↜︎ Школа Плотских Утех ↝︎

↯︎ ↯︎ ↯︎

Долбанные тентакли. Сил даже кричать на них нет. Слишком он выдохся. Сначала Кэйа звал на помощь, что есть мочи. Пытался договориться с тварью, просил прощения за разбитое окно, имитировал слезы, опять дергался в попытках освободиться и угрожал. Теперь сил хватает только чтобы издавать что-то сравнимое с волчьим скулежом, хотя чувствует он себя не более, чем ободранной псиной. Но кто бы знал, что можно настолько низко стонать, когда получаешь дважды по одному месту, так высоко пищать, когда прилетает по яичкам, и что словарь матов имеет свои лимиты, израсходовать которые очень даже реально. — Сука. Шлеп. — Сдохни. Шлеп. — Блять. Шлеп. Когда он начинает задумываться о том, чтобы попытаться дернуться вперед и закончить страдания прыжком в окно, наконец-то что-то меняется. Несильным вдохом где-то позади — как будто кто-то сильно удивляется. И не успевает он определиться, виноват ли ветер, или действительно там кто-то есть, как воздух сотрясает крик: — Боба! Какого хрена ты тут творишь, черт тебя подери?! Кэйа подскакивает, насколько ему позволяет положение. Понимает происходящее и душит истерический смешок. Не поверишь, дядь, но дерут как раз черта. — У тебя пять секунд на то, чтобы его отпустить, слышал?! — продолжает незнакомый голос. — Сколько раз я говорил, что тебя запереть надо! Твою ж налево… Щупальца неохотно ослабляют хватку. — Сейчас, друг, сейчас, — приговаривает он спокойнее, обращаясь в этот раз к Кэйе. И опять криком к тентаклям: — Говорили тебе: новичков не трогать! Распутывай свои лианы, бегом! Ну я этому Аято… Совсем распустил свою зверюгу. Кэйа слышит, как чужие шаги приближаются, пока щупальца, наконец, оставляют его в покое, уползая в черноту окна. Теперь уже он сам без сил растекается по подоконнику подобно жидкой субстанции, не в состоянии пошевелиться. — Ну тебе и досталось, друг — присвистывают сзади. — Прости, эта хреновина не знает меры, когда хочет кого-то наказать. — Наказать? — слабо переспрашивает Кэйа, вскидывая брови. — Угу. Наша охрана и проклятие, — чьи-то руки подтягивают его брюки на положенное им место, и Кэйа только благодарно мычит, пытаясь не представлять, как он выглядит сзади. — Ты как? Задницу чувствуешь? — Не уверен. Он начинает медленно отлипать от подоконника, опираясь о него, когда те же руки тормозят его на месте. — А это что? — и внезапно ловят за хвост. — Эй! — Кэйа оборачивается через плечо. И застывает, наткнувшись на светло-голубые глаза, выглядывающие из-под копны черных волос. Парень настороженно рассматривает Кэйю в ответ — его взгляд останавливается прямо на рогах, больше не скрытых магией. — А ты кто такой? — напряженно спрашивает незнакомец. Кэйа нервно сглатывает подступивший к горлу ком и думает, что сказать. А сам он кто такой? Ученик? Учитель? Лицо без единого изъяна может принадлежать с одинаковым успехом как его одногодке, так и на все тридцать потянуть. Но раз его нашли, то, вероятно, Дайнслейф все-таки уведомил учителей о его пропаже. Гад. — Ты черт? — парень неверующе косится вниз, где в его руке туда-сюда вертится хвост. — Как ты тут оказался? — Не знаю, — бормочет Кэйа. О, теперь его спаситель начинает выглядеть угрожающим. Нет, сделать такое грозное лицо совсем не под силу обычному ученику. Учитель, значит. Он делает шаг ближе. Кэйа же — в сторону от него, вдоль стены. — Чего вы хотите? — Что ты тут делал? — чеканит ровным тоном так, будто и не было того дружелюбия в его голосе пару секунд назад. — Я ничего не знаю, я тут случайно, — лепечет Кэйа, пытаясь отступить. — Прошу, я просто хотел выйти. — Выйти? — учитель кидает пристальный взгляд в сторону. — Так это ты разбил окно? — Я честно не хотел, — оправдывается Кэйа. — Отпустите хвост, прошу. Лицо напротив мрачнеет в момент. — Боба, сюда, — он опять зовет тварь. Кэйа не дожидается, пока она вернется. Оценивает серьезность незнакомца, понимает, что ничего хорошего его не ждет, как и то, что уже проиграл, но все равно пытается. Бьет по щеке ладонью — не сильно, зато действенно. Учитель слегка теряется, ослабляет хватку. Ровно настолько, чтобы рывком вырвать хвост из его руки. — Стоять! Кэйа тут же бросается в ближайший коридор, заворачивает за угол и несется, что есть ног. Уворачивается от просвистевшего в воздухе за спиной щупальца и мчит дальше вглубь замка. Налево, направо, по начищенным мраморным полам, на которых опасно скользят ноги, куда-то по лестнице и на этаж выше. Дверь за одним из поворотов оказывается открытой, и через мгновение Кэйа уже пытается беззвучно закрыть за собой, влетев в случайную темную комнатушку. Он прикладывает ухо к двери как раз вовремя, чтобы услышать, как с той стороны пробегает его преследователь. Пронесло. Сердце колотит как не в себя. Ноги, как и задница, по разным причинам, но отдают ноющей болью. И все же, можно выдохнуть с облегчением — пронесло. Кэйа осторожно приоткрывает двери, чтобы впустить внутрь свет из коридора, и оборачивается на помещение, в которое попал. Перед ним ничем не примечательный склад с мебелью: шкафы в дальнем углу, нагромождение парт, скиданных в кучу вперемешку со стульями, обвешанными какими-то черными лентами, ящики с неизвестным содержимым, возле которых высокими стопками стоят книжки и еще куча барахла непонятного происхождения. Стоп. Что-то не так. Он открывает двери шире и подозрительно щурится, всматривается — что-то не так с этими ящиками. Делает шаг назад, высовывается в коридор. Учителя, как и того ужаса, который он звал Бобой, и след простыл. И только Кэйа готовится выйти, только верит, что все обошлось, только начинает прокручивать в голове новые варианты побега, их все рушит одна вещь, которая прикасается к спине. И дело не в подозрительных ящиках, а в глупых лентах, которые оказываются ничем иным, как конечностями притаившейся тентакли.

↯︎ ↯︎ ↯︎

Его находят обездвиженным на полу коридора. Пока что без спущенных штанов — ну и достижение. В этот раз Кэйа молчит, пытаясь не накликать на себя беду, и барахтается в неравной борьбе со щупальцами все пять минут, пока не приходит учитель. Только после этого, поняв, что все потеряно, он пытается покричать в надежде на спасение, но добивается только того, что щупальце закрывает ему рот. И тот, кто дал ему надежду изначально, теперь бесцеремонно тянет за шиворот в неизвестном направлении. А еще, оказывается, тентакля умеет говорить. Похоже на ускоренный в сотню раз лепет ребенка — жуть как неприятно и ни слова не понятно. Как, впрочем, и его провожатому. — Ой, лучше позови своего папочку — пусть переводит, — сразу же перебивает учитель. — Скажи, чтобы шел к заместителю. Боба коротко откликается очередным набором звуков, похожим на согласие.

