Все время мира

Сквозь бушующие волны и свирепые ветра умбралиса он добрался в Киркволл. Начав знакомство с городом с того, что обильно стравил прямиком с набережной в густую бурую воду. Гавань выглядела так, будто из ее глубин вот-вот явится рожденное водорослями и грязью мерзкое чудище. Капающее вонючей слизью, многоногое и чешуйчатое. Способное с легкостью порвать в клочки любого демона из Тени. А он туда только что блеванул. Проклятье. Помнится, в Оствике у него оставалось четыре кольца. Он даже пересчитал их на всякий случай. Одно исчезло, но когда и при каких обстоятельствах? Стянули с пальца, пока он мертвецки дрых? В угаре вчерашнего прощального загула он сам всучил драгоценный перстенек юнге, которого потом трахал в грязной каморке под лестницей? Создатель, пожалуйста, пусть в его жизни больше не будет дрянной корабельной романтики. Он сыт ею по горло, спасибо. А еще смазливой матросней и черным ромом из Ривейна. Ккрепкий тростниковый ром стал единственным действенным средством от морской болезни и гнетущих мыслей. После очередной ночной попойки он на полусогнутых полз наверх, где его выворачивало на потеху всей команде. К вечеру налетал треклятый шторм, он надирался, под утро очухиваясь в чьей-то койке. Кособоким крабом добирался до палубы и снова шумно травил за борт. Замкнутый порочный круг повторялся с завидной регулярностью. Прерываясь, когда корабль входил в гавань и его пинками вышвыривали на причал. Отличное путешествие, якорь вам всем в задницу. Теперь он имеет полное право утверждать, что познал мир во всех его проявлениях. А мир равнодушно поимел его. Да и наплевать. Он вручит доверенные ему письма и отправится дальше. Исключительно по суше. В Орлей, навстречу хитросплетениям Игры. К золотым маскам, оголтелому блядству на очередном балу и прочим радующим душу увеселениям. Орлейская знать еще схлестнется в жестокой дуэльной карусели за право заполучить иноземного гостя с изысканно-порочной репутацией на вечеринку. Ведь над ним больше не властны никакие обязательства. Он совершенно, абсолютно, апофигистично свободен. Все время мира отныне принадлежит ему. Можно творить все, что вздумается, не заботясь о последствиях и общественном осуждении. Отвергнутый пария в неведомых краях, как это прекрасно. Замечательно. Охуенно, пропади оно все пропадом. Чудеса случаются. Он сохранил свиток, подтверждавший его полномочия доверенного порученца дворфского торгового дома. С одной стороны листок малость подмок, с другой обгорел, но печать и подпись уцелели. Стражники в гавани косились с подозрением, но какое ему дело до мнения закованных в железо тупиц, раз его благополучно впустили в город? Ужасный, отвратительный город. Вырубленный в скалах безумными двергами по тевинтерским чертежам. Плодом эдакого противоестественного сношения мог быть только кадавр. Это не заслуживало права именоваться архитектурой. Извращенный, по ошибке воплощенный в жизнь кошмар одержимых властью и манией подозрительности магистров, которых на лигу нельзя было подпускать к строительству. А местные ничего, живут. День за днем, год за годом. Плодятся, торгуют, шаркают по улицам, вдыхая кислые испарения и едкий дым мастерских. Считают, что неплохо устроились. Милая Андрасте, сейчас его опять стошнит. В чахлую поросль, что громко зовется уличной клумбой. Под осуждающими взглядами обывателей. Ну чего уставились? Моряк сошел с корабля и должен заново привыкнуть к незыблемости земной тверди. Утрется и пойдет дальше. Сохраняй бдительность, хором твердили ему перед поспешным отъездом. Не задирайся, не учиняй вокруг бардак и хаос. Избегай сестер Церкви и рыцарей-храмовников. Отыщешь в Нижнем городе таверну, спросишь нужное лицо, отдашь запечатанную сумку. Что делать потом, решай по обстоятельствам. Ты теперь один, сам по себе и сам за себя. Если забегаловка окажется приличной, он снимет комнату на ночь. Закажет самую горячую ванну в тщетной надежде смыть грязь чужих прикосновений и липкий кошмар дальних странствий. Ноги его здесь завтра не будет. Он не выдержит еще одного дня в ловушке смыкающихся стен, грязных тупиков и едва удерживающихся в пазах решеток, перекрывающих тесные проулки. Лучше уж насквозь прогнивший Орлей с его жирной позолотой, нарочитой вычурностью, фальшью и наляпанными повсюду львиными мордами. Или местные, безошибочно распознав в нем чужака, нарочно указывали неверную дорогу, или отравленный ривейнским пойлом рассудок напрочь отказывался соображать. Он трижды дал кругаля, неизменно выходя к одному и тому же перекрестку. Раскланялся с унылым двергом, торговавшим с лотка железным хламом. Порвал плащ, зацепившись за ржавые штыри ограждений. Спохватился, осознав себя бредущим через кривой мосток в сторону подозрительных трущоб, и шустро повернул назад. Посулил медный грош пацану-оборванцу, чтобы тот наконец сопроводил его в нужное место. Пащенок надкусил монетку и махнул рукой, мол, шевели дрыгалками. Провел гостя краем немноголюдного, безобразно захламленного торжища. Растянувшегося аж на целых три соединенные выщербленными лестницами площади. Высокие узкие дома вокруг безмолвно умоляли об очищающем пожаре. Кое-где между облупленными фасадами трепыхались выцветшие, драные полотнища оранжевого и зеленого цвета. Паруса давно утонувших кораблей. Создатель, этот город проклят с момента закладки первого камня и принесения первой очистительной жертвы. Может, легенды о том, что именно в Киркволле — Эмериусе былых времен — павшие магистры ценой сотен тысяч жизней рассекли ткань Завесы, недалеки от истины? Он всем нутром ощущал сквозь камни мостовой зловещую, немолкнущую дрожь страдающей земли. Или вусмерть окоченел под осенним пронизывающим ветром. — Тутачки, — заявил мальчишка, как харкнул под ноги. — Сюды тебе, господин хороший. Плати давай. Описание сходилось. Трехэтажный, отдельно стоящий дом серого камня с узкими окнами-бойницами. Суровый как маленький неприступный форт. Над входом болталась жестяная фигура, повешенный за одну ногу мертвец с мешком на голове. То ли человек, то ли кунари с обрубленными рогами. Точно не гном, ноги и туловище длинноваты. В тароке ривейнских гадалок карта Повешенного толковалась как внезапные и непредвиденные перемены, коих невозможно избежать. Куда бы ты не шел, какой бы путь не избрал — все равно однажды пройдешь под виселицей. Дай боги, чтобы на ней раскачивался не твой труп. Он толкнул обитую ржавым железом дверь. Раздумывая, не совершает ли тем самым роковой шаг навстречу судьбе. Дать деру, пока не поздно? Хватит с него разбитых надежд и поверженных идеалов. Можно ему маленький перерыв, ну пожалуйста? Внутри таверны «Висельник» оказалось на удивление тихо, чисто и отчасти благопристойно. Гость замешкался на пороге, озираясь. Общий зал с высоким потолком, два пыхтящих жаром камина. Столы о восьми углах для больших шумных компаний, и столики поменьше, стратегически укрытые опорными колоннами. Узкая лестничка в десяток ступенек, ведущая к нумерам. Картины, храни нас Пророчица. Батальная сцена убийства Архидемона не самой дурной работы и поясной портрет могучего рыжебородого дверга