Мир лишь луч от лика друга

Чужие боль и ярость навалились на него, когда он разговаривал с Айрис. Боль, ярость и ужас, да, ужасный сплав, от которого хотелось мчаться куда-то — добраться и защитить — и рвать зубами, разрывать на части, крушить всё, до чего дотянется. Айрис заметила сразу же; рявкнула, чтобы все уходили, быстро юркнула вбок, притёрлась плечом, старательно принюхиваясь. Показывала: я здесь, я рядом, сражаться будем вместе. Её запах можжевельника и вереска, запах ветра над каменистыми пустошами — привёл в себя, заставил опомниться настолько, чтобы Ричард додумался потянуться к звенящим от напряжения связям и попытался разобрать, что происходит. Паоло, Альберто, Катершванцы — были спокойны, их жизнь шла своим чередом. Но вот Арно… Арно корчился от боли, а Рокэ исходил яростью и страхом, и дрался сейчас не на жизнь, а на смерть, а Эстебан был в ужасе, но крепко держал себя в узде, делал что-то, хотя по их с Ричардом связи текло осознание того, что надо срочно бежать. Был смертельно испуган Валентин — где-то недалеко от Арно. — Что случилось? — Айрис успела обойти его и заглянуть в лицо. Её глаза горели жаждой крови, отблеском того, что сейчас бушевало в Ричарде. — В Олларии беда, — он не мог задержаться на ней взглядом, уже смотрел, как пойдёт к двери, уже звал всполошившуюся стаю, раздувал огонь своего страха опоздать. — Что-то случилось. Что-то серьёзное. Арно ранен. Айрис тихо выругалась и крикнула слугу. — Я поеду с тобой, — заявила она, и у Ричарда не было времени или желания спорить. Во дворе быстро поднялась шумиха, все носились, как при пожаре, седлали Ривер, спешно паковали мешки. На взмыленном Коуле примчался МакФэрли — с дикими глазами, бледный; остальные тоже не заставили себя ждать. Стая, горящая тревожными огоньками, стягивалась к Каэр Надор облаком светлячков. Ричард бы уже помчался вперёд, но Айрис была рядом, держала его так, как не могла бы держать вся его стая; никто кроме неё не смог бы сейчас не поддаться его панике. До Олларии три недели, когда они туда доберутся, всё уже закончится так или иначе, и Ричард проклинал себя. Почему он не задержался? Почему не забрал Рокэ с собой? Пригласил бы его вместе с Арно… И Эстебана тоже, познакомил бы его с Дейдри, как давно уже планировал, и Валентина, и о чём он вообще думал, как посмел позволить их всех разлучить, альфа-лидер, давно нужно было стащить их всех в одно место, поселить в Надоре, охранять их, как сторожевой пёс… — Дикон! — пощёчина обожгла лицо, и Ричард рявкнул, встряхиваясь — в ушах зазвенело. Айрис бешено смотрела на него, и её запах бил в нос, давил, заставлял обратить на себя внимание. Проморгавшись, Ричард понял, что это не в ушах звенит — это его люди, те, кто успел примчаться по его зову в Каэр Надор, тихо скулят на одной ноте, монотонно, заунывно. — Ты всех угробить хочешь? — мрачно спросила Айрис. — Мы уже выезжаем. Мы будем гнать, сколько сможем. Они — сильные, они продержатся до твоего приезда. Давай, Кровавый Секач. Прибереги это всё до столицы. Ричард криво усмехнулся. — Тогда держи меня, — сказал он хрипло. Айрис медленно кивнула, не сводя с него взгляда. Выехали они неполной дюжиной, не дожидаясь остальных. Ричард потянулся к опаздывающим, вцепился в поводки, потащил за собой, как ленивых собак, подгоняя своим страхом. Никогда, никогда в жизни он не делал такого, не смел бы даже помыслить такого насилия над теми, кто был ему дорог, кому он сам был дорог; все они подчинялись ему по обоюдному выбору, доверяли ему, и сейчас он рвал это доверие, как гнилую верёвку. И ему было наплевать. Белый линарец Айрис цокал подковами следом за ним, Ривер неслась по утоптаному тракту, где-то хрипели понукаемые скакуны его отряда, из которых выжимали всё, чтобы угнаться за ним. Ричард не различал дни. Он останавливался тогда, когда Айрис хватала Ривер под уздцы, ел, когда перед ним ставили тарелку. Он не мог спать, страх тянул его вперёд, вернее поводка — целой цепью с шипами, которая пронзала его сердце. Арно был жив, Эстебан был жив, и они приближались, Паоло начал пылать знакомой яростью, предвещающий бешенство гона, и тоже двигался навстречу, Альберто и Катершванцы волновались, видимо, считывая его собственное состояние. Валентин был в ужасе, но держал себя в руках; в нём тщательно лелеемой лозой росла надежда и крепла решимость. Рокэ… Рокэ было больно. Он был в Олларии, а значит, и сердце Ричарда тянуло в Олларию. Рокэ было больно, и он сгорал от бессильной ярости, и Дик должен был быть там, рядом, чтобы дотянуться до тех, до кого сам Рокэ дотянуться не мог. Но с каждой хорной, проглоченной бешеной скачкой, расстояние между ними сокращалось — хоть и было всё ещё невозможно огромным. Эстебан и Арно ехали навстречу, два ослепительных маяка. Чем ближе они становились, тем больше Ричарда охватывала злость. Арно был ранен, он чувствовал это, но Эстебан — нет. Какое право он имел оставить Рокэ позади?.. Дик знал, что захочет спросить это, когда они, наконец, встретятся. Эстебан столкнулся с ними в Кракле. Ричард промчался через город на хрипящей Ривер, не слушая криков Айрис, оставшейся позади. Он ещё успел сбросить натяжение поводков, позволяя стае догонять его своим ходом, и нырнул в узкие закоулки древних улиц Краклы. Колиньяр сиял, как маяк, приглушённое солнцем сияние, к которому Ричард мчался, как обезумевший мотылёк. Он свалился со спины загнанной Ривер во дворе трактира, который стоял на окраине городка, и забыл о ней. Он забыл обо всём, кроме человека, который торопился ему навстречу. — Ричард! — Эстебан был бледен, устал, но жив и цел. Хорошо. — Как хорошо… — Да, — перебил его Дик, не останавливаясь. — У тебя есть свежие лошади? — Конечно, — удивлённо сказал Эстебан. — Мы здесь уже сутки, они смогли отдохнуть. — Тогда приказывай их седлать. Выезжаем немедленно. И мне понадобится свежая. — К-куда? — Колиньяр отшатнулся. — Ричард, я же хотел сказать, я не один!.. — Арно не сможет ехать, — Ричард остановился, задумчиво хмурясь. — Хорошо. Айрис о нём позаботится. — Ты и сестру притащил?.. Неважно. Ричард, со мной дети, куда мы поедем? — В Олларию. Колиньяр, не испытывай моего терпения. Колиньяр побледнел, глядя на него, как на незнакомца. Как на безумного опасного незнакомца. Ричард понял, что он никуда не поедет по своей воле и усмехнулся. Ну, надо же. Вот она, цена неправильным связям!.. Колиньяр не чувствует, не может почувствовать, насколько это для него важно, поэтому и не соглашается! Ничего. Он знает, как эту связь укрепить. Ричард делал это много, много раз. Шагнуть в сторону, взять за плечо и бросить вперёд, выбив опорную ногу. Ухватить за волосы, чтобы наклонить голову… На него налетел ревущий вихрь. Ричард больно ударился о низкую стенку и зашипел от боли, выпуская пленного. В горло ворвался запах можжевельника и бури, перехватил связки, вырвался уже угрожающим рыком. Айрис зарычала в ответ, обнажая клыки. Она быстро повернулась так, чтобы встать между ним и быстро отплозающим Колиньяром, и внутри всё сжалось от обиды, от чувства предательства, от боли — удара, который нанёс тот, кому так доверял… В отдалении завыла его стая, спешащая к нему. Те, кому он мог доверять безоговорочно. Женщина-альфа перед ним рванулась вперёд и Ричард ударил во всю силу, разочарованно рявкнул, когда она увернулась. Повернулся за ней, скалясь так, что свело губы, вцепился в край куртки, ударил коленом. Рявкнул от боли, когда острые когти полоснули его по лицу, невольно дёрнулся назад, почувствовал, как ломаются ногти, выпуская вырывающегося противника. Колено альфы впечаталось ему в бок, так, что воздух на мгновение вышибло из лёгких; он ударил локтем, зацепил — услышал вскрик. Новый удар пришёлся ему в поясницу, и он охнул, завёл руку назад, хватая чужое запястье, выкрутил, выводя противника в сторону, сам разворачиваясь навстречу, и тут чужой сапог впечатался в его колено, и проклятая нога подвела его — взорвалась болью, подломилась! А на плечи рухнула пахнущая проклятым можжевельником тяжесть, скальп обожгло болью, и он мог бы ещё вывернуться, мог… Он упал на грязную землю, и на шее сомкнулся капкан. Весь мир взорвался от раскалённой добела боли, и он взревел, он выл от боли, пока из него тянули позвоночник, нутро, саму душу — он чувствовал, как она отрывается от его груди, рвёт сердце и рёбра, он исходил кровью. Он проиграл. *** В шею будто забили раскалённый прут. Ричард лежал на чём-то мягком и боялся лишний раз вздохнуть, чтобы не потревожить прут — и потом, любой воздух бы просто вышел через дыру в груди. Кто-то осторожно погладил его по голове, зазвенело стекло, а потом шеи коснулось что-то прохладное, остро пахнущее травами. — Это было жестоко, — глухо сказал Колиньяр. — Это было необходимо, — огрызнулась над его головой Айрис. — Думаешь, он бы остановился? Он почти загнал Ривер! — Я понимаю. — судя по голосу, это не мешало Эстебану быть глубоко возмущённым. — И всё равно это было жестоко. Что, думаешь, его стая будет теперь тебя слушаться? Айрис вздохнула и ещё раз погладила Дика по голове, наклонилась, ткнулась губами в затылок. — Побеждает достойнейший, — глухо сказала она. — Будут. Колиньяр молчал. Ричард понял, что слышит его, чует запах — но не чувствует. Совсем никого не чувствует, ни стаи, ни