***
Сынмин трижды на своей памяти вымыл лицо холодной водой, прежде чем покинуть уборную самолета и двинуться между рядами к своему месту. Четырнадцатичасовой перелет из Токио до Цюриха казался ему блаженной сказкой, которую он может прочесть с закрытыми глазами, нежась в удобном кресле бизнес-класса. Но у любой сказки должно быть чудовище, и этим чудовищем оказался лучший друг с аэрофобией и шилом в заднице, которому спокойнее всего было сидеть рядом со своим товарищем и на каждом неровном телодвижении самолета шепотом вопить: «Мы падаем!». — Еще три часа лететь, — уставшим голосом произнес Минхо, когда Сынмин подошел к их креслам, стараясь протиснуться к своему сидению без всяких препятствий в виде чужих коленных чашечек. — Я так и не поспал… Из-за тебя! Сынмин не нашел в себе сил ответить на чужую издевку, а потому, взяв в руки теплый плед, ловко завернулся в него, прижимаясь щекой к иллюминатору, созерцая целое ничего из-за темного времени суток. Старался всеми силами думать о том, что все муторные перелеты с пересадками действительно стоили того, что его ждало. А ждали его неописуемой красоты виды, которые он обязательно оставит вечностью в своем альбоме, ловко орудуя карандашом. Думал о том, с какой красочностью будет описывать увиденное своим ученикам и обещать каждому за хорошую оценку отправиться вновь туда, где природа своим величием опустошает людскую голову, даруя неизвестный до того момента покой. Они летели в Берн, и поездка обошлась им работой без выходных и огромным энтузиазмом друзей Ли Минхо. Так уж жизнью сложилось, что Ким Сынмин, работающий в студенческие времена в картинной галерее, едва не прибил стулом назойливого парня с фотоаппаратом в руках, а все потому, что назойливый парень принялся фотографировать все произведения искусства со вспышкой, предварительно наплевав на кучу вывесок и слезных просьб так не поступать. Чуть вскоре выяснилось, что юношей оказался Ли Минхо — выпускник журналистского факультета, оставивший рассудок на первом курсе, но заработавший бесконечное желание залезать в каждую дырку, чтобы разузнать её секреты. Теперь, по прошествии нескольких лет после драки со стульями, они сидели бок о бок, думая о том, что им наконец-то удалось выбраться за границу, чтобы побывать там, где им хотелось больше всего. Сынмин — учитель живописи в художественной школе, а Минхо — фотокорреспондент, один из членов съемочной группы, занимающейся поимкой снимками диких животных. Именно с этими ребятами парни и направлялись в Бернские Альпы, чтобы провести там целую неделю в палатках со всей нужной аппаратурой и огромным желанием наснимать качественного материала для различных блогов. И если Минхо, не смыкая глаз, думал о том, как радостно он будет носиться по лесу среди гор, бросаясь снегом и борясь с холодом, то Сынмин же пытался понять, в какой из моментов ему наскучит компания слишком буйных ребят и в какую сторону ему необходимо будет двигаться, чтобы остаться наедине с природой. — Носки теплые взял? — Взял. — Точно взял? Минхо досаждал подобными бытовыми вопросами весь перелет, включая время пересадок и проезд до отеля, где им предстояло заночевать, прежде чем арендовать внедорожник и счастливыми отправиться в долгожданное путешествие. Их маршрут составлял командующий экспедицией. Были исключены все туристические тропинки, дабы действительно коснуться того, чего прежде не касалась ни одна рука человека. И все были радостные, возбужденные грядущими приключениями, отчего весело подпевали играющим в машине песенкам и обсуждали планы на съемку. Разве что Сынмин наконец-то проваливался в ушедшую в самолете дрему и прижимался к запотевшему окну. — Если ты будешь постоянно ходить с такой миной, то мы закопаем тебя в каком-нибудь сугробе, — на всякий случай предупредил один из товарищей Минхо, на что последний весело хмыкнул и пихнул Сынмина в плечо, пытаясь взбодрить. Ким после долгого перелета и ужасной ночи в отеле туго соображал и