Weiß, das Hirn kriecht in die Venen
Und es singen die Sirenen
Eine Faust in meinem Bauch,
Komm her, du willst es doch auch
♫ Rammstein — Sex
Воздух пах морозом, хвоей и корицей. Улицы Франкфурта полнились людьми — было только седьмое декабря, но все спешили поскорее купить подарки, чтобы не толкаться в очередях в последний день — и все равно очереди в последний день неизбежно будут. Элайза решила купить не только открытки, но и подарки — у Фауста было мало друзей, и она сочла нужным поддерживать общение с шаманами, неважно, что большинство из них были детьми. Это пока они дети, со временем из возраст уравняется; они с Иоганном не изменятся, а остальные подрастут. Не изменятся… Глядя на себя в зеркало, она пыталась в это поверить, и ее то пугало это, то радовало. Больше радовало, но не покидало ощущение, что они могут потерять свой дар, что они — как дети, которые вбежали в магазин и схватили с полки дорогую игрушку. Им кажется, что она уже принадлежит им, но работник магазина, строгий или добрый, обязательно у них ее заберет. Или не заберет. Или скажет: все в порядке, за вас заплатили. Машина мягко затормозила, припарковавшись у торгового центра. Элайза дождалась, пока Иоганн откроет перед ней дверь. На его белокурые волосы падали снежинки. — Фауст, где шапка? Вытащив из кармана шапку, он миг подумал и протянул ее Элайзе. Она засмеялась, встала на цыпочки, натянула шапку ему на голову до самого носа и поцеловала в уголок губ.***
— Итак, с чего начнем? — спросила Элайза, когда они вошли в магазин. — Точнее, с кого? Иоганн задумался. Идея жены с подарками для всех его друзей (если их можно было так назвать) ему понравилась, как и все идеи любимой, но что дарить, он понятия не имел, и с подарками обычно заморачивался только для Элайзы. В этот раз тоже — гораздо больше его волновало, что преподнести ей, потому что это должно было быть что-то совершенно особенное, что-то грандиозное, что-то, что символизировало бы его счастье от их воссоединения и его безграничную любовь к ней, но в таком случае дарить следовало как минимум луну с неба, ибо не было на земле вещей, которые были бы сравнимы с тем, что он испытывал к своей драгоценной супруге. — С Манты? — наугад выбрал Фауст. — Это тот мальчик, которого ты вскрыл? — Элайза укоризненно вскинула бровь. — С ним все в порядке, — смущенно проворчал Иоганн. — Он жив-здоров и даже на меня не обижается. — А что он любит? — Учиться. Общий язык с Мантой Фауст нашел легко, несмотря на разницу в возрасте. В отличие от шаманов, Манта понимал многие сложные и жуткие медицинские термины, и даже знал, что это такое. Более того, он имел на этот счет свое достаточно интересное мнение, и напоминал Иоганну его самого в пятнадцать лет. — Учиться, — протянула Элайза, тут же все понимая. — Вы что, вроде как родственные души? Фауст кивнул. Она засмеялась: — Думаю, тогда нужно подарить ему книгу сказок. — А я думаю, он будет скорее рад чему-то научному, — возразил Иоганн. — Тогда выберем две книги, — решила Элайза. — От тебя и от меня. От тебя — научное, от меня — художественное. — Значит, — сказал Фауст, — сначала в книжный.***