↯︎ ↯︎ ↯︎

Кабинет заместителя оказывается ничего таким местечком. Лакированный стол из темного дуба по центру комнаты выглядит неправдоподобно пустым и чистым. Стаканчик для ручек, какие-то бумажки с одной стороны, небольшой стеклянный глобус, парящий в воздухе с другой и треугольная подставка с именем хозяина этого добра:

Дилюк Рагнвиндр

заместитель директора

Кэйа даже успевает рассмотреть шкафчики с аккуратно расставленными замками из книжек на полках и мирно потрескивающий камин с противоположной стороны. Жаль только, к обитым бархатом диванам его не ведут — тормозят прямо по центру комнаты. — Дилюк! — с ходу зовет кого-то учитель. — Дилю-ю-юк, выходи! В ответ тишина. — Дилюк, ты нужен мне, срочно! Не заставляй к тебе заходить! Это у них заместитель такой раздолбай? То ли так действует последняя фраза, то ли высшие силы жалеют напряженного ожиданием Кэйю, но за полупрозрачной двустворчатой дверью позади письменного стола, наконец, что-то происходит. — Твой крик и мертвого разбудит, — оттуда доносится приглушенное ворчание, когда она открывается. — Так я и поверил, что ты спал, — раздражается учитель. Сначала из-за двери показываются такие же длинные ярко-красные волосы, что и в зале за кафедрой, и Кэйа на миг успевает поверить, что его привели к самому директору. Но спустя секунду он сопоставляет молодое лицо с должностью на табличке и понимает: это его сын. Дилюк окидывает их коротким взглядом и продолжает спокойно застегивать пуговицы своей рубашки. — Ризли, — кивает. — Чем я заслужил тебя так поздно? Вот так, значит, зовут учителя. — Случилось кое-что, — говорит Ризли. Дилюк только коротко зевает в ладонь. — Так скажи моему отцу, — безразлично пожимает плечами, застегивая пуговицы на манжетах. — Он на церемонии, и ты это знаешь. — Послушай, — лениво отзывается Дилюк. — Если ты привел не нового учителя, то мне совсем не интересно. И так как он слишком молод, чтобы им быть… — он поднимает глаза на Кэйю и запинается на полуслове. — Почему он связан? — Как хорошо, что ты наконец заметил, — Ризли саркастично его хвалит. — Тогда, раз уж ты изволил взглянуть, то, может, догадаешься, что в школу проник посторонний? — Как это? — Дилюк недоверчиво вскидывает бровь. — По его виду. — По виду? — непонимающе повторяет он. — Да, Дилюк, по его рогам, — сквозь зубы проговаривает Ризли и оборачивается к Кэйе, чтобы узреть это и самому. Вот только Кэйа вовсе не дурак — смотрит невинными глазами: какие рога? С дуба рухнули, дядя? Голова тем временем начинает болеть и слабо кружиться, потому что тратить последние ресурсы на применение магии еще раз — изначально плохая затея, но это единственное, что можно предпринять в его ситуации, чтобы хотя бы немного потянуть время. — Блин. Он маскируется, — цокает языком Ризли. Дилюк недоверчиво следит за тем, как он подводит Кэйю к столу, отодвигает ногой стул для посетителей и усаживает его, надавив на шею. Побитая задница все еще сигналит болью, но на фоне ноющих висков, это ничего. — Покажи рога, — требует Ризли. Кэйа в свою очередь глядит на заместителя непонимающими глазами, пытаясь сойти за невинного. Дилюк выглядит так, будто всему миру не доверяет — не только им двоим. Складывает руки на груди, скептически дергает губами и косится на Ризли. — Если это опять твоя несмешная шутка… — начинает Дилюк. — Я не шучу, — почти сердито отрезает Ризли. — Боба поймал его в коридоре, когда он выбил окно. — Выбил? — переспрашивает заместитель, в этот раз уже не зевая и не отвлекаясь на застегивание пуговиц — две верхние так и не удостаиваются его внимания, оставшись расстегнутыми. Кэйа невольно следит за тонким колышущимся воротником. — Да, антикварной вазой. Лицо Дилюка, наконец, становится серьезнее. А требования Ризли — настойчивее. Кэйа втягивает шею в плечи, когда его рука на шее сзади сжимается крепче. — Покажи. Нам. Свои. Рога, — чеканит тот еще раз. Кэйа пожимает плечами и мотает головой, как будто совсем не при делах. Ну какие рога, уважаемые? А ситуация становится только хуже. — Боба. Существо, обвившееся вокруг рук, тут же реагирует, слегка зашевелившись. Кэйа пытается игнорировать щекочущие щупы, напрягается и ерзает на стуле болящим местом, когда его рывком с него поднимают. — Можешь продолжить наказание, — Ризли грубо толкает его животом на стол и прижимает рукой к поверхности. Тентакли тут же радостно выстреливают на все стороны, опутывая тело. А это уже нехорошо. Кэйа сдавленно мычит в залепленный скользким щупальцем рот, оглядываясь на единственного, кто в теории может его спасти — Дилюк складывает руки на груди и недовольно хмурит брови. Ну же, уважаемый заместитель, проявите милость, спасите ученика, мать вашу, пока меня не опозорили еще и при вас. — Если ты пришел просто, чтобы меня подразнить… — цедит Дилюк сквозь зубы, не отводя с происходящего взгляд. Слишком медленно он решается — рубашка Кэйи задирается, щупальца опутывают торс и забираются под брюки, благо Ризли сам пока придерживает их, не позволяя Бобе стащить ткань вместе с остатками гордости, которые все еще заставляют его смущаться. — Ризли, стоп, — сурово перебивает Дилюк, когда штаны начинают спускаться вниз. — Ты мне не веришь? — разочарованно спрашивает Ризли. — Боба, замри. А ты просто глянь на это, — он ловит Кэйю за запястья и заставляет вытянуть связанные перед собой руки вперед. Кончики его пальцев все еще покрыты пеплом от рассыпавшихся когтей. И выглядит это, блин, красиво — как в черноту неба окунул — а эти двое хмурятся, будто гадость какую-то увидели. — Инкуб так не сможет, — многозначительно подмечает Ризли. Но не успевает Дилюк ответить, как в дверь стучат. — Войдите, — разрешает он. Кэйа оборачивается, насколько это позволяет его положение. Порог переступает мужчина в белом махровом халате, закрывающим ноги до самых тапочек — ой, кажется, кому-то пришлось прервать свой отдых. На мыслях о последнем Кэйе почему-то сразу представляются сцены того, как этот до кончиков волос аристократ отмокает в большой ванной, наполненной какой-нибудь кровью девственниц, или что там этих похотливых интересует. — Вечера. Звали? — он окидывает комнату полным любопытства взглядом. — Кто это? — глаза опускаются на Кэйю, полулежащего на столе. — Аято, нужны твои услуги переводчика, — просит Ризли. — Не могу понять, чего хочет твоя тварь. «Его тварь» тут же возобновляет свой неразборчивый поток