ЗАВОД

      Репродукционный центр, или, как его называли в народе, Инкубатор, был на редкость шумным местом, в котором гораздо чаще, чем в других помещениях Завода, слышался смех. Или плач. А часто то и другое сразу. Просто там было много детей. И воспитательницы, и воспитатели просто не успевали смотреть за всем, что происходило в его стенах.       Цзянь И совершенно не был приспособлен к выживанию в этой похожей на стаю среде. Тихий, погруженный в себя светловолосый мальчишка частенько оставался один. Его сторонились, хотя он не делал никому зла. Прозрачные глаза, всегда растрепанные светлые волосы, щуплое сложение — он мало походил на основную массу, состоящую из крепких пацанов, не страдавших излишней вежливостью. Или наделенных хоть каким-то вниманием к ближним. В каждой группе быстро выделялся вожак, вокруг которого сбивались ребята, а такие, как он, оставались на задворках и становились объектом не самых добрых слов и действий. Впрочем, Чжань Чженси тоже был скорее сам по себе. Но его спокойная и уверенная манера держаться и полный пофигизм к попыткам как-то задеть и вывести из себя быстро заставляли задир оставить его в покое. А если до кого-то плохо доходило, Чженси мог и двинуть, всё так же, не теряя сосредоточенности и спокойствия. А на вопросы воспитателя честно ответить, что к нему полезли первые. И взрослые ему верили, наказывая драчунов.       Сперва Чжань не обращал внимания на светловолосого паренька, который в основном сидел в углу, занимаясь чем-то своим и бормоча себе под нос. Пока однажды не остановил на нём взгляд и не заметил, что тот как-то совсем расклеился и, кажется, сейчас заплачет. Вот уж этого нельзя было делать категорически. Стоило показать слабость — и тебе тут же достанется. Этот урок Чженси выучил одним из первых. Поэтому он подошел и встал, опираясь на шкафчик таким образом, чтобы за ним не было видно сидящего на корточках, и бросил через плечо:       — Нюни подотри. Я отойду, когда ты успокоишься.       И через несколько минут почувствовал, как его нерешительно трогают за плечо.       — Эй. А ты хороший. Меня зовут И. Цзянь И.       Так началась их дружба. С тех пор никто уже почти никогда не видел их порознь. Сперва их пытались дразнить, но Чженси только окидывал не впечатлённым взглядом и ронял:       — Завидно? Завидуйте молча, — эту фразу он однажды услышал от одной из воспитательниц, которой подарили красивую заколку. Вот и пригодилось…       Поначалу молчаливый, Цзянь И быстро распушил пёрышки, как воробей, попавший с зимней улицы в тепло, и начал вовсю чирикать, создавая рядом с Чженси постоянный фон. Тот был не против — до этого ему не удавалось с кем-то подружиться. Просто ребятам было с ним скучно. Кому интересно болтать с кем-то, из кого слова не вытянешь, и кто большую часть времени залипает в учебный планшет. Нет, Чжань не был заучкой, но ему было действительно интересно, как устроен этот мир. А Цзянь не напрягал его, частенько и не ожидая ответа на свою болтовню. И Чженси даже иногда ловил себя на том, что и впрямь хочет рассказать ему о чём-то из прочитанного и просмотренного. Слушал его новый друг тоже всегда внимательно, задавал вопросы и нередко находил что-то смешное в совершенно неожиданных местах. Примерно тогда Чжань вообще научился улыбаться и смеяться, глядя на это живое лицо, на котором успевали смениться множество выражений, пока он что-то рассказывал.       Была у Цзяня и ещё одна особенность, которая поначалу порядком выводила из себя. Ему нужно было непременно кого-то касаться. А к этому относились с большой настороженностью уже в Инкубаторе, что говорить про взрослых. Большинство из тех, кто присматривал за ними, ходили беременные и постоянно жаловались на болящую спину, на то, что тяжело стоять, на перемену погоды, которой они, находясь двадцать четыре часа в сутки в Инкубаторе, и не видели. Они часто были нервные и могли наподдать просто потому, что настроение испортилось. А о том, чтобы взять кого-то из детей на руки, речи вообще не шло. Такого рода вещи оставались в прошлом, как только ребенок мог хотя бы как-то о себе позаботиться.       