Книжный отдел здесь был огромным; полки заменяли стены, поднимаясь под самый потолок, так, что книги с самого верха доставал продавец, залезая наверх на передвижную лесенку. Элайза всплеснула руками: — Как библиотека Чудовища! Или дом тети Элинор! Расстаться они не смогли, и пошли выбирать книги вместе — сначала научные. Пока Фауст завис у полок с медицинской литературой, внимание Элайзы привлекла другая — с философией. Ницше, Шопенгауэр, Конфуций, Марк Аврелий… Она брала то один том, то другой, ласково гладила корешки, открывала, прочитывая пару строк — будто встречалась со старыми друзьями, глядящими на нее со страниц. Знакомые, родные, мудрые и до сих пор непостижимые. Понятные, но непонятные. В чем-то Элайза была согласна с ними, в чем-то — нет. — Хм, — протянул Фауст у нее за спиной, заглядывая в открытый томик. — …не потому что-либо любят, что оно любимо тем, кто его любит, но потому оно любимо, что его любят? — Это Платон, — проворчала Элайза; ей не нравилось, когда совали нос в ее книги, пусть даже ее самый близкий на свете человек. — Может, подарим Манте его? Мне кажется, ему бы понравились размышления. — Если он такой умный, как ты говоришь, то Платона он читал. А также Фрейда, Юнга, и, наверное, многих других, — Элайза закрыла книгу. — Но, кажется, я знаю, что можно ему подарить, — озарило ее. — Точно! Это философия, но в то же время — развлекательная история… где-то я здесь видела… вот! — она торжественно сняла с полки томик, чья обложка гласила «Кандид или Оптимизм». Открыла наугад, и просияла улыбкой, читая вслух, — Все к лучшему в этом лучшем из миров, — будто эти строки, столь любимые ею, были ответом на мучивший вопрос. Будто Вольтер сквозь века обратил на нее свой взор. Книга о Кандиде была иронической, но Элайзе она казалась действительно жизнеутверждающей, ибо герои, населяющие ее, переносили любые тяготы с верой в лучшее. — А если Манта и это читал? — спросил Фауст. — Думаю, получить в подарок Вольтера, да еще и в такой красивой обложке, приятно в любом случае, — Элайза закрыла книгу и положила в корзинку. — А теперь выберем что-то несерьезное. То есть — абсолютно. — Сказки? — В каком-то смысле, — засмеялась она. В отделе любовных романов книги выбирали не только Фаусты; какая-то пожилая женщина листала разноцветный томик в мягкой обложке, другая, помоложе, застыла у полок с эротической литературой. Элайза остановилась у полки с новинками, вынула книгу наугад. — От Трэвиса Крэйга словно исходил возбуждающе пряный дух опасности и загадочных приключений… — прочитал Иоганн, тоже выбравший первую попавшуюся книгу. — Его прикосновения заставляли Кейси трепетать, его присутствие вызывало в ней необъяснимое волнение… Что за чушь? — фыркнул он. — Не чушь, а литературный жанр. Хм, а это… На обложке взятой ею книги значилось «История О.» Заинтригованная, Элайза ее открыла, пробежала глазами первые три страницы — и закрыла, пунцовая от смущения. — Что такое? — заинтересовался Фауст. — Н-ничего, — она хотела вернуть книгу на полку, но муж ловко перехватил томик. Открыл, пробежал глазами первые три страницы — и стал таким же пунцовым. — Ого, — пробормотал он. — Ничего себе. Это какая-то живая резиновая кукла, а не женщина. Элайза сглотнула, переступив с ноги на ногу и еле слышно сказала: — Давай… купим. — А? Купим? — Фауст покраснел еще сильнее. — Ну… давай. — Мне хочется иметь экземпляр из кунсткамеры, что-то вроде того, — объяснила Элайза. — Да, — Иоганн рассеянно кивнул, положив книгу к Вольтеру. Для Манты они выбрали тот самый роман, чью аннотацию читал Фауст — в этом случае можно было не переживать, знаком тот с книгой или нет. Дурацкое живое воображение рисовало Элайзе картинки; всего три страницы, а их в голове уже возникло великое множество. Раздеться и сидеть обнаженной, не сжимая ноги… Ошейник… наручники… повязки на глазах… связанные запястья… плеть… что чувствует девушка, закованная в наручники, когда не может пошевелиться, когда полностью зависит от мужчины, когда по ее ягодицам бьют плеткой? Почему некоторым это нравится? Она встряхнула головой, потерла щеки — ерунда, ей бы такое не понравилось. А Фаусту тем более. Он бы не причинил ей боли ни в каком виде, скорее сам бы согласился ее принять… фантазия нарисовала новую картинку, только теперь связанным и с повязкой на глазах был муж. — Дорогая, ты в порядке? Элайза вздрогнула. — Д-да, конечно, — она еще раз потерла щеки. — Что дальше? Вернее, кто? Фауст потер затылок. — М-м-м… Анна? Хотя нет, Анна — это сложно. — Почему сложно? — Потому что ей ничего не нужно. Так кажется. Хотя, — он приложил палец к губам. — Она любит Тома Круза. — Тогда идем в отдел видео, — преувеличенно бодро сказала Элайза.***