в доспехах Серых Стражей. Размашисто намалеванный на стене черной и алой краской герб города. Гость выбрал маленький стол, откуда хорошо просматривались барная стойка и входная дверь. Сгрузил сумки и мешки, с облегчением пристроив задницу на табурете. Пол больше не норовил выскользнуть из-под ног. Вперевалочку подошла официантка — миловидная, пухленькая блондинка. На вопрос клиента «Опохмельного сыщется?» понимающе кивнула и предложила местного сидра. — Эдвина, золотце, а подай-ка ему завтрак за мой счет! — крикнули от стойки приятным женским контральто. Киркволл отчасти перестал казаться мерзкой провинциальной деревушкой, тщетно пытающейся щегольнуть былым великолепием. Она была как солнечный луч, жарко вспыхнувший на острие дуэльного клинка. Яркая, грубоватая, неподдельно естественная в своей простецкой вульгарности. Ни одна из высокорожденных дамочек, утонченных и изысканных гадюк в дорогих шелках, в подметки не годилась этой уличной хищнице. Тяжелые украшения на пышной груди и запястьях красотки блестели и радужно переливались. В точности как его сверкающие побрякушки, чья цель — привлекать внимание, дерзко бросать вызов и быть стратегическим запасом, который всегда под рукой. Вдруг понадобится оплатить чью-то рискованную услугу или срочно откупиться от чрезмерно пристального внимания городской стражи. Увешанная золотом и смертоносной сталью незнакомка вела неравный бой с салатом-латуком. Аккуратной горкой сложенным в расписной глиняной тарелке. Подвижное лицо искажало мучительное смирение, когда она силилась запихнуть в себя зелень вперемешку с мелко накрошенными овощами. Кротким взором любящей, но строгой матери за красоткой надзирала облокотившаяся на стойку эльфийка. Уже не юная дева летами, с уложенными в низкий пучок волосами и сложной, как паутинка, светло-сизой татуировкой на лице. Валласлин. Олицетворяет принадлежность к долийскому клану и приверженность в служении определенному божеству. Надо же, какие вольные нравы. Настоящая долийка служит барменшей в таверне, а не носится по лесам, убивая из засады проклятых шемлен. Ладно, это Киркволл. У них тут свои порядки. Все это его не касается. Хотя дама хороша до неприличия. Сильная, фигуристая, затянутая в белое и бирюзовое. Вьющиеся каштановые волосы, перехваченные синей банданой, круглые серьги-монеты с оскаленными звериными пастями. — Арианни, пощади. Ну не лезет больше, — взмолилась красотка. — Я щаз лопну. Правду тебе говорю, в сене кто-то трепыхался! Крошечный, волосатый, на редкость мерзкий. Вдруг гаденыш забурится мне в кишки и начнет откладывать там яйца? — Секрет настоящей долийской кухни кроется в том, чтобы успеть расправиться с трапезой прежде, чем она сумеет удрать или сожрать тебя, — наставительно изрекла эльфийка. — Иза, мужайся. Ты делаешь это ради своей же пользы. Во вчерашнем поединке счет был три — один в пользу Карвера. Нет, если ты готова смириться с тем, что сопляк побежит хвастаться всем и каждому, как одержал над тобой верх, то я немедля унесу это. С прошлого вечера на леднике осталось полфунта окорока с тмином. Мягкого и жирного, словно задница откормленного на убой нага. Хочешь отрастить себе такой же? Прекрасная Иза обреченно вздохнула. Метко ткнула вилкой в фасолину и забросила ее в рот. Беззастенчиво ухмыльнулась глазевшему на нее гостю. Судя по смуглому оттенку кожи и блестящим карим глазам, кабацкая леди была коренной уроженкой Антивы или Ривейна. Опытная, закаленная всевозможными испытаниями наемница. Может статься, настоящая пиратка. Боги, за что вы так настойчиво обрекаете его на встречи с колоритными морскими волками и волчицами? Его ответная улыбка вышла не такой сияющей, как обычно. И самую малость вымученной. Иза решительно сгребла тарелку с недобитым долийским салатом и две кружки. Точно атакующий дредноут под всеми парусами, направилась к его столу. Грациозно покачиваясь и четко отбивая ритм каблуками высоченных ботфортов. Он вытолкнул ей навстречу свободный табурет, не дожидаясь банального вопроса о том, может ли она присесть. — Привет, красавчик, — игриво подмигнула лихая пиратка с парой кинжалов за спиной и еще парой — на крутых бедрах. — Хватай свой похмельный сидр. Какими ветрами в Городе Цепей? На чьем борту пожаловал к нам с утренним приливом? — Не могу знать, леди, — честно признался он. Иза выразительно заломила бровь и принюхалась, широко раздувая ноздри. — Да-да, так все и было. Ривейнский ром стаканами, участники банкета жизнерадостны, бодры и веселы до умопомрачения. Орут, хвастаются былыми победами и швыряются золотыми андрисами, повышая ставки. Затем наступает рассвет и таранным ударом отшибает память. Рыбаки на пристани уверяют, вы больше не в Антиве, вокруг плещется зловонная гавань Киркволла. Припоминаю, у нашего корабля на носу торчала здоровенная птица, крашенная в серебро. Мимолетные знакомцы уверяли, якобы он неплохо наловчился подражать антиванскому акценту. Да, он куда выше ростом и крупней, чем рисковые парни с берегов залива Риальто, но мало ли с кем согрешили его дорогая маменька и папаша? Может, у него ферелденцы в родне затесались. Или мабари. Хотя погодите. Мабари — порода собак. Даже южные варвары не могли докатиться до такой гнусности. — А, «Буревестник», — женщина переворошила содержимое тарелки, словно надеясь отыскать среди листьев латука парочку жемчужин. — Капитаном там нынче вроде как Ларваль. Здоровяк в цветных наколках. Толковый мореман. Только между нами, бороденка у него, как у старого козла. Остроухая за стойкой следит за мной, да? — Глаз не сводит, — от местного сидра в голове чуточку прояснилось. И напрасно. Он хотел бы, как страшный сон, изгнать из памяти капитана Ларваля и собственную дурость. Да, в ту ночь он был пьян в стельку, но это смягчающее обстоятельство, а не оправдание. Как и жалкий лепет о том, что он просто оступился на трапе. Официантка Эдвина бухнула на стол блюдо с закусками. Искоса глянув на желтоватые соленые яйца и поджаренные с сыром гренки, гость решил, что не настолько голоден. — Ведь не отстанет, пока я не сожру эту треклятую отрыжку галлы, — вполголоса пробормотала наемница. — Ладно, будем знакомы. Изабелла. Частенько запросто именуемая Ривейни, спасибо одному болтливому дворфу. — Монна Исабел, — повторил он. Выговорив имя так, как ему надлежало звучать в тавернах знойной, полной искушений Антивы. До каких пределов простирается дружелюбие нарочито добродушной дамы и надо ли представиться в ответ? Морячка из Ривейна просто любит трепаться за завтраком с красивыми незнакомцами или охотится за новостями с берегов Недремлющего моря? Ладно, капелька вежливой лести никогда не бывает излишней. — Прекрасное имя для прекрасной воительницы. Но почему салат? Исход рискованного дружеского пари или безжалостный эльфийский шантаж? — Пара мелких паршивцев, которых в лучшие времена я не взяла в команду даже драить палубу, осмелились хихикать за моей спиной. Дерзко утверждая, якобы я утратила былую хватку, — Изабелла приложилась к кружке. Крякнула, собираясь с духом, и атаковала шинкованную капусту. — Я их вздула. Одной левой. Они уползли в