«Дорогая Эстер,
Пожалуйста, не игнорируй мои письма. Я точно знаю, что ты читаешь каждое из них, но не желаешь отвечать. Это глупо. Это жестоко по отношению ко мне. Объясни свой внезапный отъезд. Если дело в пропаже брата, то возвращайся в семейное гнездо. Здесь тебе станет легче. Если же во всем виноват твой подростковый максимализм, когда каждая мелкая проблема кажется настоящей трагедией катастрофой, то взгляни на ситуацию здраво. Тебе всего 19. Подумай о том, что сказала бы мать.
С любовью, отец.»
«Милая моя Эстер,
Наслышан о твоем фееричном выпуске (если можно так назвать) из Академии. Не желаю комментировать произошедшее. Полагаю, ты сбежала из Венеции, побоявшись гнева Ворона?.. Спешу заверить, он тебя не тронет, потому не глупи и вернись в Кроухолл, пока не попала в беду.
С надеждой на твое благоразумие, отец.»
«Эстер,
У меня плохое предчувствие. Не понимаю, по каким причинам ты игнорируешь мои письма, но знай, что ты в опасности. В Венеции что-то происходит, и Ковен старается скрыть это. Пока не стало поздно, дочь, покинь Россию. Брось задуманное. Расследование нашей семейной Трагедии заведет тебя в лучшем случае в тупик. Не повторяй ошибок своей матери.
Александр Кроу.»
«Э.
Они добрались до тебя. Времени мало. У тебя еще есть шанс спастись. Князь Островский держит в своей спальне зеркало. Добудь его. Днвн.Мтр. и ее письма сожги! И не смей появляться в Венеции. Шипы прорастают слишком быстро, а прошлое подбирается все ближе. На этот раз Трагедия настигнет нас раньше.
Береги себя.
А. К.»
«(слово смазано)
Ты следующая. Постарайся дожить до рассвета.
(слово закапано кровью)»
Из писем, спрятанных на дне ящика в тайной комнате в Кроухолле.
***
В ночь Трагедии
Эстер могла бы сказать, что мечтала преподавать в Академии, работать бок о бок с Санторо, изучать историю возникновения каждого проклятия и не бояться однажды столкнуться с ними. А еще Эстер могла бы не лгать и высказать Ворону всё, что думает о нем и о Ковене в целом, могла махнуть рукой и уехать из Венеции, вернувшись к исследованиям и расследованиям. Но вместо этого молча выслушала Верховного Ведьмака, покивала пару раз, сложила руки на коленях, как примерная ведьма, а когда Ворон ушел, сославшись на чрезвычайную ситуацию, Санторо шумно выдохнула. Голова ее опустилась на вспотевшие ладони, плечи дрогнули.
— Теперь ты все знаешь, — едва слышно пробормотала ректор, не поднимая глаз. Эстер не двигалась, ждала, что Санторо скажет еще что-то, но та лишь устало махнула рукой в сторону двери, — Отдохни. Бегать по переулкам Венеции, должно быть, тяжело. Особенно за день до Трагедии.
Спрашивать о том, откуда женщина прознала о посещении Гейта было глупо. Самым очевидным казался вариант с Вивьен, которая, по ее же словам, часто виделась с Санторо и еще чаще обменивалась с ней письмами. Эстер ненароком вспомнилась записка, найденная в кабинете Мадлен Бьянки. О преподавательнице пока тоже рано расспрашиваться: Санторо обеспокоена больше обычного, а Эстер вымотана и напугана не меньше. Что ж, если слова Ворона верны, то она — одна из следующих жертв. Одна из будущих похищенных. Одна из тех, кто может стать сомнамбулой.
По спине пробежала волна боли, стрельнувшая под ключицами. Фамильяр опустил голову на грудь, стараясь унять жжение, но шипы царапали его холодные чешуйки, и Эстер поспешила уйти. Прощаться никто не решился. Санторо — потому что сосредоточилась на золотом предмете в руке, углубившись в свои мысли, а Эстер — потому что боялась, что прощание может стать последним. Все же, не зря эта ночь зовется Ночью Трагедии. Ночью
ее Трагедии.
Из кабинета она выходила в разрозненных чувствах. Ее поглощал страх, но в то же время одолевало странное облегчение. Сердце стучало от волнения, а ноги подкашивались от усталости. Фамильяр говорил о чем-то, но Эстер не улавливала сути. В какой-то момент Цербер просто затих и оставил ее наедине с тишиной. Пустота в голове приятно тянула вниз. Даже сквозняк, трепавший подол платья и забиравшийся по ногам, теперь не морозил кожу, а приятно остужал, оставляя после себя иллюзорную влагу, будто ведьма посидела вечером в траве. Эстер хотелось упасть в мягкий снег, покрытый тонкой коркой льда, оставив горячую боль там. Хотелось встать босиком под проливным дождем, чтобы вода поскорее смыла с нее грязь и следы проклятия, расползавшегося по шее и груди терновыми ветвями, проникая в кровь. Хотелось лечь обнаженной на каменные плиты, ощутив под лопатками неровную поверхность и сколы. Но сейчас Эстер могла только открыть глаза, пообещав самой себе справиться со всем и сбежать куда-нибудь далеко. Оставить здесь прошлое вместе с грудой воспоминаний и страхов. Сбросить всё это, наконец вдохнуть полной грудью, не боясь ощутить в легких дым от костров.
В приемной секретарь Маттео Ремо устало улыбнулся, поднимаясь из-за стола.
— Проводить вас до комнаты?
— Буду благодарна, — голос прозвучал тихо, как-то хрипло, хотя в горле Эстер не чувствовала першения. Она решила, что подумает обо всём позже: когда страхи растворятся в огне решимости, а монстры спрячутся от солнечного света.
Маттео кивнул, неторопливо подойдя к Эстер. В полумраке его лицо казалось смуглым, а волосы темными, хотя еще днем пряди отливали светло-каштановым, а на носу, щеках и лбу выделялись веснушки. Ведьма постаралась провести параллель, найти схожесть во внешности секретаря и брата, но тут же оборвала поток мыслей, тряхнув головой. Она обещала не цепляться за сломанное прошлое. Обещала Тадеушу. И себе тоже. Пора было осознать настоящее и жить в нем, а не в сожалениях. Где-то внутри подняла волна одобрения, и Эстер почувствовала прилив сил и уверенности.
— Позвольте, — Маттео протянул руки, предлагая забрать стопку тонких книжек и бумажек, заботливо сшитых плотными нитями. Ведьма не без облегчения передала их секретарю, поправив лямку сумки, — Что ж, прошу за мной.
Он вышел, а Эстер, замявшись, мельком коснулась с наружной стороны дна сумки, а когда не ощутила упирающегося в него острого конца зеркала, то задержала дыхание. Она уже собиралась открыть и проверить, на месте ли оно, но Маттео обернулся, задержавшись в проёме. Плечом подпирая дверь, он глянул на Эстер так, как смотрят обычно на животных, которых принесли с улицы дети. Вроде и дома не нужны, а вроде и выбросить жалко. Эстер от этого взгляда передернуло, и она поторопилась растянуть губы в улыбке и догнать Маттео.
Дорога в памяти ощущалась как лабиринт из одинаковых каменных стен вперемешку с окнами. Поворот за поворотом, лестничный пролет за лестничным пролетом, но в какой-то момент ведьма перестала узнать места. Наверное, потому что в преподавательском крыле она никогда не бывала. Поводов не находилось. Зато секретарь Ремо чувствовал себя как рыба в воде. Первую половину дороги он молчал, видимо, давая Эстер время смириться с реальностью, но когда они медленными шагами миновали какой-то по счету этаж, то окликнул спутницу, остановившись посреди коридора. Взгляд его бегал по лицу ведьмы, словно выискивая что-то среди заживающих ран.
— Предпочтете северное или западное крыло?
Эстер пожала плечами, настороженно глянув через плечо Маттео. Темнота, распластавшаяся по стенам, ощущалась живой и вполне осязаемой. Но она не должна была пугать. По крайней мере Эстер убеждала в этом своего внутреннего ребенка, который уже видел, как из мрака выползает
что-то.