медленно осознавал происходящее. Не заметил, как внедорожник был остановлен на еще не заснеженной дороге, как они взяли все свои сумки и двинулись по высоким сугробам вглубь хвойного леса, восторженно вздыхая при виде каждой пробежавшей белочки. Сынмин с теплом на сердце вспоминал горячий душ и надеялся на то, что ему не удостоится честь нырнуть в ледяную реку по задумке лучшего друга в целях перестать вонять. Сынмина не покидало странное чувство, которое он прежде старался повесить на перевозбужденное состояние друзей. Незнакомая страна и чужой язык, место, где он никогда прежде не бывал — все подначивало к быстро бьющемуся сердцу, но все же что-то было не так. — Нас не съедят волки? — задал Сынмин тот самый вопрос, который необходимо было бы озвучить еще в аэропорту Инчхона. — Нас — нет, а тебя вполне могут, — в привычной манере ответил Минхо, после отвлекаясь на координирование своей команды. Необходимо было сделать некий перевалочный пункт: разложить палатки, заняться разведением костра, разобраться с аппаратурой. Сынмин все также не соображал во всей технике съемочной группы, но искренне хотел верить в то, что ребята знали свое дело и к нему с просьбами о помощи не полезут. Он здесь за другим. Он здесь за пейзажами, за посиделками у костра с гитарой, за неровными линиями карандаша и за лепкой снеговиков. Хотелось верить в то, что спать в спальном теплом мешке бок о бок с Минхо — хорошая идея, не смеющая закончиться переломом ребер и простудой. Однако суматошность Ли и его дерганье из-за уставших и лениво работающих ребят твердили об обратном. — Тут недалеко есть водопад, — Минхо влез в его пространство через несколько часов, когда все необходимые процедуры были ловко исполнены. Вся помощь Сынмина ограничилась разведением костра, ведь, покидая цивилизацию, они не поскупились оставить все свои сбережения в супермаркете, чтобы и едой закупиться, и всяким необходимым для выживания. Например, дровами. — Хочешь пройдемся к нему? Мне нужно расставить камеры на некоторых точках, обозначенных на карте. Позже можем приготовить ужин, но у ребят еще дел по горло. Я возьму с собой свой фотоаппарат, может, кого-нибудь встретим по пути. Последняя фраза ничуть не обрадовала Сынмина, но Минхо постарался убедить его в том, что здесь они за снимками косулей, неуловимых лисят и пугливых зайчат. Правда в конце он добавил что-то про бурых медведей, рысей и волков, но Сынмин предпочел зарыться головой в снег и ничего не услышать. Темнело быстро, но Минхо успешно снарядил их мощными фонарями и ловким ориентированием в незнакомой местности, а потому к закату им все же удалось дойти до водопада. И с каждым приближающимся к источнику шагом Сынмин терял свой страх и искренне радовался тем же белочкам, что не были напуганы человеком и без всякого стыда прыгали едва ли не в руки, провоцируя из уст художника восторженный вздох. Однако стоило увидеть вживую величественный водопад, как Сынмин тут же затаил дыхание, пытаясь запомнить каждую мельчайшую деталь происходящего с ним. Вот он — пик их путешествия. Окончательное осознание уединения с природой, абсолютное отторжение от привычной им цивилизации и покой, которого они так искали. Никакого волнения и страха за собственную жизнь. Здесь, на скользких камнях и у бурно текущей реки, Сынмин понял, что те двадцать часов пути действительно того стоили. И доставая из внутреннего кармана теплой куртки телефон, пытаясь сделать хотя бы несколько любительских снимков до полной темноты, Ким замер, когда почувствовал легкую тряску. — Что это было? — тихо и испуганно спросил он, едва не роняя телефон из рук прямо в воду. Шастающий в нескольких метрах Минхо, борющийся с желанием соорудить из подручных средств удочку, чтобы порыбачить, в растерянных чувствах поднял взгляд на друга, скептически поднимая бровь. — О чем ты? — Только что была тряска, — объяснил Сынмин, продолжая крепче сжимать телефон в руках. Все случилось ровно в тот момент, когда