Частенько старших оставляли присматривать за малышнёй, и это было ещё хуже, чем орущие взрослые. «Старшим» было по шесть, максимум семь лет, и абсолютно пофигу, если что-то происходило — лишь бы не убились. Они просто присутствовали, занимаясь своими делами, и только морщились от царящего в младшей группе гомона. Девочки относились к малявкам чуть лучше — некоторые из них с удовольствием играли с теми, кто только начинал ходить, кормили их и укладывали спать. Видимо, для них это было разновидностью игры. Но и с ними всё было не так гладко.       В тот раз с ними оставили девчонку из старшей группы, пока они убирали и мыли посуду после обеда. В четыре года убирать за ними никто «в няньки не нанимался». Девочка помогла им утащить подносы, и они даже практически ничего не разлили. А испортить посуду было нереально — она вся была алюминиевой. После она обратила внимание на Цзянь И, который, как обычно, долго ковырялся в еде и никак не мог осилить свою порцию, оставшись последним за столом.       — Эй, а ты мальчик или девочка? — спросила его «старшая». — Не разберу.       Тот захлопал светлыми ресницами, отложил ложку и ответил, как мог, вежливо.       — Я мальчик. Меня зовут Цзянь И. А тебя?       — Никогда не видела таких красивых мальчиков, — перебила его девчонка, игнорируя вопрос. — Может быть, мне снять с тебя штаны и убедиться?       На что тот невозмутимо встал из-за стола и стянул штаны сам.       — Мне не сложно. Вот, видишь?       В этот момент вернулся воспитатель. Увидев воспитателя, девчонка взвизгнула и отвернулась, словно это не она затеяла всё это. Тот разразился руганью, и Цзяню крепко досталось. Не повезло — рука у того мужчины, хоть он и был омегой, оказалась тяжелой, так что сидеть, не морщась, И смог не скоро. Чжань переживал, что не смог ничего сделать, но воспитатель тогда просто не стал разбираться. И вот теперь они сидели, Цзянь потирал пострадавшую попу, размазывал слёзы и ныл:       — Чженси, ну Чженси. Ну пожалей меня. Меня никто не жалеет.       — Как будто кого-то другого жалеют, балбес. Мы же мужчины, — добавил он, как будто это всё объясняло.       — Ну и что, что никого не жалеют. Вот если бы тебя ремнём по жопе побили — я бы тебя пожалел.       — И как бы ты меня пожалел? — заинтересовался Чжань. Он слабо представлял себе этот процесс. Что нужно делать, чтобы «жалеть» кого-то?       — Я не знаю… — И задумался так, что даже перестал хлюпать носом. — Однажды я видел, как воспитатель с воспитательницей сидели. Она плакала — кажется, у неё что-то случилось с малышом. И он так это… водил рукой по её голове. А потом прижался губами к её губам. Может, так?       Чженси обдумал его предположение и счёл, что, наверное, он прав. Значит, чтобы пожалеть кого-то надо поводить рукой по голове? Он протянул руку и провёл по белобрысой макушке. Было приятно ощущать под пальцами гладкие волосы. Цзянь замер и прикрыл глаза. Кажется, ему это тоже нравилось. Что там дальше? Прижаться губами к губам? Это было странно, но, если так надо… от касания И резко вдохнул, словно не ожидал, что его и впрямь по-настоящему «пожалеют». Они просидели так некоторое время, прежде чем Чжань счёл свою миссию выполненной, тем более что друг больше не ныл и не всхлипывал. Успокоился.       С тех пор такая история повторялась у них периодически. Стоило кому-то из них оказаться в ситуации, когда срочно требовалось пожалеть, они находили тихий уголок и другой проделывал необходимое. Оказалось, что гладить можно не только по голове, но и по шее, плечам и спине. А прижаться губами — к щеке, и от этого было точно не хуже. Уже совсем скоро они должны были пойти в первый класс и покинуть Инкубатор, перебравшись в школьную общагу. А это значило, что впереди у них ещё целых пять лет если и не вместе, то точно рядом.       Так из одной инкубаторской группы они перекочевали в школьный класс. В целом, там царили почти такие же правила, разве что теперь они проводили больше времени за учебой, чем в играх, а вот работа оставалась такой же — нужно было так же убираться в классе, как раньше в группе, поддерживать в порядке общие спальни с двухъярусными койками, относить в стирку свои вещи. Младшие классы всё так же были ограничены территорией школьного «двора», на котором, правда, не было игрушек, как вокруг Инкубатора, а были только спортивные снаряды. Самые отчаянные из старших классов уже иногда сбегали втихушку и шатались по территории Завода, о чём потом рассказывали слушающим их с горящими глазами одноклассникам и младшим. Тем более, что в четвертом и пятом их уже иногда водили на практику в цеха и в другие места, где им предстояло работать, и они более-менее представляли, что там, за пределами школьных помещений.       