— А есть разница?
— Западное крыло более... жилое? Почти все преподаватели находятся там. Северное ничем не отличается внешне, но там только двое сейчас остались.
— Остались? — прицепилась к формулировке Эстер, заглядывая в глаза Маттео. Тот поторопился исправиться:
— После того, как Франческу Санторо назначили ректором, многие из тогдашних преподавателей ушли на заслуженный отдых. А вот новых так и не нашли, — голос его не дрожал. Звучал чётко и мерно. Не высоко и не низко. Не тихо и не громко. Взгляд его не бегал, руки не метались по телу, ища поддержки. Если бы внутри, где-то рядом с сердцем, не зародилось странное липкое чувство, то Эстер бы даже поверила. Спокойно бы выдохнула и отправилась спать. Но чужая ложь скользила по горлу, шумела в ушах, оставляла отпечатки в голове. — Вы не переживайте. На комнатах Ворон и его ведающие ставили защиту, маячки какие-то. Так что в Академии вам опасность не грозит.
Эстер чуть не усмехнулась. Кому-кому, а Ворону она доверится в последнюю очередь. А это значило, что охраной жилища придётся заниматься самой. Маттео тем временем замолчал, смотря на Эстер как-то жалостливо и виновато, но мягкая улыбка не спадала с губ. Темнота в отдалении коридора шелохнулась, зашаркала по деревянному полу. Ведьма и секретарь одновременно обернулись в сторону Северного крыла, уставившись в густой мрак. Звук, напомнивший шаги, стих, растворившись в скрипе открывшихся дверей. Эстер и Маттео поймали взгляды друг друга: настороженные, испуганные. Она уже собиралась спросить, кто стал свидетелем их разговора, ведь секретарь, кажется, понял, но он резко повернулся к северному крылу и зашагал прочь. Эстер нахмурилась и мысленно спросила у фамильяра, что произошло. Тот пожал плечами — ведьма этого не видела, да и плеч у Цербера не было, но ощущения, которые зарождались в её восприятии, сравнимы с визуальной картиной. Так и не решившись окликнуть незнакомца из тени, Эстер почти бегом преодолела коридор, едва не влетев в спину Маттео. Секретарь молча поставил стопку книг и бумаг на пол, вынул из кармана пиджака связку ключей. Ведьма ловила каждое его движение, боясь, что металлом сверкнет в полумраке лезвие.
Щёлкнул зам
ок. В вечерней тишине жилого этажа он ударил по слуху сильнее ожидаемого. Эстер не вздрогнула лишь потому, что боль и усталость заставили тело окаменеть. За последние трое суток она уже столько раз в истерике оседала на пол, прижимая ладони к лицу, столько раз оборачивалась, замечая мелькнувшую за спиной тень, столько раз зажимала рот, не давая крику прорезать грудь, ударив по разбитым губам. Эстер устала пугаться. Она сжала кулак за спиной, пропуская через плечо, через предплечье и запястье магию, струящуюся будто по крови. Но лезвие не сверкнуло. Только дверь отворилась, приветливо шаркнув по ковру. Маттео театрально склонился и в пригласительном жесте указал в сторону комнаты. Уже в проходе Эстер остановилась, чтобы заглянуть в поблескивающие зрачки секретаря. Темнота вокруг больше не казалась враждебной, а маленький нож со сломанной рукоять приятно оттягивал внутренний карман плаща. Бесполезный, затупившийся нож, который Эстер даже в руки брать брезговала. Ведьма не стала касаться его, чтобы убедиться, что сможет вовремя вытащить в случае опасности. Они с Маттео стояли друг напротив друга, и любое движение тут же бросится в глаза. Она прищурилась и прислушалась к натянутой от шеи до низа живота нити, что не давала сгорбиться и вдохнуть полной грудью.
— От кого вы пытаетесь меня спрятать?
Маттео удивленно вскинул брови, но небольшие морщинки над переносицей говорили о том, что удивление было наигранным. Как и широкая дружелюбная улыбка. Эстер слегка замутило, но она заставила расплывающиеся очертания встать на места и замереть. Не позволяя страху даже приблизиться к ней, ведьма напряглась, ощутив под ногами твердую опору. Пол под ней не раскачивался, и ладно.
— В Академии уши Ковена? — Эстер хотела сделать еще шаг к секретарю, но тогда им пришлось бы прижаться друг к другу, а раны ее не зажили до конца. — Или вам известно о том, кто обратил ведающих в сомнамбул?
— С чего такие выводы? — обманчиво легко спросил Маттео, пряча руки за спиной, словно боясь, что Эстер схватит его. А ведь она могла. Вцепиться мертвой хваткой, лишь бы спасти себя. Но сейчас она выжидала, замерев и пытаясь дышать как можно тише.
— Вы вели меня через обходные пути. Не по главному холлу, откуда до парадной лестницы рукой подать, а по застеночному коридору, которым почти никто не пользуется. Вы предпочли пройти по круговой лестнице, расположенной сбоку основного здания, и пройти целое южное крыло, чтобы добраться до жилых комнат. Для чего? — Маттео резко выдохнул. Он неотрывно смотрел на Эстер все это время, а сейчас вдруг обернулся в сторону, где раньше слышен был шаркающий звук. — А еще вы опасаетесь кого-то, потому чт...
— Через четверть часа пробьет полночь, — оборвал ее секретарь, поднимая с пола стопку документов и книг, и, всучив их Эстер, усмехнулся: — Советую лечь пораньше. Завтра намечается сложный день, леди Кроу. Ключ можете забрать завтра в приемной.
И захлопнул дверь прямо перед ведьмой, оставив ее в незнакомой комнате одну. Она все ждала, когда в замочной скважине щелкнет ключ, и Маттео запрет ее, чтобы не лазала где попало. Но коридор сонно молчал. Даже отдаляющихся шагов не слыхать. Эстер очень сомневалась в том, что стены здесь настолько толстые, чтобы скрыть стук каблуков секретаря. Она нашарила взглядом тумбу и бросила на нее документы с книгами. Те опасливо накренились и стали торопливо наклоняться в сторону вазы с какими-то цветами. Но Эстер уже не обращала внимания. Она подскочила к двери, схватила круглую ручку. Пальцами провела по слабенькому внутреннему замк
у-защелке.
«Если кто-то станет ломиться, то ему не составит труда просто вырвать замок» — промелькнула тревожная мысль.
Эстер толкнула дверь слабо, заглядывая в образовавшуюся щели. Она ожидала встретиться с темнотой ночного коридора, но натолкнулась на изучающий, грозный взгляд Маттео Ремо. Сердце замерло на миг, не понимая, биться ему в бешеном темпе, чтобы кровь прилила к омертвевшим пальцам, или остановиться на пару минут, дав мозгу осознать происходящее, не отвлекаясь на ноющую в груди боль. Секретарь слегка потянул дверь в сторону, давая ей открыться больше, склонился так низко, что кончики его волос щекотнули ухо ведьмы. Эстер успела только приоткрыть рот, чтобы вдохнуть, но горячий воздух и запах чужого одеколона, вперемешку с общим напряжением и страхом застряли в горле.
— Постарайтесь проснуться вовремя, — шепнул Маттео, положив свою горячую ладонь поверх ладони Эстер, застывшей на ручке двери. — И смените замк
и. А то мало ли, у кого
еще есть ключ.
Несколько минут назад Эстер уверяла себя, что может защититься в случае опасности. Напоминала самой себе, что помимо магии в ее рукавах полно козырей. Знала, что тени отступили. Но сейчас она застыла, подобно древнему изваянию, распахнув глаза и не представляя как поступить. По ее телу прошла нервная дрожь. Из губ вырвался рваный выдох, сопровождаемый каким-то жалким скулежом. Мышцы будто парализовало. Впервые Эстер не могла сознанием дотянуться до туловища и подчинить его.
Может, именно через это и проходили те, кто стал сомнамбулами? Вдруг их тела также находились в чьей-то власти, а сознание бешено билось о череп, разрывая голову на части?