речи. Хозяин слушает, пока Кэйа морщится, раздражаясь противным звукам. — В самом деле? — Аято изумленно вскидывает брови. — Весьма интересно, — отвечает на странные звуки так, будто в самом деле ведет с Бобой диалог. Видимо, он действительно понимает, потому что тентакля щебечет на своем еще активнее. — Боба сказал, что у него рожки, — отзывается Аято спустя минуту странного диалога. — Это я выяснил и без него, — равнодушно качает головой Ризли. — Как это возможно? — Аято подходит к ним ближе, рассматривая его с интересом. — Пусть покажет. Кэйа раздражается — этот тип кажется дохрена правильным и благовоспитанным в своих грациозных движениях, а говорит так беспардонно, будто Кэйа — неодушевленный предмет без сознания — даже напрямую к нему не обращается. Бесит с первых минут встречи, пусть даже не успел ничего толком сделать. — Я просил, но он не хочет по-хорошему, — Ризли разводит руками, впиваясь взглядом с другой стороны. — Это не проблема — Боба поможет, — предлагает Аято. Два сапога — пара. — Вы двое что, сговорились? — возмущается со своей стороны Дилюк. Хоть здесь Кэйа с ним согласен. Выручайте тогда хоть вы, дядь. — Не принимай близко к сердцу, — с улыбкой в голосе отвечает Аято, пока руки Ризли опять поддевают брюки — в этот момент Кэйа понимает, что промедлил достаточно, чтобы удостовериться: заместитель не поможет, а его самого в покое не оставят, пока не выяснят, кто он такой. И после, скорее всего, тем более. — М-м-м! — он опять начинает брыкаться, чувствуя, как неожиданно потяжелевшие щупальца обвиваются вокруг бедер все ниже — Боба собирается полностью его обездвижить. — Последний шанс, — с натиском повторяет Ризли. Кэйа дергается еще раз, но остается ровно в том же положении. — М-м-м! Аято останавливается с другой стороны — Кэйа чувствует его руки на своих лопатках, дергается, косится на него и ежится от ответного взгляда — заинтересованного, хитрого, улыбчивого. Ну и мрак. Единственный, кто смотрит с расстояния — нахмуренный и недовольный Дилюк. Но он, судя по всему, спасать его не собирается. Только брезгливо искривляет губы, будто уже смирился. Словно у них, блин, норма позволять гигантским щупальцам измываться над учениками. Блять. Ситуация — просто блять. И ничего иного, кроме как подчиниться, не остается. Только позволить отхлестать себя уже в присутствии троих взрослых. Что же, с такими успехами можно было благополучно прыгать с башни, как только Ризли отогнал от него эти треклятые щупальца. Кэйа делает глубокий вдох. Жмурится, отгораживается от происходящего и окунается в вакуум тишины. Каждая частичка тела внутри сигналит о том, как он ослаб, как сильно этот вечер его истощил. Он напрягается, находит в себе скопление силы, которое из последних сил прячет от этих живорезов его истинный облик. Тянет за него. И отпускает. Понемногу становится легче. То, что плескалось в груди, не находя выхода, наконец, освобождается. Энергия разливается по телу, возвращая скрытые конечности на место. Хвост выбивается из-под рубашки, рога вырастают под еле ощутимый приятный гул в голове, а ноги прекращают дрожать так сильно. Этого все еще критически мало, чтобы ощущать себя нормально, но чего вообще можно желать в такой ситуации? Он открывает глаза, натыкаясь на удивленный взгляд — первая эмоция на лице Дилюка, отличная от недовольства. Порадоваться, что ли? Ура, он не робот? — Как это возможно? — нет, опять хмурится. Словно уголки губ за невидимые ниточки дергают вниз. — Мне тоже интересно, — голос Аято звучит сверху. Кэйе интересно только почему три здоровых лба до сих пор не спросили об этом у него самого. Чьи-то руки пытаются коснуться его хвоста — он отмахивается. — Боба, открой ему рот, — предлагает Ризли. Ну наконец-то! И только склизкая хрень перелезает с его рта на щеку, Кэйю прорывает в прямом смысле: — Вы не имеете права! — кричит он, собирая всю злость, которая в нем бушует. — Как вы смеете относиться ко мне так жестоко лишь из-за того, что я другого вида?! Освободите меня сейчас же, вы м-м-м! — на уста ложится ладонь, перекрывая его словесный поток. — Кто предложил дать ему слово? — спрашивает Аято так спокойно, словно ничего и не случилось. — Плохая была идея, — вздыхает Ризли. Кэйа обиженно зыркает на Дилюка— раз он тут главный, то и должен нести ответственность. А он стоит и смотрит на то, как эти бессовестные глумятся над бедным учеником. — Что ты тут делаешь? — спрашивает Дилюк и жестом велит убрать руку. — Вы у меня это спрашиваете? — округляет глаза Кэйа, как только позволяют говорить. — Это вы мне объясните, почему я зде… М-м-м! Аято опять припечатывает его речь рукой на губах. Кэйа только больше злится и мычит, требуя дать ему слово. Ну что у них за заразная привычка лезть к его рту своими грязными лапами? — Так он нам и сказал, — Ризли громко фыркает где-то в стороне. — Парень, ты не в том положении, чтобы пытаться уходить от вопросов, — звучит елейный голос Аято совсем рядом. Он убирает ему волосы от лица свободной рукой и гладит по голове. — Давай еще раз: что ты тут делаешь? Его ладонь опять разрешает говорить. — Не знаю, — Кэйа вертится, оборачивает голову назад, попадая под прицел двух недоверчивых взглядов. — Я ничего не знаю и не понимаю! Я не должен тут быть, это все глупый портал! — Порта Табула? — Ризли складывает руки на груди. — Да, она! Она отправила меня сюда, — он сбивается с мысли. — Я не знаю почему, я не инкуб! Я не должен тут быть! — Да мы уж заметили, что не инкуб, — подает голос молчаливый Дилюк. — И что ты хочешь этим сказать? Что мощный магический артефакт просто взял и что? Ошибся? — голос Аято звучит уже не так невинно, как вначале. — Я не знаю, как это произошло! Не трогайте меня, прошу, — просит Кэйа. — Я не хотел тут оказаться! — И потому разбил в западном крыле окно? — Я просто запутался. То есть потерялся, испугался и хотел выйти… — В окно? — смеется Аято. — Да ты, парень, гений, какого еще поискать. — Он пудрит нам мозги, — фыркает Ризли, усаживаясь бедром прямо на стол. — Я думаю, он шпион. — Нет! — Но как он попал сюда? — Аято недоверчиво хмыкает. Кэйа злится, ужасно злится. — Я же говорю вам, через Порта… — Тихо, — шикают на него с двух сторон. — Достаточно, — чеканит Дилюк, перебивая всех. — Ризли, позови Альбедо. — Что? Зачем? — запинается Ризли. — Узнаем его мнение. — Но ты же не думаешь… — Аято многозначительно косится на Кэйю, у