слезах и соплях. Но их насмешки вынудили меня признать — настало время отринуть излишества. Никаких трехслойных рыбных пирогов, запеченных поросят и орлейских конфет, Создатель, как я же их обожаю. Но слово есть слово. Теперь меня ждет исключительно вот эта зеленая гадость. Сорванная под ближайшим забором. — Вы чрезмерно строги к себе, Исабел. Напрасно внимаете праздным завистникам. Ривейни улыбнулась, показав крупные зубки и блестя закрепленной под нижней губой золотой бусиной. Слегка нагнулась вперед, явив шикарный бюст в вырезе блузы, и зачем-то пристально глянула на его сапоги. Здорово поистрепавшиеся за последнее время — как и он сам, к слову. — Льстец с бойким язычком. Имя-то у тебя есть, или предпочтешь остаться в моей памяти загадочным странником? Чем он рискует, в конце концов. Не могли же скандальные слухи с севера так быстро долететь в провинциальную глухомань. — Дориан, монна. — Дориан, а дальше? — Просто Дориан. Она понимающе хмыкнула: — Ладно, просто-Дориан. Прости на честном слове, ты совсем не тянешь на бывалого бродягу Анри. Вряд ли такой милашка потащился за сотню морских миль, чтобы хлопнуть сидра в кабаке и поглазеть на место молитвы Андрасте на Расколотой горе. Не хочешь поделиться с тетей Изой, какие невзгоды погнали тебя в столь дальний путь? Или я ошиблась, и ты прибыл ради серьезнейших дел? Я знакома со многими полезными людьми этого городка — и не очень людьми, но тоже нужными. Глядишь, и тебе смогу чем пособить. Словоохотливая Изабелла из Ривейна впрямь казалась человеком, изведавшим все входы и выходы здешнего крысиного лабиринта. Разумеется, он не собирался вываливать морячке задушевные тайны... но имя адресата сумки с письмами вроде не требовалось хранить в секрете. Он может расспросить монну Исабел и взамен развлечь любопытную морскую волчицу пикантными сплетнями о жизни безалаберного королевского двора Антивы. — Дела мои состоят в необходимости повидать некоего мастера Тетраса. Варрика Тетраса, дворфа. Знающие люди уверяли, якобы он известная в Киркволле личность и завсегдатай сего уютного местечка. Где и как я могу его найти? — Осведомители ни словечком не солгали, — Изабелла локтем отодвинула опустошенную до дна тарелку. — Просто тебе не свезло. Мастер Тетрас был здесь все утро, прежде чем нелегкая унесла его в город. Сам знаешь, для гнома коммерция всегда на первом месте. — Надолго он ушел? — не на шутку встревожился Дориан. Скверно. Предстоит целый день торчать в трактире, давясь долийской кухней и ерзая в ожидании утопавшего невесть куда гнома. Счастье, если очаровательная монна Исабел проявит великодушие и составит компанию. — Клялся вернуться через часок, — обнадежила морячка. — Будем надеяться, любящая родня не затащит бедолагу на очередной внеочередной семейный сход. Верю, этот хитрец найдет предлог быстренько улизнуть. Нас сегодня ожидает чрезвычайно хлопотливый денек. — Вы деловые компаньоны? Или поднимаем ставки выше, добрые знакомые? — Второе ближе к истине. Я его девушка, — безмятежно сообщила Ривейни. Однако. Нет, вольность нравов тут поистине необыкновенная. Какое крайне удачное стечение обстоятельств. — Пусть я еще не знаком с почтенным мастером Тетрасом, но уже одобряю его вкус и страдаю от зависти. Морячка звонко расхохоталась, на чешуйках змей в ожерелье заблестели искры: — Не спеши с подкатами, красавчик. Откуда тебе знать, вдруг я жадная вымогательница с нравом похлеще, чем у базарной торговки рыбой? — О-о, нет, такого просто не может быть, — шутливо запротестовал Дориан. — Внешность бывает обманчива, но не настолько же! — Жаль тебя разочаровывать, малыш, — что-то дрогнуло в ее выразительном лице. Плеснуло в глубине теплых карих глаз, устремленных за плечо собеседника. Он не успел отреагировать. Не смог даже вскочить и соткать простейший Щит. Размазанный в лепешку сводящей с ума, сокрушительной, подавляющей аурой. Словно в каменном полу разверзся потайной люк и оттуда с мечом наперевес выскочил обезумевший южный храмовник. По самые брови накачанный отборным лириумным зельем. Создатель, даже самому отчаянному из чародеев Империи не пришло бы в голову выхлебать столько декокта одним махом. Это же безумие, вернейший путь в одну сторону. Прямиком сквозь Завесу в жаждущие объятия демонов. У того, кто возник за его спиной, отравленная синева, как пот, сочилась сквозь поры кожи. Коварная монна Исабел работает на храмовников и отвлекла его болтовней? Или все хуже, все намного хуже — его предали раньше, чем он отправился в дорогу? Один из гостей на памятном ужине ненадолго отлучился, черканул записочку, погнал слугу на воронятню... Его поджидали на другом краю земли, чтобы беспомощным пленником уволочь обратно? Он не дастся. Сосредоточиться, собраться. Но как, если мир перед глазами плывет и разум захлебывается манящей песней лириума в чужой крови? Кто-то сгреб его за отросшие за время мореплавания волосы, рывком запрокинув голову назад. Холод щекочет горло, синяя глубина, алая кровь, приди в себя, Дориан!.. — Не шелохнись. Руки на стол и замри. Иза, если он хоть пальцем шевельнет, бей. — Да, милый. — Где другие? Где прячутся твои поганые дружки? Или среди них ты — самый жадный идиот? Решил заграбастать всю награду себе? Где они, говори!.. Удивительно, ни в одном трактате он не встречал упоминаний о том, чтобы у лириума прорезался голос. Низкий, злой, хрипловатый шепот над самым ухом. Исследователи магии на все лады тщатся описать Песнь лириума, но в ней нет слов. Дурманящая, завораживающая мелодия крови земных недр, тысячи бестелесных шепотков. Сулящая обладателям магического Дара все блага и соблазны мира. — Говори! — его грубо, сокрушительно встряхнули, аж зубы лязгнули. — Ты притащился с Адрианой или сам по себе? Сука мертва, чтоб ты знал. Отправишься прямиком за ней, если не заговоришь. Где остальные? Лезвие прильнуло, огладило кожу под кадыком, рассылая по телу огненно пульсирующие волны. Если ему пустят кровь, все точно рухнет в Бездну. Он должен, должен заставить свой болтливый рот в очередной раз вытащить его из беды. — Н-нет... нет у меня н-никаких дружков. — Лжешь, я чую. Сколько вас? Они в схроне за городом или затаились в Киркволле? Отвечай! — Не понимаю, о чем ты, — фразу удалось выговорить почти без запинок. Оживший лириум гневно зарычал, надавливая на прижатый к горлу клинок. — Соль, — отчеканила Ривейни. — Акцент. Запах. Кольца. Паренек шатался, когда вошел. — И что с того? — Милый, глянь на меня, вот она, Иза, я здесь. Всего пара слов, прежде чем ты уляпаешь зал кровью, а девушкам и Корфу придется возиться с уборкой. Сам знаешь, как трудно отскребать кровь от камня. Выслушаешь меня? Вынужденный таращиться в закопченные потолочные балки и на кованое из черного железа колесо люстры, Дориан не видел морячку. Но обеими руками и всей душой был за то, чтобы говорливой леди дали выступить в его защиту. Лишь бы она не схватилась за кинжалы. С ловкой дамочки станется без колебаний пришпилить его кисти к столешнице. Его драгоценные руки магика. — Ну? — У гостя шикарные сапоги, но все в толстом налете морской соли. Такой проступает, если