Маттео взял ее за вторую руку, висящую вдоль туловища подобно палке, что-то вложил в нее и надавил на кость на запястье. Кулак непроизвольно сжался, да так крепко, что ногти впились в кожу, причиняя боль. Эстер чувствовала ее, но не могла разжать пальцы, не могла отстраниться. Натянутые нити, за которые дергал кукловод, грозили порваться. Сердце несмело ударило под коленями, в животе, в затылке и в висках. Одновременно везде.
— Не приближайся к аудитории Мадлен Бьянки, если надеешься дожить до своего первого рабочего дня.
Эстер не поняла толком, когда ушел Маттео. Просто в какой-то момент она осознала, что слышит истошные вопли фамильяра, но глухо, будто из-под глади воды. Сама она сидела на полу, все еще держась одной рукой за дверь, а другой сжимая что-то острое и шуршавшее. Взгляд ее упирался в клубящийся вдали мрак, откуда на нее с нескрываемым ужасом пялились уродливые фигуры, старавшиеся принять более-менее человеческий облик, неестественно изгибаясь. Кажется, Эстер перепугала их куда больше, чем они пугали раньше ее.
— Очнись, ведьма! — шипел Цербер. Слова его теперь звучали четко и понятно. —
Приди в себя. Проснись.
— Я здесь, — неуверенно ответила Эстер, стараясь вернуть контроль над телом. Несколько секунд она пыталась вспомнить, что только что произошло, а потом память прошибло голосом Маттео Ремо. Его расплывчатыми предупреждениями. Или угрозами? — Что это было?
— Он как-то на тебя воздействовал! — тревожно метался перед ней Змей, —
Я никак не мог достучаться. Перепугала.
— Знал бы ты, как я оцепенела от... Это не страх, — вынесла она вердикт. —
Неужели магия? Подчинение?
— В Академии, где преподавателей прокляли и превратили в сомнамбул, я ничему не удивлюсь, — бурчал фамильяр, извиваясь и поблескивая изумрудной чешуей.
— Держимся от этого секретаришки подальше.
Эстер прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. На всякий случай сжала кулак и разжала его. Убедилась, что тело снова подвластно ей. В ладони зашуршал какой-то обрывок листа. Едва Эстер посмотрела на то, что Маттео передал ей, как позади послышался звук съехавшей по бумаге бумаги, а потом со звоном на пол рухнула ваза. Почти свежие цвета разметались по дереву, лепестки затерялись на ковре. Осколки полетели во все стороны, вода просачивалась в щели. В лужах лежало несколько книг и документов.
— Дурной знак, — констатировал фамильяр.
— Разбитая ваза? — уточнила Эстер.
— Почти свежие цветы в комнате, которая, по словам этого секретаря, нежилая.
Убираться сил не было. Да и ночь Трагедии близилась. Часовая и минутная стрелка готовы были сойтись на двенадцати. Эстер сняла плащ, кинув его на спинку стула. Сапогом смахнула осколки под тумбу, цветы растоптала. Намокшие книги и документы кинула на подоконник, а в лужу полетела какая-то ветошь, вытащенная из недр шкафа. Усталость и пережитый спектр эмоций долбили по вискам. Эстер опустилась поперек кровати, свесив ноги и закрыв глаза. Веки горели, ресницы дрожали.
— Почему ночь Трагедии? — спросил Цербер, укладываясь рядом.
— В эту ночь пропала мама. Когда инквизиция вместе с Триумвиратом Ковена подавили восстание ведающих, она вернулась домой, закрылась в комнате и долго плакала. Отец отправил нас с Тадди спать. А на утро мы узнали, что мамы нет. Ее, конечно, искали, но так ничего и не выяснили. Через три года в ту же ночь у отца случился первый приступ. А пять лет назад тогда же из Академии пропал без вести мой брат. Странно, что со мной до сих пор ничего не случилось.
— Поэтому мы с тобой стащили то зерка...
— Нет, — отрезала Эстер, перевернувшись на правый бок. Волосы болезненно натянулись, прижатые телом к матрасу, — Не только поэтому.
Цербер замолчал, оставив мысли ведьмы в прохладном беспамятстве.
Эстер лежала, не понимая, спит она или просто глубоко задумалась. В какой-то момент ощущения реальности отдалились настолько, что пропали вовсе. Прохладная постель не жалила разгоряченную кожу, боль в теле притупилась, сердцебиение выровнялось. Забылись пережитые за последние годы страхи, отступили переживания, не отпускавшие ее с момента получения письма от Санторо. Сон, впервые такой спокойный, хоть и неглубокий, поглотил Эстер, накрыв чем-то вроде плотного одеяла и спрятав от мира. Перед глазами мелькал нечеткий образ; Эстер сквозь дымчатые облака под веками не могла определить, мужчина перед ней или женщина. Он казался отдаленно знакомым. Подходил к ней медленно, плывя по пространству. Он что-то говорил. Что-то пытался донести до нее. Но Эстер не понимала. Она лишь глубже проваливалась в кошмар, не ощущая, как сознание несет к краю сновидения, как выталкивает с качающейся лодки в ледяную воду.
Эстер перевернулась на левый бок, схватив подушку. На правый. Снова на левый. Ей казалось, что по подоконнику стучали крупные капли дождя. Но потом звук превратился в удары. Удары кулаком. По двери. По деревянной двери. По
ее двери. Ведьма вскочила, едва не свалившись с кровати. Цербера рядом не оказалось. Мысленно она позвала фамильяра, вот только тот не откликнулся. Внутри между ребрами, к самым легким проросли сосульки. Эстер в пару шагов преодолела расстояние между постелью и дверью. Под ступнями хрустнули осколки разбитой вазы, но Эстер не замечала боли, кровавых следов, оставшихся на ворсе ковра и на дереве пола. Ведьма замерла у двери, приложив к ней ухо.
Ничего.
Даже сквозняка, что любил завывать в северном крыле. Только дыхание Эстер, скрипящее в груди, врывалось в ночное молчание. Ведьма готова была в любой момент отскочить к столу, схватить первое, что попадет под руку, и защищаться. Время шло, но ничего не происходило. В какой-то миг показалось, что взошло солнце, ведь Эстер смогла различать очертания предметов, но стоило обернуться к окну, как стало ясно: глаза просто привыкли. Над горизонтом чернела мгла, и едва ли рассвет сумеет преодолеть чернильную завесу.
Тук. Тук. Тук
Так могло бы стучать сердце, если бы оно не замерло в испуганном ожидании. Или маятник часов, что нещадно бился об стенки, отмеряя за часом час. На крайний случай это мог стучать дождь, решивший-таки залить Венецию до зимы. Но звук в ушах был лишь повторением звука, разбудившего Эстер. Словно в ее черепе было настолько пусто, что эху некуда деваться.
Тук. Тук. Тук
Звучало глубоко в груди. Эстер зацепилась за этот звук, заставила его стать громче. Это не ее очередной кошмар, в котором каждое действие заведомо неправильное. Это реальность. В которой можно одержать победу. В которой был шанс обнажить лезвие раньше, чем на горле затянется петля. Эстер быстро оглядела комнату; на полу, около ножки комода, лежал особо крупный кусок стекла, бывшего частью вазы. Она взяла его, сжала, не обращая внимания на то, что могла повредить ладонь. В кожу уперлись острые края, крошась прямо под пальцами.
Ведьма без раздумий, отперла зам
ок одной рукой, толкнула дверь ногой, надеясь, что если за ней кто-то и стоит, то это заставит его отпрыгнуть. Фора ей ой как пригодится. Перед лицом до сих пор нечетко выстраивались очертания мира, словно глаза Эстер были наполнены слезами. Тело покачивалось, стараясь устоять на подкашивающихся ногах, дыхание сбивалось, оседало в горле неприятным, железным осадком.
Темнота коридора одиноко притаилась по углам. Эстер опасливо шагнула вперед, вглядываясь в длинный проход, ведущий в тупик. Под босой стопой она почувствовала шероховатый пергамент. Опустила голову. На полу лежал конверт, не запечатанный, без подписи. Возможно, окажись рядом Цербер, он бы ударил ее по рукам. Брать незнакомые предметы, когда на тебя вскоре откроют охоту, если еще не сделали этого, просто абсурдно. Начиная от проклятий, которые на них могли наложить, заканчивая обыкновенным отвлекающим маневром. Сейчас к глупой ведьме, что бесстрашно открыла дверь в неизвестность, так легко подобраться сзади, схватить за горло, прижать к стене. Эстер тряхнула головой, отгоняя голодные страхи.