В отделе видео им пришлось принять вежливо-навязчивую помощь консультантки — сами бы нужные фильмы искали долго. На просьбу показать все, где играл Том Круз, продавщица откликнулась с профессиональным энтузиазмом, сложив перед Фаустами стопку видеокассет. — «Бесконечная любовь», — Иоганн рассмотрел картинку на обложке. — Хм, может, это? — Это восемьдесят первого, если она фанатка, то видела. — Тогда возьмем себе, — решил Фауст. Элайза ахнула, взяв другую кассету: — «Человек дождя»! Мы это смотрели, помнишь? — Ага, — улыбнулся Иоганн. — Помню. Тебя тронуло до слез. — Конечно, — Элайза нежно погладила обложку кассеты. — Это же так мило. Рэймонд пел в детстве маленькому Чарли… Не сговариваясь, они оба взялись за кассету, чтобы положить ее в корзину, и их пальцы соприкоснулись. Чтобы сгладить повисшую неловкость, Фауст быстро взял следующую кассету. — Ты это пропустила, а тебе бы обязательно понравилось! — «Интервью с вампиром»? — ее глаза широко распахнулись. — Они экранизировали Энн Райс? Непременно берем! — Простите, — тихо позвала консультантка. — Если вам так нравится Том Круз, то могу предложить новинку. Только недавно вышло. Последний фильм с ним. С полок разметают, я оставила одну кассету специально для кого-то, кто был бы его фанатом. — Мы как раз ищем подарок для его фанатки, — сказал Иоганн. — Но ей пятнадцать, — насколько в случае Анны нужно соблюдать возрастные ограничения и нужно ли вообще, он сомневался, но все равно не стал бы дарить ребенку порнографию. Вроде той «Истории О», от воспоминания о которой все еще пылали уши. Продавщица заулыбалась. — Все в порядке, ей понравится. Держите, — протянутый ею фильм носил название «Миссия невыполнима: 2». Фауст искренне понадеялся, что Анна действительно его еще не видела — он до сих пор считал себя в долгу перед итако и был ей благодарен, не хотелось бы расстраивать ее ненужным подарком. — Сколько с нас? — на кассете не было ценника. — Берите так, — сказала продавщица. — В честь скорого прихода Рождества. — О, как это мило с вашей стороны, — обрадовалась Элайза. — Спасибо… фрау Майер, — прочла она имя консультантки на бейдже. За другие кассеты, впрочем, они заплатили.***
— Кто дальше… — Иоганн приобнял Элайзу, шагая вперед. — Хм… Йо? — А он что любит? — Музыку. Особенно Боба. — Тогда — в музыкальный? Еще на подходе к магазину они услышали голос Фрэнка Синатры: «Let it snow, let it snow, let it snow». Снова воспользовались услугами консультанта — на сей раз это был парень, но попросили не пластинки Боба, а нечто похожего жанра, решив, что у Йо наверняка есть все альбомы любимого певца, а новинок тот пока не выпустил. — Музыка тоже как будто стала немного другой, — сказала Элайза, послушав Beyonce. — И это ведь везде CD-диски? — Да. Они стали популярнее пластинок. — И столько поющих девушек… — Угу. Твоя бабушка возмущалась бы, да? Элайза засмеялась в кулачок. — Угу. Я переживала насчет того пеньюара, думала, что я одета, как проститутка, а, оказывается, сценические костюмы бывают откровеннее. Наверное, я выгляжу ужасной занудой. — Ты выглядишь потрясающе прекрасной юной девушкой, — твердо сказал Фауст. — Просто хорошо воспитанной, но это одно из многочисленных твоих