он навел камеру на гребень водопада. — Мы в лесу Бернских Альп, ты действительно сейчас будешь тушеваться при каждой тряске? Мы же в горах, идиот, — Минхо тут же расслабился, а после потер руки в перчатках, желая их поскорее согреть. — Привыкай. Никто не говорил, что здесь будет звенящая тишина. Глядишь, и посреди ночи проснешься от воя волков, тепличный ты мальчик, Ким Сынмин. Неуместные, но заслуженные издевки заставили лицо Сынмина скривиться в недовольстве, но он ничего не ответил, стараясь избавиться от собственной паранойи. Желание просмотреть снятые фото затерялось в начавшемся снегопаде, потому что недорогой телефон отказался работать в таких нечеловеческих условиях. И вновь это странное чувство. Словно что-то должно было пойти не так. Словно что-то в этих местах было не просто лесами, дикими животными и высокими сугробами. — Ты идешь? — Сынмин был заворожен шумным водопадом и не сразу расслышал весьма громкую просьбу друга отправиться следом за ним к их лагерю. Он вновь погрузился в свои размышления, пытаясь свести всякие предубеждения к усталости и разыгравшемуся воображению. Сейчас они вкусно поужинают, а после начнут делиться всеми нерассказанными историями, запрещая лесу находиться в привычном состоянии покоя. И думая об этом, Сынмин не заметил, как взгляд его против воли поднялся вновь к гребню. Человек. На вершине высокого водопада, на все тех же скользких уступах Сынмин увидел размытые очертания фигуры человека, облаченного по его воспоминаниям в плащ с капюшоном. И стоило несколько раз зажмуриться, прежде чем сфокусировать зрение, как фигура пропала, а заместо неё Сынмин разглядел только кривое дерево. — Что опять? — его грубо схватили за плечо и повернули к себе. — Уже пятый раз зову! Тебе плохо, раз ты так тормозишь? Минхо в этот раз не выглядел привычно раздраженным. Что-то в его речи выдавало странное волнение, легкий испуг из-за неизвестности. Сынмина напрягло это, ведь лучший друг уже не в первый раз отправлялся в подобные места, так с чего бы ему было вести себя так незнакомо? — Ничего, я задумался, — Ким не стал говорить о своем глупом мираже, боясь еще сильнее разозлить Минхо. Однако его непривычное поведение запомнил надолго, храня все суматошные мысли вплоть до прихода к лагерю. Запахло ароматной пищей, заиграла та самая долгожданная музыка, и лес действительно погрузился в не присущую ему атмосферу. Сынмина отпустили все наваждения, пусть он по-прежнему и поглядывал в сторону своей палатки, где согревался его телефон. Приходилось сводить все к ощущениям из-за незнакомой обстановки, ведь человеку, ни разу не бывавшему в лесу, любая коряга почудится лапами дикого животного. — Сынмин, — вдруг обратился к нему один из приятелей Минхо. — Завтра утром мы отправимся вглубь леса. Мы думали оставить тебя здесь с нашим оператором, но у него руки чешутся увидеть все с нами. Ты не против поиграть в сторожа? Мы вернемся после обеда. Нужно, чтобы кто-то следил за костром и отпугивал своим видом диких животных. Ким изначально надеялся на такой расклад дел. Ходить долго он не был способен, ему больше было по душе сидеть на одном месте и заниматься тем, ради чего он сюда приехал — рисовать. Место, где они решили расположиться, находилось недалеко от той же реки, а в тридцати минутах быстрой ходьбы по склону вниз где-то покоился и внедорожник, куда в случае чего можно было бы сесть и оставить всех придурков на произвол судьбы, укатываясь в сторону номера-люкс пятизвездочного отеля ближайшего города. Однако после случившегося у водопада Сынмин уже сомневался в том, а хотел ли он оставаться один в этом месте и играть роль пугало. — Хорошо, — но плоды воспитания и врожденная податливость любой ситуации буквально принудили его согласиться на якобы выгодную ему сделку. Получив в ответ довольные улыбки чужих товарищей, Сынмин продолжил доедать свой ужин, наслаждаясь теплом костра. Когда какой-то процент историй с прошлых подобных вылазок был рассказан, когда