Парадокс

***

— Здесь все началось. — Тихо произнес Лёва, вглядываясь в знакомое окно первого этажа. От воспоминаний, связанных с этим местом, ему стало не по себе. — Валентин Сергеевич поднялся к Игорю. Я стоял на этом самом месте, когда он подошёл со спины и окликнул меня.       Утреннее солнце освещало серый, невзрачный подъезд. Именно здесь Лёва повстречал Серпа шесть дней назад и именно здесь в последний раз видел Валентина Сергеевича. Неприятные воспоминания нахлынули внезапно, возвращая в момент паники, дрожащих пальцев и стекающей по волосам крови.       Валера поднял взгляд к небу и зажмурился. Куйбышев встретил их хорошей погодой, дуновением лёгкого летнего ветра и запахом утренней свежести. Казалось, что это утро становится для них новым началом. После всего пережитого смотреть на мир так, как раньше, уже не выходило. — Вот тварь.       Неожиданный комментарий разрезал тишину, и Лёва повернулся к Лагунову. Тот посмотрел в ответ каким-то странным, понимающим взглядом, а затем кивнул в сторону подъезда. — Пойдем.       Неделю назад он не мог и представить, что будет заходить в этот дом с целью остаться здесь на полмесяца. Что бы сказал Валентин Сергеевич по этому поводу? Он, вероятно, разозлился бы, узнав, что Лёва собирается жить в одной квартире с вампиром. Но несмотря ни на что, Хлопов сейчас отдал бы всё, чтобы увидеться и поговорить со своим товарищем.       Валера резко распахнул дверь и положил ключ на столешницу прямо при входе. Он неосознанно улыбнулся, оглядывая их с Игорем квартиру. — Многое изменилось? — Спросил Лёва. — Очень многое. — Произнес Лагунов, проходя куда-то вперед по небольшому светлому коридору.       Комната, в которую они зашли, была достаточно большой и приятно пахла стариной. Лёва оглянулся по сторонам, рассматривая то, что в ней находится — небольшой коричневый диван, деревянный шкаф и застеклённый буфет, наполненный всем, чем только можно — начиная от посуды, заканчивая сувенирами и журналами. — Что ты делаешь? — Ищу заначку. — Валера открыл шкаф и достал из коробки на верхней полке стопку купюр. — Мы будем две недели жить на деньги Игоря? Как-то нехорошо получается.       Лагунов захлопнул дверцы и повернулся в его сторону. — Не волнуйся, если мы вернёмся, я отдам ему в три раза больше. — Разве это не изменит будущее?       Валера пожал плечами. — У нас есть выбор? Хочешь голодать до дня смерти? — Не называй это днём смерти. — Скривился Лёва. — Днём возвращения домой, полнолунием, чем угодно, но не днём смерти. — Судный день. Будет судным днём, как в религиозных учениях. — Не сильно лучше.       Валера подошёл к нему ближе и заговорил загадочным голосом, будто рассказывая страшилку. — И когда снял он печать шестую, солнце стало мрачно, и луна сделалась красной, как кровь, и звёзды небесные пали на землю. И небо скрылось, свившись, как свиток, и всякая гора и остров двинулись с мест своих. — Боже, Лагунов, это из библии? — Есть ещё одно, мое любимое. — Он откашлялся и продолжил цитировать, — Солнце превратится во тьму и луна – в кровь… Прежде нежели наступит день Господень… великий и страшный. Всякий, кто призовет имя Господне, спасётся… Ибо на горе Сионе и в Иерусалиме будет спасение… — Это про конец света? — Именно. — Довольно ответил Лагунов. — Но если тебе так не нравится "судный день", можем говорить “киямат”. — Что это значит? — Судный день в Исламе. — Усмехнулся Валера.       Лёва закатил глаза. — И зачем ты выучил священные учения? — Видимо для того, чтобы цитировать их тебе. — Я могу отказаться? — Нет, меня забавляет то, что это тебя бесит.       На этом моменте он принялся пересчитывать купюры у себя в руках, чтобы понять, хватит ли этих денег на две недели. Лёва ощущал себя неловко, думая о том, что они собираются жить в квартире Игоря и тратить его деньги. Однако Валера ещё в поезде заявил, что обсуждать другие варианты не собирается, и аргументировал это тем, что поселиться в пустующей квартире Корзухина — логично.        — Что такое? — Настороженно спросил Лёва, когда заметил, что Лагунов вдруг замер. — Восемьсот рублей. — Валера перевел на него удивленный взгляд. — Восемьсот рублей! Хлопов, что ты говорил про то, что мы можем повлиять на будущее? — Я говорил, что Игорь останется без денег. — И он остался! — Лагунов кинулся в сторону дивана. — В каком смысле? — После смены в Буревестнике, когда Игорь вернулся, он остался без денег и подумал, что его обокрали. Он мне об этом говорил. Именно после этого случая он не кладет ключ под коврик.       Лёва непонимающе уставился на него, начиная нервничать от появления очередной загадки. — Как это возможно?       Валера уселся на диван, сложив руки в замок. — Не знаю. Возможно всё не так, как мы думали. Я могу предположить лишь одно объяснение в качестве теории. — Какое? — Все, что мы делаем здесь, не может изменить будущее. — Почему? — Воскликнул Лёва, усаживаясь с ним рядом. — А как же “Хлопов, ты ебнулся, посмотри хоть один фильм про путешествия во времени!” — Он не смог удержаться от упоминания неприятного диалога. — Иногда и я ошибаюсь. — Да неужели. — Возможно все, что мы делаем здесь, формирует ту реальность, где мы с тобой живём в настоящем. Когда Игорь вернулся из Буревестника пять лет назад он не просто так обнаружил пропажу накоплений. Мы действительно были тут и жили на его деньги. — Лагунов, бред какой-то. Почему Рамира ничего об этом не сказала? — Она могла не знать. Будущее должно меняться, но если следовать этой теории, то мы не можем на него повлиять. Это парадокс, понимаешь? Каких адекватных объяснений ты ждёшь от меня? — Хочешь сказать, что мы ещё более бессильны, чем думали? — Может и нет. — Произнес Валера после нескольких секунд напряженного молчания. — Во-первых, это пока только теория, а во-вторых, это могло бы дать нам возможность не беспокоиться о том, что будущее изменится, и спокойно жить свои последние дни. — Они не последние. — Упрямо возразил Лёва. — Я найду чёртову плиту. — Конечно, конечно, найдешь. Но сейчас мы отправляемся по магазинам.

***

      Он добежал до здания булочной и остановился у входа. Лёва приходил сюда уже в третий раз, и успел познакомиться со всеми постоянными посетителями. Красивая вывеска “Булочная номер 1” обещала угостить его новой порцией зелёного чая и пирожных.       Жизнь в Куйбышеве шла размеренно и спокойно. Лёве, уже привыкшему за последнее время к постоянным передвижениям и хаосу, это казалось непривычным. Постаравшись представить, что находится у себя дома, в Калинине, он выстроил примерный график дня. Утром он проверял, не пришло ли письмо от Рамиры, потом отправлялся на пробежку, заходил в булочную и общался с посетителями, чтобы не помереть от нехватки социальных контактов, тренировался на открытой спортплощадке, обедал в столовой и отправлялся в архивы. Там он сидел практически до самого вечера. Одержимость поиском стратилата и плиты никуда не исчезла, а только разрасталась с каждым днём. Он искал любые упоминания, любые зацепки, но все было тщетно. Казалось, что он никогда так много не читал, и даже изучение гримуара теперь казалось простой задачей. Каждый вечер, когда число на его внутреннем счётчике дней уменьшалось, он ощущал болезненный укол где-то в груди. Терять надежду было нельзя, но отчаяние и ощущение собственного бессилия неизменно захватывали его, заставляя по сотому разу прокручивать в голове вопрос: Почему это происходит именно со мной? — Здравствуйте. — Привет. Лёва? — Улыбнулся парень за стойкой. — Привет, Семён. — Ответил Лёва и протянул ему руку для рукопожатия. — Зеленый чай? — Верно.       С парнем, устроившимся на лето в булочную, они познакомились ещё в первый день. Он только закончил одиннадцатый класс, его сестра уехала в Москву, а родители настаивают на поступлении в экономический. Лёве казалось, что он уже знает про посетителей и работников этой булочной в разы больше, чем про того же Лагунова.       Они не виделись после того самого похода по магазинам три дня назад, когда Валера дотошно выбирал продукты и товары для дома, а после ругался с местными фарцовщиками, сбивая цену почти вдвое. В первый же день он успешно закрылся в своей комнате, куда, вероятно, запрещал входить даже Игорю. Все попытки пообщаться он пресекал, и судя по всему, выходил из-за закрытой двери лишь тогда, когда Лёвы не было дома. Возвращаясь поздно вечером, он обнаруживал записки на кухне, гласящие о том, что в холодильнике лежит что-то приготовленное. Да, это было удивительно, странно и совсем не сходилось со сложенным у Лёвы в голове образом Лагунова, но, похоже, Валера действительно готовил, пока его не было дома. И готовил весьма вкусно, потому что возвращаясь поздно вечером из архивов и ужиная на кухне в одиночестве, Лёва был очень ему благодарен.       И всё-таки, чужое молчание напрягало. Записки о еде были единственным средством связи и казались какой-то странной формой Лагуновской заботы. Каждый день Лёва благодарил его в ответ на том же листке и писал призыв присоединиться к делу. Вламываться в комнату Лагунова он не собирался, понимая, что ему, вероятно, нужен отдых и личное пространство после их скитаний наедине. Но время уходило, и уходило очень быстро, так что он постоянно напоминал себе о том, что Валера обещал помочь с поиском плиты и не выполнял условий их договора. Иногда, с трудом, он признавался себе в том, что даже скучает по чужому гневному бурчанию. И это было понятно, ведь без раздражающего Лагунова он был совсем одинок во всем этом безумии.       После привычных посиделок в булочной он решил по-быстрому заскочить домой, чтобы бессовестно переодеться во что-то из одежды Игоря. Он вышел на улицу, оглядываясь по сторонам и вдыхая свежий воздух. Ещё несколько дней назад Лёва признал, что в Куйбышеве ему всё-таки нравится. Серые панельки время от времени сменялись историческими зданиями, яркие вывески магазинов сияли в солнечном свете, а немногочисленные прохожие улыбались, заставляя поверить в то, что этот город не так уж плох, как казалось в 85-ом.       Каждый раз, проходя по людным улицам или отдаленным закрытым дворам он внимательно оглядывался по сторонам, стараясь впитать в себя каждую деталь. Ему необходимо было брать позитивные эмоции хотя бы откуда-то. И эти прогулки, плотно засевшие в ежедневную рутину за короткий срок, были единственным утешением.       Свернув с улицы, он присел на корточки рядом с детской площадкой, чтобы завязать уже минут пять непослушно болтающиеся шнурки. Погруженный в свои мысли, он думал о том, что происходящее все больше напоминало чью-то жестокую кинокартину, снятую для зевак, жаждущих приключений. За эти несколько дней он переосмыслил все. Свою жизнь, свои отношения с близкими, свои мечты, которые рушились одна за другой, оставляя лишь какое-то глупое инстинктивное желание выжить любыми способами. Он жалел о том, что почти две недели назад уехал из Куйбышева раньше времени и не отметил день рождения друга, о том, что лишний раз не поблагодарил своего начальника за терпимость к пропускам на работе, о том, что не успел съездить в Ленинград, и даже о том, что не убрался на балконе.       Лёва чувствовал, как улетает в бездну все глубже и не находил ни единой опоры, чтобы удержаться в здравом уме немного дольше. Бездна уносила его, надежды, и что самое страшное — время, ускорившееся в несколько раз.

