***
— Кто хочет поучаствовать в битве факультетов? Эй-эй, стоять, молодые люди, я вас прекрасно вижу! — говорит первокурсникам с последнего ряда, которые думали, что смогут ползком добраться до двери и тем самым избежать всеобщей экзекуции. Однако чужой голос их моментально останавливает. — Всего пять минут позора, ребята, всего пять. Ваш факультет всё равно никогда не выигрывал. — По аудитории разносится понятное всем негодование, на что, по-видимому, самая предприимчивая из студсовета лишь закатывает глаза. — В общем, если среди вас вдруг есть будущие Шайни и БигБен, то милости прошу на завтрашние пробы в актовый зал, после шести вечера. И да, имейте ввиду: в конце семестра участвующим зачисляется плюс пять баллов. Джейк, до этого никоим образом не задумывающийся о своих талантах (по причине их отсутствия), вдруг начинает вспоминать, чего он такого может показать и всё-таки получить эти пять баллов, которые ему ну очень нужны. Дело в том, что всю группу на судебный процесс пригласить не могут, а вот лучших по успеваемости студентов — очень даже да. И ему хочется попасть на практику — хотя бы на чуть-чуть. Пение? Выгонят. Танцы? В наше время есть бесчисленное множество разнообразных названий и ответвлений, но… ни в одном из них Джейк себя не видит. Да и он вспоминает о том, что есть Рики и весь его факультет, лучше не позориться. Может, просто выучить стих какой? Встать на стульчик, как дома во время праздников, и начать пятиминутный концерт… — О чём так усердно думаешь? Обо мне? — Перед глазами появляется лицо Чонсона. Джейк даже испугаться забывает. Кажется, инстинкты рядом с ним дают сбой — нехорошо. Гордость, пытающаяся рвать когти за то, чтобы сохранить своё место, почему-то тоже пропадает. — Почему ты опять тут? — Скучно. — Парень бесцеремонно ложится на стол и тянет руки вперёд, напоминая своими действиями сонного кота. Мяуканья не хватает, конечно. — Почеши мне лопатки. — Ещё чего? — И поцелуй в лобик, если так настаиваешь. Джейк фыркает, но тем не менее осторожно запускает руку под тонкий свитер мелкой вязки и ногтями касается бархатистой кожи. Одногруппники совсем не тихо перешёптываются, но если Чонсону плевать, то Джейку и подавно. Даже если косо смотрят (а они наверняка смотрят), то тоже всё равно — разве друзья не могут так делать? В этом нет ничего такого. Уже на следующем перерыве Шим сам находит Чонсона, тыча ему стаканом с горячим американо почти в грудь. Чонсон уже не спорит — просто делает вид, что смирился с тем, что холодные напитки зимой плохо сказываются на здоровье. Джейк всё пытается доказать, что горло у Пака першит не просто так. — Спасибо, прелесть. Джейк решает не уточнять, кто из них тут прелесть. В кафетерии никогда нет места, поэтому большую часть времени студенты проводят вокруг него на широких подоконниках. Солнце всегда садится со стороны сада и всегда делает скучный или чересчур напряжённый день чуточку ярче и красивее. Лучи медленно, словно кисть, испачканная в ярко-жёлтой краске, касается сначала макушки Чонсона, после — бронзовой кожи, а после стекает крупными каплями по плечам и, наконец, усевшись на колени, постепенно растворяются. Джейк готов наблюдать за этим часами, только, увы, у заката (впрочем, как и у рассвета) своё расписание, никак с чувствами Джейка не согласованное. И очень жаль. — Слушай, как думаешь, какие у меня таланты? — М? — Чонсон на секунду отрывается от протокола, мило шмыгнув носом. — Ты полон талантов, Джейк. Ты — сплошной талант. Ты и есть талант. Знаешь, как называют поистине гениальных людей? Джейк. Джейк Джилленхол, Джейк Пол, Джейк Салливан, Джейк… — Знать не знаю, кто эти люди, но спасибо за познания, Чонсон, — парень, снова оторвавшись от