ужин оказался съеденным и всех потянуло в сон, тогда-то Сынмин и пополз в первых числах в свою палатку, отказываясь сторожить ночью костер, ведь ему предстояла данная задача ранним утром. Не дождавшись Минхо и его пререканий, шутливо застегнул за собой палатку, чтобы плюхнуться на мягкий спальный мешок и рукой задеть лампу. Телефон обнаружился внутри, усевшись и расстегнув тяжелую куртку, Сынмин принялся дожидаться полного включения устройства, чтобы наконец-то разглядеть сделанные им снимки. Сынмин и не помнил, что нащелкал столько всего. Несколько смазанных снимков с брызгами на линзе, несколько более-менее четких изображений и самое важное — крайнее фото с гребнем водопада. Из-за темного времени суток и плохо настроенной экспозиции Сынмин понял, что место, где предположительно мог стоять человек, было нелепо размазанным. Теперь не было ясно — был ли то человек или же все-таки дерево? Однако что больше заинтересовало юношу, так это странные очертания за размытой фигурой. Что-то похожее на тень, не имеющей логики располагаться в том месте. Словно тучи опустились низко-пренизко и образовали собой контуры неясного чудища. Ким вновь напрягся, чувствуя неподдельный страх. Готов был придушить себя за богатое воображение и острую чувствительность ко всему происходящему. Однако то же самое с ним захотел провернуть и его лучший друг, залезший в палатку с попытки так третьей, спотыкаясь об порожек и смешно плюхаясь. — Что ты опять бледный сидишь? Не волнуйся, не сожрут тебя волки, — Минхо обиженно ущипнул Сынмина за ногу и пополз к своему постельному месту, готовясь ко сну. По нему было видно, что всеми мыслями он был в завтрашнем дне, ведь ему действительно было чем заняться на этой неделе. И только Ким Сынмин в свой первый же день в Альпах заподозрил что-то неладное, неприятное и склизкое, заставляющее сердце биться в ужасе. — Мне кажется, — хрипло начал Сынмин, наблюдая за тем, как Минхо шустро начал прятаться в спальный мешок. — Что я видел человека на водопаде. Он стоял наверху, я его случайно сфотографировал, но, может быть, я ошибаюсь, и это было деревом. Ли залез в мешок с головой. Он молчал около тридцати секунд, прежде чем устало взвыть и высунуться с носом. — Ну видел и видел, какая разница? Может быть, это лесник какой-то или альпинист, у которого перевал у водопада, и завтра он пойдет покорять горные вершины. Мы так далеко не полезем, а если и полезем, то с собой все бебехи брать не будем, — начал ворчать. — Если там и был человек, то он, скорее всего, просто заинтересовался нами, понаблюдал и ушел. Не мы же одни такие умные, чтобы изучать неизученные маршруты. В словах Минхо был смысл, но в голове у Сынмина было слишком много переживаний, чтобы поверить. — Ложись спать, — скомандовал Ли, когда подозрительно замолчавший Ким продолжил грузить себя рассуждениями. — Засыпай скорее, потому что если ты захочешь в туалет до рассвета, то я не пойду с тобой и фонариком к ближайшим кустам защищать твой пенис от волков. — Минхо! — Спокойной ночи! — крикнул Ли, окончательно прячась в своем коконе. Минхо заимел этот навык еще в студенческие годы — засыпать за минуту, чем Сынмин похвастаться вовсе не мог. Свет был погашен, слышался треск дров и виделись тени силуэтов, сидящих у костра. Завыл ветер, но чуть вскоре Сынмину он почудился колыбелью. С каждым тревожным часом и желанием заглянуть в телефон, чтобы получше рассмотреть сделанный снимок, Ким постепенно погружался в сон. Не хотел узнавать, который поздний час он крутился в мешке, не хотел даже думать о словах Минхо, чтобы действительно не будить друга со слезной просьбой прогуляться с ним до первых кустов. И пытаясь отвлечь себя всяким бредом: мыслями о работе, о засыхающих растениях на подоконнике в его квартире, об оставленной бутылке молока в холодильнике — Сынмин не заметил, как провалился в чуткий сон. И стоило лишь на мгновение пальцами уцепиться за теплое сновидение, как палатка шелохнулась, а