достоинств. Так что берем? — М-м, — Элайза оглядела стопку дисков. — Может, сборник? — она взяла тот, на котором значилось «лучшие хиты 2000». — Думаю, идеально, — согласился Иоганн. Совсем рядом с музыкальным магазином был табачный отдел. — Рю! — вспомнил Фауст. — Он курит! — Разве это не вредно? — засомневалась Элайза. — Ты же врач. — Именно поэтому, как врач, я могу с уверенностью тебе заявить, что раз уж он уже курит, то лучше пусть курит качественные сигары, а не какую-то дрянь без фильтра. Никто из четы Фаустов в сигарах и сигаретах не разбирался; Элайзе нельзя было даже стоять рядом с курящими, и потому Иоганн попробовал всего раз, когда случайно застал одноклассников курящими на заднем дворе школы. Они потребовали, чтобы он молчал, и взамен предложили тоже покурить. — Жуть, как мне было тогда плохо, — весело рассказал он Элайзе. — Такая дрянь, — сейчас было смешно вспоминать, а тогда его буквально выворачивало наизнанку от кашля, глаза слезились, он уронил очки и упал на колени их искать, а мальчишки смеялись, что Фауст «падает в обморок от дыма». Об этих подробностях Иоганн умолчал, и не вспомнил бы, если бы не выбор сигар для Рю. Это не стало детской травмой; он помнил лишь те моменты детства, что были связаны с Элайзой, и лишь они повлияли на него в том или ином смысле. Все остальное — все остальные — текло мимо. Купив упаковку сигар «Davidoff», они направились дальше. — С остальными ребятами сложно, — нахмурился Фауст. — Хорохоро любит сноубординг, но у него есть сноуборд, он не будет кататься на другом, да и как-то неприлично дарить и получать такие дорогие подарки недавно знакомым, вдобавок парням. Чоколав любит смешить людей. Рен… Рен любит молоко, и, кажется, на этом его любовь к миру заканчивается. Марко любит машины. Жанна — сладости. Про остальных понятия не имею… хотя, — он напряг память, — кажется, Лайсергу нравятся детективы. Джун… она девушка, может, что-то из косметики… и Тамао тоже… Пайлон… он любит боевые искусства… — Все очень просто, — подумав, сказала Элайза. — Идем, любимый, у меня есть идеи. Через несколько часов блужданий по магазину они, довольные, счастливые и нагруженные упаковками уселись в машину. Все оказалось вправду просто: для Хорохоро купили фигурку сноубордиста, для Чоколава — набор для розыгрышей, для Марко — модельку форда, для Лайсерга — коллекционный сборник рассказов Агаты Кристи, для Пайлона — книгу о философии боевых искусств, для Джун, Тамао и Жанны — наборы косметики, каждой другой фирмы, чтобы не было ощущения, что дарители не выбирали. В книге про «Историю О» в начале героиня тоже села в машину. Дружно вспомнив об этом, Фаусты невольно переглянулись. Элайза поерзала на сидении. Спутник О. приказал ей снять трусики и ехать так… наверное, это очень смущает. И возбуждает. — Милый, та книга… Фауст сглотнул, сразу догадавшись, о какой книге речь. — Мне нужно следить за дорогой, — сказал он. — Иначе мы врежемся. Элайза прижалась лбом к оконному стеклу, остужаясь.***
Дома они разгрузили подарки, сложив их под елкой, где им и полагалось быть. Перекусили бутербродами — но Элайза давно решила, что ей пора учиться готовить, и если не сейчас — то когда же? Фауст не спорил. Он почти никогда с ней не спорил, а готовка сделала бы их еще ближе. Готовить они решили Baumkuchen — как в дань традиции предков, когда вместо Рождества и Нового года праздновали Йоль, в честь праздника в камине сжигая йольское полено. — Итак, — он сверился с рецептом в кулинарной книге, открытой на нужной странице. — Яйца, сахар, крахмал, миндальная мука, разрыхлитель, ванилин, соль, масло — для теста, абрикосовый джем — для начинки, горький шоколад и молоко — для глазури. Все