а в легких галактики взрываются градом, обещая красивый конец

боль отдается протяжным скрипом в каждом новом вдохе, в каждом движении; она усиливается, как бы говоря я с тобой, не отпущу, не бойся, ты один не останешься. привычная темнота и тишина вторят ей, здороваются с лежащим на полу телом, спрашивают, как его состояние, кажется даже немного сочувствуют ему. тело молчит, лишь сонно моргая через раз, тоже больно. цепи обеспокоенно зовут хозяина, чьи руки и ноги те сковали, не хотят причинить еще больше страданий. интересно, люди так теряют рассудок? наделяют человеческими чувствами предметы, только бы не остаться одному со своим сумасшествием? Есан уже ни в чем не уверен. ему мерещатся фантомные лица, руки, голоса, что на перебой лезут к нему, пытаются что-то донести до сознания, пока то опять не провалилось в черную дыру беспамятства. сколько я тут лежу, вы знаете? он не узнает свой голос. слишком хриплый, тихий, такой не родной, как у сломанной заводной куклы, что пылится на чердаке в одной из тысячных коробок с барахлом. только тронь, и она пойдет трещинами и сколами. мы не знаем, он не давал нам подойти к тебе, прости. звенья цепи жалобно стонут из-за движений руками, слишком сильно затекли, надо размять. Есан делает жалкие попытки принять сидячие положение, но тело его не слушается, не хочет тратить последние частички энергии на ненужные движения, какая разница в какой позе умирать. по коридору топают сапоги, неся с собой смерть, обличенную в человеческое существо. свет от фонаря в ее руке слишком яркий, слишком неправильный в этом месте. он режет глаза до слез, до пульсирующей боли в висках. как опять погнутая жестяная миска с жидкостью, которая именуется супом, корка хлеба и еще одна такая же миска с водой. но в этот раз смерть не ограничивается простым пропихиванием еды через решетку, она открывает дверь и проходит внутрь камеры. присаживается на корточки перед Есаном, отставляя принесенное в сторону и пристально смотрит ему в лицо, светя фонарем прямо в глаза, что приходится зажмуриваться до цветных кругов под веками. — поешь, щеночек, тебе осталось совсем ничего, твое время почти подошло к концу. смерть гладит Есана по волосам, так нежно и с чувством будто вот-вот вцепится и размозжит его лицо об плитку стены. он молится на такой исход, его же время закончилось, так чего же она медлит. но вместо этого перед ним ставят миски с похлебкой и покидают помещение, показательно захлопнув за собой дверь клетки. спрятавшееся от смерти одиночество вылезает из тени угла и присаживается рядом с Есаном на колени, смотрит с жалостью и пониманием. давай вспомним все, что у нас было раньше. там, где-то в далеком прошлом. может хоть немного отвлечемся?

и он вспоминает.

маленький домик в два этажа, покосившаяся лестница на чердак, кружевные занавески на окнах, лай собак на соседнем участке, теплое весеннее солнце, прохладный ветерок, бабочки, только распустившиеся полевые цветы, мягкая молодая трава, мокрая от росы. он бежит по полю маков, смеется, кажется кому-то улыбается. рядом с ним бежит тень, ростом с него. имя не всплывает в памяти, как и лицо, только смутный образ чего-то теплого и детского. следующее воспоминание такое же яркое. первый день в университете. большой город наполнен красками и разными вывесками, шумом машин и гулом людей, постоянно куда-то спешащих. новые лица, новые имена, новые ощущения и переживания. как же было хорошо в то время, просто жить и ни о чем не думать. прогуливать первые пары, есть лапшу в библиотеке, спрятавшись от всех с друзьями, приставать к девчонкам и играть в волейбол на физкультуре. он так любил свою жизнь, наверное, даже больше, чем половина населения Земли. последнее пришедшее к нему воспоминание — это темный ночной переулок. как назло именно сегодня у его автобуса должно было спустить колесо и оставить пассажиров на пол пути. Есан по началу даже радуется, что сможет немного прогуляться по ночному городу, но свернув в свой район понимает, что нигде не горят фонари и идти ему придется в полной темноте. собрав волю в кулак и включив фонарик на телефоне, парень решает максимально быстро пройти темный участок, ведь за углом есть круглосуточный магазин и если повезет он встретит там соседа, и они вместе пойдут домой, смеясь с очередной тупой шутки и тем самым отпугивая всю нечисть, что вылезает после заката. однако его плану не суждено сбыться. из темноты одного из переулков тихо выползает высокая тень и в секунду оказывается за спиной Есана с тряпкой, пропитанной хлороформом. его рывком тянут на себя, затыкая нос и рот. глаза парня в страхе округляются, в голове за секунду пролетает миллион мыслей, абсолютно не связанных друг с другом. мозг в панике, тело в панике и она сковывает по рукам и ногам. не всегда выброс адреналина способствует быстрому холодному расчету в стрессовых ситуациях, теперь Есан это понимает. как и то, что ему абсолютно некуда деваться и кажется его смерть пришла намного раньше чем он хотел ее встретить. не всем суждено моментально реагировать на происходящее, кто-то должен пасть жертвой. и он пал, пал, как и парнишка шестнадцати лет два дня назад в этом же районе, как девочка, что допоздна засиделась у подруги. как и еще сорок три человека, павших в течении четырех лет. Есан больше не может этого терпеть, вот она его точка невозврата. он срывается на крик, вкладывая все силы. его рвет изнутри, перемешивает внутренности и пропускает через мясорубку реальности. слезы льются из глаз частыми кристаллами, смешиваются с слюной на подбородке и капают на пол, образуя лужицу. его трясет как в лихорадке, каждый сантиметр тела откликается острой болью, дает о себе знать мол я тоже с тобой, я еще дышу. из-за хаотичных движений руками все содержимое стоящих перед ним мисок разливается на пол, затекает в щели меж камнями, мочит рубашку, точнее ее подобие, свисающее с худых плеч бесформенным мешком. Есана выворачивает желчью, что обжигает горло и грудную клетку, оставляя после себя кислый привкус во рту. ему больше нечем рвать, ведь даже вспомнить не удастся когда и что он ел в последний раз, потому организму приходится отдавать все последнее, что он может. голоса вокруг в панике мечутся, пытаясь хоть как-то успокоить парнишку, но их не слышат, игнорируют. он переворачивается на спину медленно приходя в себя, в легких нестерпимо жжет от слишком частого дыхания. слезы все еще катятся по щекам, но уже в тишине. они единственное проявление того, что осталось у Есана из него самого. простите меня, я слишком устал от всего, дайте я посплю немного. Есан закрывает глаза и молится что бы его сердце остановилось, мысленно умоляет его уснуть вместе и больше никогда не проснуться. возможно, его мольбы были услышаны; сердце сжимается внутри говоря хозяину довериться. и Есан доверяется себя последний раз.