***
Эвтида зажимает испачканными ладонями рот и спиной сталкивается со стеной старой обветшалой постройки. Лопатки неприятно саднят из-за резкого удара, и возникшая боль вынуждает ее приглушенно выругаться. «Никогда не ходи на заказ в одиночку!» — постоянно твердил Рэймсс. И к чему приводит ее оплошность? Девушка разбудила половину Фив, нарвавшись на отряд Фараона, только из-за того, что решила срезать путь и пройти короткой дорогой. Вдалеке кричат проснувшиеся горожане, слышно пение цикад и звон мечей и копьев. От риска быть пойманной в ушах нестерпимо гудит, а по спине носятся мерзкие мурашки. Шезму брезгливо морщится, предчувствуя, как кому-то скоро свернут шею. Охотники, как спущенные с ржавой цепи голодные псы, бросаются к каждому встречающемуся жителю, расспрашивая о том, что те успели увидеть. Какая-то пожилая женщина показывает своей дряблой рукой в сторону городских ворот: — Да, черномаг двигался в том направлении! «Исфет, что за ужасный день?!» — желает прокричать слова оскорблений всем неугодным. Что за чертовщина происходит, начиная с того момента, как Эвтида успела проснуться? Сначала разбитая статуэтка двуглавой кошки, затем почти сорвавшийся призыв души умершего, теперь риск самой уйти в объятия Анубиса… Шезму передергивает от навязчивого предчувствия Смерти — Бог Царства Мертвых посетил ее прошлой ночью, и ничего хорошего это не сулит. Черномагам не снятся сны, и Божества к ним не приходят, а Бастет, которая явилась к девушке в видениях, подтвердила смутные догадки. «Грядет буря, и ты предрешишь ее исход!» — произнесла богиня на прощание. — Туда, быстрее! Однако Боги ошиблись: Эвтида попросту не доживет до этого шторма, если попадется. Любой слишком громкий стук сердца — красная тряпка за разгневанных слуг Менеса Второго. Любой лишний звук — собственноручно кинутая в могилу горсть погребальной земли. Эва не дышит, хотя сердце отбивает чечетку из-за быстрого бега. Лишь бы не сейчас, лишь бы не сейчас — чертов заказ оказывается слишком рискованным, несущим обман. Человек, решившийся таким образом сдать шезму, однажды поплатится. Она из мертвых восстанет, чтобы найти и голыми руками придушить его, а пока… Стоит отчаянно молиться, чтобы опасность миновала и удалось сбежать. Однако сегодня явно не ее день: Эвтиду точно преследует злой рок. — Попалась, глупая шезму! Зловонный от дыхания голос раздается над ухом, прежде чем Эва успевает обдумать происходящее. Уставшие от долгой погони, Охотники разворачивают ее и самодовольно ухмыляются загнанной в угол добыче. Три заостренных клинка наставлены на дрожащее тело. Три пары прищуренных глаз вонзаются в пойманную девушку. Одного движения будет достаточно, чтобы напороться на острие и оборвать полную приключений жизнь о сверкающий в полуночном мраке металл. Сбежать, спрятаться, исчезнуть, раствориться в воздухе — пропасть с мужских радаров… Слишком поздно, и шезму ясно это как минувший день. — Не бойся, это будет быстро. Скрипучий шепот закрадывается в разум, отравляя изнутри. Порванная накидка вздымается под действием ночного ветра в такт иссиня-черным косам, убранным за спину, а Охотники держат оброненную ею во время погони маску. Раз-два-три, четыре-пять-шесть, семь-восемь… Эти стены навсегда запомнят лязг фараонских клинков. Где-то стонет умирающая лошадь — как же символично, маска черномага символизирует именно ее. Девушка успевает провалиться в глухое забытье, успевая услышать знакомый мужской баритон: — Прочь! Я разберусь.***
Эвтида неторопливо идет вдоль берега полноводного Нила, устремляя взгляд на заходящее за горизонт солнце. Горячий песок ласкает обнаженные ступни, а знойный ветер шевелит алый подол льняного платья. На Египет опускается багровый закат, и через несколько часов наступит утро. Утро казни перед жадным до зрелищ народом. Восточное побережье ей показал в детстве Исман. Поначалу, не умея плавать, Эва боялась подходить близко к воде, но потом полюбила это место, приносящее умиротворение и покой. Став взрослее, она начала прятаться здесь от посторонних глаз и длинных языков, которых так много в Египте. Глубоководная река умеет хранить тайны, унося секреты в свою пучину. «Почему