три-четыре седмицы безвылазно торчишь на корабле, — спокойно изложила свои доводы монна Исабел. — Он него несло черным ромом, да так крепко, я едва не прослезилась. Его качало. Не от неумеренных возлияний, отнюдь. Сухопутная крыска вернулась на берег и не может привыкнуть к отсутствию качки. Обычный исход муторного перехода. Особенно по осени, когда сезон штормов. Глянь на его руки. Нет мозолей, зато глубокие следы от колец. Три перстня — клянусь жопой Маферата, камушки-то настоящие и цены немалой! — а вмятин восемь. Вдрызг проигрался? В каждом порту отдавал по колечку в грабительский заклад, лишь бы иметь возможность продолжать путь? Поверь моему опыту, милый, минувший месяц, а то и два парень болтался в Недремлющем море. Убегая от собственных тягот, грызущих за пятки. Вряд ли он имеет отношение к псам Адрианы. Мы вырезали их под корень. Всех и каждого. Никто не улизнул. — Он тевинтерец, Иза! — Возможно, — согласилась Изабелла. — Таблички с родословной к нему не приколочено. Когда б не годы веселых пьянок в кантинах Антивы, я охотно купилась бы на его сладкий голосок. Милейший акцент, просто очаровательный, прям медом по сердцу. У моего дружка из стаи Воронов был почти такой же. Кстати, прежде чем ты столь грубо прервал нашу беседу, гость просил о встрече с Варриком. — На кой ляд ему сдался дверг? — Полагаю, вон в тех сумках лежит нечто ценное и очень секретное. Доставленное с севера лично для мастера Тетраса. Давай ты уберешь нож от его глотки, и мы потолкуем? Имей в виду, парень сомлел и вот-вот хлопнется в обморок. — Притворяется. — Да непохоже. Еще один аргумент в мою пользу. Он прибыл в город нынешним утром на «Буревестнике» и не подозревал, что может наткнуться здесь на тебя. Охотник, заранее не узнавший излюбленных мест обитания добычи? Бездарно прохлопавший засаду? Милый, таки не смеши мои ботфорты. — Он просто туп и самоуверен. Как все магистры. — Я не магистр, — с усилием просипел Дориан. — Монна Исабел, растолкуйте вашему другу, он обознался. Знать не знаю никакой Адрианы. Жаливший горло клинок отпрянул в сторону, подарив возможность вздохнуть. Одно краткое мгновение, прежде чем его схватили за ремешки куртки на груди, сорвав с табурета и размашисто толкнув назад. От души приложившись спиной и затылком о шершавую твердость колонны, Дориан взвыл. Не худа без добра — боль, воткнувшаяся острым штырем в позвонки, слегка развеяла затмившую рассудок лириумную одурь. Он запоздало догадался, откуда взялся нападавший. Просто и незамысловато спустился по лестнице из внутренних помещений таверны. И это оказался не фанатичный храмовник, упившийся ядовитым раствором до такой степени, что тот сочился из-под ногтей. Это был элвен. Остроухий, демоны его раздери! В занюханной киркволльской таверне ему угрожал элвен, чей облик никак не складывался воедино. Рассыпался на колкие отражения в гранях лазурного мерцания. Темная бровь и смуглая кожа. Хищно оскаленные зубы, яростный взгляд. Белесые пряди волос и неумолимо влекущий погибельный зов. — Гребаный маг, — рыкнул элвен. — Какого хрена ты сюда приперся? — Я, э-э... — Фенрис, милый, — окликнула разъяренного эльфа Ривейни, — если ты задушишь посланца, Варрик будет шибко недоволен. Отпусти его, мы вроде договорились. — Ты уверена, что сможешь его одолеть? Я вот сомневаюсь. — Да глянь, у него даже посоха нет! — Это ничего не значит! Фенрис. Имя заставило кусочки мозаики со звонким щелчком сложиться воедино. Дориан поперхнулся обжигающим воздухом: — Ты?! О боги, это действительно ты? Волк Данариуса? Постой-постой, но старый пердун который год ноет о том, как его драгоценный Волчонок героически пал на Сегероне! Ценой своей жизни защитив морщинистый хозяйский зад от посягательств свирепых кунари! Он лгал, я нюхом чуял, помешанный выродок лгал, ты не мог так запросто погибнуть! Никто не вернулся с острова, никто не мог подтвердить, что воочию видел твой труп или копал тебе могилу! Элвен застыл, глядя чуть расширенными, пронзительно-зелеными глазами. Момент выдался не самый подходящий, но Дориан ничего не мог поделать. Стремление высказать свое драгоценное мнение всегда стояло для него превыше трусливых доводов здравого смысла, надрывно требовавших захлопнуть пасть. Особенно если ситуация накалялась до предела, неизбежно грозя перерасти в полную катастрофу. Жгучий привкус опасности все делал лучше, до предела обостряя чувства и эмоции. Распластанный по стене, он безостановочно хихикал, давясь рвущимися наружу словами: — Ты убил всех и сбежал, верно? Скудоумный хрыч извел целое состояние и уморил с десяток юных эльфов, доказывая, что ты был не случайным успехом. Над ним смеются и в лицо называют неудачником. Я видел бои на арене, следил за тобой на приемах, ты всегда и везде был неподражаем, но знаешь что? Ты столько лет оставался моей сияющей юношеской грезой. Знаю, все золото Империи не заставило бы жадного скрягу расстаться с тобой, его единственным достижением. Я надеялся однажды бросить вызов твоему хозяину и заполучить тебя в честном поединке, чтобы... Изабелла переглянулась с Арианни. Долийка сочувственно закатила глаза и, пригнувшись, шмыгнула за надежную крепость барной стойки. — Андрасте, в бескрайнем милосердии своем прими душонку неразумного балбеса, — почти искренне взмолилась Ривейни, с размаху ткнувшись лбом в раскрытую ладонь. — Такой хорошенький и такой глупый. Прощай, малыш. А ведь ты начал мне нравиться. Редко кому удавалось толком проследить за стремительным выпадом элвен. Клейма вспыхивали, бледное лириумное пламя разом охватывало руку Фенриса от кончиков ногтей до плеча. Преображенная магией призрачная ладонь в когтистой перчатке размашистым ударом снизу вверх входила в человеческую плоть между пятым и шестым сводом ребер. Пальцы мертвой хваткой сжимали нижнюю аорту или вену («Толстые скользкие трубки, — как-то нехотя обмолвился эльф на расспросы пиратки и гнома, каково на ощупь живое человеческое сердце, — трудно схватить, так сильно они дрожат из-за кровотока»), обрывая их, словно гнилую нить. Следующим движением Фенрис поворачивал кисть, ломая клетку ребер и выдергивая трепещущий комок сердца наружу. Частенько оно еще продолжало биться, обильно разбрызгивая мелкую кровавую взвесь. Себастьян в такие мгновения невольно отшатывался в сторону. Мерриль смотрела крайне заинтересованно, а Варрик украдкой кривился. На привалах эльф долго и вдумчиво вычищал засохшую кровь из металлических сочленений перчатки. Изабелла считала приемчик убийственно доходчивым. Стоило Фенрису в боевом азарте выдрать хоть одно сердце, и стычка утихала сама собой. Противники мигом переходили к переговорам об условиях сдачи в плен или достойном выкупе. …За какие мелочи цепляется рассудок на пороге смерти. Сочувственный взгляд морячки. Кончик серебряной нити, выбившийся из узора на высоком воротнике одежды элвен. Пульсирующая бело-голубым сиянием тончайшая жилка лириума, инкрустированная в смуглую кожу. Ледяные пальцы, крепко обхватившие трепещущее сердце. Он умрет, сейчас он умрет. Достойное воздаяние болтуну, не сумевшему вовремя удержать язык за зубами. Его колотящееся