чтения бумаг, коротко подмигивает. — Почему спрашиваешь? Только не говори, что хочешь принять участие в битве факультетов. — Как ты понял? — теперь очередь Джейка хмурить брови — появившуюся складку на лбу Пак разглаживает, легонько ткнув туда пальцем. — Юрфак никогда не выигрывал в этом жестоком состязании. Никогда. Но если ты пойдёшь, ни у кого попросту не будет шансов, и после первой победы нас всех охватит звёздная болезнь. Не надо. — Джейк пинает его коленку своей, но, если честно, он даже не против слушать всякий (особенно — чонсонов) бред, ведь это успокаивает, отвлекает и вызывает улыбку. Всегда. — Ну и ещё кое-что. Фраза про пять баллов — всего лишь замануха. Они никогда их не засчитывают, если что. — Чёрт! — Джейк падает головой на плечо Чонсона, по-детски хныча. — Мне вообще-то нужны эти пять балов, чтобы на суд попасть. — Ты и так неплох, Джейк. А с моими прошлогодними конспектами будешь ещё лучше. — Ты мне их отдашь? — Джейк приподнимает голову и смотрит, пародируя кота с большими блестящими глазами. — Я тебе дам. Или ты про что? — после толчка в бок они уже оба смеются. Подготовка к битве факультетов проходит меж тем реально масштабно. Многих участвующих даже отпускают на репетиции прямо с пар или хотя бы за двадцать минут до их конца. Рики из-за этого устраивает в комнате целую дискотеку, так что совершенно не удивительно, где и с кем Джейк ночует. Но Рики не обижается — ему просто некогда отвлекаться на хёна, который изредка появляется в родной комнате. Но когда до конкурса остаётся всего день, университет будто сходит с ума. Причём сходят с ума реально все — кроме Джейка, конечно,***
Джейк всё же решает не участвовать в состязаниях: у него нет времени, желания и талантов. Никто от юрфака, впрочем, туда не суётся, даже не пытаясь одержать победу. Единственное, что они реально в силах выиграть, — это суд, но и тут стопроцентной вероятности быть не может. Кто знает, за чью сторону им придётся отдуваться. Джейк решает просто пойти с Чонсоном на эту американскую вечеринку — он спрашивает адрес бара и другую, не менее важную, информацию о проведении этой тусовки у Джимин. Она, как организованная и ответственная нуна, без проблем отвечает на все тридцать три сообщения с вопросами и как будто бы даже не злится (кто знает). Так Джейк и узнаёт, что вечеринка проходит в светлых, преимущественно — белых (ну это очень небезопасно), тонах, поэтому и ищет в своём гардеробе нечто такое. И как хорошо, что находит: белую футболку, белую рубашку и бежевые брюки свободного кроя, а ещё и кеды из чемодана достаёт. Жаль только, что ремень чёрный, но в остальном он очень даже вписывается в условия. Также Джимин намекает на то, что будто кое-что нереально интересное ближе к концу мероприятия, поэтому очень просит остаться и не уходить раньше времени, — говорит, что это важно для многих. Девушка интригует Джейка и реально побуждает его остаться, даже если ему поплохеет от чего-нибудь (хотя есть уверенность в том, что Чонсон будет следить за каждой выпитой рюмкой или вроде того). Одевшись и последив пару минут за Рики, который носится по комнате, пытаясь привести недавно окрашенные в блонд волосы в порядок, Джейк поднимается с кровати и поправляет брюки. Рики только прощается с ним, пробормотав «увидимся» себе под нос, и продолжает в спешке одеваться. Идти пешком до бара ему не придётся — по крайней мере, так пишет Чонсон, указав на то, что вызвал такси. Богатый чёрт. Джейк просто спускается из своей комнаты, выходит на улицу и вдыхает заметно потеплевший воздух — он вызывает улыбку на лице. — Опять обо мне думаешь? — За спиной появляться Чонсон. Джейк не понимает, как так работает и почему он снова не вздрагивает, хотя