время летит так стремительно?» — мысль, так и не нашедшая ответа. Девушка подбрасывает найденный под ногами плоский камушек, бросая тот в прозрачные воды. Четыре коротких всплеска сопровождают эпичный полет гальки, прежде чем Эва переводит внимание на зеленеющий куст папируса. Листья растения едва заметно качаются, сливаясь с опускающейся на Фивы темнотой, а тонкий стебель рискует переломиться от тяжести. Шезму настигает жуткая апатия — связь с мертвыми дает о себе знать, воруя жизненные силы. После прошедшей ночи тело восстанавливается долго; на девичьем лице залегли темные круги. В душе притихла сильная буря, грозящая вырваться наружу. Нет ничего хуже апатии, которая смешана с гневом и пониманием, что будущие события нельзя изменить. Сбоку слышатся грузные шаги: Амен сдержал слово и пришел. Эпистат приближается к ней и дарит не распустившийся бутон олеандра, убирая мускулистые руки за спину. Он встает рядом, на расстоянии полуметра от девушки, чтобы не смущать ту своим присутствием. Эва принимает белоснежный цветок, и они глядят вдаль. Вернее, шезму смотрит на линию горизонта, а охотник любуется ею. Мертвая тишина бьет не хуже отбойного молота. Освещаемые Луной и отблесками алого заката, силуэты подобны каменным изваяниям, которые навсегда застыли возле водоема. Две одиноких статуи, нашедшие утешение друг в друге и знающие о будущей разлуке. — Здравствуй. Спасибо, за все. Мелодичный голос звонким колокольчиком разносится по пространству, рассеиваясь в потяжелевшем воздухе. Эвтида бережно сжимает в руках зеленый стебель, вдыхая чарующий аромат растения, и переводит внимание на Охотника. Она уважает его не только за смелость и силу, но и за твердость слова. Мужчина спас ее прошлой ночью, сумел отсрочить неминуемую погибель. Верховный Эпистат и девушка-черномаг… Судьба точно поиздевалась, сводя их жизненные пути и прочно сплетая нити их судеб. Голос Амена разрезает сгустившийся воздух, вдыхая в шезму толику жизни: — Эвтида, ты не можешь нарушить данное обещание, — бархатистый голос ласкает девичий слух. Шезму впитывает хриплый мужской баритон и хочет каждой клеточкой тела запомнить исходящее от Него тепло. Когда Амен узнал о роде ее профессии, то пришел в бешенство, благо они были наедине. С яростью кричал, срываясь на все вокруг, крушил собственную комнату, в гневе успел сжечь несколько писем для Фараона. И девушка пообещала быть осторожнее, вскоре завязав с «деятельностью», быть рядом с ним. Эва жалеет, что все обернулось так. Подставной заказ не просто отправит девушку к Анубису, но и заберет с собой кусочек мужской души. Охотнику будет больно и горько, и она окажется виновата в этом. Говорить не получается: слова буквально застряли в горле. Верховный Эпистат не сдерживается и притрагивается к волосам возлюбленной шезму, вдыхая аромат сладких масел, проклинает указ фараона. От девушки пахнет кислой малиной и мускатным орехом, это сильнее выводит Амена из равновесия. — Понимаешь, что я не смогу защищать тебя на суде? Обостренные рецепторы слегка напрягаются, выдавая мозгу картинку разоблачения Эвтиды. Он знал все с самого начала, хотя старался верить, что ситуация поправима, что Эва правда скоро бросит играть с огнем, успеет не сгореть в безжалостном пламени. Надежды не оправдались — другие охотники поймали ее быстрее. Шезму откладывает сломанный стебель растения на близ лежащую сумку с вещами и судорожно проговаривает: — Да. И не рискуй собой, прошу тебя. Охотник плотнее стискивает зубы и вжимает пылающее жаром тело. Амен, как маленький мальчик, впервые боится потерять нечто дорогое, успевшее стать таким нужным, незаменимым. После признания в чувствах прошла всего одна луна, но мужчине кажется, что Эвтида навсегда залезла в его ледяную душу, согрев самые дальние её уголки. Далекие звезды, взошедшие на небосклон, освещают два неподвижно стоящих тела, а Боги надменно смеются над несчастными. Высшие не вмешиваются в дела обычных людей, предпочитая наблюдать за происходящим со стороны. Вечные правила, которые губят куда больше жизней, чем совершаемые ошибки. Эвтида решается на прощальное обращение к Верховному Эпистату. Спотыкается о застрявшие