земля вновь неприятно дрогнула. Сынмин испуганно открыл глаза, тут же неуклюже усаживаясь, следующим же делом слыша ужасающий рев животного, заставляющий накрыть уши ладонями и крепко зажмуриться. Он длился порядка десяти секунд, и чем сильнее Сынмин пытался надавить на свою голову, в попытке спрятаться от пугающего звука, тем ближе он казался. Следующей сонной мыслью было разбудить Минхо, и как только Ким повернулся к другу, так тут же вскрикнул, ведь Ли сидел таким же напуганным с фонариком в руке. Сынмин никогда не видел его таким. — Что это… — Минхо не дал ему договорить, сжимая ладонью его лицо. Он выронил фонарик и приложил палец к своим губам, прося парня не издавать никаких звуков. Ким был готов расплакаться от страха. Однако стало еще страшнее, когда наступила гробовая тишина. Не было слышно ветра, треска дров, знакомых голосов. Они выждали минуту, прежде чем Минхо осторожно пополз к выходу из палатки, касаясь молнии. Сынмин тут же вцепился в его руку, ногтями вонзаясь в кожу. Он был напуган и не хотел оставаться один, не сейчас, когда все его кошмары стали явью. — Я проверю, — шепотом произнес, а после бросил взгляд на свой рюкзак. — Достань из заднего кармана нож. Сынмин не стал задавать глупых вопросов и осторожно пополз к чужой сумке, тут же вздрагивая из-за вновь раздавшегося рева. Кровь стремительно застывала, лицо бледнело, а руки тряслись, пока он в полумраке пытался отыскать в нужном отсеке оружие. Чем сильнее он пытался повторять себе в мыслях чужую просьбу, тем дольше он вслушивался в животные звуки, пока в голове его не щелкнула куда более ужасающая мысль. Это точно не было ревом медведя. Это не было похоже на рычание рыси или волка. Это было что-то другое. Что-то более громкое и пронзительное. Застыв от ужаса осознания неизвестного, Сынмин вновь вздрогнул, когда Минхо толкнул его и сделал все сам. Ли тоже боялся, движения его были резкими, но он хотя бы не дышал так сбито и не истекал холодным потом. Тишина, которой Минхо ловко воспользовался, чтобы вылезти наружу. И стоило ему неудачно переступить порог и споткнуться об собственные незашнурованные ботинки, как тут же раздался громкий мат, заставляющий Сынмина поежиться, а после, поборов себя, выползти следом наружу. Ничего. Ничего необычного. Пылающий костер и два знакомых силуэта, прижимающихся друг к другу. Парни явно о чем-то беседовали, пока Минхо не напугал их своим цирковым нецензурным трюком с ножом в руке. — Чего вы ржете?! — возмутился рассерженно Ли, тут же начиная дрожать от холода. — А ты чего выполз с ножом? Кошмар приснился? Минхо озадаченно посмотрел на друзей, а после окинул взглядом близлежащую территорию, понимая, что ничего с момента его ухода на покой не изменилось. В соседних палатках послышались недовольные просьбы быть потише, что заставило Сынмина и Минхо напрячься еще раз. — Вы разве… — Ничего, я в порядке. Просто почудилось что-то, мы спать, — вновь перебил Сынмина, прощаясь с ребятами. Он шустро залез обратно, стараясь вернуться к исходному положению для сна, игнорируя пытливый взгляд перепуганного парня рядом. — Завтра после обеда поговорим. — Они не слышали? — Ничего им не говори, — шикнул Минхо, недоверчиво поглядывая в сторону застегнутой полы. — Не сейчас. — Что ты имеешь в виду? — Я не уверен, — еще тише. — Не уверен, что те парни, с которыми я сейчас разговаривал, были моими друзьями. Сердце Сынмина до самого рассвета так и не вспомнило, как биться правильно.***