сердце будет разбито в самом буквальном смысле, а все, что он испытывает — погибельный, исполненный смятения восторг. Призрак некоей высшей справедливости возмездия. Смерть в облике беглого эльфийского раба, ненавидящего его страну и всех ее уроженцев. Что ж, пусть так. Быстро, жестоко, нелепо. Зажмуриться бы, да рваные ошметки гордости не позволяют. Окованная железом дверь таверны с лязгом бухнулась о стену. Ввалились посетители. Раздраженно галдящая толпа двергов, числом около дюжины. — Хоук! — оглушительно рявкнул предводитель. — Где Хоук? Он здесь? Изабелла взвилась на ноги, с грохотом опрокинув табурет. — Наше вам здрасьте, а вы за Хоуком? — проорала она. — Сколько раз твердила идиоту, не смей якшаться с Хартией и брать у приплюснутых коротышек взаймы под двадцать годовых! Но тупому деревенщине разве чего докажешь? Как горох об стену, деньги нужны позарез, и все тут! Сильно задолжал, да? Такая досада, вам даже медного грошика слупить не светит. Остроухий добрался до его шкуры первым. Верьте слову, сейчас точно шлепнет подлого изменника! Морячка драматично ткнула невесть когда прыгнувшим в руку кинжалом в сторону двух оцепеневших фигур. — Иза, — проскрежетал сквозь зубы эльф. — Изабелла, futuebam matrem tuam [да-да, «Зина, ё... твою мать»], ты будешь следующей, кого я убью. — Ой, гляньте на этого одержимого! Не спала я с твоим Хоуком, клевета это и напраслина завистников! — с натуральной слезой в голосе заблажила Ривейни. — Все вы, мужики, козлы душные и мерзкие! Только и думаете, как бы вымарать грязью честную женщину! Поменьше ревновал бы его к всякой мимохожей юбке, он и не удирал бы от тебя плакаться в сиськи девочкам из «Розы»!.. Элвен плавно шагнул назад. Лириумные клейма померкли, и самое главное — эльф убрал треклятую руку из его грудной клетки. Оставив Дориану его несчастное сердце. Застрявшим поперек горла тошнотворно раздувшимся горячим комом, но вроде бы целехоньким. Ничего не понимающий, взмокший и разом утративший все силы, маг съехал спиной вниз по колонне, ошалело моргая и дрожа. Ощущение, что ребра насквозь проткнули легкие, рот полон кислой желчи и никак не получается толком вдохнуть. Он вяло стукнул себя кулаком по левой стороне груди, пытаясь слабенькой искрой вынудить несчастный комок мышц вернуться к работе и качать кровь быстрее. Целительный аспект никогда не был сильной стороной его Дара, и усердные занятия пока не помогли в достаточной степени развить навык. Дориан был способен расплавить камень и заморозить дождевые капли в полете, но не излечить себя или другого человека. Что ж, ему и раньше доставалось. От соучеников в Кругах, освоивших пару новых заклятий и самоуверенно вообразившими себя истинными магистрами. От противников на дуэлях и даже пару раз от настоящих наемных убийц. Но смотрите-ка, он все еще жив-здоров и способен дать сдачи. А где нынче те, кто пытался свести с ним счеты? Просто все случилось... непредвиденно. Настало время проявить капельку треклятого благоразумия. Тихонько посидеть на полу, старательно дыша и выжидая, кто возьмет верх в трактирной сваре. Надо поблагодарить монну Исабел за поддержку. Узнать, кто такой, Мор его побери, Хоук? Лириумный эльф впрямь испытывает к этому мужчине некую симпатию или у морской волчицы очень богатая фантазия? Она выкрикнула первое, что взбрело в голову, лишь бы отвлечь дворфов? Драма на жизненных подмостках Киркволла тем временем обретала черты уличного балагана. Изабелла голосила, настойчиво предлагая мрачным двергам засунуть пресловутого Хоука в мешок, вывезти за город и пытать каленым железом, пока не отдаст долги. Эльф вполголоса буркнул, мол, валяющееся на полу тело вовсе никакой не Хоук. Морячка врезала остроухому каблуком по щиколотке, резко сменила курс и завопила, что никогда не выдаст лучшего кореша на расправу чокнутым недомеркам. Малость опешив от непредсказуемости женского нрава, гномский предводитель заревел в ответ. Напирая на то, что некий хозяин отдал приказ и без живого Хоука им обратного пути нет. Выбирайте — или мы разносим таверну вдребезги пополам, или вы тихо валите в сторону, мы делаем свое дело и все расходятся довольные. Элвен сгреб за ножку опрокинутый табурет и без лишних слов отоварил по башке ближайшего дверга, благо тот непредусмотрительно явился на стычку без шлема. Табурет хрустнул и развалился. Гном мешком осел на пол. Сердито крякнул, хватаясь за окровавленную лысину. — Началось в Киркволле утро, — монна Исабел рывком вытянула из заспинных ножен второй кинжал. — Душевно же сидели. Кстати, мне та-ак понравилось про твою увлекательную жизнь в Империи! Особенно та часть, где ты героически гибнешь, защищая своего магистра. Теперь это точно будет моя любимая история! — она стремительно бросилась вперед. Освоенный в босоногом детстве и доведенный до блеска прием, внезапный удар лбом в переносицу противника, никогда ее не подводил. Не подведет и сейчас. Вот только сгоряча она позабыла учесть разницу в размерах. Клюнула головой высоко над макушкой дворфа. Тот въехал бородатой физиономией прямиком в щедро распахнутое навстречу всем ветрам декольте. Гномы дружно и обидно заржали, и даже Фенрис издал короткий сухой смешок. — Ой, ну промахнулась малость! Тьфу на вас, карлы приплюснутые! — Изабелла шарахнулась в сторону, засветив масляно ухмыляющемуся двергу окованным носком ботфорта промеж ног. Тот бессловно замычал и разом сложился пополам. — Ага, работает! Повергнув врага ударом по незащищенному затылку навершиями кинжалов, морячка лихо крутанулась вокруг себя, метнув в сомкнутую группу противников нечто маленькое и пузатое. Предмет взорвался в полете, выбросив облачко густого серого дыма. Элвен нырнул в расползающуюся по залу муть, замелькав в тумане пронзительными вспышками белого и синего под сопровождение воплей и ругательств. Эти двое были явно давней и отлично сработавшейся командой, ничуть не нуждавшейся в посторонней помощи. Дориан счел себя в безопасности. Ошибся. Кхекая, рядом с ним из дымных клубов выскочила парочка двергов. Слаженным движением сгребли за щиколотки и, пригибаясь, целеустремленно потащили в направлении двери. — Эй! — магик даже не мог точно сказать, возмущен он, растерян или испуган. Ему редко приходилось иметь дело с подгорным народом. В городах Империи гномы держались замкнутыми общинами, не скрывая неприязни к людям. Он смутно представлял, как к ним обращаться и убедить в том, что их ввели в заблуждение. — Эй, послушайте! Я как бы совершенно ни при чем!.. Бесполезно. Живой дергающийся трофей волокли, как муравьи настойчиво волокут к муравейнику дохлую гусеницу, пропуская любые протесты мимо ушей. Дым слегка рассеялся. Дориан увидел эльфа, схватившегося с вожаком гномской шайки. Дверг проворно выписывал в воздухе кривые петли посвистывающей гирькой на обмотанном вокруг запястья ремне. Эльф текуче уклонялся от ударов, пытаясь длинными выпадами кинжала разрубить ремень или достать сжатый кулак дворфа. Трое двергов с топориками наперевес вынудили Изабеллу отступить и прижаться к стойке. Морячка яростно отмахивалась клинками, вид у нее был не на шутку