Эстебана, хотя вот же он сидит, судя по звуку в двух шагах!.. Ни Рокэ. Он дёрнулся и тихо завыл. Нет. Нет. Пожалуйста, не надо. — Дикон! — Айрис упала на него, как тяжёлое одеяло, прижалась всем телом и обхватила за плечи. — Всё хорошо! Дикон, всё в порядке! — Какое уж в порядке, — желчно проворчал Колиньяр. Он зашуршал одеждой, вставая откуда-то, и подошёл, тяжело ступая по поскрипывающим половицам. — Ришар, все живы. Ты жив. Твоя уважаемая сестра всего лишь чуть не отгрызла тебе голову. — Неправда! — вскинулась Айрис. — Я осторожно! — Моя эрэа, вы чуть не перегрызли ему шею и в процессе вырвали ему связь с Секачами… А только ли с Секачами, кстати? — Что?! — сестра напряглась, замерла, будто готовясь куда-то бежать. Ричард тоже был бы рад куда-то бежать, но у него достали позвоночник, у него вырвали сердце, бежать было некуда, он опоздал… По щекам щекотно побежали слёзы. — Нет! — вздохнула Айрис, с облегчением опуская голову ему на плечо. — Только Секачей. — Пятьдесят поводков, — Колиньяр опустился на колени, оказался так близко, что Ричард почувствовал на щеке его дыхание. — Ришар, ты слышишь меня? Ты не чувствуешь нас — но мы живы. Это вернётся. Ты в нас и мы — в тебе. Это неизменно. Дай только подарочек эрэа Айрис заживёт. Его рука легла Дикону на плечо и крепко сжала. — Я расскажу, что случилось, да? Пока ты лежишь. А твои люди пока отдохнут, право, мой милый, ты загнал их до такого состояния, что будь они лошадьми, их нужно было бы пристрелить из жалости… — Не мои, — прохрипел Ричард, с трудом разлепляя глаза. — Прости? — Лицо Эстебана было совсем близко, но казалось расплывчатым пятном. — Не мои люди. Айрис прерывисто вздохнула и осторожно прикоснулась губами к его многострадальной шее. Ричард помнил хватку её челюстей. Как медвежий капкан. Но она не пробила кожу — запаха крови не было. Нет, она чуть не раздавила ему мышцы. — Твои, — севшим голосом выдавила Айрис. — Я твоя сестра. Ты — мой брат. Мой герцог. Позволь… позволь мне тебя защитить. Эстебан отпустил плечо, но вместо этого взял его за руку и крепко сжал. — Нам. Позволь нам тебя защитить. Подушку подвернули хитрым образом, чтобы Дик мог поудобнее устроить голову., Айрис то и дело клала ему на шею компресс, а Эстебан расположился на полу — и это бы напоминало семейную идиллию, если бы Ричарду не хотелось сдохнуть. Если бы у Айрис не дрожали руки. Если бы Эстебан не рассказывал вполголоса то, что не могло бы Ричарду привидиться и в страшном сне — но что он, сам того не зная, напророчил ещё в Олларии, во время празднования победы. — Фердинанд бы отрёкся сразу же, — голос Эстебана был не громче трещащих в очаге деревяшек, но отдавался в ушах набатом. — Он и так был-то на взводе… Если бы Ракан вошёл в столицу без жертв, его бы уже короновали. Но тут ему попался Савиньяк, а Савиньяку попался Ракан. Честное слово, Дик, если вы так постоянно воюете, то я не понимаю, как вы ещё живы. Арно проредил, как я потом узнал, его верных соратников, и чуть не добрался до самого Альдо Ракана. Подстрелили его в последний момент, и, по правде, я до сих пор не знаю, как он выжил. Айрис прерывисто вздохнула и погладила Дика по спине, ласково, как будто они снова дети, как будто Дик просто болеет — может, застудил шею на сквозняке — а кто-то из слуг рассказывает им страшную сказку, чтобы детям герцога не было скучно… — Алва твой… Ришар, он жив, сразу говорю! Жив и не ранен. По крайней мере, по последним сведениям. Сердце сжалось, выдавливая из себя кровь и нехотя, медленно расправилось обратно. Росио. Жив и не ранен. Но тогда откуда была боль?.. — Пока Савиньяка утаскивали с поля боя, Алва прикрывал его. К сожалению, уйти со всеми он не смог. Его отряд повесили,, его самого Ракан бы с удовольствием вздёрнул вместе с ними, но тут заартачился Оллар — заявил, что без гарантий безопасности для его подданных ничего подписывать не будет. Дальше наш Придд подал голос и напомнил о том, что Алва не только Повелитель Ветра, но ещё и твой омега. Так что Алву отправили в Багерлее. Его Величество — тоже. А Ракан сейчас должен рассылать гонцов для того, чтобы призвать тебя в Олларию, чтобы ты присягнул новой власти. Ричард медленно выдохнул. — Значит, заложник, — сказал он глухо. — И не надоедает же повторять раз за разом избитые приёмы? — Нет, если они действуют, — Эстебан сел поудобнее и устало потёр глаза. — Я встретился с остатками отряда Савиньяка уже за Кольцом Эрнани. Повезло. И мне и им. Им даже в большей степени, потому что у меня была карета… — Кто ехал в карете? — резко перебила Айрис. Ричард спиной чувствовал, как она напряжена. — Мой брат много о тебе рассказывал. Я знаю, что ты бы не оставил столицу, бросив Придда. Так кто ехал в карете? Эстебан молчал, глядя на них непроницаемым взглядом. — Эр Стивен, — Дик сделал паузу, откашлявшись, — скажите, не нужны ли пассажирам этой кареты детские платья? Скажем, два для девочек и одно для мальчика? Эстебан улыбнулся, прикрыв глаза. — Трое для мальчиков, — сказал он куда более ласковым голосом. — Мы же маскируемся, кошки бы нас подрали. Мой отряд сопровождает тяжелобольного дядюшку с племянниками в родовое поместье. — Без тётушки? — Ричард постарался изогнуть бровь и ухмыльнулся в ответ на раздражённое фырканье. — Тётушку вывезти не успели. Айрис задумчиво засопела, поглаживая Дика по холке. — Как скоро Дик должен явиться к Ракану? Он давал какие-то сроки? Дикон не сможет ехать ещё пару дней минимум, ему нужно отлежаться. — Вот уж не могу сказать. Но в любом случае вы идёте с опережением. Главное теперь, чтобы вас не обстреляли из пушек, как приблизитесь к Кольцу Эрнани. Вы же шли, как в атаку! — Если они и правда такого высокого мнения о боевых способностях Секачей, то они и попасть-то не сумеют! — презрительно фыркнула Айрис. — Руки трястись будут! Ричард цыкнул и ущипнул её за бедро. — Ай! Неблагодарный, я же тебя хвалю! — Неуместная шутка, Айри. А вот Эстебан прав. Нам нужно хотя бы притвориться, что мы идём не резать глотки. Хорошо, что ты меня вызвала, с горечью подумал Ричард. Хорошо, что ты меня победила. Действительно — достойнейшая, ты сможешь удержать их, ты сможешь удержать меня. — Я бы не смог, — вслух сказал он, и наступила тишина. — Айрис… Айри сможет. Спасибо, сестрёнка. — Осталось только придумать, что Айрис Окделл делает с Секачами. Эстебан повернулся к ним спиной и тяжело опёрся о кровать. Его волосы почти мазнули по лицу Ричарда. От него пахло потом, смертельной усталостью, отпускающим страхом — раздавленными зелёными ягодами и пустыми сотами. — А вот это как раз легко, — Ричард вздохнул, закрывая глаза. Сказал в тошнотворную тьму, пропитанную болью и мнимым одиночеством: — Сестрёнка, а ты знаешь, что с младенчества просватана за Альдо Ракана? Разве не долг мой как брата и верного вассала сопровождать невесту к своему господину? Айрис взвизгнула, как разгневанная кошка и аж подскочила. — Что?! Да как он посмел! — Справедливости ради, посмел не он! — захохотал Эстебан. — Герцогиня, вы блистательны! Мсье Ришар, я ведь правильно понимаю? Вы хотите воспользоваться этим прекрасным северным обычаем? — Победить должен достойнейший, — против воли ухмыльнулся Дик. — Конечно, поединок альфы-невесты с женихом — сущая формальность. Но он не откажется. Не сможет отказаться, если вызов будет публичным. — И, конечно же, мы и так знаем, что Настоящий Ракан — самый Наидостойнейший, но формальности нужно соблюдать, — весело согласился Эстебан. — Я ему покажу формальность! — прорычала Айрис, вскакивая с кровати. Каблучки её сапог застучали по полу — она в ярости металась по комнате, выплёскивая напряжение. — Я ему покажу достойнейшего! — Покажешь, — согласился Ричард. — За этим и едем. Будь это одной из баллад Колиньяра, неистовый Вепрь бы в одиночку проломил стены дворца, размазал узурпатора в мелкий фарш и восстановил справедливость до ужина, но у них не было Вепря, у них был только Ричард, а сердце его рвалось даже не в Олларию — в Багерлее. Если у них получится пройти в город, он отправится к Росио и будет рядом с ним, а Ракана и остальных он оставит Айри. Если не получится — поляжет у стен. Потому что само существование потеряет смысл. На третий день Дик смог встать на ноги. Голова всё ещё кружилась, шею было не повернуть, но по крайней мере, дыра в груди сменилась на зияющую рану — с этим можно было жить и двигаться. Он упрямо дотащился до двери и передохнул пару минут. Дик знал, где лежит Арно, но только по словам Эстебана и по обмолвкам Айрис. Он знал, что друг проводит в забытьи почти всё время, но желание увидеть его было нестерпимым, и даже не потому, что Арно был дорог ему, как друг, как больше чем брат; но если он увидит его своими глазами, услышит его дыхание, то, возможно, сможет поверить в то, что и остальные живы. Что Рокэ жив. Коридор покачивался, как палуба корабля. Ричард полз по нему, бесстыдно держась за стенку, и пытался различить знакомый запах. Но пахло тушёным мясом, чем-то подгорелым, кислой капустой. Никак не осенними листьями. Ричард добрался до последней двери, у которой сидел на табуретке средних лет южанин, вымученно кивнул ему, получил уважительный кивок в ответ. Сейчас. Нужно только зайти. Чтобы открыть дверь, пришлось потратить почти все силы. Ричард почти повис на ручке, досадливо