Сколько бы раз он не заставлял себя не смыкать глаз всю ночь, усталость все же победила, и он отключился на несколько часов до будильника. Утро было в тумане, в метафорическом и в действительном, потому что Сынмин делал все по указке Минхо, не до конца осознавая, было ли случившееся ночью сном или же все-таки реальностью. Он выслушал инструкции от парней, проводил их тихим прощанием и остался в лагере, сидя у костра на рыбацком стуле. Ему казалось, что ночью здесь случился ураган, чудовищная бойня с диким животным. Однако все осталось неизменным, словно ничего действительно не произошло. Минхо так ничего и не рассказал, однако факт того, что он тоже был свидетелем ужасов ночи, выдали уставший вид и слишком частые вздрагивания из-за внезапных звуков. В руках замерзала кружка с ароматным кофе, который Сынмин заварил себе, чтобы хоть как-то проснуться. Спустя полчаса долгого «завтрака» Ким все же решил выполнить какой-то процент оставленных ему указаний. Предстояло навести порядок в палатках, подумать над приготовлением обеда, пособирать ветвей для костра и оставить их сушиться неподалеку, ведь захваченные с собой дрова имели свойство заканчиваться. Сынмин грезил о том, как наконец-то справится со всем и пойдет на прогулку, прихватив с собой альбом и карандаш. Сонливость и страх. Они по-прежнему обволакивали его сознание, лишая возможности взбодриться достойным образом. Все сыпалось из рук, чувство — за ним наблюдали — не покидало до сих пор. И чтобы хоть как-то отвлечься и успокоиться, Ким принял волевое решение плюнуть на приготовление горячей пищи и двинуться первым делом за ветвями, желательно пройдясь до водопада, чтобы умыться отрезвляюще ледяной водой. Было тихо. Словно Сынмин был совершенно один в этом лесу. Неспешно шел по остаткам протоптанной им вчера с Минхо тропинке, радуясь тому, что не забыл дорогу. Пытался в сугробах разглядеть сорванные недавними минувшими снежными бурями ветви, параллельно боязливо оглядываясь по сторонам. И все-таки его напугали. Дурацкие белки, которые еще вчера казались милыми лесными ангелочками. Сынмин тут же чертыхнулся, когда ему на голову рухнула порция снега из-за быстрых передвижений маленьких животных по деревьям. Лес будто отталкивал его существо либо же пытался предупредить, ведь с каждым широким шагом к водопаду случались неуклюжие и пугающие события, затормаживающие его путь. Он вновь здесь. На том же самом месте, на котором стоял вчера вечером. При тусклом дневном свете водопад выглядел куда краше, а вода казалась настолько прозрачной, что при большом желании можно было бы разглядеть каждый камушек на дне. Сынмину стало гораздо легче, когда он спустился ближе к берегу, носками зимних ботинок касаясь воды, набирая её в ладони, чтобы умыть лицо. Знал, что пожалеет об этом поступке, но и понимал, что только это поможет ему вернуть ясность ума. Ким взял с собой одну из распечаток карты этой местности, ведь телефон периодически отказывал в базовых услугах, и приходилось ориентироваться по старинке. На широком и помятом листе Сынмин отметил карандашом их лагерь, а следом и водопад. Удивился тому, что расстояние оказалось куда длиннее, чем он на то рассчитывал, и чертыхнулся. Обратный путь с ветками наперевес отнимет у него куда больше времени, чем он предполагал. Гармония, но с собой опрометчиво не оказалось альбома. Однако старая добрая привычка носить во внутреннем кармане куртки небольшой блокнот со сточенным до ничтожного размера карандашом сыграла на руку, и Сынмин поддался творческому порыву, начиная ловким движением накидывать наброски представшего его взору пейзажа. И все же из головы не уходила ночь и таинственная фигура на гребне водопада. Именно туда он и поглядывал с опаской, каждый раз шустро отводя взгляд, боясь испугать себя чем-нибудь неожиданным. Но любопытство все же взяло выше, и он позволил себе уставиться в то самое место. К его ужасу, на том самом уступе не было никакого дерева. Даже поблизости. Ни единой высокой растительности, которую бы он смог списать на те самые очертания. Осознание. Забывшийся в шуме водопада ужас, а следом громкий глухой звук, заставивший сердце Сынмина неприятно дрогнуть. Что-то новое, ранее не слышанное, но принуждающее человека вскочить с места, чтобы прислушаться и осознать к своему естественному страху неизбежное. Сынмин догадывался, что с ними подобное может произойти. Ребята даже шутили на эту тему, а после соскальзывали с нее, ведь их расчеты были