внутри слова, проклиная себя за вольность, однако собирается с духом. Встает на носочки, чтобы достать хотя бы до мужского лица, ее голос раздается подле реки тысячей звенящих колокольчиков, которые будут звенеть в напряжённой голове каждую проведенную в одиночестве ночь: — Поцелуй меня, как тогда… И Амен исполняет ее робкую просьбу: притягивает за густую шевелюру, буквально впиваясь в девичий рот. Прячет бездонное отчаяние и целует, целует, целует, оставляя на пухлых губах собственнические метки… Охотник давно смог приручить её — Эва воском плавится в его руках, сгорая и возрождаясь, как золотой феникс. Мужская ласка одурманивает не хуже местного алкоголя. Девушка пальцами зарывается в светлые пряди, впускает ненасытный язык мужчины в свой рот. Кусается, зализывая оставленные ранки, и разжигает жгучее пламя, пробуждая рогатых бесов, которых Амен скрывает внутри. Верховный Эпистат издаёт то ли грудной стон, то ли звериный рык, разрывая поцелуй и спускаясь к пульсирующей на её шее венке. — Зачем же пошла на заказ? Зачем согласилась, если чувствовала опасность? Шезму не пугается, когда он постепенно отпускает железные цепи самоконтроля. Девушку опьяняет осознание того факта, что таким он может быть только рядом с ней. Безудержным, неистовым огнем, который сжигает все на своем пути. Истинным представителем огненной стихии, олицетворением полыхающего торнадо. Эва касается крепкой груди и чувствует, как бешено стучит его сердце, как оно сходит с ума, пробивая этими чувствами грудную клетку. Ухоженными ладонями проводит по мужской накидке и требовательно снимает ту, бросая на раскаленный песок. Верховный Эпистат ухмыляется через поцелуй, оставляя на манящей шее след от зубов. Знак, что девушка принадлежит только ему. — Потому что рассчитывала не попасться. Черномаг констатирует факт сквозь плотно сжатые зубы — нельзя, чтобы их услышали. В отместку Эвтида царапает своими ногтями его напряженную спину — все-таки расквиталась. Алеющие полосы не приносят Амену никакого дискомфорта: это самая меньшая травма, которую он когда-либо получал. Шезму не представляет, чего только стоит выйти из засады врагов фараона. — Наивная. Охотник отрывается от тонкой венки и в немом восхищении расстегивает крючки на мешающем платье. Красная ткань гремучей змеей сползает по худому стану, обнажая соблазнительные изгибы. На Эвтиде надето лишь полупрозрачное бельё, и она вздрагивает, когда прохладный ветер касается нежной кожи. Амен не может оторвать взгляд: слишком привлекательная. — И глупая. Он бережно укладывает девушку на расстеленный на песке плащ и снова приникает к желанным губам. Малиновый аромат окружает мужчину, обволакивая его сознание мягкой пеленой желания. Верховный Эпистат пьянеет без вина, стоит тому вновь ощутить этот шлейф. Опускается к приподнятой груди, практически нависая над ней, лишает шезму последнего кислорода. Он знает, как сделать ей хорошо. — Мой господин. — Моя непокорная Неферут. Эвтида затуманенным взором следит за тем, как Охотник выдает ответное признание и беззвучно смеется. Взрослый, а продолжает верить в детские сказки, в возможность того, что она выживет. Подтягивает мужское лицо к себе, соприкасаясь пылающими лбами, и вкладывает в пылкий поцелуй всю любовь, что накопилась в её черной душе. Мягко сминает огрубелые губы, массирует мужскую голову, ненадолго отрывается, чтобы признаться ещё в одной вещи: — Когда наступит кровавое полнолуние, границы миров будут размыты. Помни об этом. Шезму ходит по осколкам из разбитого стекла, топчится на их с Аменом чувствах. Она желает провести эту ночь в объятиях родного человека и наконец отойти к Анубису: Бог долгое время ожидает её. Если не прилюдная казнь, то хворь, которая бродит по Египту, по желанию Божества заберет девушку, а так куда больнее и неприятнее. Следует оторвать, выбросить глупое чувство привязанности, как советовал Исман, но что-то не дает этого сделать. Что-то, сумевшее прорасти в раскалённых пустынных песках и сердце молодого черномага. Что-то, закрепившееся там настолько прочно, что оборвать это можно лишь с жизнью шезму. «Исфет, за что Эве такая доля?» — Амен готов молиться