любое неожиданное появление кого угодно вызывает у него детский страх. — С чего это? — Ты улыбаешься. — Иди к чёрту, хён, — отвечает Джейк и поправляет на плечах ветровку, не застёгнутую перед выходом. Когда машина подъезжает, Джейк замечает сегодняшний образ Сона — блять, лучше бы он не видел его вообще. Пак выглядит просто сногсшибательно и настолько красиво, что Джейк готов выбирать слюни с подбородка, однако воздерживается от этого. Челюсть же ловит руками. А одет Чонсон в бежевый костюм, под пиджаком которого красуется простецкая белая футболка; на запястьях у него браслеты из белого золота и белые часы — сто процентов дорогие. И без тонны украшений он не может (Джейк уверен): на шее — цепочка, в каждом проколе на ушах — колечки и гвоздики. А тонкие губы украшает тёплая улыбка. К бару они приезжают через минут семь — явно быстрее, чем Джейк бы топал своими ногами. Джимин, кутающаяся в чужое пальто, и Хисын встречают их на входе и провожают внутрь, чтобы те не свернули не туда. У Джейка подобная практика есть — ему хватило. — Ну что, как настрой? — спрашивает девушка, после чего тихонько благодарит Хи за пальто и вешает его на спинку высокого стула. Джейк, присев за столик, теперь рассматривает и остальных — интересно ведь узнать, кто во что одет. — В порядке, — коротко отвечает Шим, после чего обращает внимание на образы Хисына и Джимин. На девушке платье с бежевым верхом и белой юбкой, а ещё украшения из золота и убранные в низкий хвост волосы. На юноше же белая рубашка-поло с коротким рукавом, чуть темнее брюки и серебряные кольца на пальцах. — Погодите, а мы точно туда пришли? — Ну да, а что такое? — Свадьба будет, что ли? — Джейк водит ладонью с парня на девушку и обратно, после чего получает лишь ласковый смех в ответ. — Вы похожи на женатиков. — К сожалению, нет, свадьбы сегодня не будет, — отвечает Джи, после чего как-то намекающе смотрит на Хисына. И он понимает всё, стыдливо опуская голову. Его страх всё ещё остаётся внутри, поэтому о свадьбе и речи идти не может. Как-нибудь позже — не сейчас. — А у вас? Вы тоже выглядите, как пара. — Неправда, — почти одновременно отвечают Джейк и Чонсон, после чего переглядываются с приподнятыми бровями. Джейк ловит себя на том, что эту привычку перенял как раз у старшего. Официально вечеринка начинается в семь часов — прям ровно в семь, ведь всем руководит Джимин, которая бегает по залу и много нервничает. Будь Хисын рядом, он бы помог, но девушка не позволила вмешиваться: не хочет заразить нервозностью тех, кто пришёл отдыхать. Народу много, поэтому перед глазами всё как-то приятно пестрит белым и бежевым цветами — Джейк продолжает с детским интересом рассматривать каждого и подмечать, что ему стоило поработать над образом получше. Он выглядит совсем просто, однако после парочки комплиментов хочется жить дальше. После тройки стаканов типичного американского пунша становится вообще всё равно — и на образ, и на чей-то голос, разносящийся по помещению через колонки, и на чонсонову руку, лежащую на плечах. Становится прям хорошо — волнение, переданное от Джимин, исчезает моментально; сама девушка исчезает из виду совсем и не появляется около получаса бессмысленного сидения за столом. Джейк не рвётся танцевать, продолжая разве что качать головой в такт музыке. Чонсон, сидящий прям совсем рядом, убирает руку и тянется за дольками апельсина — пьёт он меньше, всё же надеясь стать для Джейка какой-никакой опорой, если будет нужно. У него же планы были — их нарушать он не может. Когда зал заметно утихает, а микрофон теперь покоится не в руках приглашённого ведущего (какой-то весельчак откуда-то из их же университета), а в руках Джимин, Шим поднимается с места и тянет за