встревоженный. Пробужденная магия, ощутив тревогу хозяина, скреблась и металась в кончиках пальцев, требуя выхода. Первым арканом Дориан отбросил от себя назойливую парочку похитителей — которые в процессе волочения почти стянули у него с ноги сапог. Взмахом ладоней столкнув гномов лбами и швырнув к дверям. На миг задумался, помочь ли Исабел и эльфу. Морячка заступилась за него, когда ее остроухий друг намеревался запросто прикончить гостя. Она вроде не имела ничего против его имперского происхождения и чародейского Дара. Каменный пол под ногами наступавших на Изабеллу гномов стеклянно заблестел. Покрываясь расцветающими, ползущими во все стороны узорами тонкой, влажной измороси, очертившими границу ледяной руны. Будь у него в руках посох, руна вышла бы на порядок сильней и куда больше в поперечнике. Но жуткие россказни о кровавых гонениях на магов, устроенных южными храмовниками, сделали свое дело — он не отважился войти в Киркволл со своей любимицей за плечами. Мысленно рыдая, спрятал ненаглядную Ассаллин в порту, окутав чарами невидимости и умоляя дождаться его возвращения. Истинный мастер способен одолеть врагов и без концентрирующего энергию посоха, не это ли ему внушали наставники? Один из двергов поскользнулся, бешено шерудя короткими разъезжающимися ногами в попытках сохранить равновесие. Монна Исабел бросила понимающий взгляд вниз, ухватилась за край стойки и изо всех сил пнула дверга по согнутому колену. Гном обрушился, вопя и маша руками, точно сползающая в ручей мельница. Грохнулся навзничь, ударившись затылком. Иза без колебаний прыгнула ему на колышущееся брюхо, использовав как опору и возможность с размаху врезаться шипастым наплечником в физиономию другого дворфа. Снесла орущего от боли противника и с разворота метнула клинок в третьего. Если б не лед, точно бы попала. Гнома как раз повело в сторону на скользкой поверхности, и кинжал вошел под ключицу. — Какого, простите, хрена? Дверь «Висельника» распахнулась, впустив уличный шум и полосу тусклого солнечного света. Судя по крепкому сложению и приземистому росту, новый посетитель тоже относился к подгорным жителям. — Как дети малые, право слово. На миг нельзя без присмотра оставить. Вытворят каверзу и будут твердить — когда мы пришли, оно все так и было! Голос у вошедшего был потрясающий. Бархатный, насыщенный, пробирающий своей глубиной до костей. Что-то металлически клацнуло. Звякнуло. Пронзительно свистнуло, по ощущениям — почти над самой головой. Кто-то коротко и ожесточенно вскрикнул. Дориан уперся руками в шершавый пол и нетвердо сел, оценивая разом изменившуюся обстановку. Лидер нападавших рухнул на колени, цепляясь за выросший чуть пониже грудинного сочленения толстый арбалетный болт. Уцелевшие переглянулись, подхватили раненого вожака и скопом рванули к дверям. Дверг, державший в руках сверкающий лаком и полированным серебром арбалет, чуть отступил в сторону. Позволив разбитому наголову и опозоренному противнику покинуть поле боя, бросив мертвецов. — Арианни! — встревоженно окликнул дворф. — Ты цела? Побледневшая эльфийка опасливо высунулась из-за стойки: — Да, мастер Тетрас. Когда началась заварушка, я вовремя спряталась. — Хоть у кого-то есть голова на плечах. Вы двое, почему таверна полна мертвых хартийцев? О нет, один недобитый еще трепыхается. Устрашающий арбалет развернулся в сторону Дориана, пытавшегося изобразить предмет слегка разгромленной обстановки. — Дорогой, избавиться от него мы всегда успеем. Повремени чуток, — Изабелла постучала костяшками пальцев по стойке. Долийка подвинула ей торопливо наполненный стакан. — Произошло маленькое недоразумение. Я все объясню. Мы не виноваты. То есть виноваты, но не очень. Эльф мотнул головой, отбрасывая с глаз длинную бесцветную челку, и шагнул в сторону полулежавшего на полу магика. Судя по ледяному выражению лица, Фенрис намеревался довести до конца убийство, так кстати прерванное дворфским вторжением. — Нет! — на этот раз Щит соткался по первому мановению пальцев, замерцав фиолетовой пылью. — Нет, ну пожалуйста, не надо, это было очень неприятно! Я извиняюсь за все, что наговорил, но постарайся понять! Я не ожидал встретить тебя... снова и здесь! — У меня. Больше. Нет. Хозяев, — чеканя каждое слово, выговорил эльф. — Нет! Да! В смысле, я все понял. Никаких хозяев, ты, э-э, полностью свободная личность, только убивать меня не надо! Если тебе позарез нужно мое сердце, я его просто так отдам! Изабелла фыркнула в бокал, янтарная жидкость каплями разлетелась по сторонам. Эльф судорожно дернул углом рта. Борясь с желанием если не прикончить мага, то хотя бы двинуть ему по физиономии или ребрам, да пожестче. Может быть, даже ногами. — Фенрис, — на удивление мягко вмешался дверг, — Фенрис, все хорошо. Успокойся. Сейчас разберемся, что вы умудрились наворотить. Арианни, плесни ему чего-нибудь из орлейской коллекции, только не сильно крепкого. Ты помнишь, тебе сегодня еще надо произвести на общество хорошее впечатление? — Забудешь тут, — раздраженно буркнул эльф и, хвала Создателю за маленькие милости, отошел к стойке. Монна Исабел сунула ему бокал на высокой ножке и осторожно погладила по плечу. Дворф извлек из-под стойки большую жестяную табличку с надписью «Закрыто». Выглянул наружу, прицепив ее на створки, и запер дверь таверны на внушающий уважение засов. Оставшись наедине с диковинной компанией и мертвыми двергами, Дориан украдкой поежился. Без посоха ему может и не хватить сил разметать нападающих, высадить дверь и смыться. Может, все-таки есть шанс договориться, раз уж он снова уцелел? Дворф быстрым движением сложил чудовищный арбалет едва ли не втрое, со стуком водрузив оружие на столешницу. Подошел ближе, с интересом глядя на гостя. Дориан растерянно сморгнул. Те дверги, которых ему доводилось встречать, наверняка рождались запеленутыми в бесформенные, многослойные одежды всех оттенков тусклости, а главной целью в жизни полагали отрастить как можно более длинную и густую бородищу. Да, гномы носили украшения, но старались не выставлять их напоказ, опасаясь привлечь ненужное внимание сильных мира сего. Положение дворфов в Империи всегда было двусмысленным: к ним охотно обращались за ссудами и заказами на создание магических вещей, они заправляли поставками так необходимого чародеям лириума, многие из них были до непристойности богаты — однако вход в людское общество для них преграждала незримая, но крепкая стена. Их не принимали магистры, их избегали те, кто имел вес, но был лишен колдовского дара. Невзирая на свое богатство и очевидную полезность, на социальной лестнице Империи гномы за редким исключением топтались между совершенно бесправными эльфами и человеческими гражданами не-магами низкого сословия. У этого дверга не было бороды. Начисто выскобленный массивный подбородок, сломанный нос, рыжеватые волосы и смеющиеся глаза золотистого оттенка. И, чтоб ему провалиться в Бездну на этом самом месте, у лихого арбалетчика был стиль. Откровенно вызывающий — одна шелковая рубаха, распахнутая на широченной груди, чего стоила — крикливый, построенный на слишком ярких сочетаниях