Другим источником информации о мире, помимо уроков обществоведения, на которых они получали общее представление об устройстве Заводов, была заводская сеть. По мере взросления доступ к базам расширялся, и становились доступны соответствующие возрасту разделы. Многие ленились читать и смотреть что-то помимо школьной программы и большую часть свободного времени просто валяли дурака. А вот Чжань Чженси, или СиСи, как к тому времени начал называть его Цзянь, с нетерпением ждал наступления нового года, чтобы сразу же начать копаться в новых разделах. С самого поступления в школу им ежегодно приходилось проходить тестирования, направленные на то, чтобы определить, к какой области они подходят больше всего, и где могут быть наиболее полезны.       К удивлению обоих, раз за разом Цзянь И компьютер выдавал рекомендации к поступлению в Учебку. А вот в том, что Чжаню рекомендовали выбрать профессию, связанную с точными науками, ничего удивительного не было — его интерес к физике и математике давно обогнал школьный минимум.       Волей-неволей приходилось задуматься о том, что при такой расстановке они сразу же после школы расстанутся, и, вероятно, навсегда. И никому из них не хотелось об этом думать. Впервые решился заговорить об этом, конечно, Цзянь.       — СиСи. Ты ведь тоже думаешь, что если я стану военным, а ты этим… ну, короче, учёным, то мы не сможем быть вместе?       — Конечно, я об этом думал. Но так всё устроено. После школы каждый идёт своей дорогой. Нельзя к другим людям… прилипать.       — И тебе не грустно? — светлые глаза Цзяня смотрели и вправду очень печально. Так, словно на них вот-вот навернутся слёзы, которых Чженси не видел уже очень давно.       — Грустно, — не стал отрицать тот. Терять друга не хотелось.       — Всего лишь грустно? — Цзянь иногда задавал вот такие странные вопросы, и хотя Чжань и привык, но как на них отвечать, до сих пор толком не знал. Что значит «всего лишь»? Как это можно измерить? В каких килоджоулях и миллиамперах? Но, похоже, И и не ждал ответа. — Мне вот будет не просто грустно. Мне будет не-вы-но-си-мо, — произнес он раздельно по слогам. — А тебе будет не-вы-но-си-мо?       — Что это ещё значит? — заворчал Чжань. Он терпеть не мог такие вот непонятные формулировки. — Это почему ещё?       — Потому, что я тебя люблю, — просто ответил Цзянь. — И ничего не могу с этим поделать. Это от меня не зависит, понимаешь?       Чженси не понимал. То есть, И был частью его жизни. Они провели вместе уже шесть лет — с тех пор, как им было по четыре и до этого вот, третьего класса. Он задумался, а какая разница между грустно и не-вы-но-си-мо. И как будет ему, если он не сможет видеть И каждый день? Слышать его голос. Если не сможет пожалеть его, когда тому будет это нужно? И кто, случись что, пожалеет его самого?       — Не думай об этом, — он протянул руку и привычным жестом пригладил вечно находящиеся в беспорядке лёгкие светлые пряди. — Ещё целых два года. Пока же я никуда от тебя не денусь.       Цзянь тогда только грустно улыбнулся и в ответ ласково прижался губами к щеке. Ни один из них не знал, что ждёт их в будущем.       Школьные годы щёлкали, как цифры на старинном календаре. Каждый из них неощутимо менялся. Цзянь И увлекся спортом. Раньше его приходилось только что не вытаскивать из-под одеяла, а сейчас, когда Чжань просыпался по звонку и свешивал свою лохматую голову со второго яруса — его постель внизу уже была аккуратно заправлена. Это значило, что он опять проснулся раньше и уже где-то там подтягивается и отжимается, бегает. И вскоре придёт, раскрасневшийся, скинет полотенце с голых, ставших как-то даже шире плеч, пока остальные только раскачиваются. Махнёт и улыбнется приветливо: «Привет, Сиси, всё ещё дрыхнешь?». У него появились приятели, с которыми он шутил и смеялся… Куда подевался тот робкий мальчишка, который играл в машинки в углу? И нужен ли ему теперь Чженси так же, как когда-то? Это было до странности неприятно. Словно у него забирали что-то важное.       