которого появляется желание скорчить ему какую-то особо глупую рожицу в ответ. — Без него мы тем более не узнаем, — отрубает Дилюк. Ризли кивает и выходит, глухо хлопнув дверью. Кэйа оборачивается к Дилюку, который, наконец, опускается в свое кресло прямо перед ним. Судя по звукам, Аято тоже находит себе место в стороне на диване. Спускать со стола его самого, кажется, никто не планирует. Но он не спешит просить об этом — тем лучше для его пострадавшей задницы. Кэйа вздрагивает от неожиданного касания к своим рукам. Они лежат, вытянутые вперед с момента, когда Ризли демонстрировал их Дилюку. Теперь же заместитель сам рассматривает черные кончики пальцев, пока Кэйа невольно всматривается в его задумчивое лицо в ответ. Дилюк с нажимом проводит по безымянному, пытаясь стереть с него пыль, но, разумеется, ничего не меняется. — Моя энергия. Она впитывается назад, — просто объясняет Кэйа. — Ты отрастил их для защиты? — Дилюк подушечкой пальца ведет по неровным краям его обломанных ногтей. — Нет, — он поджимает губы, — хотел на них спуститься с башни. Внезапный мелодичный смех забирается мурашками под кожу. Не успокаивает, но абстрагирует от происходящего, отгоняет навязчивые мысли о том, что будет дальше. Мол, что будет, то будет, но ты смешной. — А если бы получилось, что бы ты делал в лесу? — спрашивает Дилюк. — Не важно, — хмурится Кэйа, не желая раскрывать все карты. — Главное, не остался бы здесь. — Да ты легко отделался, — Аято сбоку тоже напоминает о себе коротким смешком. Дилюк убирает руки и поднимает взгляд на него, будто и сам забыл, что их в кабинете трое. — Что сказал Боба? — спрашивает он, посерьезнев. — Не так и много. Он, как всегда, спал себе, растянувшись на окнах, когда в него прилетела ваза, — самодовольно усмехается Аято. — Разумеется, он пошел разбираться. И увидел ученика, отращивающего ногти. И так как я в тот момент принимал ванную, а вблизи никого больше не было, Боба решил наказать его самостоятельно. — Погоди. Он сказал «ученика»? — переспрашивает Дилюк. Кэйа замечает, как он напрягается. — Да, — подтверждает Аято. — Это странно. — Что ты имел в виду? — Дилюк обращается к щупальцу. — Чей это ученик? Кэйа сдерживает свои едкие комментарии насчет умственных способностей говорящей колбасы, пока Боба разражается лепетом, объясняя что-то на своем. Аято берется переводить: — Он сказал, что это странный ученик с рогами. Наш ученик. — Пф-ф-ф. Шутит? — недоверчиво щурится Дилюк. — Думаю, он чувствует на нем контракт. Кэйа слушает, застыв, подобно мышке, и пытается понять, насколько велика задница, в которую он попал. Слова тентакли не убеждают даже в переводе на человеческий, зато выражение лица Дилюка заставляет волноваться с каждой минутой все больше. — Он ничего не путает? — хмурится он. — Может, это контракт с другой школой? — Боба далеко не глупый, — отрицает Аято. — Значит, Порта Табула действительно решила, что он наш. Главный вопрос в том, обманывал ли он сам портал, или подделал контракт, пробравшись другим путем. Вот ведь упертый осел. — Я же вам сказал, что ничего не делал! — кричит в его сторону Кэйа, порываясь встать. Дилюк придерживает его за плечо, заставляя лечь обратно. — Как мы можем тебе доверять, если твое поведение говорит об обратном? Не успевает Кэйа обдумать ответ, как дверь открывается без стука, пропуская в этот раз двоих, насколько он может судить по шагам. — Добрый вечер, господа, — приятный тембр принадлежит тому, кого он еще не видел. — Привет, — кивает Дилюк. Его лицо немного смягчается, складка между бровей пропадает. Кэйа все так и не сводит с него взгляд — не на что больше смотреть. — Я ввел Альбедо в курс дела, — а это уже знакомый голос Ризли. — Я могу его осмотреть? — этот самый Альбедо подходит к столу. — Конечно. — Боба, прибери-ка слегка свои лапки, — просит Аято. Лианы вокруг тела тут же слабнут, скатываются — куда только делась вся давящая на него масса? В конце концов они остаются живой веревкой на запястьях, которую Ризли просит оставить. Ну да, ну да, он ведь такой опасный преступник. — Вставай. Кэйю поднимают со стола, потянув за оба плеча. Еще одним движением разворачивают. И вот он уже стоит напротив нового участника их собрания. У Альбедо слегка вьющиеся золотистые волосы по плечи и огонек интереса в аквамариновых глазах. И то ли дело в его приветливом виде, то ли так влияет то, что он единственный в комнате ниже Кэйи, но Альбедо кажется каким-то… вселяющим надежду? — Привет. Я тебя только осмотрю, хорошо? — учтиво интересуется он. — Угу, — неуверенно кивает Кэйа, не зная, что делать дальше. — Только попробуй опять что-то выкинуть, — предупреждает Ризли, делая шаг к ним. — В смысле «опять»? — спрашивает Дилюк за спиной. Альбедо тем временем начинает осматривать. Хотя, правильнее сказать — ощупывать. Наклоняет Кэйе голову, отодвигает волосы, осторожно обводит пальцами вокруг рог, вызывая крупные мурашки. — В прямом, — Ризли внимательно следит за ними. — Сбежал, как только я начал спрашивать, что он тут делает. Благо Боба его нашел. Кэйа не сдерживается: — Да вы меня будто убить собира… — Альбедо аккуратно оттягивает ему верхнюю губу, осматривая зубы. — Понятно, — еле слышно бормочет под нос. Прощупывает шею сзади, опускает руки на ключицы, так пристально в них вглядываясь, будто на Кэйе там что-то написано. Заводит ему волосы за ухо, придирчиво ощупывает слегка заостренный уголок уха. А следом поддевает пальцами глазную повязку. — Не надо глаз! — Кэйа дергается в сторону. И пытается убедить уже спокойнее: — Там нечего смотреть. Ризли тут же ловит его за голову и поворачивает обратно к Альбедо. Что-то подсказывает Кэйе, что если глаз опять зальет золотым, ничего хорошего с ним не случится. А он же наверняка опять мигает — от каждого всплеска эмоций сияет, как дурной. — Что с ним? — спрашивает Альбедо, все же отодвигая повязку в сторону. — Ничего, — Кэйа крепко жмурится. — Тогда зачем ты его прячешь? Открой. — Я не… Я плохо им вижу, — быстро врет он. — Будет болеть от яркого света. — Покажи, — настаивает Ризли. Альбедо косится на него, а потом невзначай закрывает его от других, сложив ладони домиком. — Давай, так будет темно. И Кэйа слушается, открывая глаз. По лицу Альбедо тяжело судить — он все так же изучает с профессиональным интересом, вглядывается и щурится. — Ты прав — глаз, как глаз, — хмыкает Альбедо и натягивает повязку