алого и золотого — но был. — Всегда считал ваш народ невообразимо далеким от понятия моды, — высказался Дориан. — Из любого правила всегда сыщутся исключения, — хмыкнул дворф, и от его голоса вверх-вниз по позвоночнику опять промаршировал бодрый отряд мурашек. — Я, к примеру. Эй, почему наш гость валяется на полу и до полусмерти испуган? — малость поколебавшись, дверг протянул ему руку в перчатке коричневой замши и помог встать на ноги. — Я Варрик. Варрик Тетрас, и что-то мне подсказывает, что сейчас я услышу крайне занимательную историю. — Дориан. Счастлив знакомству. Монна Исабел совершенно права. Это было недоразумение, вызванное недопониманием. И неуместными общими воспоминаниями. — Только не разочаруй меня известием о том, что ты и есть бывший владелец нашего бешеного остроухого, — гном ухмылялся, но прежнее добродушие его улыбки мгновенно истаяло. — Или его подручный, лично притащившийся в Киркволл обговорить условия, на которых Фенрис согласен вернуться на север. Нет-нет, и речи быть не может. Он, конечно, та еще язва и первостатейный убивец работорговцев, но теперь он наш убивец и мы к нему привязались. — Особенно Хоук? — на всякий случай уточнил Дориан, снова вынудив морячку захрюкать в ладонь. Он поднял перевернутый табурет, усевшись за стол напротив дверга. — Увы, я не имею никакого отношения к правам на обладание... в смысле, на владение Волком. Фенрисом. Мне наглядно разъяснили, что отныне он является вольным элвен. — Хоук-то здесь при чем? — дворф через плечо оглянулся на глумливо хихикающую подругу. Сверкнуло плотно обхватывающее его крепкую шею ожерелье из золотых и темно-зеленых бусин, соединенных массивным кольцом. — Изабелла, дорогая, ты ничего не хочешь добавить? Морячка ловко чмокнула сердитого эльфа в кончик острого уха, захватила стакан и перебралась к ним. — Свора недомерков ворвалась и начала блажить, мол, вынь да положь им Хоука. Я же не могла просто оставаться в стороне, — разъяснила она. — Эти двое слишком увлеклись, выясняя, легко ли выдрать сердце из груди. Вот я и завопила — спасайте вашего Хоука, не то остроухий из ревности его прикончит. Дворф закатил глаза: — Идей получше тебе в голову не пришло? — Не-а. — Красивая женщина имеет право на внезапные капризы, — примирительно заметил Дориан. — В конце концов, ее план сработал. — Во-во, — поддакнула Изабелла, — парень дело говорит. Я всех спасла, а ты опять недоволен. — Мы еще потолкуем о последствиях твоих капризных фантазий, — пообещал Варрик, переводя слегка смягчившийся взгляд на гостя. — Ладно, ты приехал не за Фенрисом, если не врешь. Уже хорошо. Чем тогда обязаны столь внезапным визитом? — Точно. Да. Собственно, вот, — магик провел рукой над разложенными на столе сумками. Одна из них слегка замерцала, сменив обличье и превратившись в большой, обтянутый свиной кожей короб. С крышкой, запечатанной тремя печатями синего сургуча, и одной красной, с глубоким оттиском перстня-печатки. Ривейни тихонько ойкнула, то ли от неожиданности, то ли от восторга. — Общие друзья с севера просили вручить это лично в руки мастеру Тетрасу. — Нам, простым смертным, никогда не постичь, как вы это проделываете, но должен признать — ваши трюки порой смотрятся на удивление эффектно. И бывают дохрена полезны, — дворф извлек короткий нож с поперечной рукояткой, сковырнув печати и мимоходом убедившись в целостности толстых крученых нитей под ними. — Надеюсь, друзья предупредили тебя, что в последнее время отношения между магами и Церковью в Вольной Марке не вполне хороши? — Можно подумать, они хоть когда-то были хороши, — вполголоса буркнула монна Исабел. — Мне настойчиво рекомендовали воздержаться от публичного запекания местных храмовников прямо в доспехах. — Отличный совет, — Варрик откинул крышку короба. Переворошил плотно сложенные письма, вытянув пакет желтоватой бумаги и с хрустом вскрыв его. Отодвинул подальше, прищурился, вглядываясь в строчки. Изабелла нахально сунулась ближе, но дворф мягко отстранил женщину — видимо, послание не предназначалось для посторонних глаз. — С ними что-то не так, — подал голос эльф. С бокалом в руке он бродил по залу таверны, наклоняясь над убитыми двергами и пристально рассматривая тела. Мастер Тетрас немедля отложил письмо: — Заметил что-то конкретное? — У Хоука нет конфликтов с Хартией, — произнес Фенрис. — Я бы понял, явись они угрожать тебе, мне или Изе. Каждый из нас в свой черед успел им насолить. Но Берахт сейчас не имеет к нам претензий. Вы сговорились о цене и сроке выплат, а в этих случаях Хартия строго блюдет заключенные договоры. Навар превыше свар. Кроме того... — он сделал паузу, чуть склонив голову к плечу и размышляя, — они шли за Хоуком, не зная его в лицо. Он человек довольно известный и успел примелькаться в городе. О том, что нельзя доверять болтовне Изы, они были не в курсе. С легкостью приняли его за Хоука, — эльф неприязненно махнул рукой в сторону мага, — и пытались уволочь по приказу какого-то хозяина. Мне все это кажется... слегка подозрительным. А еще от них воняет. Чем-то неприятным, но очень знакомым. Проверьте и скажите, что я ошибаюсь. Гном с морячкой дружно спрыгнули с табуретов и кинулись нюхать мертвецов. Дориан остался сидеть. Пораженный внезапно пришедшей в голову мыслью: восхищаясь уникальностью, привлекательным обликом, ловкостью и грацией Волка, он никогда прежде толком не слышал его голоса. Яростный боевой клич на арене и тихое «да — нет — что вам угодно — будет исполнено» при гостях. Бесстрастные фразы безупречно вышколенной прислуги. Оказывается, эльф умеет гладко изъясняться на Торговом наречии и рассуждает, как образованный человек. Свободная жизнь в Киркволле явно пошла ему на пользу... и преобразила. Неудивительно, что Дориан не смог признать Волка с первого взгляда. В его памяти жил эльфийский юноша-раб в причудливых доспехах, более открывавших тело, нежели служивших настоящей защитой в бою. На приемах и вечеринках державшийся за плечом хозяина Волк — нет, теперь его называют Фенрисом — частенько бывал почти обнажен, чтобы гости смогли по достоинству оценить искусно выполненную лириумную татуировку. Крылось в этом что-то мерзкое даже по меркам Империи... и невероятно притягательное. Лириум, вживленный в теплую, гладкую плоть. Наверняка не без помощи магии крови, иначе как Данариусу вообще удалось осуществить подобный эксперимент? В недрах какого книжного собрания ему посчастливилось наткнуться на замшелый том с описанием ритуала? Не мог же он сам его разработать. Данариус слыл магистром амбициозным, однако звезд с небес никогда не хватал. Фенрис стал единственным его успехом и достижением, произведшим в тот год настоящий фурор в обществе. Магистр повсюду таскал телохранителя с собой — и было так болезненно-неловко замечать в повадках тихой остроухой тени нечто, похожее на отчаянные попытки сохранить достоинство. Юноша-элвен стал молодым мужчиной. Скорым на расправу, наверняка пережившим немало суровых испытаний и отыскавшим себе верных напарников. В отличие от него, тоже повзрослевшего, но пока могущего похвастаться только чередой громких скандалов, сделанных