***

      Войдя в квартиру, Лёва заметил, что дверь на кухню закрыта. Он очередной раз удивился тому, что Лагунов и правда готовит, а не просто крадёт еду у соседей, и прошел в комнату Игоря, где жил последние три дня.       Эта комната ему очень нравилась. Любимыми атрибутами стали плакаты "The Beatles" на стене, гитара в углу комнаты, которую он никак не мог взять в руки из-за неловкости перед хозяином и элементарной нехватки времени, а также коллекция кассет иностранных исполнителей. Он подумал о том, что музыка могла бы помочь ему заглушить бесконечный поток мыслей хотя бы на несколько часов, но не решался спросить у закрывшегося в комнате Лагунова о проигрывателе. Всё-таки, он принял решение дать ему время.       Лёва подошёл к шкафу. Каждый раз, когда он брал вещи Игоря, его преследовало ощущение неправильности. Однако обстоятельства не предполагали других вариантов, так что он распахнул дверцы и окинул взглядом уже знакомую полку.       В этот момент в дверь постучали. Он дёрнулся от неожиданности, сделав шаг назад. Сердце на мгновение замерло и он отметил, что вероятно, скоро начнет забывать, как выглядит Валера, если тот не присоединится к делу. — Входи. — Произнес он.       На пороге появился абсолютно спокойный и безразличный Лагунов. Лёва замер, не смея отвести взгляда. Валера был другим. Одетый в черную широкую футболку и те самые джинсы, отвоеванные у местных фарцовщиков, с посеребренными часами на руке и выпрямленными темными волосами, аккуратно уложенными в стороны, он выглядел иначе. И нужно отметить, что не только красивее, но и здоровее. Лёва понял, что глупо пялится, столкнувшись с пронзительным взглядом больших голубых глаз, и на мгновение отвернулся. — Привет. — Выдавил он. — Привет. — Странно произнес Лагунов, продолжая наблюдать за ним. — Что хотел? — Лёва вновь поднял на него взгляд и схватился рукой за дверцу шкафа в неосознанной попытке найти опору. Видеть Лагунова спустя несколько дней игнорирования, ещё и в таком виде, было почему-то неловко.       Валера сделал несколько шагов внутрь комнаты и аккуратно провел рукой по волосам. — У меня есть три новости, одна плохая и две хороших, с чего начать? — С плохой, конечно. — Не раздумывая ответил Лёва. — Лучше сначала расстроиться, а потом порадоваться. — Знал, что ты выберешь плохую. — Ответил Лагунов и, прикрыв глаза, сделал глубокий вдох. — Трубите в трубы на Сионе. Бейте тревогу на моей святой горе. Трепещите от страха все люди, живущие на этой земле. Наступает день Господний, он уже близок. Это будет день мрака и тьмы, с нависшими тучами. Никто не в силах остановить его. — Он сделал небольшую паузу. — Короче, плохая новость в том, что мы все ещё грани смерти в прошлом из-за жуткого жертвоприношения, и чтобы решить эту проблему у нас осталось десять дней. — Опять Библия? — Лёва покачал головой, расслаблено выдыхая. У него будто от сердца отлегло. Да, это всё было ужасно, но Лагунов хотя бы не сказал ничего нового. В нынешних реалиях отсутствие новых проблем казалось подарком. — Она самая. Перейдем к хорошим новостям. — Лагунов поднял руку вверх, и Лёва заметил, что все это время он держал небольшую стопку одежды. — Это тебе. — Валера кинул стопку вещей ему на кровать и выжидающе замер напротив. — И не смей отнекиваться. — Добавил он, глядя на то, как Лёва оценивающе разглядывает новоприобретенные предметы одежды. — Ты это купил тогда, у фарцовщиков? Валера утвердительно кивнул. — Я это не надену. — Лёва несогласно замотал головой. — Почему? Хочешь продолжать забирать одежду у Игоря? — Безразлично поинтересовался Лагунов. — Это все стоит бешеных денег. Твои "Montana" эти. — Тут нет "Montana". — Без разницы. Любые импортные шмотки стоят очень дорого. — Я купил их, но передумал. И это подарок, ты не имеешь права отказываться. Ты должен их забрать, а то я живу с ощущением, что приютил бомжа. — Возразил Валера. — Раздевайся. — Что? — Испуганно переспросил Лёва. — Одежду меряй. — Произнес Лагунов. — Что непонятного? — Я потом это сделаю. — Лёве сейчас абсолютно не хотелось ни перед кем раздеваться, а перед Лагуновым уж подавно. — Нет, мне нужно посмотреть. — На что посмотреть, Лагунов? — Лёва почувствовал, как этот странный диалог начинает смущать всё больше. — На тебя голого, блять. — Воскликнул Валера. — На шмотки, Хлопов, на шмотки. — Тогда свали из комнаты. Выйду и устрою тебе показ мод. Лагунов прожёг его взглядом и выразительно поднял бровь. — Стесняешься? — Нет, конечно. — Тогда меряй.       Лагунов скучающе прислонился к стенке. Сверху стопки лежали брюки и широкая кофта, судя по всему составляющие вместе спортивный костюм. Буквы на ярлыке гласили — "Adidas".       Лева подцепил футболку за край и стащил ее с себя, кидая на кровать. Все тело мгновенно обдало жаром под чужим взглядом. Стараясь не смотреть на Валеру, он поспешил скорее переодеться. — Неплохо. — Произнес Лагунов, подходя ближе и оценивая новый образ. — Вроде в спортивном костюме, но и не фурага. — Что значит фурага? — Фураги — местные группировщики. — Усмехнулся он.       Лёва померил всю одежду под его внимательным взглядом. Валера остался невыносимо довольным собой и сотню раз повторил, что как всегда не ошибся с выбором. Надежды на то, что Лагунов пришел к нему, чтобы присоединиться к расследованию, с грохотом развалились, и в ходе их странного диалога, он почувствовал, как в груди рождается колкое раздражение. Валера все ещё упорно избегал обсуждения поисков плиты. — Хлопов, ты вторую хорошую новость услышать хочешь? — Перебил его поток мыслей все ещё стоящий рядом Лагунов. — Надеюсь, это по поводу дела. — Разумеется. — Ответил Валера, но в его словах читалась нотка иронии. — Лагунов, я уже три дня читаю архивы как проклятый. Ты обещал, что поможешь, так какого черта ты не делаешь вообще ничего? — Лёва вдруг начал злиться, осознавая, что Валера, по всему видимому, зашёл только чтобы над ним поиздеваться.       Тот недобро нахмурился и схватил его за рукав, утаскивая в сторону своей комнаты. Он грубо пнул дверь, и та открылась, представляя чужому взору его священное место. Подойдя к стене, Валера развернулся к Лёве и злобно скрестил руки на груди. — Ну?       Лёва приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать, но так и замер, удивлённо глядя вперед. На стене, в виде большой схемы, висели многочисленные листы и вырезки с информацией, которые они забрали в архиве. Он пробежался взглядом по выведенным красивым почерком надписям. Рамира, отречение, временной ритуал, письмо Звезде, плита, шесть частей, Хлопов, магические места Куйбышев, Сергушина, Деметра, инициация, 1982, смерть Серпа, надписи не заканчивались, их было огромное количество, и каждая дополнена подробным комментарием. — Что за новость? — Письмо от Рамиры пришло. — Что? — Лёва вмиг оживился. — Я утром проверял ящик, его не было! И что она написала? — Позже занесли. Я тоже проверяю ящик, или ты думаешь, что мне абсолютно все равно на скорую смерть? — Я думал, что тебе в достаточной мере все равно. — В достаточной мере — это не абсолютно. — Произнес Валера, поворачиваясь в сторону схемы. — Ты выпрямляешь волосы? — Внезапно спросил Лёва. — Нет, они сами как-то выпрямились. — С сарказмом ответил Лагунов. — Конечно выпрямляю, Хлопов. — Зачем? Тебе лучше с волнистыми. — Он мгновенно осекся, понимая, что сболтнул лишнего. — Спасибо большое. Не знаю, как бы я жил без твоего мнения. — Валера не обратил никакого внимания на его странный выпад и подошёл ближе к смехе. — Вот здесь сейчас появится новая запись. Рамира прислала информацию о том самом стратилате, спрятавшем плиту, Филатове Кирилле, но если честно, там нет ничего полезного. Однако она дала нам две ветки, по которым можно вести поиски. Во-первых, она упомянула о семье, которая владела этой плитой какое-то время, еще до истории с Деметрой и стратилатом Филатовым. Евдокимовы. Что удивительно, они жили здесь, в Куйбышеве. — И мы можем найти эту семью? — Это было давно, насколько я понял, их потомки разъехались. Но это хоть что-то. Кроме этого Рамира предложила пойти с другой стороны и навестить местных ведьм с расспросами о плите. Это опасно, безрассудно и глупо, но в теории может принести результаты. Кто, как не они, может знать об этом? — И ты знаешь, где в Куйбышеве можно найти ведьм? — С надеждой спросил Лёва. — Честно говоря, без понятия. — Не колеблясь, признался Лагунов. — Но я хорошо знаю город и попробую найти кого-то из них. А ты можешь пойти в архив, поискать информацию о той семье, только умоляю, не мешай мне думать.       Лёва почувствовал, как снова начинает злиться. Иллюзия того, что они с Валерой начнут работать вместе после того, как придет письмо Рамиры, неумолимо рассыпалась. — Ради бога умоляешь? — Ради бога. — И ты снова закроешься в своей священной комнате? — Да, тебе удалось достаточно разозлить меня, чтобы я позволил перейти ее порог. Но я снова, как ты выражаешься, закроюсь здесь, когда закончу уборку и приготовление обеда. — Конечно, это ведь намного важнее, чем судный день. — Съязвил Лёва. — Не надейся, я не допущу срача в своей квартире даже при смерти. — С этими словами Валера передал Лёве материалы о Евдокимовых и, игнорируя высказывания о бесполезности этой ветки поиска, выставил его за дверь, сообщив, в какой именно архив лучше идти.