Первое, что бросилось в глаза, когда она все же осмотрела конверт, повертев его со всех сторон, — странное пятно в левом углу. Эстер заперла за собой дверь и подошла ближе к окну. Щелкнула пальцами, и на подоконнике засветился розоватым кристалл. Вместо пятна на бумаге определенно должен был быть знак. Может, символ семьи или организации? Но отправитель позаботился, затерев его и залив чем-то коричневатым. Эстер цокнула языком, разочарованно оглядывая единственную улику. В конверте оказалось письмо. Сложенное пополам, смятое и рваное по краям. Хуже выглядела только дипломная работа Эстер, которую та уронила в мангал, закопала под снег, скинула с крыши, а потом, разрезав пятьдесят листов на мелкие кусочки, отправила их в коробке Ворону.
— Цербер? — фамильяр не отзывался. Эстер хотелось думать, что все дело в том, что они оба истощены и магически, и морально. А ведьма еще не оправилась от проклятия и падения с третьего этажа. Наверное, ее мысли просто не могли сформироваться в полноценный зов, в потому Змей не слышал.
Ну, не судьба. Эстер развернула письмо, всматриваясь в ровный почерк.
«Чем тебе так не понравилась Россия, милая Эстер?
Неужели тебя совсем не пугают тени, следующие по пятам, прячущиеся за спиной? Они слышат каждый твой вздох и несут мне каждое твое слово. Я знаю, когда ты в страхе оборачиваешь, когда по привычке тянешься за сломанным ножом или сплетаешь очередное заклинания. И ведь не только тени внимательно наблюдают, Эстер. Мои глаза повсюду. Мои руки способны дотянуться до твоей шеи.
Если все еще не поняла, что возвращение в Венецию станет новой, уже четвертой Трагедией, то дам подсказку. Предостерегу глупую ведьму от непоправимых ошибок. Тебе не понять, кто друг, а кто — враг. Можешь срывать маски, а можешь прятаться под ними. Можешь довериться тем, кто, казалось бы, на твоей стороне. Но это не спасет. Ни от меня, ни от судьбы, что уготована бедной Эстер Кроу.
Буду надеяться, тебе хватило этих предупреждений. В ином случае ты на своей шкуре узнаешь, какая судьба постигла Элеанору и всех остальных, посмевших встать на моем пути.
Помни, что сбежать от собственной тени невозможно, Э.К.
(подпись походила на перечеркнутую букву V)».
Стоило Эстер дочитать последние строки, как письмо в ее руках вспыхнуло. Белый огонь обжег пальцы, оставляя на коже красные пятна. Ослепленная, ведьма отступила, принимая поражение. Она допустила ошибку, и поплатилась за это. Из года в год, изо дня в день в головы студентов настойчиво вдалбливали правила безопасности при работе с проклятиями и предметами, которые таковые могут нести. Одним из самых важных было именно правило, запрещавшее брать голыми руками вещи, в чистоте которых ведающие не уверены. Но то ли сыграл фактор пережитого страха со смесью недосыпа и яда, до сих пор плескавшегося в крови, то ли Эстер уже до такой степени отчаялась обрести покой, что готова была и на упокоение.
Цербер так и не появился. Это не могло не настораживать, но впервые за месяц в голове ведьмы стало необъяснимо пусто. Раньше она металась от одной тревожной мысли к другой, а сейчас в черепе остался только ветер, стучащих по барабанным перепонкам. Эстер закрыла глаза, отдавая себя в руки холодной расчетливости. Воспоминания становились все чётче, с кожи сбегали мурашки, дыхание восстанавливалось, больше не сдавливая тисками грудь. Эстер точно не знала, что отрезвило её, — обожженные руки или усталость от постоянного страха и побега от прошлого — но сейчас она как никогда раньше готова была бороться. Это странно чувство решительности, готовности выгрызать себе путь завораживали, затягивали узлы внизу живота.
Эстер подошла к окну, теперь уже без ужаса всматриваясь в темноту ночи. Тени прыгали то тут, то там, но они такие далёкие, такие маленькие, что стало смешно. Неужели их ведьма боялась столько времени? Дрожащих на ветру веточек, разбегающихся во всё стороны, стоило рядом проскользнуть лучику от бледного света Луны. Эстер приложила руку к ключице. Что-то медленно билось под костью, почти неощутимая вибрация. Проклятие затухало. Ведьма облегчённо выдохнула и наскоро стянула с себя одежду. Босые ноги мёрзли на полу, но такая малость на фоне всего состояние была сущим пустяком.
— Рад видеть, что моя Эстер вернулась, — Цербер лежал на подушке, сверкая жёлтыми глазами. Хитро так сверкая. Понимающе. Эстер лишь коротко ему улыбнулась, отмахиваясь.
— Пора возвращаться в реальность.
— Давно пора. Есть мысли насчёт происходящего?
— Очевидно, мне здесь не рады. — Эстер подошла к кровати, перебирая подушки, поднимая плед и простыни. — Но письмо не связывает предупреждения с сомнамбулами, о которых, к слову, нам надо узнать побольше.
Эстер опускается на колени, заглядывая под кровать. Чьи-то глазницы удивлённо уставились на неё, но существо тут же ускакало прочь, размахивая длинным хвостом.
— Что ты ищешь?
— Помнишь, когда Маттео предупреждал меня об опасности, он передал какую-то бумажку. Я засунула, держа её в руке. Надо бы найти. Вдруг там ещё одна подсказка.
— Или угроза.
Эстер качнула головой, поднимаясь на ноги. Покрутилась вокруг себя, но на полу кроме бардака из пролитой воды, растоптанных цветов и осколков около двери ничего не было. Ведьма глянула на фамильяра, а тот, подняв хвост, подтолкнул обрывок пергамента к ней.
— Ах ты, хитрая морда.
— Оберегал твою психику от новой истерики. Мало ли, после проклятие не пришла бы в себя.
Злиться Эстер не стала. Забралась на постель, пряча замёрзшие ноги в складках пледа. Облизнув пересохшие губы, ведьма размотала сложенную в рулончик бумажку и стала всматриваться в буквы. Темно. Почти ничего не видно. Пришлось щёлкнуть пальцами и зашипеть от боли, когда потревоженные ожоги загорелись под ногтями. Зато кристалл около кровати вспыхнул мягким синеватым оттенком. Вопреки ожиданиям Эстер, угроз в послании не оказалось. Только три слова. «Betrayal. Consequences. Epiphany».
Эстер непонимающе уставилась на буквы, которые в её голове не соединялись в полноценную подсказку. Незнакомые символы ощущались опасно. Терпко. Ведьма посмотрела на фамильяра, устроившего у ее колен.
— Предательство. Последствия. Момент прозрения.
— И что же Маттео хотел этим сказать?
Цербер пожал невидимыми плечами (Эстер точно знала, что именно такое действие скрывалось за качавшейся головой) и свернулся клубком, засыпая. Помощь на этом закончилась. Дальше разбираться придётся самой. Но Эстер нравилось чувствовать близость новой загадки, что щекотала ее шею длинными когтями. Нравилось знать, что она способна ее разгадать. Главное заранее договориться с Госпожой Судьбой о цене.
Поздняя венецианская осень отыгрывалась на последнем месяце по полной. Неестественно холодно было на улице днем, когда из-за туч солнцу удавалось вырваться на час. А затем крохи тепла срывал с пожухлых листьев ветер. Небо все чаще хмурилось, а дожди неустанно колотили по дорогам и крышам. Ночь выбиралась на улицы, таща за собой шлейф из инея, мороси и беспроглядного мрака. Так холодно в Академии обычно было посреди зимы, когда нерадивые студенты высовывались из окон, набирая снег и бросая в сокурсников. Они всегда забывали закрыть их, и тогда метель врывалась в коридоры и аудитории, разбрасывая по полу листы и перья. Но сейчас ледяные стены будто сужались, обдавая дыханием щеки.