обратно. — Ладно. Что ты умеешь? — Я? — Кэйа слегка робеет, все еще поражен тем, что он ничего не сказал про свечение. — Ну не я же, — Альбедо слегка ему улыбается. И это выглядит так неожиданно в этом аквариуме акул, готовых его сожрать, что Кэйа, даже если хочет ответить, забывает слова. — Ну… — задумывается он. — Вот, — вытягивает связанные руки перед собой. Альбедо берет их в свои и осматривает чернеющие пальцы. — Звездная пыль, — хмыкает. — Ты умелый для такого возраста. — Как-как ты эту хрень назвал? — заглядывает Ризли. — Редкостная регенерация, но удивительно подходящая для его вида, — объясняет Альбедо. И опять поднимает глаза на Кэйю. — Еще что-то есть? Кэйа отрицательно качает головой. Альбедо задирает ему рубашку и просит повернуться спиной. Кэйа натыкается на взгляд Дилюка — тот все так же сидит за столом со скрещенными на груди руками и внимательно наблюдает за происходящим. — Т-ц, — Кэйа морщится, когда чужие прохладные пальцы пересчитывают его позвонки, заставляя нервно заерзать, и размеренными круговыми движениями спускаются вниз, прямо к хвосту. — Что такое? — Альбедо, осторожно берет хвост в руки, проводит пальцами по всей его длине и подтягивает к себе кисточку. — Он просто, — Кэйа невольно дергается, — очень чувствительный. — С рогами так же? — Да, но они… менее. Ой, — Кэйа жмурится, чтобы не засмеяться, потому что Альбедо поворачивает его к себе и возвращается к животу, вызывая щекотку несильными касаниями. — И не пожиратель… — бормочет опять. И быстрым движением оттягивает ему брюки, захватив с ними белье. — Эй! — не успевает Кэйа дернуться, как Ризли хватает его за руки и серьезно смотрит в глаза. — Я предупредил не дергаться, — цедит он. Но Альбедо уже отпускает, высмотрев все, что ему надо. — Я закончил. — Так что думаешь? — тут же отзывается Дилюк. — Он не мастер иллюзий и не обращенный, — докладывает Альбедо. — Меток и прочих заклятий на нем тоже нет. Рога с хвостом еще не полностью сформированные, но его родные — ему точно не больше семнадцати. Но так как больше ничего не передалось, я не исключаю того, что в нем могут быть обе силы. Тройное «чего?» звучит в ответ. От Дилюка, Аято и самого Кэйи. — Невозможно, — фыркает Ризли. — Ты сказал, что его прислала Порта Табула, — оборачивается к нему Альбедо. — Это он сам так говорит! — защищается Ризли. — Если посудить логично, то никак, кроме как напрямую, он бы не пробрался, — продолжает Альбедо. — Но помимо пальцев и, как я понимаю, ягодиц, на нем ни одной царапины, а судя по тому, как легко с ним справляется Боба, в лесу он долго не протянул бы. Кэйа громко пырхает. Как мило вы делаете вид, что у вас нет телепортов. — Тогда как ты объяснишь то, что он попал к нам? — спрашивает Дилюк. Звучит так серьезно, что даже поддергивает оглянуться на его недовольную мину, сравнить с той, что была вначале. — Я думаю, он и сам не знает. Возможно, потому что эта его часть только начинает пробуждаться. — Альбедо возвращает взгляд на Кэйю. — Извини за нескромный вопрос, но я правильно понимаю, что у тебя не было полового опыта? От неожиданности Кэйа смущенно опускает глаза в пол. Это он только по одному взгляду ему в штаны узнал? — Не было, — сглатывает ком в горле. — И почему он до сих пор не сияет? — недовольно цыкает языком Ризли. — Слабый, — в голосе Аято звучит насмешка. — Можем ему помочь. — Бред, — отказывается Дилюк. Кэйа слышит, как он встает и ходит туда-сюда. — На самом деле, это самое легкое решение, — Альбедо складывает руки на груди и отрешенно смотрит в сторону, замолчав, но спустя полминуты приходит в себя. — Вы, конечно, можете запереть его в подвале и ждать, пока он сам проявит себя, — Кэйе перехватывает дыхание на слове «запереть», — но если он не шпион, то есть шанс сломать ему психику. — Не шпион, как же, — ворчит Ризли со своей стороны. — Каждый день вижу рогатых инкубов. Зуб даю, до утра признается. Аято тоже делает шаг ближе. — Зачем ждать утра? Закройте его с Бобой и все узнаете через час. — Нет-нет-нет, — пытается отстраниться Кэйа. — Я не шпион… Прошу, просто отправьте меня в Бесовскую школу и… Короткий смешок Аято заставляет его поежиться. — То есть, ты признаешь, что не проходил через Порта Табулу? — Проходил! — дергается Кэйа. — Тогда, если все так, и ты действительно телепортировался сюда, то твой контракт с нашей школой был заключен и вступил в силу с момента, как ты оказался на территории, — объясняет Альбедо. — Проще говоря, уйдешь — нарушишь контракт — умрешь, — Ризли делает жест «голову с плеч» и на миг высовывает язык, закрывая глаза. — Но ты все еще можешь признаться в том, как на самом деле сюда попал, и возможно, мы даже не будем запирать тебя с Бобой. — Он на самом деле очень даже не против, — продолжает Аято. — Он очень скучал по ученикам во время каникул, так что… — Хватит, — на Дилюка оглядываются все кроме Кэйи. — Если существует такая возможность, то надо ее проверить, — говорит он таким голосом, что по спине мурашки идут. — Ты хочешь… — Аято слегка улыбается. — Чтобы мы засветили его прямо тут? Кэйа, которого предстоящее фаершоу совершенно не прельщает, пытается что-то вытянуть из их диалога, но что значит «светиться», вообще не ясно. — Альбедо, — зовет Дилюк. — Окончательное слово за тобой. — Я бы этого буйного к себе не подпускал, — кажется, в сотый раз за вечер фыркает Ризли. — Ты про рогатого или Дилюка? — смеется Аято. Кэйа вздрагивает — на плечо сзади ложится рука. Дилюк склоняется над столом в ожидании ответа. — Я спросил у Альбедо, а не у вас, — низко повторяет он. Альбедо хмурится, обдумывает что-то, качает головой, будто мысленно взвешивает, разглядывая Кэйю. — Пока существует шанс, что он непробужденный инкуб, мы можем спасти ученика. — А если он притворяется? — Кэйа чувствует дыхание на своем плече, пока Дилюк говорит. — Если он настолько хорош, что обманул меня, то это нам на руку — посмотрим, что умеет, прямо тут. Кэйа тяжело вздыхает. А его тут не особо боятся. Чего тогда не прикажут щупальцам развязаться, если он такой безобидный, и все им подходит? — Есть еще варианты? — Этот самый простой и безболезненный. — Ладно, — Дилюк обращается к нему одному: — Подойди ко мне, — пальцы на плече сжимаются, прежде чем отпустить. — Ох, это интересно, — тон Аято внезапно звучит… игриво? Кэйа ежится, встречается взглядом с Альбедо — тот только коротко кивает ему за спину. Иди, мол. Кэйа