отмахнулся от подскочившего часового и чуть не закашлялся от тяжёлого запаха крови, лекарств и болезни. Комнату заливало солнце. Глаза не сразу привыкли, но он даже жмуриться старался поменьше — смутно разобрал кровать, на которой кто-то лежал, кресло, стол у окна; Дик не стал разбираться, просто шагнул через порог, молясь про себя, чтобы не растянуться. Арно был белее застиранных наволочек. Он хрипло дышал, осунувшийся, измождённый, и даже не пошевелился, когда Ричард рухнул на край кровати и потянулся к его руке. Холодная. Такая холодная, как будто высохшая — сколько же крови он потерял?.. — Арно, — позвал он срывающимся голосом. — Кляча твоя несусветная… Как же тебя угораздило? Он сжал руку друга между ладоней в бездумной попытке согреть — или дать знать, что рядом, хотя какой теперь от него был толк? Тогда, когда он был нужнее всего, рядом его не было. Не смог ни отвести беду, ни закрыть собой. Тоска завыла в растерзанной душе, как ветер в известняковых скалах. Может, и правильно, что Айрис забрала у него стаю. Она гораздо достойнее его. Пальцы в его руках дрогнули, слабо сжались, и Ричард вскинулся. — Ты чего? — еле слышно прохрипел Арно, мучительно сглотнув. — Дик… Что с тобой? Он был на пороге смерти, удивительно, что ещё дышал — и это первое, что он спросил, придя в себя?.. Ричард прижал его руку к груди, к той ране, что нельзя было увидеть глазами, и беспомощно всхлипнул. Слёзы бежали по щекам, а его друг с трудом открыл глаза, постарался найти его мутным плывущим взглядом, и в душе что-то прострелило мучительной, но исцеляющей болью, там, где раньше были натянуты поводки его стаи. Каким же он стал жалким. Слабак. Какой там вепрь — поросёнок молочный! — Монсеньор? — шёпотом спросили сзади, и Ричард подпрыгнул. Дожили! Он теперь даже чужого присутствия не чувствует! Он обернулся рывком и встретился взглядом с зеленоватыми глазищами девочки лет шести. — Вам плохо, монсеньор? — спросила она с опаской. — Налить воды? Ричард сухо сглотнул, понимая, что пялится. Её Высочество принцесса Октавия была одета в простенький мальчишеский костюм, её волосы были обрезаны по плечи, и она явно боялась его, но не настолько, чтобы не вылезти из своего укрытия и предложить помощь. — Да, прошу вас, — слабым голосом отозвался Арно. — Септимус, позвольте представить вам моего друга. Ричард невольно фыркнул. Ну, надо же! Явно придумка Колиньяра — такое имечко! — Ричард Окделл, — сказал он сдавленно. — Я рад знакомству… Септимус. Девочка поставила кувшин на столик и присела было в реверансе, но тут же, спохватившись, поклонилась. — Какой… воспитанный молодой человек, — Ричарду показалось, что он ещё спит. Это не могло быть реальностью. — Я рад, что смог вас познакомить, — Арно не мог подняться, и Ричард подсунул руку ему под затылок, осторожно поднося стакан к его губам. — Септимус, где ваши братья? Вы можете говорить, не опасаясь. Принцесса стрельнула в Ричарда глазами и смущённо потупилась. — Анджело — в шкафу. Как обычно. Я помню, не выходить, если кто-то чужой пришёл, но… — У вас очень доброе сердце, — Ричард бледно улыбнулся ей. Святой Алан, если её брат будет хоть немного похож на неё, он станет королём, ради которого будут с радостью жить и умирать. По крайней мере, для Ричарда. — А что Оттаво? Это даже похуже, явно не утруждал себя лишними размышлениями. — Эрэа Айрис отнесла его купать. Ричард ошеломлённо заморгал и переглянулся с Арно. — Точно эрэа Айрис? Принцесса очаровательно сморщила носик. — Эрэа Айрис! Она сказала, что это чтобы её душа на месте была! — Ну, тогда это создателеугодное дело, — вздохнул Арно со слабой улыбкой. — Септимус, позовите Анджело и можете поиграть в смежной комнате. От Ричарда не нужно прятаться. Девочка радостно кивнула и убежала, только сапожки застучали. Арно проводил её слабой улыбкой и не перестал улыбаться, когда перевёл взгляд на Ричарда. — Дикон, — позвал он шёпотом. — Как ты? — Ты… — Ричард задохнулся. — Это ты сейчас спрашиваешь? Меня?! Не у меня сейчас дыра в боку! — Тс-с-с, — Арно прикрыл глаза, не переставая улыбаться. — Я почти неделю не приходил в себя. Догадаешься, что меня разбудило? Три дня назад? В груди снова защемило. — Тише, тише, — ладонь в руках Ричарда вывернулась, похлопала его по запястью, — тебе же плохо, я чувствую. — А я тебя — нет, — выдавил Ричард, мучительно жмурясь. — Я никого из вас не чувствую, Арно! — Отставить отчаиваться, капитан Окделл , — выдохнул Арно, не открывая глаз. — Мы тебя чувствуем, этого достаточно. Ты вытащил меня почти с того света. Представь, что творится с остальными. Ричард. Не чувствуешь — просто поверь мне. Они скоро придут. Арно заснул меньше, чем через минуту. Дышал легче, лицо его было спокойным, будто даже боль отступила. Ричард сидел рядом и чувствовал, как медленно отступает гибельный туман безумия, в котором он существовал уже — неделю? Две? Внезапно стало ясно, что он даже не знает, какой сейчас день; он спрашивал несколько раз, ему говорили, но ответы не сохранились в памяти. В комнате начало слабо пахнуть осенью, и с ней пришла ясность. И до Ричарда, наконец, начало доходить, что он едва не сотворил. Эстебан как будто подслушивал — да он и мог, связь между ними всё ещё существовала, к добру или к худу. Он бесшумно заглянул в дверь, позвал Дика за собой кивком, дождался, пока тот выйдет в коридор. Эстебан молчал, пока они шли на улицу, но шёл в ногу, привычно, как будто они гуляли так каждую неделю. Между ними было едва ли на ладонь воздуха, и Ричард чувствовал тепло его тела, и знал, что и Эстебан чувствует его. Эстебан-Стивен, он же был первым, кого Ричард присвоил, решил защищать, пусть даже и не разумом. Связь между ними плелась медленно, но крепко, даже не лоза — корни горного плюща. До чего нужно было дойти, чтобы напасть на него? Ричард длинно выдохнул, когда они вышли к конюшням. Он слышал знакомые запахи своей… То есть, уже не его стаи, и знал, что они не пропустят посторонних. — Ты думаешь чепуху, — в лоб заявил Эстебан, присаживаясь на вязанку сена. — Я бы сказал тебе прекратить, но я тебя знаю и не люблю заниматься бесполезными делами. Дик тихо фыркнул и устроился на перевёрнутом ведре. — Куда вы после этого? — спросил он мирно. — В Надор, с твоего позволения. Сомневаюсь, что принцесс и принца сразу же начнут искать там. Ричард молча кивнул и потёр лицо руками. Эстебан мчался к нему за помощью, за защитой, тащил с собой Арно и наследников престола, а чем встретил его Ричард? Жаль, что Айрис не забрала у него их всех. Защитничек… Его крепко взяли за запястья, встряхнули, заставляя поднять взгляд. У Эстебана были тёмно-карие тёплые глаза. Как крепкий нухутский чай. Как тёмный янтарь. На закате они светлели, при свечах блестели, как драгоценные камни. Сейчас — казались бездонными. — Мне не нужны твои терзания. — Тихо и зло сказал Эстебан. — Оставь все свои сопли при себе. От тебя, Ричард Окделл, мне нужна злость. Я хочу, чтобы ты разозлился так, как никогда в жизни. Больше, чем три дня назад. Я хочу, чтобы ты принёс свою злость в Олларию и выплеснул её на Ракана. Потому что три дня назад я испугался так, что чуть в штаны не наложил, и я не могу этого простить. Но я собираюсь винить в этом Ракана, потому что иначе мне придётся винить тебя, а я не хочу этого делать. Ты мне, понимаешь ли, до сих пор дорог. Я не хочу от тебя избавляться, Окделл. Поэтому пойди и отомсти за меня. — Он отпустил Ричарда и отодвинулся; бросил напоследок. — И за себя тоже, раз уж на то пошло. Дерьмо кошачье, и ты ещё спрашивал, почему я не хочу пробуждаться!.. Ричард пожевал губу, виновато отводя глаза. — Я так тебя напугал? — глупо переспросил он. — До усрачки, — Эстебан провёл рукой по губам. — Нет, мсье Ришар. Я дома упаду в ножки родителям и поблагодарю, что они меня пичкали щитолистником. Пусть отрава. Буду его всю жизнь до смерти пить, детей своих буду поить, внукам завещаю. Я понимаю, священное пламя безумия, но никогда больше я не хочу видеть такого лица. И тем более не хочу, чтобы так на меня смотрел кто-то, кого я люблю. — Прости. Они молчали, бездумно глядя во двор. По утоптанной земле, тронутой первым морозом, крутилась собачонка. Фыркали лошади. Где-то знакомые голоса затянули плясовую, засмеялся ребёнок — Секачи веселили юных принцесс. — Заберёшь своего Алву и уйдешь в отставку, — твёрдо сказал Эстебан. — Вряд ли ты ещё рискнёшь его оставить. Да и самому Алве теперь военная служба заказана. Оно и к лучшему, пожалуй. — Его-то за что? — без особой надежды возмутился Ричард. — Я помню, что он творил в Варасте. Савиньяк рассказал мне о выбитой двери и демарше с копьём. — Штандартом. — Да хоть с колом! Если у него так мерк рассудок до того, как вы повязались, то что будет теперь? Ты не представляешь, что творилось со мной три дня назад. Веришь ли, нет — я сам чуть не кинулся на Айрис. Потому что она сделала тебе больно. Она меня спасла — и это было совершенно неважно. Чудом удержался. Ричард закрыл лицо руками. — Кошмар. Простите, маркиз Сабве. В больное колено метко ткнулся носок сапога. — Мы до сих пор “мсье Ришар” и “эр Стивен”. Я отказываюсь отдавать это Ракану. — Простите, эр Стивен. — Ричард убрал руки и встретил его взгляд своим. — Вы абсолютно правы. Единственное, что можно отдать Ракану — это бой