***

      С каждым днём квартира все больше напоминала его родной дом. Валера откинулся на спинку стула, удовлетворенно осматривая результаты своих трудов. Прошло всего несколько часов с момента, как он отправил Хлопова в архивы. За это время он успел закончить все дела по дому и был готов наконец приступить к поиску ведьм.       Маленькая светлая кухня практически сверкала. Казалось, что на повидавшей жизнь плитке не осталось ни пятнышка. На плите закипала гречка в кастрюле, а настенные часы умиротворенно тикали, отражая лучи солнца. Валера мысленно отметил, что Игорь до конца дней останется ему должен за непрошеную уборку квартиры. Хотя, если бы Корзухин был сейчас здесь, он, вероятно, начал бы задавать ему вопросы о самочувствии. Лагунов действительно любил сидеть дома, но был вынужден признать, что настолько параноидальная уборка не характерна даже для него. Обычно он начинал заниматься этим только когда очень сильно нервничал, и приближение судного дня вполне походило на причину.       Пока вечно неунывающий Хлопов таскался хрен пойми где, он сидел дома и собирал всю информацию воедино. Поиском магических мест Куйбышева он занялся ещё до получения письма, и даже успел наведаться в несколько точек, чтобы проверить свои предположения. В том, что стратилат не спрятал бы плиту где попало, Валера не сомневался. Судя по рассказам Рамиры, Филатов любил широкие жесты и символизм. Как минимум, на это указывали странности в его системе пищеблока и выбор Звезды Иероновой в качестве избранницы, так что спрятать плиту он должен был в каком-то особенном месте. Иными словами там, где найти ее было бы не стыдно.       Валера сидел с картами, сопоставляя все известные ему факты о тайных местах Куйбышева. Найти ведьм в СССР было нелегко, они прятались, скрывались, и Валера отлично понимал почему. Но узнать, где они, было необходимо, потому что он глубоко сомневался в том, что плита упоминается в сводках информации о жизни семьи Евдокимовых.       Зайдя в чулан, Лагунов к собственному облегчению нашел тетрадь Игоря, расписанную разными городскими легендами. До Буревестника романтичная натура Игоря проявлялась в том, что он собирал их и пытался разгадать вместе с друзьями. Большая часть написанного была полной чушью, но как говорится, в каждой шутке есть доля правды, так что Валера тщательно перечитывал каждую, стараясь обнаружить в мистических байках и страшилках следы ведьминского участия. Его небольшое расследование ощущалось скорее поиском иголки в стоге сена, чем полезным времяпровождением. Будь он сейчас в родном 1985-ом, дело шло бы намного быстрее. Он мог бы подключить к делу нужных людей и воспользоваться их с Игорем архивом.       Он вновь прошел в чулан. В 1985-ом он кишел многочисленными исследованиями мира стратилатов и ведьм, а сейчас всем, что можно было оттуда взять почитать, были обыкновенные художественные книги. Подойдя к полке и осмотрев всё, что там лежало, он заметил надпись на одном из корешков. — Сто лет тому вперёд. — Озвучил он и взял книгу в руки.       Валера помнил, как читал ее несколько лет назад и испытал сильное дежавю, проводя рукой по ярко-красной обложке. Эта книга абсолютно точно была о путешествиях во времени. И он абсолютно точно столкнулся с чем-то странным, читая ее.       Вновь вернувшись в комнату, он присел на пол, облокотился спиной на стоящую рядом кровать и пролистал книгу. Закрыв глаза, он попытался воссоздать в памяти момент чтения. Из 1981-ого Валера помнил не так много. Память стирала тяжёлые времена, оставляя лишь обрывки воспоминаний о самых значимых событиях. В тот период он перечитал все, что было дома у Игоря, и казалось, все, что вообще напечатали в Советском союзе. Первые годы после Буревестника он особенно мучился, стараясь справляться с жаждой крови, а проблемы в отношениях и школьные конфликты еще больше усложняли ситуацию, так что книги и учеба стали для него одним из средств отвлечения.       Когда Валера вспомнил, что же было не так с книгой о путешествиях во времени, он вскочил на ноги и беспокойно заходил по комнате. Тогда, в 1981-ом, он нашел между страниц странный конверт, и кажется, только сейчас понял, откуда он взялся. — Грёбаный парадокс. — Произнес он, усаживаясь за стол и подвигая поближе один из листов бумаги.       Идея написать письмо Игорю с Ритой и оставить его в книге о путешествиях во времени казалась гениальной. Он отругал себя за то, что не додумался до столь банального действия раньше, и с иронией заметил, что решение написать послание пришла к нему лишь из-за того, что он уже видел это письмо в будущем. Если после разговора с Рамирой происходящее обрело логику и последовательность, то сейчас оно потеряло ее вовсе.       Однако воспоминания о найденном письме хотя бы доказывали его теорию. Но главный вопрос оставался открытым - почему? Почему всё, что они делают, ведёт к их реальности, а не меняет будущее? Валера буквально ощущал себя частью какого-то заговора. Достав из ящика конверт, он написал: — Игорю, не открывать до 1985.       Несколько лет назад, найдя это письмо, он принял его за капсулу времени, или вроде того, и не стал задавать Корзухину никаких вопросов. — Привет, Игорь, привет, Маргаритес.       Приветствие смотрелось на листе крайне забавно, и он улыбнулся, понимая, что с первой строчки дал понять, от кого именно это послание. — Я надеюсь, что вы не подвели меня и проявили свои лучшие умения, чтобы найти это письмо. В двух словах, это полный пиздец. Если вы открыли книгу о путешествиях во времени, думаю вы уже подозреваете, что происходит нечто сверхъестественное. Валера отступил немного места и начал писать с нового абзаца. — Хорошая новость заключается в том, что я жив, здоров и даже достаточно бодр, не считая необходимости экономить таблетки. Из-за этого время от времени у меня все же возникают панические атаки и приступы агрессии. Так что да, я постоянно сижу в своей комнате и мало сплю по ночам. И нет, я не рисую. К сожалению, я не знаю, откуда брать на это силы.       Плохая новость заключается в том, что я жив и здоров пока что. Да, я сейчас здесь, в Куйбышеве, в своей комнате, сижу за столом и пишу это письмо. Проблема в том, что я нахожусь в 1980-ом. Некий ковен Деметры задолжал Серпу, и они были вынуждены перенести его в будущее в момент смерти. Я стал откупом, он принес меня в жертву в каком-то подземной туннеле. При перемещении в прошлое меня выкинуло в Буревестник 80-ого, прямо в первый день смены, и, признаюсь честно, из всех наших с вами путешествий это было для меня худшим.       Сегодня одиннадцатое июля, и за последние дни со мной произошло больше, чем за весь год. Во многом благодаря Хлопову, который, кстати говоря, таскается здесь вместе со мной. Игорь, ты, вероятно, видел его любимого Валентина Сергеевича в 1985-ом, и судя по тому, как Хлопов рвется обратно в будущее, тот должен был стать как минимум божественным ангелом. Если это не так, я высказываю искреннее разочарование.       