наоборот замирает. Страшно. — Зачем? — он все еще надеется на какое-то объяснение. — Будем спасать тебе жизнь, — с ехидной улыбкой в голосе объясняет Аято. — Как? Ризли не выдерживает — берет его за плечи и провожает на другую сторону стола. Прямо к красным волосам, в которые Кэйа тупится, не в силах поднять голову на их владельца. — Узнаешь, — говорит Ризли, прежде чем оставить его. От Дилюка пахнет свежестью с древесными оттенками. Как будто кусочек леса поймали, приручили, облачили в шелковые ткани, выпустили на дорогие ковры и приказали разбираться со всякими неожиданными рогатыми проблемами. Такой, что хочется вдохнуть глубже, но вместе с этим становится жутковато. — Ладно, попробуем, — кивает Дилюк будто бы сам себе. Он тянется к выдвижному ящику в столе, вытаскивает оттуда небольшую баночку и ставит на стол. Кто-то позади негромко шутит и посмеивается, но Кэйе некогда слушать. — И зачем это? — он косится на вещицу. — Посмотри на меня, — приказывает Дилюк. Кэйа повинуется, будто под гипнозом. Рубиновые глаза изучают его с ног до головы. Задумчиво прикушенная губа, слегка склоненная вбок голова — да он будто в музее перед экспонатом, а не напротив обычного беса. — Сядь, — Дилюк толкает его прямо на стол. Кэйа упирается о поверхность ягодицами, благо они уже почти не отдают болью. Дилюк подступает к нему вплотную, берет за все еще связанные руки и — Кэйа теряет дар речи — закидывает их себе на шею. — Что… что вы собираетесь делать? — испуганно застывает Кэйа. — Помогу тебе светиться, — невозмутимо отвечает Дилюк. — Светиться? — Просто не отводи от меня глаз. Сердце не к месту сильно бьется. — Дилюк, — отзывается Ризли. — Осторожно с ним. — Беспокойся о нем, а не обо мне, — ухмыляется Дилюк. О, дьявол, он умеет не только хмуриться. Кэйа слегка зависает, невольно засматривается на мелькнувший ряд белоснежных зубов, дергает скрепленными вместе руками. — Что… Не успевает он договорить, как Дилюк вклинивается коленом между его ног. — Ближе, — шепчет одними губами. Нет, ну это перебор, к такому меня жизнь не готовила, — мысли одна за другой несутся с бешенной скоростью. Дилюк раздвигает его бедра, чтобы встать еще ближе, а ближе уже некуда, разве что они причинными местами собираются тереться, а это совсем не то, чего Кэйа хотел в первый день в новой школе от заместителя этой самой школы. — Да какого хрена?! — не выдерживает Кэйа, резко дергаясь назад. Даже слишком резко. Он летит — падает спиной на стол, и руки, которые до сих пор связаны щупальцами, будь они неладны, которые до сих пор закинуты на шею Дилюку, чтоб он сквозь землю провалился, тянут самого Дилюка вслед за ним. Бам. Он успевает подставить ладонь Кэйе под макушку, спасая от удара о стол. Зато пугает совсем иначе. — А он настойчивый, — смех Дилюка — он действительно смеется! — вибрацией отдается в груди, к которой он плотно прижимается всем телом. Кэйа в панике пытается выбраться из-под давящего на него веса, но лишь сильнее трется о чужую грудь, живот, пытается согнуть ноги, чтобы оттолкнуть чужие бедра, и случайно задевает самое неприличное, что только можно задеть. — Блять, пусти меня, пока я не… — Пока ты не что? — с другой стороны стола показывается Аято. — Не кончил еще во время прелюдии? — Какой еще прелюдии? — чуть не скулит последнее слово Кэйа. — Я не шпион и ничего не хотел… Пожалуйста, отпустите меня домой… — Ну-ну, — Дилюк сверху недовольно цыкает. — Бросать меня на стол, а потом просить отпустить к мамочке — как-то не заводит. — Дилюк, — голос Альбедо звучит предупреждающее. — Помню. Я всего лишь проверю, — тут же серьезнеет Дилюк. Он упирается в стол рукой, слегка приподнимаясь, и окидывает остальных взглядом. — Хорошая проверка, — Аято низко смеется. — Хочешь сделать это сам? — косится на него Дилюк. Морщинка недовольства пролегает меж бровей — Кэйа все так же неотрывно следит. — Молчу-молчу, — нараспев отвечает Аято. — Сделать что? — Кэйа дергается опять. Мир в глазах в мгновение переворачивается — Дилюк рывком поднимает его со стола вслед за собой и сажает на поверхности. — Подожди, — Альбедо оказывается рядом с ними и тормозит Дилюка рукой на плече. — Ему надо немного объяснить, а то еще больше испугаешь. — Я не пугаюсь! — выпаливает Кэйа между ними. — Объясняй, — Дилюк недовольно косится на него и, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается. — Но я начну. — Понимаешь, — начинает Альбедо, пока настойчивые руки ложатся Кэйе на рубашку. — Для инкубов это в порядке вещей, — пальцы начинают расстегивать пуговицы. — Так что мы можем быть немного резкими в некоторых понятиях, которые для непосвященных называются личными границами. — Так что вы собираетесь сделать? — уточняет Кэйа, пытаясь найти крупицу смысла в том, что его начинают раздевать. — Тебе не объясняют многого, пока опасаемся, что ты шпион, — Альбедо смотрит нерешительно, — но у инкубов есть одна интересная особенность, которую ты пока не проявляешь. — Что за особенность? — деревянеет Кэйа. — Если ты наш, то все узнаешь — не беспокойся. — Быстрее, — Дилюк уже на половине рубашки. — Тебе тоже надо успокоиться, — натянуто подмечает Альбедо, обращаясь к нему, — если не хочешь перестараться. Дилюк отвечает еще одним убийственным взглядом. — Перестараться с чем? — уточняет Кэйа, напоминая о себе. — Какая особенность, Альбедо? Прошу. Альбедо смотрит на него задумчивым взглядом, пока Дилюк расстегивает последние пуговицы. — У молодых инкубов происходит временная смена цвета глаз при ярких эмоциях, — коротко объясняет он. — Мы называем это свечением. С возрастом мы учимся это контролировать, но в детстве именно так инкубы узнают о своей природе. — Ну и зачем ты сказал? — фыркает Ризли где-то позади. Дилюк, судя по обращенному на Альбедо взгляду, тоже не питает от этого восторга. — Но я же… — Кэйа замирает, когда в голове начинает складываться пазл. Альбедо ведь видел его глаз. В нем ли дело? — Но твои глаза совсем не изменились даже в момент, когда ты злился и кричал, — с натиском перебивает Альбедо. — Это значит, что ты очень слаб и можешь светиться только от самой сильной эмоции — удовлетворения. — Какого рода удовлетворения? — округляет глаза Кэйа. Ответом становится щелчок пуговицы его брюк. Дилюк многозначительно смотрит на него, расстегивая ширинку. — Стой-стой, какое еще удовлетворение?! — кричит Кэйа уходящему Альбедо. — Я просил смотреть