с наидостойнейшей альфой Надора. Эстебан медленно улыбнулся, обнажая клыки, никогда не знавшие крови. — О да. Мне даже жаль, что я этого не увижу. Твоя сестра потрясающая женщина — я трясусь до сих пор. — И ты собирался с ней драться? Эстебан хмыкнул. — Конечно. За тебя же. *** Через два дня Ричард пришёл в себя настолько, что смог прийти к Ривер с визитом. Кобыла недовольно фыркнула, больно боднула его мордой — обиделась. — Прости, девочка, — прошептал Ричард, ласково гладя её по белому росчерку на морде. — Скотина у тебя хозяин. Свинья, как есть свинья. Ривер была отходчива; она носила его уже пять лет, а для боевого коня это был немалый срок. Её предыдущий хозяин был кавалеристом, а там ценили лошадей спокойных и послушных — взбесившийся скакун мог больше вреда нанести своим, чем врагам. Ричард скормил ей три морковки и отправился к себе, понимая, что прощён. В этот раз они собирались в комнате у Арно — тот шёл на поправку с тем же упорством, с которым до этого пытался умереть. — Куньо прислал весточку, — без проволочек начал Эстебан. — Он со своими подчинёнными уже подходит к Олларии. Его неслабо подстегнула ваша семейная ссора, Ришар, эрэа. — Проклятье! — Ричард скрипнул зубами. — Я не подумал. Нужно сообщить остальным, что я в порядке. — Доброе утро, Ришар, как хорошо, что ты проснулся, — Эстебан зашуршал бумагами, раскладывая их по стопкам. — Я сделал это в первый же вечер. Вряд ли мои послания застанут кого-то на месте. Вы же бесноватые, ум вам нужен только чтобы с него сходить… — Колиньяр! — рыкнул Арно, злобно щурясь. — Не сверкайте глазами, маршал. Вы прекрасно видите, что я прав. С нашим счастьем, Оллария окажется в оцеплении ещё до того, как мы туда подойдём. Куньо шёл к Ричарду, как привязанный, и хвала Создателю, что ему хватило мозгов хотя бы идти по тракту. Мог бы и напрямик махнуть. — Сколько у него людей? — перебил его Ричард. — У него двенадцать альф. Необкатанные, он их набирал последние года три, с тех пор, как пробудился, а какие там в Кэналлоа войны… — В Олларии и их хватит, — Арно потянулся за стаканом с водой. — Эрэа Айрис, вы тоже отправляетесь в столицу? — Я сопровождаю моего герцога, — отчеканила Айри, — куда бы он ни направился. Ричард только вздохнул. — Часть отряда нужно будет оставить в пригороде, — он прикинул, шевеля губами. — МакФэрли пусть идёт с тобой, а вот остальные пусть ждут своего часа. К ним наверняка приставят охрану, и это даже хорошо. Чем больше людей будет вокруг, тем больше они уберут. — Слушаюсь, — Айрис чопорно склонила голову и Эстебан фыркнул, не тушуясь от злобного взгляда Арно. — Северная армия скорее всего никуда бы не дёрнулась, но если я хоть немного знаю Катершванцев, нам можно ожидать немногочисленного, но крайне свирепого подкрепления. Они, конечно, не успеют к главному развлечению, но выбить остатки мятежных войск и выловить дезертиров они смогут. — Арно снова потянулся к стакану и Ричард быстро плеснул ему ещё воды. — Дожидаться их здесь вы, конечно, не будете. — Конечно не будем, — кивнул Ричард. — Когда вы отправляетесь в Олларию? — Как только мой герцог сможет сесть в седло и не свалиться, — беззлобно пошутила Айрис. Ричард укоризненно щёлкнул её по уху. — Завтра, — сказал он твёрдо. — Мы отправляемся завтра. — Хорошо, — Арно смотрел без улыбки. — Я дождусь Катершванцев и доеду с ними. Ричард, Росио… Росио может быть в плохом состоянии. Дик выдохнул, переживая змею горячей боли. — Но ты всё равно ничего не сделаешь, пока не доберёшься до столицы, — закончил Арно. — Поэтому терпи. А потом найди способ оставить Айрис наедине с Раканом и уходи. *** Ту неделю, что они добирались до Олларии, его бывшая стая кружила вокруг него, как виноватые псы. Они смотрели на него больными глазами, подсовывали лучшие куски, носились с компрессами — и боялись лишний раз подойти. Впервые он увидел их в день отъезда из Краклы, когда вышел во двор. МакФэрли и МакДугал вытаращили глаза и бухнулись на колени, где стояли. — Мой герцог, — выдавил Джон, отчаянно хватая его за руку. — Мой герцог… Он прижался к его пальцам лихорадочным поцелуем; его трясло. Ричарда тоже. Он смутно видел, что остальные Секачи тоже опускались на колени, один за другим — склоняли головы, открывая холки, точно на плахе перед палачом. Или как будто их тянула чья-то безжалостная рука, и Ричард знал, чья именно. За десять лет он сам продавливал их одного за другим, каждого — в честном поединке, и как бы он ни начинался, заканчивался всегда одинаково — его зубами в чужой холке. До пяти дней назад. — Встань, — тяжело оборонил он. — Встаньте все! Никто не встал. Сзади застыла Айрис и как будто не дышала. — Побеждает достойнейший, — выговорил Ричард, катая слова на языке, точно камешки. — Или вы это отрицаете? Или, — он обвёл их взглядом, словно касаясь встрёпанных макушек, — вы считаете, что моя сестра победила бесчестно? Несколько секунд они молчали, и в тишине было явственно слышно, как где-то смеётся малыш Оттаво (нельзя и в уме называть его Карлом), неуклюже напевает что-то детский голосок (Септимус-Октавия? Анжело-Анжелика?), как шелестят сухие листья на деревьях, а вот наверху открылось окно, и Колиньяр с любопытством выглянул во двор. — Нет, мой герцог, — выдохнул МакФэрли, опуская голову. — Победа отошла достойнейшему. Айрис длинно выдохнула и шагнула вперёд, опустилась на колено, оттесняя Джона и уверенно прижалась поцелуем к перстню на руке Ричарда. — Клянусь верно служить моему тану, — громко сказала она, — клянусь разить его врагов и защищать соратников и домочадцев, клянусь быть его клыками и когтями до последней капли крови!.. Ричард ошеломлённо молчал. Такой дидериховщины он не слышал нигде, как и, судя по придушенному кашлю, Эстебан. — Долгой жизни, герцог Окделл! — взревела Айрис, заставляя его вздрогнуть. — Долгой жизни, герцог Окделл! — после небольшой паузы подхватили Секачи. — Вы тут совсем умом тронулись?! — заорал Эстебан, высовываясь из окна по пояс. — Стоять! Кто ж такими словами разбрасывается! — Я не разбрасываюсь, — церемонно заявила Айрис, птицей взлетая в седло Бьянко. — Я даю клятву достойнейшему! — Какая клятва?! Стойте!.. Ричард, хоть ты скажи! — Я вообще не понимаю, в чём проблема, — Ричард залез в седло и сам удивился тому, как легко это у него получилось. — Но я понимаю, что мы уже задерживаемся. До встречи, эр Стивен, я уверен, мы сможем позже обсудить волнующие вас вопросы. Когда они выезжали из Краклы, Ричард понял, что улыбается. До Олларии они добирались быстро, но, по крайней мере, не загоняли коней. Айрис то липла к Ричарду, не отходя ни на шаг, то о чём-то говорила с Секачами; Ричард по-прежнему никого не чувствовал. Он не знал, успеют ли они, не знал, смогут ли спасти его Росио, но точно знал, что в любом случае Альдо Ракану не жить. *** Ружский дворец встретил их страхом и предвкушением. Ричард шёл по знакомым залам и не узнавал их, будто попал в бредовый сон. Знакомые статуи и незнакомая отделка — когда только успели поменять? незнакомые лица, уже привыкшие к торжеству и искажённые сейчас страхом, который, как они думали, можно скрыть. Гул голосов, который следовал за ним по пятам. Опасливые перешёптывания за его спиной. За ним шуршала пышными юбками Айрис, и от неё пахло можжевельником. Ричард чувствовал, как этот можжевельник нагревается, выпускает тёрпкую смолу, горчит на языке всё больше и больше — скоро вспыхнет. За Айрис степенно ступали торопливо начищенные сапоги МакФэрли, Стоуна, Грейуолла, Фрая, Иена — с каждым шагом несли запах древесного угля, чабреца, первой изморози. Стая его сестры шла за ним, облачённая в цвета Дома Скал, и старательно пыталась выглядеть простыми солдатами из сопровождения. Герцог Окделл явился ко двору своего сюзерена в сопровождении сестры и ординаров: всё по чину. Неважно, что герцог Окделл едва умылся и даже не стал переодеваться. Кто посмеет предъявить это Кровавому Секачу. Ричард преклонил колено, не доходя до Альдо Ракана семи шагов, и разговоры стихли. — Ваше величество, — начал он полушёпотом, постепенно повышая голос. — Примите мою присягу эория и Повелителя Скал. Я клянусь, что буду служить своему королю и повелителю. Клянусь защищать его честь, как свою. Клянусь, что никогда не посягну на его жизнь и здоровье. И говорю это за себя и за своих вассалов! Он вспоминал, как матушка смотрела на витражи в родовой часовне во время служений, и пытался смотреть на Альдо так же. Не на человека — на сияющий свет, который выше всего человеческого, который был до сотворения мира и в котором всё потонет в конце. Так, как смотрел на Дарамском поле, когда Рокэ бросил окровавленный штандарт. И, видимо у него получалось. — Мэратон, — величаво кивнул Ракан. Он с жадностью пожирал Ричарда глазами, и тот постарался незаметно втянуть воздух носом. От Ракана пахло перезрелым виноградом, битыми морозом сливами и дублёной кожей. Бета. Какое счастье, он бета. — Я прошу у Вашего Величества прощения, что так задержался, — хрипло сказал Ричард, преданно глядя на одетого в белое мужчину. — Но я должен был выполнить свой долг перед моим сюзереном, а это заняло больше времени, чем я полагал. — Встаньте, Повелитель Скал, — милостиво разрешил Ракан. — И поведайте нам о том долге, что вы выполнили. Ведь любой наш верный подданный