собой Чонсона — ему хочется посмотреть на то, что происходит. У девушки немного, но дрожат коленки — это видно, потому что платье до них не дотягивается. — Дорогие учащиеся и присутствующие! Хочу обратить ваше внимание. Думаю, многие знают, что подобные вечеринки проводятся не без выступлений. Сегодняшним гостем станет молодой человек, который готовился к этому с начала года. Так что, пожалуйста, подарите ему много-много любви и поддержки вашими аплодисментами. Все начинают хлопать, пока Джимин уходит со сцены, вернув микрофон парню, и ищет глазами знакомые лица — Джейка и Чонсона, которые хлопают особенно сильно; ладошки заметно краснеют и горят. На сцену выносят микрофонную стойку — там же появляется Хисын, который сдерживает улыбку и встаёт на исходную позицию. Тогда люди начинают хлопать ещё громче — до тех пор, пока не начинается музыка.— Heeseung — Off My Face (cover)
Джейк чувствует себя нереально гордым за то, что его хён сейчас стоит на сцене и поёт (и делает это офигеть как красиво) на большую аудиторию. Сбоку пристраивается Джимин, которая смотрит на юношу так влюблённо и так восхищённо, что у Шима в груди щемит, — ему всё ещё тяжело поверить в то, что спустя три года они похожи на тех, кто не вышел из конфетно-букетного периода. Впрочем, все восхищаются Хисыном — особенно тогда, когда он берёт высокие ноты и делает это чисто, будто учится вообще не на юриста. Так и не скажешь, что в этом деле он простой любитель, а не профи, который отдал этому всю жизнь. Джейк замечает, что Джи ведёт ладонями по лицу — плачет. Джейк бы заплакал вместе с ней, но тогда её некому будет поддержать, поэтому он приобнимает её за плечи. Не то чтобы это спасает её от конкретных рыданий. Джимин сквозь слёзы шепчет что-то, мол, я же потратила уйму времени на макияж, но забивает на это довольно быстро: не до этого. Она отлипает от Джейка только тогда, когда песня заканчивается, а за не следуют громкие-громкие аплодисменты и крики с просьбами выйти на бис. Однако Хисын удаляется с небольшой сцены через другую лестницу и теперь тоже пытается найти знакомых. Долго искать не приходится: все возвращаются к своим столикам и продолжают обсуждать выступление с особым энтузиазмом. Джейк его встречает, как самый настоящий фанат, и хлопает в ладоши. — Хён, ты лучший, клянусь! У тебя буквально ангельский голос. Признайся, ты продал душу дьяволу, а? — напирает Джейк, но уже чуть тише, чтобы не привлекать внимания. — Это невозможно. Ты же идеальный. — Да не то чтобы. — Хисын пожимает плечами и неловко улыбается, щёки у него красные после тысячи комплиментов, горячие — Джимин убеждается в этом лично, осторожно чмокая её губами. — Идеальных не бывает. — А ты тогда кто? — Обычный я. — Ну всё, прекращайте. Ссор нам сегодня не надо, — останавливает их девушка, после чего шмыгает носом. В руках у неё покоится влажная салфетка, которой она подправила уже испорченный макияж, и только тогда Хисын реально придаёт всему этому значение. — Ты плакала? — Только если чуть-чуть. — Джимин-а, ну ты что. Ты же слышала во время репетиций. — Хисын, опрокинувшись на спинку диванчика, обнимает девушку и поглаживает по голове даже после возражений о том, что он испортит ей причёску; Джи обнимает поперёк талии в ответ, и Джейк почему-то даже завидует. Чонсон, всё это время молча (удивительно) сидящий рядом, делает ровно то же, что и Хисын-хён, — обнимает Джейка и даже не слышит возражений в ответ (это тоже удивительно). Так они сидят минут пять, пока их в скромную компанию из четырёх человек не врываются ещё двое — Рики и Чонвон. — Хисын-хён! — Рики, низко поклонившись и поправив бежевые шорты, плюхается рядом с ним и смотрит на него такими глазами, какие Джейк