на меня, — рука Дилюка настойчиво оборачивает его лицо к себе. — Он имеет в виду оргазм. — Что?! — Кэйе будто подают сигнал кричать. Нет, на такое он согласия на давал. — Я не хочу! — дергается он, пытаясь слезть со стола. — Я не буду, я не собираюсь ничем с тобой заниматься! Отвали, извращенец, не трогай меня! Дилюк упирается руками в стол по сторонам от него и застывает. Ничего не делает — только смотрит. И от этого собственные вопли кажутся такими глупыми, что Кэйа замолкает и только загнанно глотает воздух ртом. Я не буду ничего делать, не буду, не буду, нет, — множится в голове одна и та же мысль. Он бежит взглядом по собственным предплечьям, покоящимся на чужих плечах, рассматривает чужие волосы, мысленно отмечает, какие они мягкие там, где касаются его рук, и встречается с карминовыми глазами напротив. Не буду ведь. — Как тебя зовут? — спрашивает Дилюк. Вопрос такой неожиданный, что полностью выбивает из колеи. — Кэйа, — дрожащим голосом отвечает он. — Кэйа, — Дилюк пробует его на язык, изучает. — Послушай, Кэйа. Альбедо не исключает шанс того, что ты инкуб. Так что я ему поверю, даже если ты сам не знаешь. Сейчас ты можешь признаться в том, что ты шпион, и быть отосланным под суд в столицу. Наша охрана, — он на миг смотрит Кэйе за спину, — тоже будет рада тебя допросить, прежде чем отпускать. Но если все так, как ты говоришь — прими мою помощь и докажи, что ты — наш, Порта Табула права, а все твои ранние действия были обусловлены лишь паникой. Он замолкает и смотрит в ожидании ответа. Кэйа делает глубокий вдох и закрывает глаза. Слишком много событий в один вечер. Розария, которую он, видимо, увидит нескоро, приставала Дайнслейф, который остался с его новыми одноклассниками, говорящая тентакля с глупым именем и четыре инкуба, двое из которых особо враждебно против него настроены. И среди них этот настойчивый — заместитель вроде, да? — которого Кэйа продолжает обнимать. Слишком много новых знакомств для одного дня. Слишком много всего. Но если подумать об этом без воплей и визгов, если взглянуть с другой стороны — с той, которая отчаянно хочет спастись — то все, что остается — согласиться. В конце концов, ему обещают удовольствие, а не истязания. И глаз — глупый глаз, даже если он не засветился при Альбедо, то по его же словам, точно засветится в этот раз, и это будет спасением, даже если будет значить, что Кэйа не тот, кем считал себя всю жизнь. В любом случае, об этом он сможет подумать позже, когда его отпустят. Отпустят ведь? Дилюк все это время терпеливо ждет, не сводя с него глаз. — Почему я не могу сделать это сам? — в конце концов спрашивает Кэйа. — Потому что я собираюсь поделиться с тобой силой. — Силой? — Если ты инкуб, то очень слабый, — с неопределенностью в голосе поясняет Дилюк. — Так что если в тебе и есть что-то от нас, я помогу ему проявиться. — Ладно. Что конкретно вы собираетесь сделать? — вполголоса спрашивает Кэйа, опуская глаза на свои расстегнутые штаны. От жеста Дилюка становится не по себе: он складывает пальцы буквой О и вычурным движением водит в воздухе туда-сюда. Кэйа чувствует, как от стыда загораются уши — такое не спутаешь ни с чем. — Или у тебя есть особые предпочтения? Ох. Кэйа предпочитает, чтобы его не трогали. Еще он предпочитает оказаться там, где и Розария, подальше от этого беззакония в виде сжатых на его бедрах рук. Но все эти «не хочу» стираются из мыслей, когда чужая ладонь опускается на пах. Даже самые здравые вопросы, начиная от того, почему никого не волнует происходящее, и заканчивая тем, куда девался собственный страх перед незнакомцами, больше не тревожат. Но если это никакой не гипноз, то лучше бы ему об этом никогда не знать. Совесть ведь загрызет. C первых секунд Кэйа думает, что все не так ужасно, как могло быть. Теплая ладонь оглаживает его, не спеша забираться в трусы. Вторая покоится на внешней стороне бедра, чуть его сжимая. Дилюк смотрит пытливо, оценивающее. Кажущаяся глупой мысль вырывается в виде вопроса: — А они не выйдут? — Кэйа кивает себе за спину. — Теперь ты смущаешься, а не протестуешь? — Дилюк ухмыляется, продолжая его поглаживать. — Нам не ведомо понятие личных границ. Кэйа, к своему смешанному с ужасом удовольствию, чувствует, что начинает заводиться. — Я не демон-извращенец, чтобы воспринимать это нормально, — он сжимает губы в нитку на последнем слове — рука на его паху сжимается сильнее. — Это мы сейчас и проверим, — Дилюк легким движением спускает с него белье. Его ладонь — чрезвычайно бледная и длинная — тянется за баночкой, которую кто-то услужливо протягивает навстречу уже в открытом виде — Кэйа пытается не думать, кто именно. Дилюк щедро оттуда зачерпывает и льет вязкую жидкость на уже слегка возбужденный член. Древесный запах, к которому Кэйа, казалось, успел привыкнуть, с новой силой разливается в воздухе. Он опускает веки, чувствуя волнами накатывающее возбуждение. — Не жмурься, — просит мягкий голос. — Я должен видеть, — Дилюк говорит так, будто уже верит, что Кэйа оправдает его ожидания. И хоть теперь, когда пенис ловко обхватывает чужая рука, вести себя так же непринужденно, как изначально, становится тяжело, он послушно поднимает взгляд. У Дилюка глаза цвета спелых яблок, и манят они к себе, точно Запретные плоды. — Тц-ц, змей-искуситель, — Кэйа быстро отпускает взгляд и сосредотачивается на выглядывающих из-под его рубашки ключицах — точеных, выступающих подобно скалам, столь же безупречных, что и глаза, но хотя бы не испепеляющих в ответ. Дилюк только легко посмеивается, пуская по телу волну мурашек. Кэйа злится и одновременно с этим увлекается — до чего же потрясающе, до того же жутко, когда такие буки внезапно начинают проявлять совсем другие эмоции. Рука Дилюка крепче сжимается вокруг члена и начинает медленно двигаться. Кэйа весь напрягается, чувствуя приливающую вниз кровь. — Смотри на меня, — повторяет Дилюк, как будто думает, что он опять забудется. — Хорошо, — Кэйа не уверен, соглашается ли, или говорит о собственном состоянии. Он просто концентрируется на ощущениях, полностью в них растворяется. Скользящая по члену ладонь во влажном хлюпанье масла чувствуется так восхитительно, хорошо и правильно, что все противоречия с концами теряют любую значимость. Что-то на краю сознания продолжает трепыхаться, подкидывая в голову мыслей из разряда адекватных, но Кэйа только отталкивает их подальше.