Эстер шла к знакомому кабинету в рубашке, накинутой поверх перевязанного бинтами торса, в сапогах на босую ногу и с растрёпанными волосами. В лучшем виде ей перед начальницей уже не предстать. Во время обучения Эстер вместе с Тадди и еще двумя ребятами с другого курса отправились на поиски болотных чудовищ, но по возвращении сами таковыми стали.
Сколько бы Эстер не уверяла саму себя в том, что последние два года в Академии стали точкой отсчета к разрушению ее судьбы, они тем не менее были самыми яркими, задержавшимися в памяти, оставившими отпечаток на мыслях и характере ведьмы.
Они с Тадди росли в семье великих ведающих, и их будущее предрекали еще до их рождения. С юных лет Эстер была окружена магией, ее нежными прикосновениями и жестокими ударами. Она проводила дни под палящим солнцем в саду, прячась под раскидистыми деревьями и засыпая на скрипящих качелях на коленях матери. Она внимательно слушала, как перекликались в небе в
ороны, как Батшеба напевала что-то на незнакомом языке, расчесывая ей волосы, как порой читает вслух мама, сидя на полу у камина. Стены Кроухолла виделись ей старой крепостью, хранившей сотни семейных тайн, которые Эстер надеялась разгадать. Годы летели; казалось, вся жизнь пройдет в этом спокойствии и таинственной фальши безмятежности, за которой они с Тадди не могли разглядеть всей страшной правды, которую отец порой запирал на ключ в подвале. Но потом что-то случилось. Эстер помнит зеленую траву и босые ноги, помнит платье Элеаноры, подол которого напоминал волны бушующего моря. Помнит, что была вместе с братом, что бежала через лес. В руках матери было письмо, а ее глаза блестели. Эстер раньше думала, что от солнца, а позже поняла — от слез. В тот день случилось нечто совсем обычное, не оставшееся в памяти ничем б
ольшим, чем одним из летних дней. А потом Венеция содрогнулась под силой восставших ведающих. Александр увез Эстер и Тадди куда-то, где было много снега и солнце светило лишь несколько часов в сутки. Старуха Батшеба вздрагивала каждый раз, когда в дверь стучали, спала с ножом в руке и запрещала Эстер выходить на улицу. А дальше в памяти остался только цветной лед, дворец из стекла и вспышки боли. Крики. И кровь. Эстер все еще не знает, кто тогда кричал, оглушая ее. Чья кровь пропитала подол тонкой ночной сорочки? Чей силуэт увел ее в сказочный лес?
Период жизни в небольшом домике с Батшебой обрывался где-то посередине, а дальше шли долгие месяцы в Кроухолле. Эстер много спала и почти не ела. Она не видела Тадди, редко в комнату заходила мама, испуганно глядя на дочь. Полгода ее навещал мужчина с большой медалью на шее. Он снова и снова пытался затянуть раны на ключице, вернуть Эстер память, но на коже остался некрасивый шрам, а в голове — звенящая пустота.
А потом Александр сидел в кресле в семейной гостиной, рассматривая черный огонь. Он ликовал, празднуя поражение восставших, ругался на Ковен, объединившийся с Инквизицией, и проклинал Первозданного. Элеанора, опустившаяся на подлокотник, лишь склонила голову, прошептав что-то дрожавшими губами. Отец ответил ей тихо, целуя тонкие пальцы. Вот только она плакала. Вздрагивала и всхлипывала, прикрывая лицо руками. Эстер позже проснулась посреди ночи, отправилась в комнату к матери, собираясь рассказать о дурном сне, но постель оказалась пуста, а окно распахнуто. Ветер обвивал ноги, растрепывая волосы. Утром на поиски Элеаноры отправились люди из Ковена. И на этом все. Элеанора числилась пропавшей без вести, пока ее имя вовсе не исчезло со страниц истории Ковена.
Эстер пожалела, что пришла к Санторо, слишком поздно. В приемной было темно, а дверь в кабинет открыта. Ведьма думала, что, рассказав о своих переживаниях Франческе, сможет добиться не только поддержки, но и помощи. Но уверенность пропала, стоило вспомнить письмо, оставленное под дверью. Если Колен действительно усилил защиту, то угрозы прилетели от одного из тех, кто работает или учится здесь. Выходит, совсем никому в Академии доверять нельзя. Эстер знала, что сейчас положиться она могла только на себя и своего фамильяра. Враг может прямо сейчас стоять за спиной, сверлить ее ненавистным взглядом, опалять шею дыханием. Эстер даже обернулась, но каменная стена безразлично подпирала другу стену. Никаких врагов там не оказалось.
Жутко было осознавать, что ни Санторо, которая всему научила Эстер, ни Вивьен, предупредившей ее о происходящем в Академии, нельзя в полной мере доверится. Подруга вполне могла вести двойную игру, ведь после ее отъезда они с Эстер даже письмами не обменивались. Кто знает, что происходило в эти годы? Все же жизнь привела Вивьен в Гейт, оставив на ее руках глубокие шрамы, которые та старалась скрыть. Тот же Маттео Ремо явно знал куда больше, чем положено простому секретарю. Сначала он предупреждает об опасности, а потом ментально воздействует на Эстер, намекая, что в ее комнату может спокойно войти тот, кого она видеть там точно не желает. А записка и три слова, совершенно не помогающих понять, что происходит?
Эстер вдыхает, ощущая как холодеет в горле, а потом заглядывает в кабинет Санторо.
— Еще не спите?
Женщина отрывается от книги, поднимая голову. Лицо ее разглаживается, брови перестают хмуриться. Даже слабая улыбка касается уголков губ. У Эстер аж от сердца отлегло.
— Работаю. Проходи, садись.
Они располагаются на небольшом диванчике, и Санторо рассказывает о сложностях работы ректором и снова жалуется на Ковен, который стал слишком глубоко совать нос. Эстер слушает вполуха, сонно зевая и стирая слезы с глаз. Иногда Санторо пускается в воспоминания о прошлом, Эстер тогда вяло поддерживает беседу.
Не может не радовать тот факт, что женщина не косится на перемотанную бинтами грудь и не задает вопросов. Наверное, потому что понимает, что Эстер расскажет сама, когда посчитает нужным.
— Сделать тебе чая? Что-то ты совсем продрогла. Ночи все же стали прохладными.
— Да, я буду благодарна.
Санторо уходит в приемную, а Эстер, мысленно виня себя, бросается к столу. Она переворачивает к себе книгу и вчитывается в строки. Речь тут явно идет о сомнамбулах. В приемной раздаются шаги, и ведьма быстро смотрит на обложку, запоминая название и автора. За мгновение до возвращения ректора она оказывается около окна и прижимается к нему, стараясь успокоить дыхание.
— Ты в порядке?
— Теперь — да.
Одна сторона Эстер мысленно корит себя за то, что так не доверяет женщине, сделавшей из маленькой девочки способную, умеющую постоять за себя ведьму. Почти все знания, которыми сейчас обладает, она получила от Франчески. Но с другой стороны Эстер понимает: жизнь сложилась таким образом, что невозможно доверять слепо лишь из-за того, что кто-то когда-то кому-то помог. За этими «кто-то», «когда-то» «кому-то» скрывается не только Санторо, которая на протяжении долгих лет вкладывала в голову ведьмы знания. Во многом Эстер также думает и о Вивьен, и о Маттео Ремо, и о многих других, с кем за последние 5 лет не виделась. По большей части потому что сразу после выпуска, даже толком не дожидаясь официальной церемонии, сбежала на Аляску и провела там 3 с половиной года. Она даже не общалась с отцом: он не писал ей писем, а она не писал ему. Возможно, где-то в глубине души ее маленький ребёнок ждал, что папа напишет и спросит как она, предложит вернуться в рудное гнездо, но он не предлагал, а Эстер не возвращалась. Хотя иногда задумывалась о том, что случилось, если бы одно из его писем хотя бы раз пришло к ней. Наверное, ведьма скомкала бы его, сожгла, а пепел развеяла.
