Darari Do

Джонни Кащей скидывает все дела с рук, когда видит на умных часах короткое сообщение от одного из охранников: 'Он тут'. Единственный 'Он' в жизни Джонни — Читтапон. Уже толкая дверь приёмной, Кащей замирает на месте, в непонимании смотрит на улыбку Тэна, опускает взгляд ниже: на дрожащего в тонких руках того паренька. Светлые волосы модного окраса, бледная кожа, острый носик, красный беретик и какие-то, откровенно говоря, обноски. — Тэн? — Привет, милый, — Читтапон проходит мимо, усаживает своего гостя на диванчик приёмной и обращается к Секретарше, — Куриного бульона, тарелку риса и зелёного чая. Женщина в угрозе высоко поднимает брови, но молча покидает своё место и скрывается за дверью. — Итак, кто это? — Кащей кивает на растерянно моргающего мальчишку. — Случайный художник? — беззаботно пожав плечами, Тэн садится рядом с гостем, рассматривает того куда внимательнее, — Или не очень случайный. Джонни садится по другую сторону от мальчишки, стараясь увидеть в нём то, что видит его возлюбленный. На какое-то время становится жутко тихо, и только урчание живота гостя выводит старших из задумчивого оцепенения. — Ох, простите, — мальчик морщит лоб и прячет взгляд в пол. — Ты странно красивый, — не к месту заговаривает Читтапон, — Ты такой красивый и изящный, как птичка. И твой носик, и твой танец, и твоя картина. По тому, как щурятся его глаза, Джонни проникается подозрением к гостю. — Ты рисуешь только карандашом? — Читтапон продолжает свой допрос. — Я умею рисовать всё, что угодно, и чем угодно, — мальчишка так и не поднимает головы. — Кащей, ты не думал обновить дизайн своего бара? Джонни абсолютно точно не думал ничего менять с тех пор, как взял бразды правления Всенощным Царством на себя. Однако мальчишка — Хуан Ренджун — остаётся у него. И работает. Он проводит дни и ночи в Царстве Кащея, рисуя на стенах боевого зала баллончиком жутких существ, выводя акрилом в туалете пейзажи, подрабатывая у особо знатных гостей мелкими скетчами. — Какое у него прозвище? — Накамото Сэнсей стучит тупым концом карандаша о стол, когда видит количество расходов на мальчишку за три месяца, — Ты ещё не дал ему прозвища? Как ты зовёшь его? — 'Эй ты'? — Джонни тоже удивлён, и это мягко говоря, — Сколько он стоит? — Как ни странно, — обведя несколько цифр, японец демонстрирует те Кащею, — Дешевле Клурикона. Может, пора выгонять рыжего отсюда? На это Джонни неопределенно морщится и просит: — Позови его сюда. Накамото Сэнсей идёт по коридорам Всенощного без спешки, лениво озираясь по сторонам, разглядывая недавно появившиеся на стенках смутно узнаваемые пейзажи. И чем ближе японец к двери Ренджуна, тем узнаваемее становится Фудзияма, тем более понятным становится сансуй-га и красный круг солнца. Распахивая незапертую дверь, в глаза Юты бросается стоящий центре комнатенки скрытый под тканью холст. Кое-как осознавая, что мальчишка сбежал, Накамото Сэнсей тут же набирает Джонни. Кащей долго смотрит на покров, но больше не выдерживает и неаккуратно сдергивает тот. Чтобы увидеть в мазках-перьях обнажённого по пояс Читтапона. На долгие секунды Джонни выпадает из мира, поражаясь реалистичности и яркости красок, поражаясь тому, как изящно и точно передан каждый изгиб тела Читтапона, как прекрасна его непостоянная улыбка, и как насмешлив прищур глаз. И пока Кащей любуется Тэном, Накамото Сэнсей опускается на корточки, чтобы поднять с пола журавлиное перо. — Джонни, — губы японца суеверно дрожат. — Да? — Нас посетил оборотень цуру. И он даровал тебе свою милость, — Накамото Сэнсей демонстрирует свою находку, — Нас посетил настоящий ёкай, Джонни. Кащей берёт журавлиное перо в свою ладонь и только хмыкает. В отличие от своего друга, он уже не удивляется даже чертям и пьяным ангелам в своём Царстве. Оборотень-журавль? Пф!