есть. В тесто можем добавить рома, если хочешь. — Хочу, — раньше ей не позволялось алкоголя даже в тесте. Фауст вынул бутылку из шкафчика. Масло они заранее вынули из холодильника, чтобы оно подтаяло и стало мягким. Элайза включила духовку на двести двадцать градусов. — Теперь нужно отделить желтки от белков. — У меня ни разу не получалось нормально, — пожаловалась Элайза. — Или скорлупки в яйце остаются, или я все просто разбиваю. — Смотри, — Иоганн поставил на стол две миски и взял яйцо. Ударил по его боку тупой стороной ножа, разбивая, и аккуратно разделил скорлупу на две половинки. Элайза смотрела не на то, как он переливает содержимое из одной половинки скорлупы в другую, а на его руки, думая, какой они все-таки красивой формы, и какие у него ловкие пальцы. — Теперь ты. — Я? А… — смущенно улыбнувшись, она взяла второе яйцо — и сразу же чуть не выронила. Фауст вовремя поймал ее руки и яйцу чудом удалось уцелеть. — Вечно я так, — грустно сказала Элайза. — Ничего страшного. — Это нарушение мелкой моторики?.. — Нет, конечно. Просто ты нервничаешь. И заранее предполагаешь неудачу, так? Элайза кивнула. — Попробуй еще раз. Но не думай про каждое движение. Просто делай. — Не так уж просто не думать. — Правда? Тогда подумай, — Фауст сощурился, — о той книге. Что, если бы ты оказалась на месте О? Тогда бы ты сейчас была, — он поправил воротник, — полностью голой, только в фартуке. Черном кружевном фартуке. И я бы стоял не рядом, а сзади тебя, и… — Фауст! — вспыхнула Элайза. Картинка получилась слишком живой. — Зато получилось, — он показал на миску, где плавали идеально чистые без единой скорлупки уже два желтка. Она удивленно распахнула глаза. — И правда… — Видишь? Тебе надо думать о другом. А нам нужно четыре яйца. Еще два. Возьми следующее, — Фауст зашел за спину Элайзы, протянув ей яйцо. Зашептал на ухо, — В одном черном кружевном фартуке… и в черных туфлях на каблуке. И, может, на шее был бы тонкий браслет… колье… Вот, видишь, как хорошо? — совсем другим тоном обрадовался он, когда к желткам добавился третий. Элайза засопела — мог бы продолжать. Взяла последнее яйцо. — И так как фартук был бы завязан на талии, то он, понятно, открывал бы обзор… и доступ… и в любой момент ты могла бы ощутить касание… Отлично! Все четыре желтка оказались в миске. Фауст отступил от Элайзы, от чего она испытала разочарование. — Ночью я тебе отомщу, — пообещала она. — Конечно, дорогая. Та-ак, белки нужно убрать в холодильник, — взяв миску, он переставил ее охлаждаться. Взял миску побольше и снова встал позади жены. — А сюда нужно добавить масло, полстакана сахара и ваниль. И взбить миксером, добавляя желтки. Приступай. Я буду тебя страховать. — Я что, совсем безрукая? — возмутилась Элайза. — Нет, но ты учишься. — Можно подумать, ты специалист в выпечке тортов. — Нет, я теоретик… о, смотри, когда ты сердишься, тоже думаешь о другом и выходит хорошо. Он был прав — масляная масса выглядела так, как нужно. Элайза издала смешок. — А теперь нужно просеять муку с разрыхлителем и крахмалом. С этим она могла справиться и без отвлечений — ничего сложного, всего лишь потрясти ситом. Всыпать муку в масло с сахаром тоже было легко, как и замесить тесто. Пока она это делала, Фауст взбил белки в миксере. Передал белковую массу ей, чтобы добавила к смеси вместе с ромом. Тесту полагалось постоять пятнадцать минут. Иоганн засек время. Они присели рядом на край стола. — Коврики для выпечки и трубка для коржей, — сказал Фауст тоном хирурга, перечисляющего инструментарий. — Пекарская бумага, форма и кондитерская кисточка. — Все есть. Слушай, — спросила Элайза, — а то, что ты говорил про черный фартук… Он мгновенно