Теперь же она думала об этом, сидя на полу в своей комнате. Они с Цербером остаток ночи убирали бардак. Промокшие документы восстановить было просто, как и собрать воду, осколки, выбросить цветы. Фамильяр особое внимание уделил факту наличия в комнате, где никто не жил, почти незавядших цветов и не застоявшейся воды. Эстер тоже смутилась, но решила, что разберется с этим завтра, а сейчас она размышляла о том, что после того, как получила проклятие, она почти не могла нормально думать, а теперь в голове прояснилось. И хотелось сохранить эту ясность какой-то пустой, чтобы вновь не бояться каждой тени, не трястись от любого звука, потому они с Цербером отложили разговор до утра. Эстер еще несколько раз рассматривала записку Маттео. Но никакого нового смысла не находила. Пыталась прогреть над огнем, отыскать подтекст, но не смогла. Эти три слова что-то значили, ведь не просто так она ее получила. Возможно, смысл таился в словах, в том, как они написаны, на каком языке? Но ведьма не понимала.
Остаток ночи Эстер проспала. А утром они с фамильяром решили, что маленького кинжала с кривым лезвием для защиты будет мало. Потому сейчас она пробиралась по кустам к дыре в заборе. На входе сторожили гвардейца, и попадать им на глаза лишний раз было рискованно.
Эстер выскальзывает за ворота и оказывается в таком живом и шумном городе, что вчерашняя Венеция кажется лишь дурным сном. Эстер идет узкими улочками, выросшими между домами. Она перепрыгивает через небольшой канал и сворачивает налево, смешивается с толпой. Никто не обращает внимания на ее черный наряд и символ Академии. Даже странно. Эстер старается лишний раз не думать об этом. Пока горожане не тычут в нее пальцами с криками «сожгите ведьму», нет смысла тревожиться.
Она сворачивает на Corte Case Nuove к 380 дому и быстро добегает до лестницы: черный ход в мастерскую Бернардо, который они с Тадди обнаружили вместе с друзьями из города. Эстер не стучит — распахивает дверь и поднимается на лестницу, оказываясь в коридоре, связывающем два здания. Никого вокруг. Как приятно. Эстер проходит его и спускается, оказываясь в связующей комнате между кухней Бернардо и магазином.
Знакомое полутемное помещение встречает старую подругу блеском отполированного ружья. Эстер проходит в центр комнаты и прислушивается: в лавке Бернардо нет. Она разворачивает и заглядывает в его рабочий кабинет. Тут тоже темно, но из соседней комнаты слышны голоса. Хриплый бас принадлежит Бернардо, а вот мальчишеский, совсем юный — его сыну?
— А я тебе говорю, что у той женщины были крылья! Прямо как у птицы! Рыжие такие, да и сама она была похожа на огонь.
— Не неси ерунды, Гастон! — Бернардо, судя по звуку, ударил кулаком по столу. — Нам в городе еще девушек-птиц не хватало. Итак уже Ковен вот тут сидит, так еще и ты с ума сходишь. То призраки у тебя в особняке старого дожа, то русалки в канале, теперь еще и крылатая девушка. Сова на окно не прилетала?
— Прилетала! — обидчиво отозвался ребенок, — А у совы глаза во-о-от такущие! И рога на голове, как у настоящего оленя.
— Миа! — вскрикнул Бернардо, а Эстер отскочила от двери, — Миа, забери этого выдумщика.
Ведьма стучит, на всякий случай отходя на пару шагов. Однажды они с Тадди уже вламывались в дом Бернадро. Тогда хозяин встретил их с молотком в руках.
— Кого там нелегкая принесла... — бурчит он. Тяжелая поступь доносится из-за двери, а когда мечник встречается взглядом с Эстер, его лицо вытягивается в неподдельном удивлении, — Вот так встреча!
— Доброго полудня, Бернардо.
— У кого полдень, а кто только проснулся.
— Извини, — она втягивает голову в плечи и виновато смотрит на мужчину.
— Э-э-э, — он махнул на нее. — Пойдем, расскажешь хоть.
Они вышли в зал, и Эстер, пролезла под стойкой. Свет включается, цветные кристаллы никак не могут сойтись на одном цвете, меняя их, подобно радуге. От этого рябит в глазах. Ведьма щелчком пальцев заставляет камни стать белыми, и Бернардо благодарно ей кивает. Сам он не маг, но один из тех, кто активно сотрудничает с ведающими.
— Давно мы не виделись, — ведьма подходит ближе, старается говорить негромко, чтобы не разбудить живущих за стенкой детей.
— Да, — Бернардо вытаскивает тряпку и начинает водить ею по деревянной сойке, — Вы в последний раз приходили... лет пять назад? Что-то около того. Зимой. А потом фотографии твоего братца повсюду висели. Я сначала подумал, он по глупости натворил чего, теперь разыскивают, а потом, оказалось, пропал. Так и не нашли?
— Нет, — солгала Эстер.
— Соболезную. Не заслужил он. — они помолчали. Ведьма рассматривала ножи, а Бернардо, задумавшись, уставился в свое отражение в стекле витрины. — А ты-то куда пропала?
— После выпуска уехала на Аляску.
— И чего тебя туда понесло?
— Исследовала северных сов.
— Тьфу, и у этой совы!
Эстер сделала вид, будто не подслушивала разговор Бернардо с сыном пять минут назад. Хотя едва ли он был бы против, застань Эстер одну из их семейных сцен. Они с Тадди сами были мечнику как дети. Он их заблудившихся на первом курсе подобрал с улицы и отвел в Академию. Эстер на самом деле безумно смущал тот факт, что их постоянно кто-то находил на улице и приводил домой. Но это у Кроу семейное. Мать рассказывала, что Александр нашел ее в лесу и привел в Кроухолл.
Ведьма вскинула брови и невинно поинтересовалась:
— О чем это ты?
—
Да сын уже неделю мне про сов рогатых затирает.
Эстер хмурится. Ей хочется спросить Цербера, не ослышалась ли она, но ведьма знает, что нет. Она выпрямляет и смотрит на Бернардо:
— Если я правильно поняла, то твой сын видел северных сов?
Мужчина пожимает плечами. Он не выглядит обеспокоенным или заинтересованным. Вытаскивает какую-то длинную металлическую палку и натирает ее черной тряпочкой.
— Да откуда мне знать? Говорит, прилетали к нему, сидели на подоконнике.
Эстер удивленно качает головой. Северные совы были почти основной темой ее дипломной работы. Они считались полумифическими существами, ибо встретить их можно лишь в некоторых местах. Например, на Аляске. А еще в Финляндии и в Сибири. Северные совы были белыми, черными и ярко-красными, глаза их светились и днем, и ночью. Они питались свежим мясом и магией, умели предсказывать погоду и смерть. Но из отличительной чертой всегда были рога. Перламутровые или хрустальные, обсидиановые или стеклянные. В жилах сов текла не кровь, а настоящая лава. Эстер, работая с проклятиями, обнаружила, что некоторые основывались на «заморозке» человека. Заставить его организм заснуть, сердце остановиться, разум исчезнуть в тумане. Одним из таких проклятий был сомнамбулизм. Но ведь если что-то могло «заморозить» человека, то кровь северных сов, их магические способности и умение не умирать могли растопить лед?
Вот только главной проблемой стало то, что найти этих животных почти невозможно. А Эстер смогла. Через год после выпуска. Но чтобы северные совы появились в Венеции... Странно всё это. Очень странно.
— Ты зачем пришла-то?
— Хотела выбрать что-то вроде ножа. Небольшого. — Бернардо нахмурился, но спрашивать ничего не стал. И Эстер была ему за это благодарна. — Нужно, чтобы он поместился в карман.
— Тогда посмотри тут, — мечник указывает на стенд у стены. — Ты выбирай, а я скоро вернусь.