Вы, наверное, интересуетесь, возможно ли вернуть меня назад, и я спешу вас расстроить. Единственным способом вернуться является плита, сотворенная стратилатами и ведьмами. Хлопов что-то бубнил про то, что его любимый Валентин Сергеевич в курсе. Мы ищем осколок в Куйбышеве, и совершенно без понятия, где его можно найти. Остальные пять осколков разбросаны по стране, и как бы ни хотелось, вам нужно либо уехать в Москву, либо договориться с Серпом, чтобы он свалил из города, либо заняться поиском плиты, потому что без нее отправить Серпа назад в прошлое не выйдет, а убивать его рискованно. Также, я хочу, чтобы вы знали, у меня здесь есть человек, это ведьма, которая нам помогает. Зовут ее как ту, кто от меня не отлипал в школе в 1982. Я в ней уверен, но к сожалению, написать здесь адрес или телефон не могу. Это может быть небезопасно. В крайней случае, я думаю, она вас сама найдет.       Утаивать ничего не буду, если мы не найдем плиту до полнолуния и не сделаем то, что нужно, то мы, походу, откинемся. Хлопов искренне верит в то, что вернуться назад возможно, но я считаю, что это практически нереально.       Без понятия, идёт ли ваше время параллельно нашему, потому что в последнее время я вообще ничего не понимаю. Но если я не вернусь, вы знаете, что делать.       Так и быть, расскажите Валентину Сергеевичу, как Лёва уперто пытается скрыть, что по нему скучает. Люблю вас. От В и Л.       Валера дописал письмо и поспешил запечатать его в конверт, чтобы не думать о получателях ещё больше. Он представлял их лица при прочтении, и от этой картины становилось только хуже. На мгновение засомневавшись, стоило ли рассказывать правду о судном дне, он положил конверт в книгу. Единственное, что он знал точно — это то, что друзья будут бороться за него до последнего, и это скорее пугало, чем заставляло чувствовать воодушевление. Если они погибнут, пытаясь найти способ вернуть их с Хлоповым в будущее, то Валера вылезет из ада, чтобы высказать им, прохлаждающимся в раю, всё, что думает по поводу этого. О письме он решил Лёве пока не рассказывать, иначе тот обязательно захочет все переписать в пользу своей версии. Валера же этого совсем не хотел.       На второй день в Куйбышеве он предположил странную теорию о том, что судный день действительно был послан им не просто так, а за какие-то грехи. И если вопросов по своей карме у него не было, то Хлопов со своим вечным оптимизмом вызывал некоторые вопросы. Да, он был смешным, скорее даже забавным, местами глупым, упертым, приставучим и как казалось Валере, наивно жил в розовых очках. Но Лёва абсолютно точно не был “плохим” в классическом понимании этого слова.       До недавнего времени всерьез Валера его не воспринимал. Он позволял Хлопову находится где-то рядом и скрашивать свое одиночество, иногда подкалывал ради шутки, но уж точно не собирался подпускать ближе. За последние годы ему впервые приходилось проводить с незнакомцем так много времени, и это вводило в ступор. По поводу "своего" круга у Валеры были твердые убеждения. У него есть Рита и Игорь, а остальные остаются в стороне.       Хлопов же, как назло, вторгался в его жизнь также стремительно, как вторгся в его квартиру, выводя на эмоции и заставляя вспоминать о себе чаще нужного. Валера начал чувствовать необъяснимое желание таскаться за ним по пятам и защищать, и это пугало. Возможно, причиной тому была привычка Хлопова подвергать себя опасности по несколько раз на дню, но даже этот аргумент Валера смело пресек — ему, вообще-то, не должно быть до этого никакого дела. К тому же, они и так скоро умрут.       Он просидел ещё какое-то время, стараясь вспомнить и осмыслить всю собранную информацию. Ведьм он все ещё не нашел, но наметил некоторые предположения по поводу мест, каким-либо образом связанных с мистикой.       Услышав как входная дверь открылась, он вышел в коридор. С появлением Хлопова ему пришлось перестать привычно закрывать ее на ключ. Тот вошёл в квартиру разлохмаченный, уставший и кинул на Валеру разочарованный взгляд. На нем был надет тот самый новый спортивный костюм, измазанный какой-то грязью. Лагунов почувствовал искренне возмущение. По внешнему виду Хлопов напоминал ему десятилетнего ребенка, которого обидели и кинули в лужу во время прогулки во дворе. — Ты где был? — Спросил Валера, оглядывая его презрительным взглядом. — Стоит ли спрашивать, откуда в архиве в пятнадцати минутах ходьбы отсюда столько грязи, да и ещё в сухую погоду?       Лёва открыл было рот, чтобы ответить, но Валера поднял руки вверх. — Боюсь, ответ будет намного более волнительным, чем я могу предположить. И не смей наступать на пол! — Возмущённо воскликнул он, глядя на то, как Лёва собирается сделать шаг вперёд. — Я только идеально отмыл его. — Я нашел кое-что в архиве. — Что же? — Спросил Валера, контролируя, чтобы Лёва не испортил его многочасовые труды. Тот снял кроссовки и направился в сторону ванной. — Я нашел адрес дома, где проживала семья Евдокимовых и съездил посмотреть. — Наконец ответил он. — И это было загородом, да? — Как ты это понял, гений? Валера не выдержал и швырнул в него полотенце. — Ты весь в грязи, блять. Лёва поймал его и вытер руки. — Тебя это так бесит? — Конечно, нет. — С сарказмом ответил Лагунов. На самом деле, это раздражало его сильнее, чем должно было. — Представь, ты отдраил всю квартиру, а потом к тебе вламывается приставучий сосед, напоминающий, — Он вновь осмотрел Хлопова, стараясь подобрать нужные слова. — Просто кусок грязи в прямом смысле этого слова.       Лёва невинно улыбнулся и взъерошил копну русых волос, раздражая этим жестом ещё больше. — Официально прошу прощения. — Принято. — Лагунов махнул на него рукой и направился прочь из ванной. — Почему ты не спрашиваешь, что я там нашел? — Тот догнал Валеру в коридоре и последовал вслед за ним на кухню. — Потому что ты ничего не нашел. — Ты так в этом уверен? — Лёва пытался создать какую-то интригу, но впечатлить Лагунова у него не вышло. — Это очевидно. Войдя, ты выглядел так, будто тебя ударили лопатой по лицу и закопали на какой-то стройке. Предсказываю. Ты радостно побежал по указанному адресу, там ты либо просто ничего не нашел, либо вляпался в неприятности. Итог — испорченный костюм, куча грязи в доме и твое недовольное лицо. — Он закончил свою тираду, и поставив чайник на плиту, повернулся к растерянному Хлопову. — Ну, я прав? — Прав. — Сдался Лёва. На его лице было написано разочарование. — Это в такой дыре находится. Там заброшенный дом, я залез, обыскал его. В итоге пришлось убегать от соседей, которые спалили мое незаконное проникновение и приняли за наркомана. — Однажды ты доиграешься, Хлопов. Осторожности у тебя ноль. Зачем полез туда один? — Не начинай. — Лёва обиженно теребил рукав кофты. — Ты как всегда отказался бы идти со мной. — Может, и не отказался бы. — Ответил Валера. Почему-то, Хлопов неисправимо смешил его своим обиженным видом, и он еле удержался от того, чтобы улыбнуться. — Как говорится… — Только не Библия. — Перебил его Лёва, испуганно качая головой. — Nulla regula sine exceptione. — Выдал он. — Что это? — Латынь. — Ты знаешь ещё и Латынь? — Немного. — С ума сойти. — Лёва отвернулся и подошёл к окну, уставившись куда-то на небо. — Ты не расскажешь, что нашел? — Добавил он спустя какое-то время. — Нет. — Валера вмиг стал более серьезным. — Не мешай моему делу, как я не мешаю твоему.       Он поднял чайник с плиты, наливая в кружку кипяток и кинул быстрый взгляд на Лёву, гадая, что скрывает в себе этот человек. Каждый видит мир по-разному, и Валере вдруг стало очень интересно, каким видит его бесстрашный и отчаянный Лёва Хлопов. По предположениям Лагунова, он был из тех, в чьих венах не прекращая бьётся жизнь, из тех, кто совершает подвиги и спасает мир, а потом умирает в самой глупой битве. И Валера очень хорошо понимал, что это значит.       