заслуживает награды! Ричард поклонился, прижимая кулак к груди, и это было не пустым жестом — сердце снова болезненно сжалось. — Я почувствовал ваше воцарение немедленно, — вдохновенно соврал он. — Само сердце подсказало мне, что истинный Ракан вернул себе трон! И Скалы мне свидетель, я отправился в дорогу немедля. Будь моя воля, я прибыл бы ещё неделю назад, но моя сестра, к сожалению, лишь хрупкая девушка, не привыкшая переносить тяготы пути… — Вы правы. — Взгляд голубых глаз упал на Айрис, кротко потупившуюся за спиной Ричарда, и стал оценивающим. Ричард подавил злую ухмылку. Он знал, как сестре идёт платье, которое они спешно переделывали на привалах, так, чтобы скинуть его можно было одним движением: багровое, с просверкивающей золотой нитью, искусно драпированное чёрным кружевом. Разгоряченная предвкушением будущей битвы, Айри была дивно хороша. Но — высокая, широкоплечая, хоть крепкие мышцы и скрывались за уложенными оборками, с гордо поднятой головой и подобранными в простой узел волосами. Нет, не придворная дама. Под платьем прятались штаны для верховой езды, рубашка и сапоги, хорошо хоть подол хорошо их скрывал. И хорошо, что их запахи были так похожи — сейчас Ричард прятал дух её гона за своим, как за дымовой завесой. — Мы впечатлены преданностью Окделлов, — продолжал Ракан, — но несколько удивлены: зачем же было мучить прекрасную эрэа? Ричард потрясённо округлил глаза. — Но, Ваше Величество, разве не должно невесте как можно скорее воссоединиться со своим суженым? Он ошибался. В зале не было тихо — до его слов. Теперь он почти слышал, как колотятся сердца у собравшихся. Кто-то втянул воздух, кто-то давил кашель, боясь привлечь к себе внимание. Лицо Ракана вытянулось. — Ваше Величество! — вступила Айрис. — Прошу простить моего брата, ведь исполнял он и мою блажь… Я томилась встречей с вами всю мою жизнь! С тех пор, как я узнала от матушки, что просватана за вас, я жила, веря, что судьба будет достаточно благосклонна и позволит нам встретиться как можно скорее… Никто не любил Дидериха больше Айрис. Даже сам Дидерих, наверное, не любил Дидериха больше, чем Айрис. Ричард блаженно улыбался и смотрел на стремительно бледнеющее лицо Ракана, который только сейчас понял, кто пришёл по его душу. Дик вклинился в разговор, не дав Ракану среагировать и начал нести заранее подготовленную чушь о нерушимости старых договоров, скрепленных кровью, и намекнул на то, что Ракан теперь практически семья — раз намекнул, второй, сообщил, что семейные узы нерушимы и подождал, пока его намёк поймут. Ракан пошёл красными пятнами и воровато забегал глазами. — Ваше Величество, — снова вступила Айрис, — мы бы прибыли ещё вчера, но, к сожалению, мы встретили… преступника, которого, как вассал Вашего Величества, мой брат обязан был покарать. — Прошу снисхождения за это, — церемонно поклонился Ричард, — он распускал мерзопакостную клевету о Вашем Величестве. Он посмел заявить во всеуслышанье, что по вашему приказу Повелителя Ветра, истинного эория и одного из ваших кровных вассалов заточили в Багерлее без суда и следствия. Я не мог оставить эту ложь безнаказанной. Он позволил отголоскам безумия прорваться на лицо, и Ракан сглотнул. — Мы бы никогда не попрали бы законы прошлые и настоящие, — заявил Ракан, и Ричард чуть не фыркнул, — но, боюсь, герцог Алва отказался присягнуть Нам, и тем самым пошёл против своего долга вассала. — Ваше Величество, как его альфа, присягу должен приносить я, — смиренно сказал Ричард. — Ибо в том право альфы и его обязанность. Любая присяга, данная омегой, будет пустым звуком, если не стоит за ней слово его альфы. Таковы законы севера. Полнейшая чушь, но разве изучал Ракан в своём Агарисе заветы севера? да их и сам Ричард толком не знал. Но сейчас это было неважно, чем больше они скажут сейчас, тем вернее погребут всех под лавиной слов. — Прекрасный обычай, и Мы хотели бы рады следовать ему, — соврал Ракан, не моргнув глазом, — герцог Алва дожидался приезда своего альфы, чтобы тот говорил за него, как за себя, но две недели назад… Он впал в буйное помешательство. Ужас, видимо, отразился на лице Ричарда, потому что Ракан довольно кивнул и продолжил: — Напав на Наших гвардейцев, он убил троих и попытался вырваться из города, не слушая увещеваний или уговоров. Нам действительно пришлось поместить его в Багерлее — чтобы уберечь как его самого, так и Наших подданных. Ричард непритворно покачнулся и прижал руку к груди, обводя зал безумным взглядом. — Ваше Величество, — прохрипел он, падая на колени, — прегрешение моего омеги неизмеримо. Но отвечать за него должен я, как и должно быть по Кан Ланамна, а потому его проступок — мой проступок. — Он склонил голову и коснулся пальцами пола, готовясь к прыжку. Если сейчас не сработает… — Я прошу Ваше Величество позволить мне присоединиться к моему омеге и разделить с ним наказание! Повисло молчание, отмеряемое ударами частящего сердца. — Позволяю, — объявил Ракан, и Ричард снова смог дышать. Он рассыпался в благодарностях, поднимаясь с пола, направился к дверям, будто позабыв о своей сестре — пусть, пусть видят, как обезумел Кровавый Секач, пусть видят, как тянет его к паре. Айрис справится и сама. *** В камере было жарко, нестерпимо жарко, пахло болью, тщательно забиваемым страхом и злостью. Ричард остановился на пороге, чуть не споткнувшись, и медленно втянул воздух. Внутри всё ныло, ныло, как затягивающаяся рана, дёрни и снова потечёт. — Любовь моя! — позвал он, чуть не поморщившись от этих слов, взятых из пошлых любовных песенок, но именно этого сейчас от него и ждали. В темноте пошевелились; звякнули цепи. — Ричард? — неуверенно спросил знакомый голос, и у него чуть не подкосились ноги от облегчения. Он в сознании, значит, всё не так страшно. Значит… — Я здесь, — подтвердил он, шагая в душный мрак. Сзади мялся Морен, исходил страхом, как дурным похмельным потом, но впереди расцветала радость. Глаза быстро приспособились: вот он, Росио, сидит на кровати, похудевший, встрёпанный, лицо — белое пятно в темноте. Как хорошо, что он спустил ноги на землю. Колени Ричарда со стуком впечатались в пол, и Морен заскулил на грани слышимости. Так бояться можно было только если сознаёшь свою вину, и Ричард подавил ярость, привычно запихивая её подальше. Он умеет это делать. Он может это сделать даже в одиночку, потому что теперь он держит только себя и только ради Рокэ. Исхудавшие руки утонули в его ладонях, и Ричард с мучительным выдохом склонил голову, прижимаясь к тонким пальцам губами, не обращая внимания на жидкий огонь, разливающейся по шее. Я здесь. Я успел. Я с тобой. Всё этого стоило. Рокэ сдавленно вздохнул и погладил его щеку, горячая кожа скользнула по многодневной щетине, цепляясь, и Ричард покорно поднял голову. Глаза привыкли к тусклому свету и он смог разглядеть лицо своего… Возлюбленного, будь оно всё проклято. У Рокэ неестественно блестели глаза в отблесках свечи, которую Мэвен, оказывается, успел суетливо поставить на столик. Под глазами темнели круги, губы были тёмными, запёкшимися, и сидеть ему было явно больно — он старался лишний раз не шевелить плечами, но всё же протянул вторую руку к лицу Ричарда, принялся гладить большими пальцами его скулы; смотрел, не отрываясь, жадно, полубезумно. В камере не пахло течкой, не пахло случкой, и хвала Создателю за это, потому что иначе Ричард бы убил всех стражников, до кого смог бы дотянуться, а потом сдох бы сам от пуль, и оставил бы Росио без защиты. Браслеты кандалов сбили Рокэ кожу на запястьях. Ричард бездумно потянулся поцеловать, зализать, и Рокэ тихо зашипел. Кажется, Ричард начал низко, угрожающе рычать на одной ноте, но он не сообразил толком. Он слышал — Рокэ, он чуял — Рокэ, чувствовал пальцами и сердцем. Сзади что-то заполошно обещали, кто-то куда-то побежал, что-то носили, зазвенело стекло, Морен пообещал лично притащить кузнеца. В сердце Ричарда Окделла медленно вставало солнце. Он так устал. Он так боялся. Колени Рокэ были такими тёплыми, такими близкими — в ладони от него, не дальше. Ричард медленно завалился вперёд, вжался лбом в твёрдые косточки под тонкой кожей и крепко зажмурился. Росио влажно, тяжело дышал. Его руки скользнули в отросшие волосы Ричарда, сжали, почти бездумно перебирая пряди, спустились ниже, и Ричард знал, что будет дальше — сколько раз Росио делал это? Ерошил ему волосы и спускался на шею, разминал напряжённые жилы вдоль позвоночника костяшками? А он всё равно не смог удержаться и вздрогнул, когда первое же касание чуть не ослепило его вспышкой боли. Рокэ застыл, и с тихим всхлипом накрыл ему больную шею ладонью, будто баюкая, будто пытаясь прикрыть. Кандалы звякнули — Рокэ медленно наклонялся вперёд, с присвистом дыша сквозь зубы. Он навис над Ричардом, как будто пытался закрыть его своим телом, прижался лицом к его макушке, так, что его дыхание обожгло Ричарду скальп. Понял. Не носят альфы длинных волос, если их не победили. Кичатся нетронутыми шеями. Пальцами Росио осторожно проследил границы кровоподтёка от укуса, тихо застонал, как будто кусали — его, и Ричард тихо фыркнул, потёрся лицом о его ноги. Сказал без слов: не страшно. Не важно. — Только достойнейшему, — пробормотал он, нарочно поворачивая шею так, чтобы Росио наткнулся пальцами на “свой” шрам. Ричард бы и заснул так, наверное, стоя коленями на холодном каменном полу, но в камеру, шумно сопя после быстрого бега, ввалились Морен с кузнецом, перепуганные стражники втащили факелы, и Ричард неохотно отодвинулся. Но далеко он не ушёл, присел тут же на стул, и не сводил глаз с Росио, ловил отблески огня в его зрачках, а Росио точно так же не отводил взгляда от него, и смотрел так… Смотрел. Как будто чувствовал точно то же, что и сам Ричард — что может смотреть и может видеть, и отвернуться будет преступлением против милости Создателевой. Ричард знал, что он видит всё, подмечает каждую мелочь — и зажившие царапины на челюсти, и следы от наскоро стёртой дорожной грязи, и то, что волосы давно не мыты, висят неопрятными сосульками. Ричард отстранённо подумал, что, скорее всего, похож на особенно неудачливого бродячего пса, но никак не на доблестного Кровавого Секача, но не почувствовал по этому поводу ничего. Он мог сидеть здесь и видеть Росио. Росио был бледен, явно нездоров, но глаза у него горели так, будто огонь не просто отражался в них, а полыхал прямо в зрачках. У него жадно раздувались ноздри, и Ричард вяло подумал, что же именно он мог сейчас унюхать в его запахе? Шея заныла, напоминая, что стаи у него больше не было. Не было полусотни связей-поводков, которые вплетались в его душу, распахивая её и делая из жалкой рощицы — целый лес. Росио говорил когда-то, что Ричард пахнет сосновым лесом; что ж, может, сейчас он пахнет срубленной на Зимний излом елью, не больше. Что-то дёрнуло за грудиной, так, что Ричард задохнулся, широко распахивая глаза, и Росио улыбнулся. В голове вдруг прояснилось, будто ветер сдул ядовитый туман. Сквозь уже привычную боль пробивалось что-то до боли знакомое, и Ричард чуть не засмеялся, поняв, что это было. Где-то заходился яростью и беспокойством Альберто, волновался Арно, был крайне сосредоточен и смертельно-серьёзен Паоло, Эстебан спал беспокойным, чутким сном, и только сонно порадовался присутствию Ричарда, а вот Валентин был одновременно напуган и ужасно доволен. А Росио — любил. В нём горела злость и желание отомстить, и ненависть к тем, кто сейчас стояли вокруг и сбивали кандалы, и держали факелы, и что-то вытаскивали, а что-то втаскивали — бадью с горячей водой и полотенца, он хотел бы вцепиться в них зубами, мстя за старый страх, но больше всего он хотел вцепиться в Ричарда до крови и не отпускать, чтобы между ними больше никогда не было даже одного шага. — Вот, Ваша Милость! — залебезил кузнец, подобострастно кланяясь. — Всё выполнили честь по чести! Да что ты знаешь о чести, слизняк. Рокэ поднялся на ноги плавным, текучим движением, одёрнул манжеты грязной рубашки, пряча кровавые отметины на запястьях, и Ричард принял его боль как свою. — Оставьте нас, — сказал он глухо, его голос был невыразителен ровно настолько, чтобы прячущееся под толстым слоем терпения рычание не слишком прорывалось наружу. — Через час покажете нам нашу новую камеру. Морен всплеснул руками, словно суетливый трактирщик, и вылетел в коридор. Дверь закрылась, и у Росио подкосились ноги — успевай подхватывать. Он глухо застонал сквозь зубы, когда Ричард обхватил его поперёк спины, вцепился ему в плечи, подтягиваясь, как шальной кот. — Помоги, — бросил глухо, почти как слуге, но Ричард не обиделся; у него звенело в ушах от того, как у Росио кружилась голова. Под рубашкой были худые рёбра в разводах синяков, был впавший от недоедания живот, была спина… И когда Ричард увидел, что сделали со спиной Росио, он чуть не разрыдался. *** Новая камера ничуть не уступала роскошью иной гостевой спальне в Ружском дворце, а кровать была так хороша, что Ричард ненароком заподозрил, что Морен, перепугавшись, потеснил самого Фердинанда. Впрочем, если б обиталище короля было единственной приличной камерой во всём Багерлее, Ричард бы сам его вышвырнул. Росио спал у него на груди. Спокойно дышал ему в шею, скромно умостив ладони на плечи Ричарда, прижимался грудью к груди, и даже не думал просыпаться, когда Ричард осторожно гладил его по бокам. И хорошо. Потому что Ричард гладил его почти всё время. Не мог остановиться, всё прикасался и прикасался: к плечам, к запястьям, бёдрам, затылку. К спине боялся. Будь он всё ещё вожаком своей стаи, он бы не удержался. Но в одиночку альфа думает о своём омеге, а его омега был измучен, ранен, и не на кого было положиться, некому было помочь зализывать раны — так что о каком возмездии могла сейчас идти речь? Некоторые рубцы спускались на ягодицы, и Ричард задыхался, думая о том, что Рокэ — раздели, и видели, и трогали, и Рокэ не смог помешать, а его самого не было рядом, чтобы помочь. Росио тихо застонал во сне, прижимаясь поближе, потёрся щекой о плечо, повернулся так, что его дыхание защекотало Ричарду ухо. Живой. Хвала Создателю, живой. И теперь — рядом. Ричард осторожно потянулся к спящему разуму, стараясь не разбудить. Росио был спокоен и практически счастлив — здесь и сейчас, в его объятиях, и было ему так удобно, что ни на какую перину он не хотел, вне зависимости от того, сгоняли с неё короля или нет. Сон был зыбок, как неверные земли Ренквахи. Дик падал в колодец, нет, он уже был в колодце, а колодец был в нём, и вокруг него смыкалось зелёное, гибельное, которое нужно было выжечь, но огня не было, в нём не осталось сил его снова разжечь. Даже сквозь сон он почувствовал, как Росио пошевелился, ткнулся лицом в многострадальную шею, прошёлся дыханием по следу от своей метки, а потом ещё и языком приласкал. Что-то вздрогнуло и налилось — пока не жаром, но уже теплом. По склизким сводам каменных кишок вдруг задрожали отблески далёкого пламени, освещая следы гари и старую копоть. Среди многовековых слоёв были и те, что оставил сам Дик, он знал это с такой же уверенностью, как и то, что сам выцарапал своё имя на столе в старой детской. Ричард вздохнул, открывая глаза. В воздухе медленно сгущался запах гари. Сон не снился ему уже много лет, с самой инициации, да и тогда ему снилось, что он совершенно один, но сейчас он был уверен в увиденном. Где-то рядом был альфа, который разжигал свой гон, начинал пожар, который должен был охватить половину Олларии, и единственное, что оставалось Ричарду — все свои силы бросить на то, чтобы не подчиниться и увлечься. Рокэ со стоном приподнял голову и напряжённо принюхался. — Это не ты, — невнятно пробормотал он. — Ричард, что… — Нам пора вставать, — твёрдо сказал Дик, легко приподнимая его за плечи. — Время почти пришло. Его Величество, как я понимаю, в башне? — Да. — Рокэ перекатился на бок, позволяя ему встать, и с подозрением смотрел на то, как он торопливо натягивает одежду. — Ричард, ты суетишься. Дик заставил себя остановиться и глубоко вздохнуть. Легче стало ненамного. — Прости, — сказал он, невидяще уставившись в стену, — я… не привык к этому. Смешно, да? Я столько лет разжигал гон, но подумать не мог, насколько это… Страшно, когда ты с другой стороны. Рокэ смотрел на него ещё пару секунд, а потом упорно сполз с кровати, нетвёрдо подошёл к нему, положил руку на подбородок, поворачивая к себе. — Это и был твой план? — спросил он спокойно. — Ты избавился от своих бойцов, передал их тому, кому можешь доверять, и теперь он начинает их гон и тянет тебя? Ричард улыбнулся и вывернулся из его хватки, напоследок мазнув губами по ладони. — Не совсем, Росио. У Секачей и их нового командира сейчас совсем другой пожар. Но тоже в Олларии, да. — Хорошо, — припечатал Рокэ. — Если бы это был их новый альфа, я бы его убил. Помоги с рубашкой. По-хорошему нужно было сейчас сказать ему что-то о том, что сам Рокэ, конечно же, участвовать в бою не будет, что он ещё слаб, не оправился от истязаний, что долг Ричарда, как его альфы, взять бой на себя… Но — был побег из Барсовых Врат, было почти-дезертирство, была бойня при Дараме, был, в конце концов, злополучный Адгемар. Была невозможная гордость Росио, на которой он и держался до сих пор, и ударить по ней было немыслимо. От Рокэ пахло штормовым морем, воздухом перед молнией, каменной осыпью перед обвалом, и как Ричарду пытаться его сейчас остановить? — Валентин сейчас должен быть у Его Величества, — говорил Ричард, когда они вышли в коридор и, конечно, дверь была не заперта, она не могла быть заперта, если в Багерлее оставался Валентин Придд по своей воле и своему настоянию. — Мы поднимемся к ним, и там я попрошу тебя остаться, Росио, потому что Валентин, конечно, припас целый арсенал, но пистолеты важны только тогда, когда есть, кому из них стрелять. — Тогда почему ты сам не хочешь остаться? — зашипел Рокэ, яростно скалясь и упрямо переставляя ноги. У него выпирали клыки, почти как у альфы, хоть и меньше, но острее, такие, что, увидев их, любой святоша начал бы заливаться о кровососах. — Или хочешь сказать, что Кровавый Секач стрелять не умеет? Или это ниже твоего достоинства?! Ричард смотрел на него и чувствовал себя, как в ту судьбоносную ночь во Фрамбуа. Отвернись, дрогни, ошибись — и всё будет кончено навсегда. У него не было никаких доводов, не было никакой стратегии, ничего не было, кроме правды и запрета бить по больному. — Сегодня в Олларии будут бесноваться две стаи, — сказал он хрипло. — Одна моя… Одна была моей. Вторую ведёт мой… Мой брат. — Слово вырвалось само, но было