долгов и нажитых врагов. В своей новой жизни Фенрис, как ни удивительно, походил на средней руки дворянчика. Причем не из тех, что по бедности вынуждены тащить в залог последние фамильные бриллианты. Темное, хорошей работы сукно с проблесками серебра, перчатки-митенки, высокие мягкие сапоги. Скромный и дорогой наряд. Подобранный со вкусом, подчеркивающий стройную фигуру и тщательно скрывающий мерцание лириумных узоров. Кто-то из друзей заботится об эльфе или за минувшие годы он сам обучился всему, необходимому для жизни в обществе? Вот демон, твердое как скала первоначальное намерение побыстрее убраться из Киркволла начало покрываться трещинами. Сметливая красотка Исабел. Знающий толк в моде дворф со смешливым и проницательным взглядом, о котором супруг Мэй многозначительно заметил: «Мой кузен, скажем так, в корне отличается от традиционного представления других рас о нашем народе». И Фенрис. Живой, изменившийся, всей душой ненавидящий уроженцев Империи. Будем честны, тогда ему вряд ли что светило. Сейчас даже малейшего шанса нет. Но если рискнуть?.. Чтобы его вырванное сердце растоптали каблуком о грязную киркволльскую мостовую, ага. — Глубинные Тропы, — убежденно заявила Изабелла, когда они с дворфом вернулись. Фенрис сделал было шаг за приятелями, но мигом передумал и небрежно привалился спиной к колонне, скрестив руки и плотно обхватив себя за локти. Сесть за один стол с тевинтерским отродьем эльф побрезговал. — Точно тебе говорю, от тамошних тварей несло похожим дерьмом! — На мой нетребовательный вкус, это походило на жуткую смесь из прокисшего сусла и гнилых фруктов, — согласился Варрик. — Вы спускались на Глубинные Тропы? — не поверил своим ушам восхищенный Дориан. — И вернулись живыми? — Как видишь. То была захватывающая повесть о смелости, жадности, предательстве, утратах... и о том, как жизненно важно в самой опасной передряге сохранять чувство юмора и никогда, никогда не экономить на закупке провианта. Итак, в сегодняшнем меню у нас загадочные хартийцы с неповторимым ароматом Скверны, которым позарез требовался Хоук, — подытожил дворф. — Стоит его предостеречь, чтоб поглядывал по сторонам. Мало ли во что он сумел вляпаться, сам того не зная. — От них разило не настолько сильно, как от тварей Тьмы, — добавил эльф. — Они не выглядели зараженными... даже вели себя относительно разумно. Может, недавно шарились на Тропах и насквозь провоняли тамошними запахами? — С чего бы хартийским отбросам таскаться по брошенным подземельям? После нас там теперь как шаром покати, ни одной завалящей монетки не осталось, — возразила монна Исабел. Гном в задумчивости потер подбородок и нахмурился: — Пора идти. Опоздаем к началу, это сразу будет истолковано не в твою пользу. Эдвина! Эдвина, детка, где ты прячешься? Вылезай, все закончилось, мы снова победили. Растолкай Корфа, пусть немедля спустится сюда. Мараас когда заступает на смену? — Должен придти через час, если опять ничего не напутает, — отозвалась долийка. Официантка, в течении короткой драки сидевшая под дальним столом, с кряхтением выбралась и убежала вверх по лестнице. Скользя глазами по строчкам, дворф поспешно дочитал письмо до конца, свернул и сунул обратно в короб: — Что касается нашего гостя из северных краев. Те, кому я имею основание доверять, настоятельно просят приглядеть за ним. — Мастер Тетрас, уверяю вас, я не нуждаюсь ни в чьем присмотре, — вежливо, но непреклонно возразил Дориан. Клятая Бездна, что там настрочила Мэй в стремлении наилучшим образом устроить его судьбу? Кем его выставила — вздорным юнцом по уши в неприятностях, не способным позаботиться о себе? Ну да, кто он сейчас есть, если называть вещи своими именами. Совершенно необязательно заострять внимание именно на этом, проигнорировав множество других его талантов. Например, безупречный вкус, умение влипать в передряги и платить непомерно высокую цену за право на собственное мнение. — А мы не нуждаемся в его обществе, — запальчиво бросил эльф. — Он исполнил поручение, доставил письма. Пусть катится на все восемь сторон света. Варрик, у нас в отряде есть одержимый и ведьма. Более чем достаточно. — Решительно возражаю, — Ривейни звякнула по столу пустым бокалом. — Дориан милашка. Он мне нравится. — Благодарю, монна. Но я действительно в состоянии сам решить свои проблемы. — Когда б не чокнутые хартийцы, твой выпотрошенный труп плыл сейчас через Клоаку в сторону гавани, а мы без зазрения совести делили трофейные колечки, — невозмутимо припечатал Варрик. — Хорошо, я не совсем точно выразился. По словам моего сородича и его дамы, в данный миг тебе не повредит участие дружеской компании. Если не видишь причин оставаться в Киркволле, могу ссудить пригоршню гульдеров и похлопотать, чтобы ты безопасно отправился дальше. В Старкхэвен, Камберленд, Вал Руйао или куда пожелаешь. А, Корф! Поди сюда, дружище, только постарайся не споткнуться о мертвых двергов. Пришедший вместе с официанткой крупный белобрысый мужина невозмутимо перешагнул валявшийся у основания лестницы труп и приязненно кивнул всем присутствующим. — Мастер Тетрас? — Корф, мы сейчас подхватываемся и со всех ног убегаем в Верхний город. Отправь Эдвину на пост стражи у рынка, сегодня вроде дозор сержанта Розамунд. Мол, в «Висельнике» стряслась заварушка с хартийцами. Никто не пострадал, кроме хартийцев, но те сами нарвались. Сдуру десяток раз бросились на клинки мирных и незлобивых Фенриса и Изабеллы. Пускай сержант лично глянет, настрочит доклад начальству и распорядится насчет трупов. Обязательно предупреди, чтоб не хватали мертвяков прямо руками. Грызет меня насчет них дурное предчувствие. Если что, Мараас поможет страже вытащить покойничков, но запомни — руками никого не трогать! — Запомнил, мастер Тетрас. — Молодец. Как стража закончит, вымойте пол с уксусом и той едкой штуковиной, Арианни покажет, с какой именно. Потом впускайте народ. Пока дворф отдавал помощнику распоряжения, Дориан склонился к Изабелле, вполголоса поинтересовавшись: — Куда вас призывают неотложные дела? — Ой, сама себе не верю и ты не поверишь. Судиться идем, — бодро откликнулась морячка. Дориан и в самом деле не поверил. Новые знакомцы совершенно не выглядели теми, кто способен всерьез требовать справедливости и защиты у правосудия. — По какому поводу, если не секрет? И кто судится? — Остроухий против города. Все наши обещались придти. Варрик столько сил угрохал, что теперь мы просто не имеем права продуть. Ривейни блеснула зазывной, манящей улыбкой досконально знающей свое дело демоницы: — Ты же не собираешься до вечера торчать здесь, заигрывая с Арианни и Эдвиной? Ему конец. Ему точно конец. Сейчас он слишком слаб, чтобы достойно противостоять искушениям. — Мне нужно место, где оставить вещи. Переодеться, умыться, привести себя в порядок, и... и, в общем, я бы составил вам компанию. Если никто не против. — У меня есть комната наверху, — морячка встала, поманив его за собой. — Варрик, мы будем чуть позже, но непременно придем. В жизни себе не прощу, если упущу такое зрелище. Фенрис, радость моя, да сколько можно повторять — не сутулься!