Налив кофе, он покинул кухню и поспешил продолжить поиски как можно скорее. ***       Проснувшись утром, Лёва первым делом пошёл расспросить Лагунова об успехах с поиском местных ведьм. Прокравшись вдоль стены, он приблизился к комнате и обнаружил, что та, на удивление, пуста. Куда отправился Валера с утра пораньше, он не предполагал, но искренне надеялся, что это связано с делом. Вчера вечером, долго ворочаясь в кровати перед тем как уснуть, Лёва решил, что лимит на личное пространство и игнорирование тот израсходовал.       Зайдя на кухню, он на скорую руку приготовил себе элементарную яичницу, налил чаю и разложил на столе все листы, присланные Рамирой из архива.       К сожалению, даже на свежую голову ничего нового в этих записях он не обнаружил. О пребывании стратилата в Куйбышеве не было сказано ни слова, а немногочисленные имена, упоминавшиеся в его биографии, были помечены Рамирой как “мертвые”. Таким же образом он перечитал всю информацию о семье Евдокимовых.       Обнаружив адрес проживания бывших владельцев плиты вчера вечером, Лёва обрадовался, считая свои предположения гениальными. Филатов мог спрятать плиту там, где она находилась за годы до этого. Однако на месте он ничего не нашел и к своему сожалению осознал, что бесполезно потратил полдня на поездку в заброшенный дом. Возвращаясь обратно, он снова погрузился в ощущение собственного бессилия. Он сидел в автобусе, измазанный в грязи, и чувствовал, как ходит где-то на грани с паникой. Ему не хватало Валентина Сергеевича, который всегда знал, что делать. И ему не хватало собственных сил на то, чтобы продолжать бороться. На тот момент внутри уже ничего не оставалось, кроме веры в чудо. Эта вера сопровождала его с самого первого дня в прошлом, но с каждым днём она все слабела и слабела.       После завтрака и повторной работы с архивными записями, он присел в прихожей, недалеко от входа, и принялся ждать. На этот раз он не собирался упускать Лагунова и готов был добиваться своей цели в наглую. Тот, видимо, считал, что от Лёвы можно отмахнуться, как от назойливой мухи, и сегодня, когда лимит терпения был исчерпан, он собирался доказать своему напарнику обратное. — Хлопов, ты нахуя на входе сидишь? — Валера зашёл в дом, держа в руке какую-то папку. — Что это? — Мгновенно вскочив со своего места, Лёва подбежал ближе и выхватил из его рук новый предмет. — Ты сдурел? Верни. Я занимаюсь своим делом, а ты занимайся своим. — Ну уж нет, Лагунов. — Со вчерашнего дня Лёва успел набраться сил и был готов отстаивать свою точку зрения до последнего. Он отбежал на несколько шагов назад, поднимая папку над головой. — Я не собираюсь сидеть в стороне, пока ты ведёшь свое авторское расследование. Ты обещал, что мы будем работать вместе. — Я обещал, что помогу, а не что буду делиться с тобой процессом всей работы. Верни. — Валера протянул руку вперёд, давая шанс разрешить проблему мирно. — Верну, когда ты расскажешь, что нашел. Я тебе дал время посидеть в комнате. — Воскликнул Лёва, отходя еще на несколько шагов назад. Лагунов направился в его сторону с крайне недобрым видом. — Всё, девять дней осталось. Было тринадцать, стало девять, Лагунов.       Валера подлетел к нему буквально за долю секунды, преодолевая половину коридора одним рывком, и вырвал из его рук папку, но Хлопов просто так отдавать ее не собирался и накинулся на него в ответ. — Хочешь подраться? — Валера наконец прижал его к стене, держа за плечи, но Лёва пнул его, вырвался и помчался на другой конец квартиры. — Ты серьезно? — Он закатил глаза и развел руками в стороны, а в следующее мгновение уже оказался в гостиной. Применять даже половину силы в этом неравном бою он не собирался, но Хлопов будто специально нарывался на конфликт. — Да, я серьезно. — Проговорил Лёва, держа дистанцию в пару метров. Он понимал, что Валера уже давно мог отнять у него папку, но отчего-то медлил. Возможно, тому и правда было все равно, но Хлопов отступать не собирался. — Ты мне не соперник. Возвращай сюда макулатуру и я ухожу в свою комнату. — Ни за что. — И что ты сделаешь? — Происходящее окончательно перестало забавлять, и Валера почувствовал, как где-то внутри растекается злость. — Будем драться? Чтобы соседи подумали, что в квартире Игоря теперь живет какая-то неблагополучная семья?       Они замерли, молча глядя друг на друга в течение нескольких секунд, после чего Лёва снял и кинул на пол свой защитный оберег. — Что угодно, но ты должен меня выслушать. — Он прижал папку к груди и направился в сторону Лагунова, для которого близость дурной крови была невыносимой. — Ты кинул меня здесь в одиночестве на несколько дней. В прошлом, на грани смерти. Думаешь, это было легко, таскаться по городу, стараясь хоть как-то решить наши проблемы, пока ты спокойно сидишь дома? Спасибо за схему на стене и спасибо за то, что вышел из квартиры сегодня утром, но у нас не девять лет на решение этой задачи, а девять ебаных дней! Как ты думаешь я себя чувствую, когда ты отправляешь меня заниматься какой-то хренью вместо того, чтобы делать что-то полезное?       Лицо Валеры покрылось красными отёками и он отшагнул назад. — Думаешь, мне это нравится? Тебе плохо, тебе ужасно, а ты задумывался вообще о том, как чувствуя себя я? Нет, и ты понятия не имеешь. Я тоже в прошлом и на грани смерти, Хлопов! — Я понятия не имею потому, что ты ничего не говоришь! — Взбесился Лёва. — Если бы ты хоть иногда что-то мне рассказывал, всё было бы иначе. Почему мы просто не можем работать как команда, в чем проблема?       Лагунов смерил его пронзительным взглядом и вжался в стену спиной. — Что, Хлопов, тяжело становится самостоятельным? — Произнес он с насмешкой. — Что? — Теперь я понял. Ты не охотник на вампиров, а помощник охотника на вампиров. Все признаки налицо. Остался один и паникуешь. Из оружия только осиновый кол и собственная дурная кровь. Тебе нужна команда, без нее ты ничего из себя не представляешь. Держу пари, что твоя роль в 1985-ом — смиренно исполнять все приказы Валентина Сергеевича.       Лёва почувствовал, как внутри что-то обломилось. Лагунов терпеть не мог, когда лезут в его личное, но при этом сам залезал туда, куда не следует, заставляя сжимать руки в кулаках и все больше испытывать желание воткнуть ему кол в сердце. Он затронул то, о чем Лёва сам старался не думать в последнее время, чтобы окончательно не потерять веру в себя. — Вижу, что я прав. — Все это время Валера неотрывно наблюдал за ним. — Это не так. — Отрицание — первая стадия принятия. Надень оберег. — Нет! Ты сразу же свалишь! — Я и сейчас могу свалить, но конечно, загнав меня в угол, говорить легче, не так ли?       Лёва всё-таки поднял оберег с пола и надел себе на шею. — Я не понимаю тебя, Лагунов. — Сухо произнес он, качая головой. — Совсем не понимаю. — Конечно, потому что твое восприятие мира ограничено собственной субъективной точкой зрения. — Неправда, я бы понял, если бы ты хотя бы попытался объяснить. — Сомневаюсь. — Ты тоже ничего не знаешь обо мне. — Я знаю многое о людях в принципе, и этого мне достаточно. Отдай папку. Своими претензиями и скандалами ты только отнимаешь наше время и разрушаешь те самые мизерные шансы на выживание.       Лёва злобно зыркнул на него и кинул папку на пол, удаляясь в свою комнату. — Мы не закончили. — Он остановился в дверях, обернувшись в сторону Лагунова. — Обещаю, я буду приходить к тебе и расспрашивать каждые ебучие полчаса.