Пятый, выпускной класс предполагал специализацию, и они уже не учились вместе — Чжань ходил на практику в Лабу, а Цзянь взахлёб рассказывал ему про экскурсию в Учебку. После занятий они всё ещё проводили время вместе. Примерно в то же время произошел ещё один случай, который остался у обоих тяжелым осадком. Новый приятель, с которыми периодически «зависал» И, решил ночью уйти из школы. На практике он познакомился с каким-то взрослым парнем, и тот пригласил его к себе, обещая «интересно провести время». И намекнул, что будет рад, если тот захватит с собой «того милого паренька, с хвостиком, втроём веселее». Речь, очевидно, шла про Цзяня. Чженси узнал об этом в последний момент, и всё это сразу показалось ему плохой идеей.       — СиСи, ну что ты! Будет весело. Это же выпускной класс, потом будет уже не до ночных прогулок. Да и потом, это же патрульный. Что может случиться? В карты поиграем, у него, прикинь, есть сигареты и выпивка. Ну, хочешь — я поговорю, с нами пойдешь.       — Я никуда не пойду. И тебе не советую. Херовая идея. Откажись.       — Ты что… завидуешь? — Цзянь смотрел недоверчиво. — СиСи. .       Это было обидно. Как он мог подумать? На минуту даже возникла идея сдать их, но Чженси тут же её отбросил. Он и сам не понимал, откуда такое резкое неприятие. Может быть, ему в самом деле завидно, что Цзянь будет проводить где-то время весело и без него? Нет. Ерунда. Тут точно что-то…       — В общем, ты как хочешь, а я… — начал Цзянь, и в этот момент Чженси, сам не зная, отчего, взорвался.       — Ну и иди, только потом не приходи ко мне, чтобы я тебя пожалел.       Он тут же захотел, чтобы эти слова никогда не звучали. В глазах напротив отразилось столько боли, что в ней можно было захлебнуться. Цзянь весь застыл, словно его окатило ледяной водой. Неожиданно черты его лица стали жесткими, в них прорезалось что-то новое, чего Чженси до этого ни разу не видел. Он выпрямился, расправил плечи и произнес словно бы чужим голосом.       — Не волнуйся. Больше не приду. Никого не жалеют. К другим людям нельзя прилипать. Я помню.       Цзянь резко развернулся и зашагал прочь, а Чжань просто стоял столбом и смотрел, как он уходит. В сердце щемило от понимания, что больше ничего не будет, как прежде. Похоже, сказанное им когда-то сейчас вернулось бумерангом. Когда-то казалось, что всё это правильно. Но почему же сейчас так больно?

***

      Весь день после этого разговора Цзянь провел в каком-то оцепенении. Приятель тормошил его, намекая на предстоящее ночное приключение, но он реагировал вяло. Первоначальная злость, родившаяся из усталости, отступила, и он снова стал думать, что зря обидел СиСи. Насколько он знал своего друга, тот не стал бы по-глупому завидовать. Может быть, он и не одобрял, но точно желал ему только хорошего. Ладно, он обязательно поговорит с ним. Потом. Наконец по общежитию прозвучал сигнал отбоя, и большинство принялось укладываться, переговариваясь со смешками и ворчанием.       Чжань, видимо, обиженный, молча забрался на свою койку на верхнем ярусе и отвернулся спиной. Спустя час, когда погасла последняя лампа любителя почитать допоздна, Кит, как прозвали знакомого за то, что он однажды от смеха брызнул водой из носа, неслышно подошел и подергал Цзяня за руку. Тот сбросил одеяло и поднялся — сегодня он лёг не раздеваясь, и они потихоньку покинули общагу.       Патрульный уже ждал их, представился Шэном. Улыбчивый и лёгкий в общении, он располагал к себе, и Цзянь немного расслабился — происходящее действительно виделось интересным приключением. Шэн показал им, как обойти маршрут патруля, и вскоре они оказались в небольшом помещении, где был стол и пара диванчиков. Он действительно достал бутыль мутноватого самогона и разлил по стаканам. Из закуски — только соевые батончики. Жидкость обожгла горло и сначала показалась отвратительной. Но в желудке стало тепло, в голове зашумело, и настроение пошло вверх. Они играли в карты, Шэн рассказывал весёлые истории, над которыми было трудно не ржать, и жизнь казалась прекрасной. Сколько времени прошло, пока И не заметил, что Кит отрубился тут же, выронив карты — он не отследил.       Шэн улыбнулся и приложил палец к губам, поманив за собой. Оказалось, что из комнаты вела ещё одна дверца в небольшой чулан, где стояла кровать, тумбочка и больше ничего не было. Недоумевая, зачем они сюда пришли, Цзянь заозирался.       — Эй, Шэн, а что…       — Ну, дорогуша. Вы же пришли ко мне за взрослыми развлечениями. Не думаешь, что это требует какой-то ответной благодарности? Твой приятель так некстати отрубился, но так даже лучше — ты мне сразу понравился больше.       