единственно правильным. — И что он, что новый предводитель Секачей ещё ни разу этого не делали. Я не знаю, смогут ли они удержаться сами, смогут ли удержать своих людей. И если мои… Если Секачи идут рвать людей Ракана, то второй отряд идёт сюда. Как минимум мне нужно удержать их от того, чтобы они не пустили под нож заключённых заодно со стражниками. Рокэ тяжело дышал, глаза у него были такими же недоверчивыми. — Как только ты услышишь, что стало поспокойнее, спускайся с Валентином и его Величеством. А дальше, — Ричард весело улыбнулся, — нас будет ждать дворец. И, если хочешь, я сам буду тебе перезаряжать пистолеты, пока ты развлекаешься. Росио фыркнул и, успокоившись, позволил повести себя к лестнице. Ричард шёл, подпирая его плечом, и почему-то чувствовал себя оруженосцем при недовольном эре. В коридоре, ведущем в башню, торопливо таскали столы, матрасы, мушкеты. Встреченный стражник торопливо отдал честь и прижался к стенке. Бета, он пах смертельным ужасом и торопливо повязывал на рукав какую-то ленту. Фиолетовую, скорее всего — Валентин смог всё же напихать в Багерлее горстку своих людей, иначе Рокэ с Ричардом так свободно не гуляли. — Строим баррикады, Ваша Светлость! — проблеял стражник. Он потел, и запах очень раздражал. — Заблокируем подход к камере Его Величества, а герцог Придд уже там. С мушкетами. — Когда всё начнётся, буду полагаться на вас, — бросил Ричард, проходя мимо. — И упаси вас Создатель, если с голов заключённых хоть волос упадёт. — Слушаюсь, капитан, — торопливо отдал честь стражник. На западе занималось зарево, которое Ричард не мог бы видеть, но зато чувствовал через стены. Сердце начинало колотиться в такт чужому пульсу, и кровь бежала быстрее, и сдерживаться было так трудно, ведь этот пожар был ему знаком, и огонь, что сейчас начинал своё буйство, родился от уголька того же очага, что и пламя самого Ричарда. Тем важнее было удержаться и не сорваться. Сестра, сестрёнка, наконец-то дорвавшаяся до боя, Айрис, и называть по имени её сейчас было сложно, как никогда. Не бывает у альф в гоне имён. Сгорают в пекле безумия, чтобы пробиться заново уже на потухшем пожарище. Так легко было бы сейчас перестать быть Ричардом, вспыхнуть рядом, довериться, ведь если не ей, то кому? А ведь ей нелегко, почти шесть десятков Секачей сейчас следуют за ней, разрывая глотки по жажде её, и горячий поток ярости бьёт сейчас в обе стороны, и разожжённое в них опаляет сейчас и её. Ричард со стоном прикрыл глаза. Тем важнее остаться сейчас Ричардом, Диконом, не сгореть самому и не дать сгореть им. А рядом — Росио, которому больно, плохо, но который держится и держит его. Разве можно осложнить ему задачу? Он открыл глаза, встречаясь с тревожным взглядом Валентина, рядом с которым мялся король. Росио спрашивал его о чём-то, но Ричард уже ничего не слышал за рёвом пламени. Совсем рядом взметнулся новый фонтан огня, и дышать стало невозможно. Он был меньше, но ничуть не менее страшный. Валентин оказался рядом, бережно принимая от него Рокэ, подставил плечо. Стало спокойнее. Вэлентайн, ах, Вэлентайн, как хорошо, что ты здесь, кому ещё можно было бы довериться. Дикон улыбнулся, уже не различая лиц, и быстро направился к лестнице. Внизу уже вопили, выли, гремели выстрелы и звенела сталь. И под всей этой какофонией нёсся низкий угрожающий рык, от которого у Ричарда ныли косточки возле ушей. Сердце запнулось на секунду, разрываясь между желанием зарычать в ответ и желанием сбежать. На него выпал из бокового прохода стражник, слепо замахиваясь клинком, но Ричард всё ещё был Кровавым Секачом. Подобрав с пола упавшую шпагу, он кинулся вперёд. Паоло не мог притащить большой отряд, у него была всего дюжина, и все они были сейчас здесь, прорывались через узкий проход со внутреннего двора, а стражники суетливо тащили щиты, пытались сделать что-то вроде заслона, и стреляли, стреляли… Ричард врубился в них со спины, на мгновение забыв, что он не в гоне. Но впереди дрался Паоло, вертясь гибкой лаской, и пули высекали искры вокруг него, не задевая — пока не задевая. Дику повезло, его заметили не сразу. Кэналлийцы всё же очень шумные, очень вызывающие внимание, настолько, что дюжины вполне хватит, чтобы спрятать целого вепря. Поэтому он схватил ближайшего молодчика за шкирку, дёрнул, упираясь пятками, аккуратно повёл его по кругу, пока тот орал и размахивал руками. Они были жирными, эти наглые от безнаказанности твари, отяжелевшие от обильной жратвы и выпивки, и кирасы на них не добавляли им подвижности. Ну, ничего, Ричард им поможет. Он ударил стражником по его товарищу, сшибая мушкетёра на пол, рывком развернул пленника, прикрываясь им от остальных и воткнул подобранную шпагу в горло упавшего. — Окделл! — завизжал кто-то. — Это Окделл! Ричард радостно ощерился, глядя на них почти с нежностью. — Твою мать, твою мать, да не трогали мы мальчишку, слышишь?! Никто его не ебал, ясно? Весь твой, делай, что хочешь! — Не трогали, значит, — Ричард перехватил свой человеческий щит под горло и прижал к себе покрепче. — Но смотрели. И хотели, так? Ярость пришла по натоптанной дороге, влилась в чужой пожар, и Ричард вспыхнул. Грохнули выстрелы, пленник задёргался в его руках ещё сильнее, захрипел, обмякая, повис на руке неподъёмной тушей. Ричарду было всё равно, Ричард сделал так, чтобы ему было всё равно. Он помчался на заслон, приподняв свежий труп, как щит. С грохотом повалились на пол мушкеты, кто-то попался под ноги и пронзительно завизжал, из прохода отозвались торжествующим воем, и в комнату вкатился по полу тёмный клубок. Ричард невольно моргнул. Клубок раскрылся и прыгнул на оставшихся стражников, тут же вогнав кому-то дагу в горло, и оказался рэем Кальявера, сиречь Паоло Куньо. Из прохода за ним уже врывались остальные альфы, и Ричард ухмыльнулся. Всё было кончено после того, как он дважды смежил веки. Пол стал липко-красным, из стражников не дышал больше никто, и Дикон позволил себе ослабить хватку на покойнике, опуская его на пол. Паоло стремительно кинулся к нему, перехватывая шпагу, но замер в двух шагах, недоумённо принюхался, раздувая ноздри, и его люди замерли, словно собаки, которым приказали сидеть на месте. Дик улыбнулся и поднял подбородок, открывая горло. Друг обходил его по дуге, и Дик знал, что сейчас его запах пробивается через марево пожара, пробуждает и заставляет вспомнить что-то знакомое, старое. Десять лет назад они спали вместе на полу Старой Галереи и Паоло зябко вжимался Ричарду в грудь, искал тепла, пряча нос у Дика между ключицами. Шестеро не мальчишек даже — детёнышей, которых бросили вместе в страшное тёмное место и заставили обратиться к звериной своей стороне, чтобы выжить. Им так повезло, что Йоганн и Норберт уже пробудились, и так не повезло, что именно в эту ночь призраки танкредианцев решили прогуляться по коридору и напугали всех до икоты. Ричард боялся призраков, но рядом были другие — Паоло, Берто, Арно, которых нужно было защитить. К дню Святого Фабиана инициация Ричарда была неизбежна. Паоло прикоснулся липкой от крови рукой к лицу Ричарда, безмолвно прося повернуть голову, приблизил лицо к его шее, втянул в себя воздух и замер. Ричард не шевелился. Наверху стреляли и вопили — значит, к королевской башне подтянулись отряды стражников. Нужно было торопиться, нужно было бежать, ведь верных Валентину людей было не так много, а он сам был там, и там был Росио… Паоло вдруг отмер, коротко мурлыкнул и потёрся щекой о его подбородок, словно кот, приветствующий старого знакомого. Дик засмеялся и потянулся к нему. — Рад тебя видеть, друг, — сказал он, ловя в чёрных глазах первые проблески разума. — Эр Пол, я уж думал, ты пустил корни в своём поместье. — Уж простите, дор Рикардо! — Паоло криво ухмыльнулся, стирая с лица копоть и размазывая чужую кровь. — Дела, дела. Хозяйство, окот, опорос, отёл, а там и сбор винограда. У него подрагивали губы, пытались скрутить из улыбки оскал, но он держался, и безумство полыхающего инферно стало контролируемым, потянулось в нужном направлении. Ричард выдохнул и махнул рукой, приглашая за собой того, кого не мог не считать своим братом. — Хоть кирасу надень! Ты же у нас вепрь, а не носорог, нет? Сквозь гарь и кровь пробивалось дерево старых винных бочек, растёртых виноградных побегов, высушенных на солнце пробок. Паоло Куньо рэй Кальявера стал альфой, защищая виноградник отца от банды разбойников, и это настолько ему подходило, что Ричард не мог представить для него никакого другого исхода. В башне Паоло вырвался вперёд, встал у плеча Ричарда, и они пошли вместе. Безумия не было. Была уже привычная радость от встречи и счастье от того, насколько же правильным было присутствие этого альфы рядом, и запах его вовсе не был неприятным, его не хотелось забить чем-то или и вовсе убрать. Возможно, древние были правы, когда говорили, что если растить вместе детёнышей, став взрослыми, они не будут друг на друга нападать. — Энобрэдасоберано! — заорал Паоло дурным голосом, и остальные подхватили его клич, и всё слилось в торжестве боевого запала. Ричард даже не понял, как и когда они добрались до башни, всё потерялось в механических движениях; он рубил, колол, пригибался, уклонялся, прикрывал кому-то спину, пинал и опрокидывал, орал от ярости, потом хрипел, когда