***

      Лёва свое обещание сдержал, время от времени врываясь в комнату Лагунова и засыпая того многочисленными вопросами. Поначалу он делал это из ощущения обиды и злости, но вскоре, когда они оба немного отошли от недавней ссоры, вернулся к изначальной цели — присоединиться к поискам.       Первое время Валера грубо выставлял его, продолжая осыпать нелестными словами, но уже через несколько часов начал делиться хотя бы чем-то, и Хлопов понял, что большую часть предположений Лагунов раздобыл у каких-то сомнительных лиц.       Сидя в своей комнате уже и упрямо читая гримуар Деметры, Лёва наконец решил отправиться на поиски проигрывателя. Чтение магической литературы не особо прибавляло уверенности, но он все же запомнил страницу на случай, если решит к ней вернуться. Закончив первую книгу, он наплевал на мнение Валеры и принялся читать шестую, в которой было упоминание плиты. Она была в разы интереснее и рассказывала о странных артефактах, половина из которых казалась ему фантастическим вымыслом.       Взяв коробку с кассетами, он прошел в гостиную, граничащую стеной с комнатой Лагунова. Время на часах подходило к шести вечера, и это значило, что настал момент в очередной раз идти докапываться до Валеры. С каждым разом он придумывал идеи все оригинальней, но эта должна была переплюнуть все. Покопавшись в шкафу, он наконец нашел проигрыватель и вытащил его, параллельно уронив на пол половину сложенных там вещей.       Надеясь, что не наделал слишком много шума и не выдал свой сюрприз Лагунову, он, стараясь не издавать ни звука, оттащил стереомагнитофон поближе к стене и бережно провел рукой по темной поверхности. — Электроника 311. — Озвучил он с любовью.       Этот проигрыватель он знал отлично и даже чинил несколько таких на работе в Калинине. Приятные воспоминания нахлынули внезапно, принося с собой добрую грусть. Впервые “Электронику 311” им принесли полтора года назад. Стереомагнитофон был в крайне плохом виде, и судя по словам владельцев, пострадавший от рук маленьких детей. Они с ребятами бегали вокруг него втроём, стараясь закончить работу в срок.       Следующим шагом был выбор подходящей песни. Он быстро пробежался по кассетам взглядом, отмечая, что не отказался бы стать лучшим другом Игоря из 80ого. Их вкусы совпадали, и Лёва был уверен, что мог бы болтать об этом не один час. Музыка всегда занимала отдельное место в его сердце и вне “работы” как охотника на вампиров, сопровождала повсюду. А ещё, именно музыка стала причиной его минимального знания английского языка.       Выбор пал на кассету с записью "Beatles". Может, он и пропустил бы ее в этот раз, откинув в дальний угол коробки, но первая же песня в списке подошла идеально. Лёва потёр ладони друг о друга в предвкушении и вставил кассету в проигрыватель. Та вошла внутрь с тихим щелчком. Он выкрутил громкость на максимум и приготовился петь.       Сразу после нажатия на кнопку по комнате разлетелись оглушающие звуки электрогитары. Он почувствовал, как музыкальные волны сотрясают пространство вокруг и на мгновение прикрыл глаза, представляя, что находится где-то совсем не здесь. Энергичные ритмы пробуждали что-то давно забытое и родное. Все тело окутало приятное тепло, и Лёва вдруг понял, что скучал по этому больше всего на свете.       Он поднялся на ноги, когда начался куплет. "Beatles — Revolution" могла поднять на ноги даже мертвеца, и он был уверен, что Лагунов не станет исключением. Эта мысль приносила какое-то маниакальное веселье, и он в полный голос пел первый куплет, расхаживая кругами по комнате. Строчка летела за строчкой, приближая к долгожданному моменту, когда он легко подпрыгивая, подошёл к стене, разделяющей их с Лагуновым. — And when you talk about destruction, — Проорал он, ударяя кулаком по стене. — Don’t you know you can count on me, — Он заколотил по стене ещё сильнее, намеренно меняя слова песни, и на мгновение представив лицо Лагунова, слушающего его музыкальное послание по ту сторону, согнулся пополам в приступе смеха. — Don’t you know it’s gonna be alright!       Музыка отзывалась по всему телу, заставляя поверить в то, что в этом мире есть ещё что-то хорошее. Он схватил проигрыватель и побежал в коридор, чтобы успеть до окончания припева. Не прекращая смеяться, он чуть не снёс с полки вазу и вломился в комнату Валеры с ноги. В 1985-ом он никогда бы не сделал ничего подобного, и собственные музыкальные концерты проводил в основном либо во время работы, вместе с друзьями, либо, чаще, дома, наедине с проигрывателем, где его никто не слышал и не видел. Но сейчас, когда на счётчике оставалось всего девять дней, ему хотелось хоть как-то развеселиться и заодно вдоволь поиздеваться над Лагуновым.       Он ворвался в комнату, громко выкрикивая все те же строчки припева. — Don’t you know it’s gonna be alright? — Он показал пальцем на сидящего на полу Валеру, не прекращая наизусть цитировать всю песню.       Валера, писавший что-то в тетрадке, отложил ее в сторону и впился в него пронзительным взглядом, не поменяв на лице ни единой эмоции. Он молча наблюдал за происходящим и выглядел так, будто слушает скучную научную лекцию в университете.       Лёва перестал петь и танцевать, наматывая круги по комнате, только под конец второго куплета, и сделал музыку немного тише. — Придурошный. — Констатировал Лагунов, не отводя от него взгляда. — Ты считал мое послание? — Считал. Пять баллов за креатив и выбор песни. Ложная тревога о пожаре пока что на втором месте после этого представления. — Это сарказм? — Лёва уселся на пол. — Нет. — Серьезно ответил Лагунов. — По твоему лицу не скажешь. — Я просто не в настроении для дискотеки. Но если ты сделаешь потише, она не будет мне мешать. Я ведь живу с Игорем последние пару лет. — Ты никогда не в настроении. — С чего ты взял? Это не так. — С того, что ты зануда. — Уверенно заявил Лёва. — Ты же ничего обо мне не знаешь, Хлопов. Сам говорил. Откуда такие диагнозы? — Усмехнулся Валера. — Хочешь сказать, что в хорошем настроении танцуешь под музыку? — Недоверчиво нахмурился Лёва, с трудом представляя такую картину.       Лагунов загадочно пожал плечами и снова уткнулся в свою тетрадку. — Кто знает, кто знает. — Что ты пишешь? — Лёва удержался от того, чтобы нагло заглянуть в чужую тетрадку. Всё-таки, он и так вторгся в комнату без разрешения. — Это не касается дела. Личные записи. — Хочешь сказать, что забил на поиски и решил вместо этого написать красивую статью в личном дневнике? — Это было вполне в духе Лагунова, и Лёва уже начал подбирать слова возмущения под утвердительный ответ. — Боже, и кто из нас зануда, я просто сделал перерыв. — Все равно зануда ты. — Почему? Потому что не собираюсь чувствовать себя рабом в собственном доме и имею право на личное время? — Говорю же, зануда. О чём хотя бы пишешь?       Валера смерил его подозрительным взглядом. — Не слишком ли много вопросов? — В поезде ты обещал, что будешь на них отвечать. — Я говорил про один личный вопрос в день, а не про целый град бесполезных переспрашиваний. — Да всё, всё, понял я.       Песня на кассете сменилась на энергичную “What’d I Say". Лёва лег на жесткий ворс ковра и прикрыл глаза, кивая в такт музыке. Она как будто помогала ему держаться на плаву, напоминая о том, что у него есть дом, место, куда необходимо вернуться, люди, ради которых стоит пытаться решить невозможные задачи, и жизнь, ради которой стоит вставать по утрам. — Спрашивай. — Произнес Валера, продолжая что-то записывать в свою таинственную тетрадку. — Что? — Лёва приподнялся с ковра, удивлённо глядя на него. — Задавай свой один вопрос в день. Или уже передумал?       Лёва возвратился в сидячее положение, облокотился на кровать спиной и уставился куда-то в пол. — Мне надо подумать. — Ну, думай. — Безразлично ответил ему Лагунов, не отрываясь от своих конспектов.       Валере, вероятно, стало настолько скучно, что он согласился ответить на какой-то личный вопрос. Придумать, что спросить, было сложно. Того, что Лёва не знает о Лагунове, было намного больше, чем того, что он знает.       Он наклонился вперёд, опираясь на собственный колени и произнес. — Как вы познакомились с твоей девушкой?       Валера мгновенно отвлекся от своего дела и перевел на Лёву странный взгляд. — С какой девушкой? У меня нет девушки.       Лёва на мгновение впал в ступор. Он отчётливо помнил, как разговаривал с ней всего полторы недели назад. — Я про Риту. Лагунов вдруг весело усмехнулся. — Так ты про Маргаритес. Она мне не девушка. — Как это? — Наши отношения — это что-то намного более высоко-духовное, чем любовь. Точнее, мы не любим друг друга в романтическом плане, но очень близки. — Пояснил Валера. — Она сказала иначе. — Мы часто говорим окружающим, что мы пара. Так живётся легче. — Он на мгновение задумался. — Подожди, а когда это вы виделись?       Они никогда не обсуждали тот самый случай в Куйбышевской школе, и смотря на то, с какой любовью Лагунов упоминает Риту, Лёва попросту боялся сообщать ему правду. — Виделись. — Выдохнул он и подполз к проигрывателю, чтобы сделать музыку ещё тише. — Думаю, тебе стоит кое-что знать. — С ней что-то случилось? — Настороженно спросил он. — К сожалению, да. — Что? Это связано с людьми или с вампирами? Не томи, Хлопов! — Несдержанно воскликнул Валера. Он выглядел так, будто в любую секунду готов сорваться с места. — В Куйбышеве есть люди, которые могут ее обидеть? — Да, но они знают, чем это чревато. Хлопов, что произошло? — Она была пиявцем, когда мы встретились.       Валера замер, выронив тетрадь на пол. — Какого черта ты не сказал об этом раньше? — Воскликнул он, и в его голосе был различим страх. — Раньше мы вообще ничего не обсуждали. Ты меня слушать не хотел. Тем более, что бы ты сделал? Изобрел бы машину времени? — Но о таких вещах надо сообщать, Хлопов. — Он сцепил руки в замок и уставился в пол. Где-то внутри начала стремительно разрастаться паника.       Лёва видел это своими глазами и теперь понимал, что имеет ввиду Валера, когда говорит, что чувствует себя не лучше. Судя по остекленевшему взгляду и неровному дыханию он переживал примерно то же, что испытывал Лёва, сидя у Рамиры в зале. Он подвинулся ближе, желая как-то помочь, но Валера отвернулся от него и приказал уйти. — Свали нахер. — Грубая фраза прозвучала так, будто Лагунов скорее умолял его уйти, чем выгонял. — Прости, — Начал Лёва. — Просто свали, Хлопов. — Валера чувствовал себя почти обездвиженным. Казалось, что сил не хватит даже на то, чтобы выставить Лёву за дверь.       К счастью, делать этого ему и не пришлось. Со второго раза тот понял просьбу и ушел в свою комнату, забрав с собой все ещё тихо бубнящий проигрыватель.       Валера вцепился руками в собственные колени, чувствуя, как внутри яркими болезненными вспышками растекается ужас. От этого ощущения было не спрятаться, казалось, что оно исходит откуда-то глубоко изнутри и заполняет все пространство вокруг, проникает в лёгкие с помощью воздуха и впитывается в кожу, покрывая мир вокруг леденящей душу тьмой. Он лег на ковер, стараясь восстановить дыхание и унять дрожь. Рита не должна умереть. Она не достойна смерти и судного дня.       Он ощутил как к горлу подкатывает ком, закашлялся и прислонил ко рту локоть, стараясь унять тошноту. — Серьезно, опять... С трудом поднявшись на ноги он выбежал из комнаты, направляясь в сторону ванной.