Он скрылся в проходе, а Эстер направилась к указанной витрине. Она ожидала, что, как в книгах, ее взгляд остановится на том самом кинжале, который станет ее верным спутником в жизни. Но сколько бы не рассматривала такие похожие, но в то же время абсолютно разные ножи,
того самого среди них не нашлось. Она попробовала некоторые в руке, размахивая в разные стороны, но с сожалением понимала, что от воина в ней только одна буква. В. Ведьма. Ее стихия магия, а драться она способна лишь на уровне шуточных боев с друзьями. Эстер перекинула нож из одной ладони в другую, а потом положила обратно.
— Цербер,
— Змей выскользнул из-за плеча, — Что думаешь?
— А что я могу думать? Не твое это, так и знай.
Эстер обиженно прищурилась, хоть и понимала, что фамильяр прав.
— Давай тот попробуем? — Змей указал кончиком хвоста на кривое лезвие с дырой посередине и несколькими толстыми зубчиками. Перемотанная кожей рукоять поблескивала золотом в свете тусклых кристаллов. Эстер с недоверием взяла его в руки,
— Ну как?
— Никак, — голос ее тихий и уставший, — Есть ли толк от свечей ясным днем? Вот и я с оружием не справлюсь.
— Не соглашусь, — фамильяр улыбается,
— Нам просто не довелось увидеть его в деле.
— Надеюсь, и не понадобится.
Цербер с трудом удержался от того, чтобы не выдаться саркастичное «не соглашусь». Придется. Еще как придется. Смертельно опасные приключения не начинались; они лишь мельком открыли дверь, рассматривая новую жертву. Наверное, Эстер тоже понимала это, потому отмахнулась от фамильяра, который шепнул что-то неразборчиво напоследок.
Она так ничего и не выбрала. Бернардо предложил подумать над другим оружием, например кастетом или «морским котиком». Ведьма не представляла, что это такое, поторопившись поскорее откреститься и от котиков и от кастетов. Эстер пообещала заглянуть позже, а сама отправилась блуждать по узким улицам Венеции. Она завернула за угол и остановилась, когда с параллельной улицы донесся крик. Здравый смысл настойчиво просил пройти мимо, но Эстер не смогла. Она вернулась к развилке и зашла за дом, выйдя к каналам. На одном из мостиков стояли трое. Два высоких, широкоплечих и нетрезвых на вид мужчины в форме докеров прижимали к перилам девушку. Больно было видеть, с каким силой они сжимали ее предплечья, как толкали из стороны в сторону, а она, будто маятник, билась то об одну грудь, то об другую. На фоне докеров девушка выглядела хрупкой и маленькой.
Эстер подошла, но осталась на безопасном расстоянии, готовая удирать в любой момент. С собой была только сумка с гримуаром на испанском, зеркалом и парой игральных карт, украденных из трактира. Сломанное лезвие ножа смеялось над ней из кармана. Наверное, нужно было послушать Бернардо и взять и кинжал, и кастет, и морского котика, и ежа и всех остальных.
— Эй! — докеры оборачиваются, но девушку не отпускают. Эстер надеется, что магия спасет ее, а ноги унесет подальше, если объявятся инквизитора.
— Иди куда шла, — гаркает один из них.
В голове Эстер словно мелькает мысль: лучше бы не лезла никуда. Ее ли это дело? Не хотелось лишний раз попадать в неприятности, лишний раз не ввязываться в драки. Ей хватает своих проблем! Едва она собирается отступить, как девушка, безвольно дернувшись и ударившись спиной о перилла моста, вскрикнула:
— Помогите, пожалуйста!
— Рот закрой, — докер сжимает ее плечо и давит, заставляя опуститься на колени.
Эстер приближается. Она не заходит на мост, но привлекает внимание мужчин. Один отпускает девушку и зло рычит, надвигаясь медленными, широкими шагами. Кровь шумит в ушах. Руки напрягаются.
— Тебе было сказано уйти отсюда.
— Проваливайте, — Эстер чувствует, как магия ударяет в голову, как она просачивается по венам к каждой клеточке тела. Вибрация на кончиках пальцев заставляет кулаки сжаться. Глаза жжет от света, но Эстер не разрешает себе моргать. Щурится, давая магии выбраться из-под кожи, найдя пристанище в ранах.
— Мать твою, она ведьма!
Докер отступает, а его дружок испуганно таращится то на Эстер, то на девушку, которую до сих пор держит. Он что-то говорит ей, но Эстер не понимает, это точно не итальянский. Незнакомка отскакивает от него, вырываясь из рук, и бежит к Эстер. Ведьма перехватывает ее, прячет за спиной.
— Исчезните.
Когда докеры, ворча, скрываются за домом, Эстер оборачивает.
Девушка сидит на коленях, обнимая себя за плечи и низко склонив голову. Она трясется и всхлипывает, стуча зубами. На вид ей не больше 18, и Эстер невольно чувствует, будто снова оказывается десятилетней девочкой, защищающей брата от взрослых мальчишек из города. Она опускается на колени около незнакомки, кладет руку на ее бедро и пытается магией определить, не требуется ли лечение. Но дар не отзывается. Заклинание будто сканирует камень, не посылая Эстер обратной связи.
— Ты в порядке?
Девушка кивает и наконец поднимает глаза. Они блестят, но она пытается не плакать. Дышит быстро и глубоко, сжимая платье на груди и смотря на Эстер со смесью восхищения и страха. Но она не бежит прочь, не кричит от ужаса. Скорее пытается прийти в себя и принять тот факт, что легко отделалась.
— Да... Кажется, в порядке, — девушка смотрит на свои руки. — Спасибо, вы спасли меня.
Эстер качает головой. Спасла — сильно сказано. Перепугала докеров магией, и те побоялись связываться. Не больше. Но под сердцем что-то кольнуло, разжигая в груди костер.
— Можешь встать? Как тебя зовут?
Девушка поднимается, опираясь на Эстер. Она уже не трясется, подобно кролику. Только стирает рукавом слезы с уголков голубых глаз.
— Я Лекс.
— Эстер, — Ведьма во второй раз проверяет ее на наличие травм, но магия снова молчит. Будто исследует стул. Никакого отклика. Эстер надеется, что это из-за последних событий, которые вывели ее из равновесия. Не хочется, чтобы у проклятия князя Островского оказались неожиданные последствия в виде сломанной магии или типа того. — Что они от тебя хотели?
— Отец должен этим людям, — Лекс рассказывает, отвернувшись, будто стыдясь этого, — Они пытаются выбить его долг из меня. Против отца и братьев страшно выступать, а я едва ли могу справиться с ними.
Эстер давит в себе знакомое чувство осознания, что ты стала беззащитной. Чувство, когда на тебя несется волна, а ты стоишь, привязанный к огромному камню со связанными руками. Когда ты понимаешь, что даже если сделаешь вдох, воздуха не хватит, а волна не отступит, пока не погребет тебя в своей пучине.
— Хочешь, я провожу тебя?
— Не хочу доставлять неудоб...
— Не переживай, я как раз собиралась прогуляться по городу.
И они идут вдоль улицы, направляясь куда-то в сторону старых районов. Самая окраина Венеции, где Эстер никогда не бывала. Она с Тадди вообще редко выбирались в город. Если брат еще иногда таскал девчонок на свидания, то Эстер можно было вытянуть из Академии только угрозами. Кроу порой навещали Бернардо или выходили толпой за покупками, но одна Эстер не гуляла. А теперь они шли с Лекс, избегая широких улиц и приближаясь к пирсу.
— Ты говорила, что докерам должен твой отец, — начинает разговор Эстер, — Кто он?
— Пьяница и безработный неудачник.
— Ты живешь с ним?
Лекс касается своего бедра и замедляется, смотря на дорогу перед собой. Она будто вспоминает что-то, моргает быстро и вновь слабо улыбается. Ведьме думается, что под платьем у нее следы побоев, но мысли эти оставляет при себе.
— Мне шестнадцать. — Эстер... удивлена. Ей казалось, Лекс несколько старше. Она высокая, ростом с ведьму, у нее длинные, спутанные, черные волосы. Но в глаза бросается ее круглое, какое-то детское лицо. Они идут, а Эстер рассматривает светлые брови и ресницы, которые вместе с черными локонами, спадающими на нос и веки, смотрятся странно. Будто лицо Лекс собирали из разных частей, которые смешали и прилепили на серовато-бледную кожу. Но есть что-то в ее внешности, из-за чего она кажется необычной. Неправильно. Эстер смотрит, да не может понять что. — А еще мы почти пришли.
