже если этот ученик вернется в Клан Цянь, вряд ли его примут с распростертыми объятьями — и поделом. Но вот Ли Юнцинь, теперь оказавшийся под крылом Цветущей Пустоши, находится в ситуации не лучшей. Он повторно позорит родной клан, так еще и сам Сумеречный Волк не желал, чтобы Ли Юнцинь примыкал к Пустоши. Все испортилось лишь сильнее с позволения какого-то ученика Клана Цянь.       — Несладко придется ребенку, — заключает вслух Гювин. — Тогда отправляемся в путь.       — Нам нужно заглянуть и к барышне Ван, — напоминает Шен Гуанчжуй. — И попрощаться с Кланом Цянь.       Первым делом они направляются в именитый клан, где часом ранее приняли назад заключенного ими же ученика. Лю Яняна не видно, да и в целом территория Клана Цянь остается такой же тихой и покинутой. Нелегко терять так много детей за столь короткие сроки. Цянь Кун, глава клана, выглядит таким же беспристрастным, но нарисованная возрастом склада меж бровей стала ярче прежнего. Он приглашает странников пройти в свои покои: мол, ему есть, что им предложить помимо лошадей и питания в дорогу.       — Уважаемые герои, — начинает Цянь Кун. — Чжанцю никогда не забудет вашу доблесть и самоотверженность. Я верю в то, что за такими молодыми людьми, как вы, стоит будущее всего цзянху.       Гювин гордо улыбается. Наконец-то Глава Цянь обращается не к одному лишь Шен Гуанчжую, а принимает заслуги и его спутников. Юджин же тупит взгляд в пол, не чувствуя своих «заслуг» кроме обладания Фэнбао, приятно согревающего правый бок.       — Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть Вашего сына, Глава Цянь, — отвечает Гювин, продолжая улыбаться. Взгляд Цянь Куна слегка смягчается.       — Хуан Ичен. Твой ученик прошел через многое. Я лишь хотел узнать — быть может, ты сочтешь безопасным оставить его на попечение Клана Цянь или Клана Тысячи Троп? Мир изменился, мы будем в состоянии приглядеть за этим мальцом.       Юджин вздрагивает. Понимая, что речь идет именно о нем, он инстинктивно делает шаг в сторону, прячась за спину Шен Гуанчжуя. Гювин бы за такой жест вспылил — это ведь Юджин должен, как и Гювин, оказывать герою защиту, а не наоборот! К его счастью, голос подает А-Хан:       — Глава Цянь, нам с Шен-гунцзы должно скорее удалиться. Не сочтите ли вы за грубость проститься сейчас? Хуан-сюн и А-Чжан могут остаться.       — Конечно, — кивает Цянь Кун. — В добрый путь. Чжанцю будет ждать вас с благими вестями.       — Благодарю, Глава Цянь, — с малым поклоном произносит Шен Гуанчжуй. Он, прежде чем уйти, кладет руку на плечо Гювина и наклоняется ближе, чтобы продолжить шепотом: — Хорошенько обдумай всё, бродяжка.       — Не беспокойся, — улыбчиво заверяет Гювин. — Я знаю, что делаю. Без Юджина не останемся.       Шен Гуанчжуй отпускает друга и удаляется вслед за А-Ханом. Теперь в покоях Главы Цянь остаются лишь Гювин, его ученик и Цянь Кун, все так же ожидающий ответа на поставленный вопрос.       Гювин поклялся, что ученика не отпустит, пока он не станет достаточно могущественным заклинателем, чтобы самому решать, в какое русло направить жизнь. Поэтому он, не стесняясь авторитетов, делает шаг навстречу Главе Цянь.       — Глава Цянь, я вынужден отказаться.       — Все хорошо. Уверен, что Хуан-гунцзы знает, что делает.       — Я еще хотел признаться Вам в кое-чем, Глава Цянь. Больше не хочу держать тайны от мира цзянху.       Уголки губ Цянь Куна приподнимаются.       — Коль желаешь поведать о принадлежности вас обоих к Клану Медного Листопада, в этом нет нужды. И про выбранный тобою путь тьмы я знаю, — объясняет Глава Цянь. — Я хотел попросить тебя… Будь осторожен, Хуан-гунцзы. Шен Гуанчжуй, пусть и храбрый и мудрый, остается слабым. Если твоя инь коснется героя, то, боюсь, ничем хорошим это не кончится.       Гювин молча сжимает кулаки. Он совсем не об этом хотел сказать! Вернее, отчасти и про Медный Листопад, но уж точно не в целях довести Цянь Куна до отцовских наставлений. А этот пожилой дурак выбрал сомневаться в добрых намерениях Ким Гювина! Да он ведь инь использует только во благо — борьба с ядом с помощью яда, не более, о каком вреде Шен Гуанчжую может идти речь. Гювин в жизни не посмеет навредить…       — Благодарим за наставление, Глава Цянь, — низко кланяется Юджин, лишая наставника дара речи. — Это правда, во мне и моем наставнике течет кровь Медного Листопада. Не беспокойтесь — уважаемый герой и мой наставник близки, их судьбы связаны неспроста, и никто из них не навредит другому. Мы лишь желали поведать Главе Цянь, что планируем восстановить Клан Медного Листопада, когда закончится война.       — Столь высокая цель устами юного ученика, — добросердечно произносит Цянь Кун. — Какие бы силы ты ни практиковал, Хуан Ичен, ты хорошо воспитал этого мальца. В таком случае, могу ли я узнать имена будущих основателей клана? Мне должно знать, кого звать в гости.       — Меня зовут Ким Гювин, — наконец находится со словами заклинатель. — Рядом со мной мой ученик и, коль изволите, младший брат — Хан Юджин.       — Ким Гювин, Хан Юджин… Имена, достойные известности, — кивает Цянь Кун. — Рад повторному знакомству. Надеюсь, удача и упорство станут вашими главными спутниками в этом нелегком пути.       — Станут-станут, — активно соглашается Гювин. — А вот наш спутник-герой наверняка уже нас заждался.       — Простите старика — редко выдается возможность с кем-то вот так поболтать… Напоследок скажу лишь одно: Ким Гювин, нравом ты очень напоминаешь своего отца. Из тебя выйдет отличный Глава Клана Медного Листопада.       Возвращаясь к А-Хану и Шен Гуанчжую, Гювин светится всем своим видом. Пускай старый дурачина и задел его за живое, но ведь все равно благословил! Лучше расклада и быть не могло. Юджин тоже идет в приподнятом настроении. Обычно тихий и стеснительный, ученик не боится слегка улыбаться, следуя за спиной чересчур самоуверенно шагающего наставника. Своих спутников они обнаруживают у выхода из Клана Цянь. Шен Гуанчжуй расправляет рукава, тут же предлагая отправиться в путь, а А-Хан, задержав ненадолго взгляд на лице Гювина, спешно отворачивается.       — Вы что, сплетничали о нас? — делает вывод Гювин, приближаясь к герою и без стыда закидывая ему руку на плечо. — Медный Листопад еще не воскрес, а о его основателях уже ползут слухи!       — Благочестивый муж, о Глава Ким, не распускает руки, — цедит Шен Гуанчжуй, с брезгливостью скидывая с себя руку. Гювин давится смехом, впитывая в себя угрожающий взгляд без зазрения совести.       — Уважаемый герой только что пошутил? Я не ослышался? Что же за воздух был в Личене, раз Шен-сюн…       Закрытым в ножны мечом Шен Гуанчжуй ударяет Гювина по спине, без труда лишая равновесия и убирая прочь оружие. Юджин замирает с ужасом, А-Хан тихо улыбается.       — Полно тебе будет. Пойдем.       — А-Хан, — находит новую жертву Гювин, стоит Шен Гуанчжую лишь слегка от него отойти. — Скажи, наш милый друг и с тобой корчит такую строгость?       — Нет, Хуан… Ким-гунцзы?.. — А-Хан трясет головой. С новыми обращениями ему еще предстоит разобраться. — Шен-гунцзы ведет себя так лишь с Вами… Однако…       — Не томи, и так в грязь втоптали, — усмехается Гювин, отряхивая дорожную пыль с ханьфу.       — Шен-гунцзы может быть честен и уважителен с чужими людьми, он может тепло относиться к друзьям, как я или Юджин, или может смеяться в лицо опасности. Но, Ким Гювин, лишь с Вами он позволяет себе быть язвительным и строгим, порой угрюмым.       — И что должна значить эта чушь? — прыскает Гювин. — Я не Шен Гуанчжуй, чтобы разбирать столь мудреные изречения.       Вон Кунхан смущенно улыбается, глядя в спину Шен Гуанчжуя, который уже о чем-то разговорился с Юджином. Ученик слушает с блеском в глазах и открытым ртом, явно пораженный слышимым.       — Он Вам доверяет, как никому другому, и, я склонен считать, желает Вас наставлять от того, насколько верит в Ваш успех. Просто пока… пока Вы не знаете, на что Шен-гунцзы готов пойти ради Вас.       Отчасти слова Кукольника в самом деле трогают сердце Ким Гювина. Если это правда так, и А-Хан не преследует цели просто успокоить ненадолго неугомонного заклинателя, возвращение ученика которого открыло в нем второе дыхание, то Шен Гуанчжуй относится к своему другу уж слишком тепло. Гювин слишком любит думать, что из них двоих именно он сам больше склонен на доброту душевную и искреннее уважение. Поэтому заклинатель протестует:       — Это очень мило и трогательно, А-Хан, но Шен-сюн? «Пойти ради меня»? Да он ради меня даже в лекарственную лавку не забежит, скорее уж отчитает за ленивость!       — И буду прав, в таком случае, бродяжка! — не оборачиваясь, подтверждает Шен Гуанчжуй. Гювин тычет в героя пальцем, глядя на А-Хана: вот видишь!       Императорский заклинатель только улыбается и качает головой. Пускай оно будет так между ними двумя. В конце концов, каждому цветку нужно свое время для того, чтобы расцвести.       Наконец, перед ними открываются двери еще не до конца починенной лавки «Тегуаньинь». Вновь воздух наполняет аромат душистых лекарственных трав, горячего чая и особых благовоний, созданных для успокоения души. Ван Ирон, переодевшаяся в свежее, чистое ханьфу и с по-особому заплетенными волосами, выглядит почти приветливо. Улыбка идет этой грубой и своенравной девушке.       Она приглашает странников внутрь, где их уже ожидает накрытый стол с чаем и свежеприготовленными закусками из различных цветов.       — Благодарим за теплый прием, барышня Ван, — кивает Шен Гуанчжуй. Гювин, не теряя времени, запускает в рот какую-то розовую конфету, за что получает по руке от изменившегося в лице за секунду друга: — Манеры твои где?       — Какие манеры! Я думал, мы в гостях у друга, а не на приеме у императора, — обиженно отзывается Гювин. — Или ты тоже хотел эту конфету? Я могу тебя накор…       — Нет, — одновременно и одинаково холодно противятся Шен Гуанчжуй и Ван Ирон. Девушка тихо усмехается.       «Этим двоим никогда нельзя вновь общаться!» — с ужасом думает Гювин, представляя, как любые его выходки могут пресекаться с двойным упорством. Он ведь и слова сказать не сможет, будучи испепеленным двумя парами осуждающих глаз.       — Барышня Ван, — продолжает герой. — Вижу, ты восстанавливаешь лавку. Неужели планируешь остаться в Чжанцю?       — Верно, — губ Ван Ирон касается легкая улыбка. Она откладывает от себя чашку чая и поднимает взгляд к высаженным в различных горшках растениям. — В конце концов, я не заклинатель, и мои навыки врачевания нужны людям Чжанцю. Я узнала правду про моего брата — дальше дело лишь за вами, я не расстроюсь от любого итога этой истории, если вы пообещаете, что еще наведаетесь в лавку «Тегуаньинь». Я всегда буду рада таким гостям, как вы.       — Даже мне? — все-таки спрашивает Гювин, обрывая теплую речь Ван Ирон. На удивление, барышня Ван даже не кривится:       — Да. Каждому из вас.       Шен Гуанчжуй благодарно улыбается, Юджин, не знающий, как правильно реагировать, благодарит вслух, а потом прячет заалевшие щеки за чашей чая. А-Хан, вставая с места, кланяется.       — Мне стоит отправиться за лошадьми. Оставайтесь здесь — я приведу их к дверям лавки.       — Уверен, что не хочешь посидеть с нами? — уточняет Гювин.       — Нет, благодарю. Вам стоит отдохнуть.       Гювин хмурится — только ли им? А-Хан несколько дней подряд почти без перерыва вел повозку, и времени на отдых императорский заклинатель едва ли находил. Верно, что Кукольник бессмертен, однако никто не говорил, что бессмертные не имеют права на перерыв и светские беседы.       — Но ведь и тебе…       — Иди. Увидимся позже, А-Хан, — останавливает заклинателя Шен Гуанчжуй.       — Благодарю. До свидания, барышня Ван.       Гювин усмехается на раздраженный взгляд Шен Гуанчжуя. Да, после своего пробуждения герой вернулся к своей привычной манере общения.       Они проводят в лавке «Тегуаньинь» добрые несколько часов. Перед разлукой сложно наговориться вдоволь — они обсуждают как произошедшее, так и планы на далекое будущее, когда Цветущей Пустоши не станет. Даже Юджин присоединяется к обсуждению — будучи самым юным, он обладает мечтами, пускай и затменными обычно робостью, но высокими и далеко не наивными. Ван Ирон позволяет подростку говорить, и даже задаёт наводящие вопросы. Гювин невольно задумывается, что к их следующему приезду они обязаны обнаружить барышню Ван в алом платье и с рукой ее избранника на талии. Из нее бы получилась отличная мать — но Гювин не решается высказать этого вслух, зная, что хорошенько за наглость свою получит.       А-Хан, как и обещал, приводит лошадей прямиком к лавке. Путь предстоит долгий, и для сокращения времени придется отказаться от повозок и запастись терпением. Они все прощаются с Ван Ирон, и, когда доходит очередь Гювина, он замирает, потому что барышня Ван, отвернувшись, протягивает ему цветок.       — Береги себя, дурной ты осел, — произносит она.       Гювин удивленно принимает подарок в свои руки. Белая магнолия — хрупкая ветвь, украшенная белыми распустившимися бутонами, аромат которых легко разносится на всю готовящуюся ко сну улицу. Он прокручивает цветок в руках.       — Это что-то лекарственное? — спрашивает заклинатель.       — Да, лечит от глупости, — цокает Ван Ирон. — Уезжай уже.       Гювин смеется, вставляя цветок рядом с флейтой под поясом. Ветвь магнолии и сяо, оба белые, ярко выделяются на фоне лилового ханьфу.       — Спасибо, барышня Ван. Увидимся!       Ван Ирон тепло улыбается в спину заскакивающему на лошадь Ким Гювину. Шен Гуанчжуй слабо хмыкает, глядя на подаренный его другу цветок, и благодарно кивает Ван Ирон. Может, Гювин и дурак, но Шен Гуанчжуй, будучи начитанным, отлично понимает послание, переданное вместе с ветвью магнолии.       Когда они покидают Чжанцю, Шен Гуанчжуй клянется, что Ким Гювин вернется в город живым и здоровым, как только все закончится.