***

      До самого вечера Лёва больше не заходил к Лагунову, решив, что тот заслуживает отдыха после такой новости. Всё-таки, совесть не позволяла ему продолжать издевательства. Как часто Валера пребывал в таких состояниях, он не знал, но судя по обречённому взгляду и немедленной просьбе уйти, происходило это далеко не впервые.       В конце концов, он отправился продолжать свое дело и до вечера следующего дня обыскал все оставшиеся источники информации о семье Евдокимовых. В этот раз он не только прочитал все возможные материалы, но и опросил работников архивов, а также простых местных жителей. Однако, судя по всему, Лагунов и правда пытался отвязаться от него, повесив это занятие, потому что про сверхъестественную принадлежность семьи не упоминалось буквально нигде, кроме источников Рамиры и парочки статей в жёлтой прессе, не имевших под собой логической почвы. Не желая впадать в отчаяние, Лёва собрал список всех упоминавшихся в биографии точек и отправился по следам семьи. Посещение приема в нынешнем доме культуры, городской театр, засаженный на финансы этой семьи сквер и даже место, где располагался их любимый ресторан. Он незаметно украл все записи из архивов, обыскал каждую точку, но не нашел ровным счётом ничего. Оставалось надеяться, что он не пропустил плиту в какой-то из пройденных локаций.       Войдя в квартиру, и скинув кроссовки с ног, он быстрым шагом направился в сторону комнаты Лагунова. Больше всего на свете он хотел услышать, что тот нашел информацию о местных ведьмах. Они оставались последней зацепкой, последней нитью, ведущей их к успешному поиску плиты. Все остальные варианты уверенно отсеклись после того, как Лёва буквально обошел весь город. Остановившись у двери, он отдышался и сжал руки в кулаках. Поход по длинному маршруту вымотал его. В поисках надежды он находил только разочарование, подталкивающее все глубже в бездну. Осознание собственных неудач заставляло чувствовать себя жалко. От этих мыслей внутри растеклось чувство ноющей боли, и стуча в дверь, он очень надеялся, что Лагунов прямо сейчас занимается делом. В ином случае, приходить к нему в таком состоянии было для Лёвы не самой лучшей идеей. — Что? — Послышалось из-за двери. — Я могу зайти? — Ну заходи.       Лагунов сидел на кресле у окна и курил сигарету, листая какой-то блокнот. — Снова куришь? — Лёва поморщился. — Как здесь не закуришь. — Протянул Лагунов, перелистывая страницу. И тут Хлопов не мог с ним не согласиться. — Что ты делаешь? Как расследование? Есть подвижки? — Подвижки есть. — Односложно ответил Валера.       Лёва подошёл к кровати и без приглашения сел рядом с ней на пол. — Рассказывай. — Расскажу как закончу. — Ну уж нет, мне необходимо знать, есть ли у нас шанс на выживание.       Валера потянулся к подоконнику, на котором стояло небольшое блюдце, и стряхнул в него пепел. — Плохой день, Хлопов? Что, так и не нашел ничего? — Нет, и я обыскал буквально все. — Обиженно воскликнул Лёва. Как только он открыл рот, слова полились сами собой. — Я знаю, где эти Евдокимовы ели, срали, жили, гуляли и трахались. Я знаю, на что они тратили деньги и каких политических взглядов придерживались, но я все ещё не продвинулся в поисках плиты. Ни в одном, повторюсь, ни в одном из архивов Куйбышева нет упоминаний о плите. Валера усмехнулся. — Ты обыскал те самые места, где они трахались и срали? — Да. — Уверенно заявил Лёва. — Каждое. И я потратил на это весь день. — Тогда понятно, почему ты ворвался сюда с недовольной рожей. Получается, что ветка с поиском плиты через Евдокимовых у нас отсекается. — Получается так. — Разочарованно пробормотал Лёва. — И вообще, не переводи тему. Я свою часть работы даже перевыполнил, проверив все дотошно и тщательно. — Я, конечно, не был бы так уверен, — Покачал головой Валера. — Поверь, с моим желанием вернуться назад я проверял каждый сантиметр. — Ну, допустим. — Я свою часть работы выполнил и теперь буду работать с тобой над поиском ведьм. — Заявил Хлопов. — Нет. — Почему? — Ты меня отвлекаешь побольше Beatles. — Пояснил Валера, вновь уткнувшись в свой блокнот. — Я буду молчать и заниматься своим делом. — Ты так не умеешь. — Умею. — Лёва вмиг помрачнел. — Я помощник охотника на вампиров, который сам по себе ничего не может, молчать и заниматься делом — мои основные навыки, забыл?       В комнате на несколько мгновений воцарилось молчание, после чего он добавил. — Или я продолжу приходить к тебе каждые полчаса. Разницы особо не будет.       Валера потушил сигарету и абсолютно серьезно произнес. — Хлопов, прекрати меня раздражать. Иначе я начну раздражать тебя в ответ. Лёва обречённо улыбнулся, услышав это. — Ты блефуешь. Ты слишком занудный и отчужденный, чтобы делать подобное. А я слишком терпеливый, чтобы подобное воспринимать. — Я могу делать это тебе назло. — Ты не сделаешь этого. — Что ж, посмотрим. — Не менее серьезно ответил Валера и выписал карандашом что-то из блокнота в свою тетрадку, после чего захлопнул его и протянул Хлопову. — Забирай. Время на часах восемь вечера, и если тебе так хочется сделать что-то полезное прямо сейчас, я введу в курс дела.       Лёва удивлённо посмотрел на него и забрал тетрадь. — Я изучил все собранные Игорем городские легенды, чтобы опознать в них деяния ведьм. Вот список того, что показалось мне более менее подходящим. — Он указал на ещё один лист, на котором в колонку были выписаны названия статей. — В папке все известные об этих случаях данные, а здесь, — Он перетащил из угла комнаты стопку толстых блокнотов. Имена, фамилии, телефоны и адреса жителей Куйбышева. Среди них я ищу ведьм. — Когда ты успел их притащить? — Утром. Я говорил со своими тайными источниками, и они дали мне некоторые данные, всё переписано в моей тетради. Если будут какие-то подозрения — подходи и спрашивай. Я расскажу, упоминались ли эти личности в моих записях. — С этими словами он вышел из комнаты, забирая с собой одну только тетрадь. Видимо, там он записывал что-то личное и совсем не хотел оставлять ее с Хлоповым наедине. — Занимайся. Я ушел готовить ужин.

***

      Лёва вышел из магазина, купив очередной набор продуктов. В воздухе стоял выразительный запах летнего дождя, и он, не думая о последствиях, запрыгал по лужам, как ребенок. Утром он нашел у себя под дверью список с продуктами, которые необходимо купить, и почти сразу отправился на улицу, желая проветриться и привести мысли в порядок. После проведенной среди бумаг ночи, Лёва готов был признать, что наконец понял ворчливого Лагунова. Работа и правда был не из лёгких. Необходимость держать в уме большое количество информации утомляла, и он не заметил, как уснул прямо на полу своей комнаты. Однако это всё равно было лучше, чем бездействие, и даже несмотря на то, что они с Валерой все ещё не работали в команде, он был рад наконец заняться полезным делом.       Он шагал по улице и напевал себе под нос привязавшуюся вчера песню. Дойдя до подъезда, он удивлённо замер, увидев перед собой Лагунова, усевшегося на окно первого этажа и свесившего ноги вниз. — Что, выйти на улицу или нормально покурить у открытого окна не судьба? — Спросил он, оглядывая Валеру с ног до головы. Сегодня тот вновь переоделся, подобрав к широкой кофте на молнии не менее модные черные брюки. Он нацепил темные солнцезащитные очки, которые, видимо, нашел у Игоря. Выглядел он довольно свежо и здорово, хитро улыбался, сидя на окне, и крутил в руке сигарету. — А так интереснее. — Ответил Валера. — Я вроде и погулял, но в то же время из дома не выходил. — Что-то ты подозрительно весёлый. — Лёва, остановился, кидая на него странный взгляд. — В чём же причина хорошего настроения? Лагунов спрыгнул с окна, оказываясь на асфальте, и подошёл к нему почти вплотную. — Почему у меня не может быть хорошего настроения просто так? — Через несколько мгновений тишины он добавил, — Ну? Что делал? Где был? Что нашел? — Я, — Он опешил от столь внезапного интереса. — Ходил в магазин с твоим списком. А по поводу дела — пока что ничего. — Нет, ты постой. — Валера схватил его за плечи, не давая пройти к подъезду. — Что именно ты делал? Какие именно бумажки читал и сколько? — Лагунов, ты ебнулся? — Непонятливо проговорил Лёва, а потом, через пару секунд, вдруг понял, что к чему. — А, да. Это ты пытаешься доказать, что умеешь доставать людей лучше, чем я. Очень по-взрослому. — Я не пытаюсь доказать. Это и так очевидно. Я могу довести до истерики кого угодно. — Мне не нужна истерика. — Точно? А то последние два дня ты прямо-таки нарывался, — Валера широко улыбнулся. — Иди нахер, Лагунов. — Емко заключил Лёва, но в его интонации не было искренней злости. Портить на удивление хорошее настроение себе не хотелось, и он поспешил зайти в подъезд. — На чей? — Что? — Непонимающе переспросил Хлопов. — На чей хер? Он закатил глаза, и решив просто промолчать, не оглядываясь проследовал внутрь квартиры. — И всё же придет судный день, когда никто не будет ждать его. Тогда с шумом великим обрушатся и исчезнут небеса, распадутся раскаленные стихии и вся земля с делами людскими будет предана суду. — Как небеса могут обрушиться? — Уточнил Лёва, проходя по прихожей в сторону своей комнаты. Он думал, что Валера пройдет мимо, вновь оставляя его мучаться в одиночестве, но тот зашёл в комнату следом и закрыл за собой дверь. — Скоро узнаем. — Кошмар. Просто кошмар, Лагунов. — Не бойся, ведь определять, выживем ли мы, будем бог, а он милосерден. — Снова сарказм?       