никогда не видел. Взгляд у него восторженный, а губы немного дрожат — он не знает, с чего начать разговор. — Это было… потрясающе, честно! Я не ожидал, реально не ожидал. Чонвон-хён говорил, что ты талантище университета, но… я не думал, что настолько. Кажется, Хи краснеет вновь. — Не смущай его, Рики-я, — смеётся Вон, усаживаясь рядом с Чонсоном и кивая ему головой в качестве приветствия. Джейк, выпивший немного, не сразу обращает внимания на красную макушку, хотя не заметить её слишком трудно. — Вы не против, если мы с вами побудем? До танца есть время, так что. В большой компании веселее ведь? — Ага, потом опять уйдёшь, — напоминает Шим, удобно устроившийся почти на чужой груди. — Джейк, это было один раз. И я не специально. Если мы соберёмся уходить, я лично дам тебе знать. Никто больше никому не перечит: Джимин не позволяет, разруливая любую конфликтную ситуацию за считанные минуты; ей это не доставляет никаких неудобств. Они просто разговаривают, понемногу выпивают и едят всё то, что предоставляют им на сегодня. Чонсон отлипает от Джейка только для того, чтобы снять пиджак — видите ли, ему жарко (почему-то он даже не кидает в сторону Шима шутки, мол, это из-за тебя), а потом снова по-свойски обнимает. Хисыну повезло, ведь больше смущающих комплиментов он не получает, — и повезло ему ещё с тем, что фанаток у него нет. Не то чтобы кому-то есть дело до него и его девушки: все ведь знают об их отношениях. Когда выпито уже достаточно, а столики заметно пустеют: все выходят на так называемый танцпол, пара девушек в белых платьях (Джейк не уверен, но они смахивают на близняшек или двойняшек) подходит к столу — одна сразу же хватает Рики за руку, обходя прелюдии, и выводит его почти в центр; вторая же, смущённая остальными сидящими, молча протягивает руку Чонвону — он соглашается, пусть и очень хотел остаться в тотальном одиночестве. Джейк провожает своего ребёнка взглядом, а Рики рефлекторно оборачивается на него — так забавно выходит. Шим машет ему ладонью, как бы прощаясь на неопределённый промежуток времени, и глупо улыбается ещё пару минут. — Не смей шутить про то, что я думаю о тебе. — Да блин, — вздыхает Сон, после чего хватается за стакан с пуншем. Может быть, он и не будет опорой для Джейк в случае чего, зато расслабится сполна, а то вон, коленки трясутся. — А хотелось. Хисын и Джимин, не слушая их вообще, просто поднимаются с мест и уходят туда же, где собираются остальные, — девушка, услышав знакомую песню, уже подпевает и тянет Хи за руки, побуждая танцевать вместе с ней. Вместе они дурачатся не хуже перваков. Чонсон поднимается тогда, когда откладывает пустой стаканчик в сторону, и поправляет наверняка помявшиеся на пятой точке брюки, но что поделать. Оборачивается на Джейка не сразу — почему-то медлит и ждёт, когда он сам, без приглашения, поднимется. И будто услышав мысленные просьбы, Шим поднимается следом (не хочет оставаться один за столом), однако сразу же оказывается украденным какой-то девушкой — её лицо кажется смутно знакомым, но в его подгруппе он не помнит её. Чонсон даже вздохнуть не успевает — уже расстраивается, хотя прекрасно понимает: время до медляка ещё есть. Шанс тоже есть, и упустить его никак нельзя. А Джейк почему-то не пытается вернуться — просто танцует, пока его держат за руки, и наслаждается моментом. Конечно, поначалу совсем неловко: когда он там последний раз танцевал с девушкой? Ну, разве что с Джимин на очередной встречи у Чонсона на квартире, но и оно не в счёт. Тут человек ему незнакомый — ну прям совсем, — поэтому он тушуется первую песню. Но уже потом и подпевает, не стесняясь никого и ничего, и колбасится в такт чужим движениям и какой-то дофига активной музыке. Он