идеальными, местность, время, погода — все обязывало к тому, что они не станут свидетелями и ни в коем случае жертвами природного хаоса. Снежная лавина. Сынмин не видел её, но слышал её приближение. Он делал мелкие шаги назад, пытаясь заглянуть за гребень водопада, за которым выше простирались высокие холмы и заснеженные горы. Пытаясь всеми силами убедить себя в том, что страшные приближающиеся звуки — это его галлюцинации, тут же громким криком ругнулся, когда осознал — воздушная снежная волна крайне быстро надвигалась в сторону их места обитания, снося все на своем пути, ломая молодые деревья. В голове пустота. Он одновременно и заворожен увиденным, и напуган, ведь двинуться с места больше не смел. Ноль скриптов, никаких воспоминаний о том, как же выжить и где спрятаться. Лишь громкий нападающий звук, покрывающий льдинками ужаса его сердце. Первой мыслью было — бежать. Второй — Минхо. Третьей — лагерь. Но как бы шустро Сынмин не начинал соображать в этой ситуации, снежное бедствие было куда быстрее. И спрятав блокнот с карандашом в карман куртки, оставив карту и ветви на сырых камнях, развернувшись на сто восемьдесят градусов и взглядом попытавшись найти хоть что-то, за чем бы он смог спрятаться, понял — все было без толку. Он спиной ощущал приближающуюся снежную массу, слышал обратный отсчет, пока наконец-то не поборол себя, чтобы сорваться с места и побежать. Сынмин неудачник. Понял он это еще тогда, когда в начальной школе, крутя между фалангами карандаш, умудрился сломать палец. А потому, стараясь как можно скорее по скользким камням подняться к тропе, оступился, царапая руки и больно ударяясь коленом, тормозя свой побег, лишая себя возможности выжить. Его накрыло. Человек, сталкивающийся с лавиной лишь взором и в фильмах, всегда наивно предполагал, что, оказавшись в такой ситуации, сможет выжить. Его все минует, он справится, не приложив должных усилий. Его разум будет стеклянен, он станет главным героем, тем самым персонажем, которого паника не схватит острыми когтями, лишая рассудка. Сынмин не был главным героем. Он был обычным парнем, обычным хрупким человеком, подвластным природным бедствиям. Все произошло слишком быстро. Последнее, что он успел сделать, — это закрыть рот и нос шарфом, прежде чем едва ли не сложиться пополам из-за накрывшей его волны снега. Больно ударившись корпусом тела об большие камни, он смог замереть, крепко жмурясь. Это его конец. Его жалкая гибель, отдающаяся болью в висках. Тишина. Страх. Потеря всякого самообладания и нестерпимое желание закричать. Сынмин еще был в сознании, еще соображал и с тревогой думал о том, а настигла ли лавина его парней. Насколько далеко они ушли? Добралась ли она до лагеря, разбила ли она его? Уцелело ли хоть что-то? Жалкая попытка пошевелиться не заимела успеха. Снег облепил его, лишал кислорода. Он утопал. Мысленно прощаясь со всеми живыми, кого он знал. Теряя всякую надежду на то, чтобы выбраться самостоятельно, Сынмин слишком быстро сдался. Слишком быстро, чтобы заслужить спасение. Но спасение нагрянуло и неизвестно спустя какое время. Его раскопали очень умело, вцепились руками в куртку и дернули на себя, высвобождая его голову из-под снежного покрова. Лицо грубо отряхнули от снега, не менее резко встряхнули за плечи, после начиная греть горячими руками щеки. — Он еще дышит, — уловило засыпающее сознание Сынмина. Голос показался ему нечеловеческим. Он не был уверен в том, что вообще когда-либо слышал этот язык, но по каким-то причинам его понимал. — Я знаю, — второй голос, юношеский, но теперь Ким сказанного не различал. — Он такой же, как и ты. Он с твоих краев. — Я вижу, Эрекура, — диалект приятный, щекотный, но голос грубый. — Бери его за капюшон и доставай. — Что ты хочешь с ним сделать? — Сынмин почувствовал тяжелые нечеловеческие шаги рядом с собой. Долгое молчание, а после уставший вздох. — Я хочу забрать его себе. А после пустота, теплом чужих ладоней связывающая его с жизнью.