богам, броситься в колени к самому Фараону, но… Всех черномагов преследует Смерть. Мужчина, продолжая корить себя за нахлынувшие чувства, решает посвятить звездную ночь Эвтиде. Отбрасывает рокочущую на задворках сознания совесть и поглаживает покрывшиеся мурашками девичьи бедра. Она вытягивается серебряной струной, когда он одним движением поднимает ее руки над головой. Тот орлиным носом зарывается в местечко под ухом, разводя другой рукой ноги девушки шире. Амен устраивается промеж бёдер, отмечая мягкость кожи. Пытается свести стройные ноги, но не получается — сегодня ведет Он. — Расслабься. Амен пальцами подцепает узкую полоску белья и развязывает ту, бросая в редкие заросли растений. Завороженно осматривает совершенно нагое тело и хмыкает: кто вообще придумал нижнюю одежду? Эва ловит ход наглых мыслей и повторно сводит колени, загоняя мужчину в ловушку. Впрочем, тот не особо возражает, губами ловя глухие вздохи. — Прошу… Эвтида ни в одной жизни и ни под каким бы то ни было предлогом не могла бы представить, что сам Верховный Эпистат преклонит перед кем-нибудь собственные колени. Однако сейчас, под смеющейся от досады Луной, он дарит ей наслаждение, не думая ни о себе, ни о статусе, ни об обстоятельствах. Это невероятно, и Эва прикусывает щеку, чтобы не застонать громче или не заплакать — только не в этот момент. — Опять думаешь. Ворчит, но не бросает свое занятие, с большим энтузиазмом принимаясь за дело. Спускается вниз; зацеловывая дрожащую грудь; поочередно обласкивая девичьи соски; всасывает в рот бусину, кусает; касается языком низа живота. Девушке трудно на чем-нибудь сосредоточиться. Терракотовые глаза впиваются в мужскую спину, она с большим усилием различает там новые шрамы. Полдюжины мелких заживающих ранок, след от ожога, большой синяк на левой лопатке — поток мыслей прекращается, стоит Амену коснуться ее там. Эвтида сопротивляется блаженной неге, раз за разом выпадая из реальности, стоит Эпистату коснуться чувствительной точки, все же твердо решает выяснить, откуда взялись новые рубцы. Тело содрогается под натиском Охотника, шезму выкрикивает излюбленное имя, вовремя прикусывая подставленную ладонь. Мужчина знает, что требует её тело. Проходится горячим языком между складок кожи, пробираясь ниже. С удовольствием чувствуя вкус Эвы на своих устах. Она, как и всегда, невероятно тактильная и переполнена желанием. Влажная и открытая: только для него. Он слизывает языком естественную смазку, чувствует в своих пепельных волосах робкие касания пальцев. Эвтида сама же — насаживатся на ласкающий ее внутри язык. Не верит, что творит с ней этот мужчина. Какие чувства заставляет проснуться внутри девушки. Она отдается языку, рукам, поглощая всю его страсть. Эва быстро чувствует настигнувшую разрядку: тело в миг становится ватным, отпуская груз, скопившийся за последнее время. Сжимается внутри все: сердце не выдержит, стоит Амену её покинуть. Эва не знает, каких богов молить о пощаде, лишь бы вечность касаться волос охотника. Она готова на многое, едва ли пугает это, чем расстаться с ним. Остаться пеплом воспоминаний, забытой, чуждой. — Прекрасная, околдовавшая меня шезму. Затянула в свои сети без шанса выпутаться. Довольный собой, Амен осыпает дрожащие бедра очередной порцией поцелуев и ложится рядом с Эвтидой. Тело неприятно ноет, требуя немедленной разрядки, однако он игнорирует кричащую физиологию, накрывая девушку огромной накидкой. Безликая материя может обернуться вокруг неё дважды, такая она маленькая в сравнении с Аменом. — Мы еще встретимся, Неферут? Эва бесцельно рассматривает рельефную грудь и выступающие мышцы, притрагивается к мягким-мягким белоснежным волосам и не хочет верить, что вскоре они расстанутся. Целует в колючую щетину и устраивается поудобнее — до рассвета несколько часов. Вкладывает в объятия все накопленное тепло и дает обещание, от которого мужское сердце пропускает один удар: — Когда зацветет олеандр, Амен. Даю тебе слово. Стоит на дно хрустальных часов упасть последней золотой песчинке, и время окончательно выйдет. Пора будет заплатить за совершенные ранее ошибки. Анубис ожидает ее, готовясь встречать в подземном царстве.