чувствует себя нереально хорошо после всего пройденного — особенно после внезапных зачётов по статьям и стопке конспектов, которую необходимо было сдать к определённому числу. Выпитый алкоголь расслабляет ровно так же, как и бессмысленные танцы. А ещё Джейк даже не пытается знакомиться — девушка, впрочем, тоже. Значит, исход у них один — разойдутся сразу же, как только оборвётся музыка. Так и происходит, даже к гадалке ходить не надо. Джейка буквально выносит с танцпола после того, как музыка стихает, а парень-ведущий объявляет медленный танец по микрофону. Шим, до этого кружившийся в разные стороны, старается осторожно дойти до их столика и выставляет руки вперёд, чтобы не сбить всех подряд. Он замечает, как все выстраиваются парами, — видит Рики, который танцует с всё той же девушкой, которая, видимо, и пригласила его через письмо. Подойдя к столику, Джейк всё ещё продолжает глупо улыбаться и чувствовать себя каким-то нереально счастливым — просто потому, что он не учится сегодня и просто отдыхает. Заметив Чонсона, приподнимающего уголки губ, он подходит чуть ближе и просто смотрит — без намёков или иного контекста. — Джеюн-а, — Сон, наклонившись, говорит почти на ухо и осторожно касается пальцами джеюновой ладони, — потанцуем? Джейк, словно не поняв чужих слов, отстраняется и прячет руки в карманах брюк — дебильная улыбка не сходит с губ, однако она просто прикрывает бушующее в груди нечто. Ему не хочется обидеть, но желание спрятаться выше любых ощущений и чувств. Губы начинают дрожать не только у Шима — Чонсон волнуется не меньше и сразу же убирает руку. — Потанцевать? Медляк? — Да. Ты и я, — отвечает Сон и явно продолжает стоять на своём, потому что взгляд у него особенно решительный. Он не трусит: был готов почти ко всему. А Джейк поступает иначе — боится, — и делает шаг назад, едва ли не врезаясь задницей в стол. — Мы же не парочка, не говори глупостей… — Но мы можем ею быть. Сердце будто бы больше не бьётся — неприятно, но пока жить можно. Джейк хватается за стены, когда трусливо выбегает на улицу. Зачем — не знает сам и ответ даже не пытается найти. Он, забыв взять ветровку, просто садится на прохладные ступени и роняет голову на колени — ему как-то нехорошо. По голове бьёт осознание того, что друзья так не делают — они не говорят таких вещей. Видимо, простым (дружеским!) подколам приходит конец, и это совсем немного пугает. Сердце жалобно скулит, побуждая вернуться и извиниться за стрёмное поведение; оно болит так, что хочется самому себе в грудь ударить — да так, чтобы совсем до синяков. Может быть, Джейк зря так поступает, ведь это всего лишь танец, но с другой стороны, покоя ему не даёт то, что Чонсон его реально на медляк пригласил. На медляк! И сказал такое, что реально нельзя говорить даже в шутку — не сейчас и не Джейку, который боится чувств. Странный — что Джейк, что Чонсон. Шим самого себя не понимает, пока сдавливает виски из-за накатившей головной боли: либо стоило меньше пить, либо — меньше переживать. Но он не плачет, поэтому эта боль не сносит крышу окончательно. Только вот немного начинают замерзать ноги, но это не критично — переживёт. Джейк не слышит музыки отсюда, и ему так даже спокойнее. Он понимает, что всё закончилось, только тогда, когда двери отворяются и выходит неопределённое количество людей для перекура, стараясь не затоптать Шима. Снаружи оказывается и Рики, но без своей спутницы. — Хён, тебе плохо? — Он садится рядом и обнимает за плечи, чувствуя пальцами разве что бегающие по коже мурашки — правда замёрз. — Эй, что-то случилось? Почему вышел? Рики (и Джейк не может оставить мысль о том, какой же он хороший младшенький — почти что брат) снимает свою ветровку и накидывает