Кажется, И начал понимать, куда клонит этот мужик. Но он точно не собирался ничего такого… мысли ворочались с трудом. Тем временем Шэн приблизился и обнял его, подтягивая к себе и целуя. Он был выше и, очевидно, сильнее парня, которому только исполнилось тринадцать. Цзянь собрался с силами, чтобы оттолкнуть уже коснувшегося его губ Шэна.       — Нет. Я не хочу! Отпусти!       Тот прищурился, но выпускать не собирался — похоже, сопротивление ему даже нравилось, потому что он прижал подростка к стенке и потерся, блаженно выдыхая.       — Ох, какой ты несговорчивый. Что, первый раз? Или просто играешься?       Цзянь молча боролся, не давая зажать себя окончательно. Он никак не мог извернуться, чтобы ударить — видимо, опыт у Шэна в этих делах был обширный.       — Вижу. Ладно. Давай так — на твою девственность я не покушаюсь. Просто отсосёшь мне. Идёт? Хоть это умеешь?       В голове всё окончательно перемешалось. Было уже понятно, что справиться со взрослым не получится. Орать и пытаться разбудить спящего мёртвым сном Кита в соседней комнате — тоже бесполезно. Если сейчас разозлить Шэна — он действительно может его изнасиловать. Ситуация представлялась безвыходной, и он прекратил брыкаться.       — Вот так… — патрульный осторожно отпустил его, усаживаясь на кровать и расстегивая ширинку. — Иди сюда. Хороший мальчик. Становись на колени.       Цзянь как завороженный опустился рядом с кроватью на пол. Он понятия не имел, что делать, хотя один раз видел, как это делали ребята в душе в общаге, куда он впёрся рано утром после пробежки. Тогда это показалось чем-то адски стыдным и неправильным, но всё равно возбуждающим. Тот, что был снизу, явно делал это по доброй воле — насколько успел заметить Цзянь, он тоже был возбужден и ласкал себя второй рукой. А вот сейчас, похоже, предстояло познакомиться с этой стороной жизни самому… и не с тем, о котором он иногда мечтал тайком. Заметив, что он не может решиться, Шэн решил добавить ему мотивации.       — Знаешь, дорогуша, если ты сейчас что-то выкинешь или попробуешь меня, к примеру, укусить, то я сделаю пару фото, и завтра половина вашей школы будет знать, что ты, так скажем, давалка. Представляешь, что с тобой сделают после этого?       Он представлял… поэтому послушно потянулся, открывая рот. В горле стоял горький привкус, не только от самогона, но и от ощущения, что СиСи был прав во всём и пытался уберечь его. Жаль, что он понял это слишком поздно…       Стук в дверь был оглушительным — кто-то колотил в неё кулаком, а то и ботинком. Шэн цыкнул и зажал Цзяню рот, не давая издать ни звука. Но удары не прекращались.       А следом раздался глухой, но узнаваемый голос.       — Открывайте! Я знаю, что вы здесь. Цзянь! Если ты не выйдешь через две минуты, я зову патрульных. Мне плевать, что нас накажут всех. Открывайте, блядь!       Таких слов он от Чженси никогда не слышал. Было видно, что Шэн злится и не знает, что делать. Поэтому И рванулся, выворачиваясь, и метнулся к двери, открывая задвижку и получая смачный пинок в голень от не успевшего перестроиться СиСи.       — Ауч!       Сзади заворочался Кит, что-то бормоча спросонья, но Цзяню было не до него — Чженси схватил его за руку и поволок за собой, не оборачиваясь. Уже через пару минут они перешли на бег и не останавливались до самой школы. Пришлось выслушать нотации от дежурного, который обещал доложить об их самовольной отлучке. За это им предстоял выговор от директора и исправительные работы, но на это сейчас было катастрофически наплевать.       Потом, в той же душевой, куда уже Цзянь затащил Чженси, он обнимал его и гладил по голове.       - Он тебе ничего не сделал? - Чжань придирчиво осмотрел растрепанного и растерянного парня и поморщился от запаха алкоголя.       Тот только помотал головой отрицательно.       - Как ты там оказался? - этот вопрос пришел И в голову только сейчас, когда он немного успокоился.       - Я... сразу за вами пошёл. Только сомневался, но потом понял, что не прощу себе, если с тобой что-то случится. А ты - дурак.       — Я дурак, — И был готов согласиться на что угодно, сердце рвалось от благодарности и нежности к тому, что сейчас был рядом. Он хотел было потянуться за поцелуем, но вспомнил, как целовал его Шэн, и не решился — он чувствовал себя недостойным касаться СиСи после того, что сделал… и что едва не сделал.