горло отказалось подчиняться. А потом один из лежавших на полу покойников внезапно вскинул руку с пистолетом и Ричард понял, что не успевает уже ничего… Выстрел оглушил. Голова стражника взорвалась, словно перезрелая хурма, и бой вдруг прекратился. Кэналлийцы странно замерли, глядя мимо него стеклянными глазами. Ричард, обмирая, обернулся. Росио стоял перед ними, опираясь плечом о стену, кусал губы, сжимая в руке разряженный пистолет. Ричард чуть не кинулся к нему, даже сделал несколько шагов, но остановился — от напряжения волосы пытались подняться дыбом. Рокэ шагнул ему навстречу, отбрасывая пистолет, и вцепился ему в волосы одной рукой, больно оттягивая голову вбок. Он шумно принюхался, зарычал, и Ричард едва успел понять, что от него пахнет Паоло, когда его шею пронзила острая боль. Рокэ вцепился в него с безжалостностью медвежьего капкана, как будто это Ричард был его омегой, а он сам — альфой, который хотел утвердить на него права. На минуту Ричард был совершенно уверен, что живым его не отпустят. — С-соберано! — выдавил Паоло, старательно задирая подбородок и поднимая руки. — Соберано, я вас прошу… Вы же ему сейчас горло перегрызёте! Рокэ недовольно рявкнул и отстранился. Он встряхнулся, приходя в себя, уже осмысленно охнул, видимо, увидев дело зубов своих и потянулся было зализать, но Валентин уже подоспел к ним и настойчиво отстранил его в сторону. — Друг мой Рихард, — сказал он задумчиво, — с каждым днём шутки Штефана о том, что ты совсем голову потерял, становятся всё менее смешными. — Колиньяр, что с него взять, — усмехнулся Ричард и ласково провёл рукой по плечу Рокэ, успокаивая. В конце концов, если он захочет, Ричард позволит ему всё. И даже больше. Они шли к выходу, и Ричард нёс Рокэ, и не чувствовал за его мукой своей боли и усталости. Какая разница, в сущности, что у него болит всё тело, будто мышцы надорвались от боя, что он до сих пор не может отдышаться, а сердце, кажется, решило проломить рёбра и уйти искать лучшей жизни. Некстати вспомнился последний разговор с покойным кардиналом. Дорак был бледен, да и сам Ричард недалеко от него ушёл, они пили травяной тизан, и оба пытались перевести дыхание после короткой прогулки в саду. Дорак смотрел на него с досадой и странным сожалением. “Герцог Окделл, вам же и тридцати нет, — сказал он язвительно. — Если вас свалит в столь юном возрасте сердечная болезнь, это будет просто смешно. Поберегите себя!” Ричард тогда фыркнул и мотнул головой, допивая свою чашку тизана, насмешливо отдал честь. “Служу Талигу и моему королю!” “Вот послужите им, сохранив здоровье! Создатель, у вас, вроде бы, наметилась прекрасная партия. Займитесь семейной жизнью, уверяю вас, с герцогом Алвой это станет настоящей военной кампанией!” Ричард негромко фыркнул и потёрся носом о потный висок Росио. Старик ведь и правда пытался сделать всё, чтобы Кровавый Секач не помер, сгорев дотла раньше срока. Может, он… Ричард прикрыл глаза, дыша запахом Росио. Больше всего ему хотелось поверить, что за столькие годы кардинал, может… Раскаялся в том, что сделал с ним и его первой, несостоявшейся стаей? Попытался позаботиться так, как понимал это? Внутри тоскливо поскуливал рано осиротевший детёныш, который, сколько бы ни прошло времени, всё так же хотел, чтобы кто-то большой и сильный признал его и похвалил, и позаботился. Смешно! — Тебе плохо? — хрипло спросил Росио, не поднимая головы с плеча Ричарда. — Ты ранен? Ричард молча мотнул головой и послушно подставил губы под поцелуй, почувствовав, чего хочет Рокэ. Рокэ тихо что-то напевал без слов, мурлыкал какую-то странную, рваную мелодию, баюкая не то себя, не то Ричарда, и Дикон воспрял духом. Ему двадцать восемь, у него в руках — его пара, который столько раз творил ради него невозможное, что уже и не сказать точно, кто кого завоёвывал. Сбоку идёт брат, который прикрывал ему спину, жертвуя очень многим, ещё с шестнадцати лет. Впереди ждут, торжественно строясь в приветствии, те, с кем он странствовал долгие годы. Он улыбнулся, щурясь восходящему солнцу. — Долгой жизни, герцог Окделл! — взревел женский голос, и эхо заметалось, дробя ещё не ушедший до конца рык по залитым кровью булыжникам. Хотя бы трупы убрали, уже хорошо. — Долгой жизни, герцог Окделл! — подхватили натруженные глотки, и Ричард расцвёл, услышав знакомые голоса. Айрис подъехала к ним на своём белом линарце, горделиво красуясь скандальным мужским мундиром, который еле успели перешить по её фигуре до начала штурма. Ворот был распахнут, волосы подобраны в строгий высокий узел, и, когда она спрыгнула на землю, от неё пахнуло чужой кровью и смертью. Она сияла так, как иная девушка сияет взаимной влюблённостью. Ричард улыбнулся ей, осторожно позволяя Рокэ встать на ноги. Тот был напряжён, смотрел на Айрис, не сводя взгляда, и узнавал. Всё верно, Росио. Некому мстить, не нужно держать злость. Дела семейные решаются полюбовно, особенно когда участники могут в прямом смысле вырвать друг другу глотку. Айрис улыбнулась Рокэ, вежливо склоняя голову. Губы у неё были выкрашены чем-то тёмным, и Ричард насторожился, вспомнив старые обычаи. — Только не говори мне, что это кровь! — шёпотом взвился он. — Ну что ты, Дикон, я помню, какой ты чистоплюй, — Айрис быстро ткнулась лбом ему в плечо и отошла на пару шагов. — Ни за что не скажу! — Айрис! — взвыл Ричард. — Не при Его Величестве же! Сестра вздрогнула и торопливо зашарила глазами по их разномастной группе, а Ричард не знал, смеяться или плакать — его сестра действительно никогда не видела Фердинанда Оллара вживую. — Ваше… Величество? — неуверенно спросила она и неуклюже поклонилась в общем направлении той горстки людей, которые были меньше всего похожи на кэналлийцев. Оллар кашлянул и расправил плечи. Рокэ беззвучно смеялся справа от Ричарда, и глаза у него блестели совсем как в степях Дарамы, когда всё ещё только начиналось, ещё до битв и боли. *** В особняке Алва было прохладно, но в покоях, где расположили Рокэ, успели натопить. В коридоре сновали слуги, громко переговаривались на кэналлийском, и если бы Ричард захотел, он бы смог вслушаться в знакомые слова и понять, о чём идёт речь, но желания не было никакого. Вместо этого он вслушался в связи, которые у него оставались, и улыбнулся. — Твой эр сейчас с армией входит в город, — сообщил он сонному Рокэ. — Значит, скоро примчится сюда. Рокэ страдальчески застонал. — Ему лежать надо, а не мчаться! — пробурчал он, устраиваясь поудобнее. — Видел бы ты, как его тогда подстрелили… Ричард ласково погладил его по голове, перебирая волосы. — Плохо ты знаешь своего эра, если бы он мог, он бы и раньше приполз. Он очень за тебя беспокоился. Рокэ устало посмотрел на него и прикрыл глаза. — Я знал, что не один, — глухо сказал он. — Даже когда меня в каменный мешок посадили. Даже когда допрашивали. У Ричарда сжалось сердце, и он торопливо наклонился, целуя встрёпанный затылок. — Придд же тоже из твоих, я помню, — Рокэ довольно вздохнул. — Арно говорил. Он напросился наблюдателем. — Он замолчал, ровно, глубоко дыша. Не то успокаиваясь, не то впитывая побольше запаха Ричарда. — Он им и сказал тогда. “Вам так хочется повторить судьбу Айнсмеллера?” Дикон закрыл глаза. Ах, эр Валентайн. Сколько же я теперь тебе должен. Жизнь и душу, не меньше, и отдам, как только попросишь. — Ну, — хрипло выдавил он, — если по правде, то шею я там, кажется, никому не свернул. Так что Тино не пошёл против истины, судьбу Айнсмеллера никто из них так и не повторил. Росио вдруг засмеялся, чуть пошевелившись. — Ричард, они думали, ты ему голову оторвал. Голыми руками. Что?.. — Именно это сделал Вепрь в балладе! — Росио хихикал, не скрываясь. — Я даже позавидовал немного Стрижу! — Ты хочешь, чтобы я оторвал кому-то голову? — растерялся Ричард. — Это очень кроваво. Много мороки. Но, если ты хочешь… Рокэ захохотал в голос и застонал от боли. — Знаешь, чего я хочу? — сказал он мечтательно. — Я хочу тебя отвести в купальни. Ты ведь ещё их не видел, да? Я бы тебя вымыл, как гальтарского гладиатора, с ног до головы. Везде. Я хочу тебя целовать так, чтобы ты узнал, как это, когда сил хватает только стонать и просить. Ричард сглотнул. — Хочу тебя разложить там прямо на полу, там огромный камин, знаешь, никогда холодно не бывает. И свет будет такой… Золотой. Тебе пойдёт золото. Как в Варасте на закате. У тебя тогда каждый волосок как металлом горит. Рокэ посмотрел на него почти зло. — Трахнуть тебя хочу. Они смотрели друг на друга, не дыша. Альфа берёт. Омега отдаётся. Впрочем, Ричард уже понял про себя, что он — неправильный альфа, а Рокэ с самого начала не был правильной омегой. — Через месяц, не раньше, — строго сказал он. — Помнишь, что лекарь сказал? Росио задохнулся и попробовал привстать. — Что? — осипшим голосом спросил он. — Ричард… Правда? — Окделлы не лгут, — заносчиво сообщил Ричард, морща нос. — И не прыгай. Твоей спине и так досталось за ночь. — Герцог Окделл, вы издеваетесь? Как я могу лежать, когда вы такое говорите? Дикон засмеялся и осторожно повернул его на бок, опускаясь на колени. — Придётся тебе, раз уж вошёл в семью, познавать всю суть нашего девиза. Твёрд и незыблем, Рокэ. Незыблем, ты меня слышишь? Он потянул вниз простыню и облизнулся. Ту часть, что про “Твёрд”, Рокэ уже вполне освоил. Конец