Они завернули за угол, преодолевая рыночную площадь, где сейчас не было ни одной лавки. Эта часть Венеции, видимо, еще спала и просыпаться не собиралась.
— Спасибо, что помогли мне, — Лекс поворачивается к ней. Ее глаза все также блестят, а губы слегка подрагивают, — Могу я как-то отблагодарить вас?
— Не стоит, — Эстер отмахивается, вспоминая, сколько работы на нее навалится по возвращении в Академию.
— Но я правда хочу. Могу показать вам место на берегу. Там очень красиво.
Наверное, действительно очень красиво. Эстер глядит в облачное небо, которое напоминает пенящийся океан. Она почти чувствует запах соленой воды. А еще у нее нет друзей в Венеции, кроме Санторо, Вивьен, Бернардо и некоторых людей из Академии. А Лекс выглядит очень милой и по-детски наивной. Она напоминает Тадди в прошлом.
— Хорошо. Я буду свободна на выходных.
— Здорово, — Лекс искрится, напоминая солнце. Оно давно не заглядывало в Венеции, прячась то за облаками, то в ночи, — Можешь найти меня в Гейте.
— Гейте?..
— Да, я работаю там подавальщицей.
Что ж. Почти ожидаемо. Лекс не испугалась ведающей. Значит, уже сталкивалась. А где в городе столкнуться со множеством ведьм и ведьмаков. В Гейте. Но Эстер как-то не задумывалась об этом. Неужели Судьба опять насмехается? Почему-то уже ее шутки не вызывают улыбки, а заставляют лишь чаще проверять, не сходит ли она с ума.
— А Вивьен ты знаешь?
Лекс задумалась, подняв взгляд к небу.
— Да. Я иногда ношу ей ужин в комнату. И еще разношу ее письма, выполняю мелкие поручения за монетку.
Лекс рассказывает это Эстер так, будто они не встретились двадцать минут назад, а общались уже много лет. Ведьма бьет себя мысленно за то, что думает, как она могла бы воспользоваться Лекс. Хотя в нынешних реалиях стоит думать в первую очередь о себе. Но Лекс такая... юная что ли? Эстер когда-то было такой. Она вновь чувствует, как становится старшей сестрой, какой была почти все время с Тадди.
— Вот как...
— Вы знакомы?
— Учились вместе. Скажи, Лекс, ты будешь свободна в субботу?
— Да. Для тебя могу хоть целый день разгрузить.
— Тогда найду тебя утром.
Они прощаются, и Эстер возвращается другой дорогой в Академию. Стражников она обходит и мнется у ворот со стороны сада. Как-то не хочется перелазить и пачкать одежду, но она все-таки хватается за металлические столбы и, оттолкнувшись одной ногой от мостовой, забирается на нижний ярус забора. Защита не реагирует. Это радует. Эстер подтягивается и перекидывает сумку. Та с грохотом падает в кусты.
Ведьма поворачивается спиной к саду и пытается протащить ногу через острые наконечники забора. Приходится следить и за тем, чтобы платье с плащом ни за что не зацепились. Эх, а в студенческие времена она бы чуть ли не в два прыжка преодолела и забор, и сад, и путь от главного зала до женского общежития. Правда, мимо комендантши Мегеры Мегеровны (ее имени она никогда не знала) приходилось пробираться ползком, прижимаясь боком к стене ее «будки». А сейчас Эстер с трудом встает на обе ноги, упираясь носочками в металлические выступы. И с таким же трудом понимает, что горизонтальные балки, наверное, не прибивали, а просто приложили к забору, ибо они опасно скрипят под ней. Ну да, кто же знал, что по ним будут лазать студенты и преподаватели?
Эстер пытается вытянуть ногу, но цепляется плащом за гвоздь. Она делает рывок, ботинок скользит по горизонтальной балке, и ведьма успевает только спрыгнуть вниз, отрывая от холодного забора руки. Она надеется если не твердо встать на ноги, то уж точно приземлить в размякшую почву коленями. Но ее неожиданно хватают за талию, замедляя падение и удерживая в вертикальном положении. Мир прыгает резко вверх, а затем так же быстро вниз. Эстер даже крикнуть не успевает. Воздух свистит в горле.
— Предпочитаете нестандартные пути?
Ворон стоит перед ней, придерживая руками в перчатках. Ведьма отходит, оправляя платье. Взглядом она пробегает по плащу, ибо им зацепилась за гвоздь, но никаких дыр не замечает. Победа. Почти.
— Не хочется лишний раз попадаться на глаза страже. Они больно подозрительные.
Ворон молчит, рассматривая ее. А Эстер пытается вспомнить, в какие кусты закинула свою сумку. Кому-кому, а вот Верховному Ведьмаку уж точно не следует знать, какие тайны она носит там.
— Не поранились?
— Нет.
Ворон, кажется, хочет сказать что-то еще. Но оборачивает и вдруг кивает Эстер.
— Будьте осторожнее впредь.
И уходит.
Эстер с глупым выражением лица смотрит ему вслед и пытается понять, что произошло мгновение назад. Он ей помог. А как он тут оказался? Ну не могла Судьба
так подстебать ее. Ворон не оказался в саду Академии просто потому, что захотел погулять. Значит, шел намеренно. Значит, искал Эстер. Или что-то другое?.. В саду.
— Меня больше волнует, зачем он искал тебя? — фамильяр вклинивается в ее мысли, обрубая прошлые. Их остатки путаются между собой, и первые секунды ведьма не понимает, что ей говорят. Приходится тряхнуть головой.
— Уверена, хотел что-то сказать. И зуб даю, это связано с сомнамбулами.
До вечера Эстер ни с кем не видится. Ей следовало многое обдумать, но вместо этого она с головой погрузилась в изучение испанского гримуара. Лежала на боку, не замечая, как засыпает. В какой-то момент она лишь ненадолго закрыла глаза, задумавшись об одном из заклинаний, принципа действия которого не могла понять. А потом темнота стала до такой степени густой, что Эстер потерялась в ней. Погрузилась в теплое болото покоя. А потом ее разбудил стук. Ведьма перевернулась, с кровати упал толстый фолиант страницами вниз. Она лениво потерла глаза. Стук повторился. Эстер проснулась окончательно.
— Это не в дверь, — успокоил ее фамильяр,
— Наверное, дождь начинается, вот и долбит по стеклу.
Эстер поднимается. Откидывая плед. Она встает босыми ногами на пол и медленно подходит к окну. Если Цербер спокоен, то и она не видит смысла тревожиться, но в животе неприятно крутится что-то липкое. Идет медленно, покачиваясь и никак не отойдя от зыбучего сна. Она только берется за штору, чтобы отодвинуть ее, как стук повторяет. Ведьма дергается. А дождь ли?..
Эстер отодвигает занавеску и опирается на подоконник. С противоположной стороны на нее пялится сова. Крупная такая. С огромными глазищами. Но не северная. Обычная, упитанная и с ехидной мордой.
— Привет.
Сова стучит по стеклу клювом, словно отвечая, и вдруг соскакивает с подоконника вниз. Только ее силуэт скользит между деревьями. Эстер смотрит на то место, где она сидела, и замечает сверток.
Она открывает окно и высовывается. Ветер ударяет по лицу, царапая щеки, волосы лезут в глаза и в рот. Эстер берет бархатную ткань и разворачивает. Записка с печатным текстом. «Береги себя, Э.К.». Внутри коробка. А в коробке нож. Тот, что они с Цербером рассматривали сегодня.
Эстер так хочется верить в то, что это забота Бернардо, который не поверил обещанию заглянуть позже и решил сам снабдить дитя оружием. Но какой смысл верить, когда в голове абсолютно здравые мысли вопят о том, что Эстер попала в беду? Острота лезвия пугает. Ей думается, что это лезвие могло проехаться по ее шее, без труда разрезая кожу и пуская кровь. Но сейчас оно в ее руках, готовое служить верно ее страхам и жизни.