Валера прислонился к стене, растянув губы в хищной улыбке. — Разумеется, сарказм. Никто кроме нас нам не поможет. — На этот раз не могу не согласиться. Хотя желание помолиться посещает меня время от времени. — Произнес Лёва, раскладывая на полу блокноты с адресами и номерами. — Молитвы помогают, но только временно. Можешь начать ходить в церковь, на оставшуюся неделю поможет. А я обязательно найду способ сфотографировать тебя на коленях перед иконой и переслать в будущее. — Какое отношение ты имеешь к христианству? — Внезапно спросил Лёва, отвлекаясь от своего дела. Он вдруг понял, Лагунов рассуждает на эту тему уж слишком уверенно. — Личный вопрос. — Да, это мой личный вопрос на сегодня. Ты должен ответить. — Настоял Хлопов. Валера немного помолчал, будто раздумывая, стоит ли делиться с ним этой информацией. — Ладно. Я ударился в христианство, когда мне было четырнадцать. Так что знаю об этом достаточно. Лёва окинул Лагунова удивленным взглядом, будто пытаясь понять, не шутит ли он. — Сколько бы не думал об этом, не могу представить тебя перед иконой. Тем более, что на стратилатов они действуют весьма отталкивающе. — Ты много чего не можешь представить обо мне, Хлопов. — Весело махнул на него рукой Валера. — И как оно? — Что? — Христианство? — Я уже говорил тебе, никак. Богу насрать, а особенно насрать на тварей вроде стратилатов. — Он повторил свои слова про бога, сказанные еще в Московских архивах. — Но сущность стратилата не определяет тебя как человека. Валера внимательно посмотрел на него. — Сказал охотник на вампиров. — Это другое. — Начал противиться Лёва. — Нет, это не другое. Оно сидит во мне, и оно часть меня в любом случае. По христианству я попаду в ад, что бы я с собой ни делал. — Лагунов закончил свою мрачную речь и добавил, — К счастью, в рай и ад я не верю.       Лёва на мгновение остановился с папкой в руке, а потом вернулся к своему делу. Казалось, что он действительно задел что-то личное и сокровенное. И что-то в этой истории, связанной с христианством, таилось больше, чем Валера показывал и рассказывал. — Что ты нашел? — Я перерыл все истории и твои пометки, сравнивая их с номерами. Мне нужны данные от тайных свидетелей. — Хорошо, называй фамилии. — Лагунов был подозрительно весел и сговорчив для человека, который ещё вчера выставлял Лёву за дверь. — Новикова. — Мимо. — Гореев. — Не то. — Лебедева. — Все еще нет. — Просто возьми мой список изначальных предположений и прочитай. — Лёва всунул Лагунову в руки листок. Валера ничего не ответил, пройдясь по листку взглядом, а потом разорвал его, кинув куски бумаги прямо Лёве в лицо. — Всё херня. Работай дальше. Все эти фамилии проверены и не имеют никакого отношения к делу. — Почему ты не мог сказать об этом сразу, ещё вчера? — Хотел, чтобы ты все перепроверил. — Невинно пожал плечами он, глядя на то, как Хлопов раздражённо нахмурился. — Вдруг я ошибусь. — Тебя это никогда не волновало. — Прискорбным голосом проговорил Лёва. — Обижаешь, твое мнение для меня очень важно. — Снова сарказм. — С чего ты взял? — Лагунов, прекращай. Либо займись делом и не отвлекай меня, либо вали. Лёва отдал ему телефонную книгу, открытую где-то на половине, и сказал найти тех, кто упоминался в его тайных записях. На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Он по третьему кругу перечитал одну и ту же историю, стараясь понять, есть ли в этом хоть какой-то смысл. Лишь минут пятнадцать спустя он снова глянул на притихшего Валеру, который, судя по всему, что-то рисовал на одной из страниц. — Что ты делаешь? — Рисую. — Почему не просматриваешь телефонную книгу? — Он особо не надеялся на нормальный ответ, но все же решил спросить. — Я уже просмотрел ее. — Лагунов произнес это так, будто очевиднее вещи в этом мире не было. — Как? Ты не мог сделать это так быстро. — Я читаю в три раза быстрее, чем среднестатистический житель Куйбышева. В этой книге нужных фамилий нет. — Боже, и почему ты ничего не сказал? — Ты сам сказал мне не мешать, молчать и тебя не отвлекать. — Я понял. Лагунов, не молчи больше с этого момента. — Произнес он раздражённо, не понимая, какую ошибку совершает. Валера оживился, и с противной улыбкой повернулся к нему. — Анекдот про судный день. — Нет, нет, нет, пожалуйста. — Замотал головой Лёва. — Только не про судный день. — Ладно, — Разочарованно протянул Валера и начал не менее раздражающий и долгий монолог, стараясь вывести его из себя.       Он говорил то про одежду, то про еду, то про школьные предметы, то про литературу, то про философию, то про историю, то про живопись, и постоянно, словно на уроке, задавал ответные вопросы. Казалось, что слова у него не заканчивались, а мозг генерировал все больше тем для создания отвлекающего шума.       Когда Лагунов, наконец, заскучал, он произнес примирительное "Ладно, спрашивай."       И Лёва спрашивал. Валера старательно заваливал его кучей размытых рассуждений и вытащить из них конкретику было также сложно, как и из папки с вырезками о странных событиях. Они просидели так еще два часа, и за все это время Лагунов действительно не затыкался. Он отвлекся лишь дважды — первый раз для того, чтобы принести проигрыватель и плюсом ко всему врубить на полную музыку, которую теперь приходилось перекрикивать, и во второй раз для того, чтобы принести обед, о котором он потом подробно расспрашивал Лёву. Он постоянно передвигался по комнате, то цитируя Библию, то Ленина, то разговаривал на смеси трёх языков, что приводило Лёву в ещё больший ступор, и каждые несколько минут настойчиво заглядывал Лёве через плечо, раздражая и напрягая этим жестом все больше. — Ладно, ты меня заебал. — Признался Лёва, отодвигая в сторону все записи. — Лагунов, умоляю, прекращай. — Ты о чем? Я стараясь помочь тебе и не оставляю в одиночестве в этот сложный период. — Прекращай строить из себя дурака.       Валера остановился, смотря на него оскорблённым взглядом, после чего издевательски рассмеялся. — Ненадолго тебя хватило. — Придурок. — Лёва выдохнул, закрывая лицо ладонями. — Ладно, ладно. Признаёшь, что был не прав, постоянно вламываясь ко мне? — Это другое. — Нет, это оно самое. Признай или я продолжу. — Его угроза явно произвела эффект, потому что буквально через несколько секунд Лёва сдался. — Ладно. В какой-то мере я действительно был не прав.       Лагунов довольно улыбнулся. — Правильный ответ — улица Свободы. — Начал он. — Ты ошибся в самом начале. След ведьмы заметен еще в истории про стояние Зои. Некая Крупина была ее подругой. По легендам она лечила руками. И еще, странное совпадение — кто-то доносил, что в том самом доме, где она живет, кусают людей. Как думаешь, это какой-то вампирско-ведьминский заговор?       Лёва удивлённо вылупился на него, не понимая, какого черта происходит. — Постой, ты все знал? — Я нашел адрес ещё вчера, когда ты в заключительный раз пришел ко мне с расспросами. — Не убирая с лица довольной улыбки, проговорил Валера. — Лагунов, и ты молчал? По-твоему это забавно? Решил надо мной поиздеваться? Да я мучился тут полдня и полночи с этой хренью! — Новое открытие разозлило Лёву ни на шутку. С каждым днём его нервы сдавали все больше, так что поблагодарить Лагунова за это дополнительное испытание он не мог. — Это было забавно. — Ответил Валера, поднимаясь с пола. — Нет, это было ужасно. — Видел бы ты свое лицо… — Мечтательно повторил Лёвину фразу Лагунов, напоминая о случае, когда тот поиздевался над ним.       В следующую секунду в него прилетела подушка. Валера с лёгкостью поймал её и бросил обратно, попадая получателю прямо в лицо. Сейчас гнев Лёвы забавлял его, и он, смотря на то, как тот вновь хватает подушку с пола, выбежал из комнаты, убираясь прочь с места преступления. — Ничего подобного, стой. — Лёва кинулся вслед за ним, и поймав того у стены, направил в чужому горло все тот же кол, который носил всегда в кармане.       Лагунов хитро улыбнулся. — У меня дежавю. — Может и правда убить тебя? — Казалось, что в словах Лёвы не было ни капли шутки. — Давай. — Пожал плечами Лагунов. На несколько секунд в комнате воцарилось молчание, после чего Валера взял направленный к своему горлу кол и медленно отвёл его в сторону. — Не сойдешь с ума без меня тут? — Сойду. — Признался Лёва нехотя. — Тогда зачем убийством угрожаешь? Я об этом тоже думаю, но вслух хотя бы не озвучиваю. — О чем? О самоубийстве? — Непонимающе переспросил Лёва. — Нет, о том, чтобы тебя убить. Хотя о суициде тоже, уже очень давно. — Весело произнес Валера, выбираясь из чужой хватки. — Чего застыл? План по вторжению к ведьме придумывать идёшь? Или мне снова запереться в комнате?