её на плечи Джейка, снова обнимая и грея не хуже одежды. — Сейчас всё в порядке, просто там было душно. Я натанцевался уже. — Ты пропустил медляк? Никто не пригласил, что ли? — Просто пропустил, некому приглашать, — усмехается чересчур грустно, поэтому Рики даже поджимает пухлые губы и смотрит куда-то, где красуется дорога с мизерными машинками. — Ну хён, не грусти. Сегодня отдыхаем, а не депрессуем на улице. Пошли внутрь, там не холодно хотя бы. — Не хочу. — Но ты не против, если я пойду? Обещаю оставить ветровку. — Джейк кивает ему, мол, ты можешь идти, и одними губами благодарит как за ветровку, так и за банальное присутствие. Ему немного спокойнее.***
Чонсон, выпивший три стакана пунша после ухода Джейка, слышит, что музыка близится к концу — это не может не радовать, потому что песня начинает надоедать. Он кусает губы, пока не чувствует, что избавился от большого количества кожицы, — прям по середине нижней губы — красная полоска, которая появляется ну очень часто из-за стресса. Мыслей как-то совсем много, и Пак надеется, что алкоголь ему поможет, — наивно, но раньше ведь работало. Почему-то сейчас просто хочется вырубиться, а не пить дальше. На горизонте появляются Джимин и Хисын: девушка обнимает хисынову руку и бессмысленно атакует его щёки поцелуями, пока Хисын пытается просто дойти до столика — почти не возражает, однако улыбка с лица не сходит. Счастливые. — А где Джейк? — спрашивает Джи, как только усаживается за стол и тянет Хи за собой. — Ушёл. — В смысле? — встревает уже Хисын, который вообще первым делом чувствует, что явно тут не всё в порядке. Всё потому, что он к Чонсону относится почти так же, как относился бы к своему ребёнку. Забавно, но факт. — Куда ушёл? — Я не знаю, хён. — И ты не побежал за ним? Не спросил? — Мне кажется, я просто не то сказал. Ну, прям хуйню сморозил совсем. — Сон пожимает плечами и снова бездумно глотает фруктовое месиво, стараясь не испачкать светлые вещи. Не то чтобы до них есть какое-то дело вообще. — Хочется… — Плакать? Мне теперь тоже, — отвечает Джи и двигается ближе к младшему, сразу же обнимая. Девушка подбадривает едва ли не материнскими поглаживаниями и говорит что-то, мол, он придёт, всё будет хорошо. Но Сон ей пока не верит. — А что вообще было? Вас, пьяных, нельзя оставлять наедине, я правильно понял? — Хён, не смешно. — Да я пока даже не смеялся. — Хисын настроен особенно серьёзно, потому что оставлять своего почти ребёнка грустным он не намерен, однако понимает: веселить нет смысла. — Хочешь покурить? И они выходят на улицу: если Хисын просто вздрагивает от разницы в температурах, хотя и надел пальто, то Чонсон оглядывается по сторонам, стараясь найти Джейка в ближайшем метраже. У него плохо получается играть сыщика — он не совсем по этой специальности, а жаль. Выудив из кармана пачку сигарет, Сон делится одной штукой с Хисыном, а свою зажимает губами. Едва живой огонь от зажигалки облизывает края свёртков — парни затягиваются почти одновременно. — Он тебе нравится? — Чонсон бы его ударил, да вот только уж очень уважает и ценит. Хисын же одними словами бьёт ровно туда, где почти кровоточит рана. Снова неприятно, но всё ещё терпимо. — Очевидно, наверное? Я бы не сказал, что что-то скрывал. Притворялся только. — Нравится, конечно. — Хисын кивает в пустоту; так и не докурив сигарету, бросает её под ноги и тушит кедами. Он ничего больше не говорит, потому что словарный запас под натиском переживаний куда-то исчезает. — Тогда продолжай стараться, понял? — Нет… ему это явно не нравится. — Он напуган, в этом весь прикол. Чонсон вздыхает, облокачиваясь руками на холодные перила. Да он бы… и не сдался даже. Просто теперь придётся немного перестроить маршрут.