покраснел; это всегда ее смешило. Светлая кожа располагает к румянцу, ничего удивительного, но выглядело это забавно. — Это просто потому, что черный эстетически гармонирует с цветом твоих волос! — выпалил Иоганн. — Это не какая-то моя фантазия! — Ну почему же? Ты в одном черном фартуке, между прочим, тоже смотрелся бы неплохо. Или даже очень хорошо бы смотрелся. Только не в кружевном. — Мы должны готовить, — напомнил ей Фауст. — Если нам сорвет крышу, тесто испортится. Не то чтобы мне было жалко… — Нет, — сказала Элайза, — мы уже начали. Что дальше? — Выложить в форму на коврик, распределить равномерно и выпекать. — Долго? — От пяти до пятнадцати минут, смотря какая у нас духовка. Зарумянится — тогда хорошо. Зарумянился корж через десять минут. Вынул его Фауст сам, боясь позволять жене рисковать обжечься, и боясь, что она обидится на такую чрезмерную опеку, но Элайза как раз отвлеклась на джем и ничего не заметила. Готовый корж она сама обмазала джемом, и сама же обернула вокруг трубки. Следующие коржи они делали так же, и в итоге получился рулет. Обернув его в пекарскую бумагу, вместе они поставили его на два стакана, так, чтобы он завис в воздухе и остывал, не касаясь стола. — А теперь глазурь! Моя любимая часть торта, — засмеялся Фауст. — И моя, — согласилась Элайза, ставя кастрюлю на огонь. Когда вода в ней закипела, поставила сверху кастрюльку поменьше — с разломанным на кусочки черным шоколадом. В микроволновке было бы проще и быстрее, но ей нравилось делать это руками, и это было единственным, что она хорошо умела готовить — кроме нарезки бутербродов. Было что-то неописуемо прекрасное в том, чтобы перемешивать шоколад, наблюдая, как из кусочков он превращается в густую жидкую массу, тая и растекаясь по кастрюльке. В готовый шоколад она долила молока и перемешала. — Последний штрих, — Иоганн нежно улыбнулся. Рулет следовало бережно снять с трубки, разрезать на две части и поставить вертикально. Элайза смазала глазурью боковинки, заодно присыпав измельченными орехами, и вместе они торжественно отправили Baumkuchen в холодильник. — Будет застывать час, — сказала Элайза. — Час? — Фауст глянул на часы. — Думаю, мы успеем. Прости, я… — Я тоже, — она потянула его к себе, отступая к свободному от посуды второму столу. — Я тоже тебя хочу. Безумно хочу… и так тебя люблю… Иоганна затрясло от желания. Он усадил ее на стол, потянулся к краю ее юбки — и вспомнил. — А тебе можно? Ты же все еще… У тебя все еще… — Если тебя это смущает… — Меня не смущает ничего, что связано с твоим телом, — уверенно сказал Фауст. — Ты идеальна. Ты лучшая, — говоря, он торопливо раздевал ее и раздевался сам. — Никогда не стесняйся меня, ладно? — Как говорил Фрейд… Что говорил Фрейд, Иоганн не узнал, закрыв ее рот поцелуем. Элайза обвила ногами его талию, зажмурилась — когда она ничего не видела, ощущения правда были ярче. Ощущения его внутри, того, как он заполняет ее, двигаясь быстрее и проникая глубже, как его руки то гладят ее по спине, то ласкают грудь, то сжимают бедра, как его губы перемещаются от ее шеи к губам и обратно, как он прихватывает зубами кожу на ключицах… Открыв глаза, Элайза увидела потемневший и безумный взгляд Фауста. — Я… сейчас… Она откинула голову назад. По всему телу прошла дрожь. Иоганн уткнулся носом в ее плечо. — Есть еще время? — спросил он. Элайза посмотрела на часы. — Полно. — Так уж и полно… — Мы поедим торта и продолжим, — пообещала она. — Ночью — продолжим. Тем более, мне действительно хочется что-то попробовать. — Интригуешь? — Именно. И правда, к чему стесняться? Кого стесняться? Если на свете существовали вторые половинки, то со своей половинкой Элайза прямо сейчас соединялась.