Давай же, баранья ты башка, осознай весь ужас своего состояния, включи возмущение происходящим, ну!

О, дьявол, где учат делать это так? Быстрее у основания и совсем медленно по головке.

Нет, головой думай, а не головкой! Головой!

Как же приятно, когда он гладит уздечку большим пальцем. Плавно, но вместе с этим чувствительно, почти жестко. Слишком хорошо.

Очнись! С какого перепуга ты позволяешь незнакомцу себя трогать?

Зато как хорошо он это делает.

Да ты никогда не заходил дальше поцелуев, ты, жалкий девственник!

Ох, а если он еще целуется так же хорошо…

Он делает это не ради твоего удовольствия, не забывай.

В любом случае, одно другому не мешает.

Ах ты ж извращенец.

Ах я ж извращенец. И только совесть успевает примириться с тем, что пока что ему на все плевать, как к приятным ощущениям внизу присоединяется еще кое-что. Дилюк прижимается к нему ногами, обнимает за торс, забравшись под расстегнутую рубашку. Пальцы свободной руки напористо оглаживают ребра, распыляя еще больше. И тогда от него начинает исходить сила. Кэйа теряется, ощущая, как тонкие нити энергии опутывают тело. Они забираются под одежду, мягкими лентами щекочут кожу, словно вежливо просят впустить. Сердце гулко бьется в ушах, а собственная сила глубоко в груди поднимается стеной против этой — чужеродной. — Не бойся — пей. Ты ведь можешь. Голос возвращает в реальность, вытаскивает из забытия, прямо в широкие зрачки Дилюка, в которые Кэйа смотрит с вызовом. Ничего я не боюсь. Давай. И только он ослабляет контроль, окутывающее поле теплым ветром проникает в него. Сладость первого глотка почти физически ощущается на кончике языка. Чужая энергия течет по артериям, наполняет вены и вливается прямо в грудь, к сердцу, туда, где плещутся на дне остатки его собственных сил. И вместо вспышки боли, которую Кэйа так заполошно ждет, он чувствует совсем иное. Восторг, от которого закатываются глаза. Еще, еще и… — Еще. Кэйа все меньше себя контролирует — он начинает слепо хотеть. Теплые волны плещут по телу, затапливают, даруя столь сладкое забытие, а в следующее мгновение отступают, заставляя просить большего. Теперь он сам тянется к новому источнику удовольствия, пытается сблизиться, получить еще. Становится мало. Широкая ладонь неожиданно упирается ему в грудь, а поток энергии начинает затихать. Кэйа удивленно поднимает взгляд. — Нет, я должен тебя видеть, — Дилюк смотрит слегка озадаченно и одновременно решительно, не позволяя приблизиться. Он все еще трогает Кэйю внизу, но теперь одно удовольствие находит на второе, словно соревнуется за то, от чего ему будет лучше. Кэйа с запозданием понимает, что низкий гортанный стон, разливающийся комнатой, принадлежит ему самому. Глаза Дилюка округляются, ритмичные движения руки предельно замедляются. Кэйа следит за тем, как двигаются его губы, но больше не слышит слов. Гул в голове перекрывает любые окружающие звуки. Остается лишь собственное сбитое дыхание, что одиноко отбивается эхом внутри черепной коробки. И желание получить еще. Тонкая струя силы, которой с ним делятся, кажется ничтожно малой на фоне той жажды, что просыпается у Кэйи внутри. Острая нужда в большем перехватывает инициативу и начинает руководить его телом. Она пытается притянуть к себе больше, а когда не получается, рвется наружу, к очагу той питающей мощи, которая исходит от Дилюка. Кэйа в самом деле притаскивает его ближе — собственные руки, как и все тело, кажутся лишь чужеродным инструментом, которым он пользуется, чтобы прижаться, притереться к груди, воткнуться в длинную шею и, наконец, в полной мере насытиться тем, что пробудило в нем столь безудержный аппетит. Кожа под губами кажется бархатной. Кэйа бездумно ведет по ней языком, пробует на вкус и захватывает зубами у самого подбородка. Удивленный вздох возле уха распыляет еще больше. Такая желанная сила колеблется в чужом теле, льнет к нему, стоит только за нее потянуть. И он тянет. Недоумение. Отстраненная эмоция, принадлежащая кому-то другому, вливается в него вместе с энергией, которую Кэйа теперь высасывает в том количестве, в каком хочет сам. Снаружи, там, где остается его физическая оболочка, звучат взволнованные голоса, но он слишком занят поглощением, чтобы вернуться в реальный мир. С ним остается только подчиненная ему сила и глубокие быстрые глотки. Его рывком отрывают от чужой шеи. Но это мало помогает — Кэйа продолжает питаться, сохраняя физический контакт в других местах. Его лоб удобно опускается на чужое плечо, не прекращая тянуть столь желанную энергию из чужого тела. Пока что-то в районе живота не стреляет вспышкой боли. — Кэйа, ты слышишь нас? — сквозь тонкую мембрану тишины пробивается голос Альбедо. Кэйа на миг открывает глаза, замечая, как помимо двигающейся на члене руки, под отодвинутой рубашкой в его талию впиваются ногти. — Он меня сушит, — звучит охриплый голос совсем близко. — Кэйа, приди в себя! Кэйа с трудом поднимает голову, фокусирует взгляд. У Дилюка пересохшие губы и тяжелое дыхание. — Эй, красавчик… — Кэйа! — Хочу еще… — глаза опять закатываются. — Он в трансе. — Да он же не знает меры, Альбедо, как это возможно? — Тогда прекращай. За миг до того, как Кэйа успевает провалиться в небытие, все резко исчезает. Будто родник, питающий его несколько блаженных мгновений, перекрыли тяжелым камнем. Так не пойдет — этого слишком мало. Он тянется еще. Рыщет в пространстве в поиске добавки, тянется невидимыми конечностями во все стороны. Дайте мне еще. Внезапно натыкается на что-то чужеродное. Еще. И незамедлительно пробует его на вкус. Дождь и метель неприветливо стреляют искрами в ответ. Кэйа направляется к ним в поиске того же насыщения, что и в окутанным свежестью лесом, который разливался в воздухе еще мгновение назад. Еще, нужно еще. И тогда лес находит сам и ударяет в него своей силой. В этот раз он угрожающий, пахнущий гарью и мокрой травой. Он затапливает, поглощает, несет потоком туда, куда Кэйа и тянулся все это время, отгоняет от других источников. Назад, — командует голос в голове. И в следующий миг исчезает опять. В этот раз насовсем. В голове медленно проясняется. Кэйа облизывает губы и фокусирует взгляд на лице напротив, заново оценивает все, что чувствует: то гулкое удовольствие внизу, которое близится к своему пику, отмечает на своей груди пальцы, которые сместились выше ноющих царапин, свое громкое прерывистое дыхание. Дилюк не сводит с него взгляда, продолжая неспешно ласкать руками. — Он питается, но не светится, — но обращается не к Кэйе. — Закончи, — отвечает Альбедо где-то сбоку. — Как это, Альбедо? Почему он питается, словно пробужденный, но не светится совсем? — Просто закончи, — слабо просит сам Кэйа. Теперь он жмется ближе в попытках нащупать ниточку связи с той энергией, которой его только что питали столь щедро. — Я поделюсь, — обещает Дилюк. — Но ты должен отдавать в ответ, а не слепо высасывать все, что получаешь, понял? Кэйа несколько раз кивает, прижимаясь ближе. Тонкая ленточка энергии тянется к нему неспешно, почти с осторожностью. — Делись навстречу, — мягко напоминает Дилюк. Кэйа тут же жадно припадает к ней, как вампир, впервые отведавший крови. И совсем не знает, как сделать то, о чем просят. — Отпусти, — голос Дилюка находит его посреди забытия. — Кэйа, не держи, позволь ей двигаться между нами, слышишь? Я не заберу. Просто поверь. Кэйа кивает невпопад, ощущая, как слабеет их связь. — Отпускай. Он расслабляется. Это тяжело. Сила вытекает сквозь пальцы, плещется в воздухе упущенной добычей, за которую Кэйа инстинктивно начинает хвататься. — Нет. Позволь ей самой, — теплый голос Дилюка вливается в подсознание и подталкивает в нужном направлении. И в этот раз чужая энергия — бордовые ленты, плавно вьющиеся вокруг — смешивается с синим бархатом прохладных касаний — его собственной. — Вот так, — направляет ободряющий голос. — Ты — мне, я — тебе. Кэйа делится, как умеет, предлагает то, что есть у него, пусть и не до конца понимает, как это должно происходить. Он чувствует, как чужая сила приближается к нему в этот раз добровольно. Она принюхивается, словно большое животное, исследует, прежде чем попробовать его. А в следующий момент припадает, точно к источнику. Но не успевает он дернуться, как эта же энергия окутывает его в ответ, позволяя пить. Добровольно, покорно отдает себя. Делится. И это — еще лучше, чем насыщаться самому. Вместе, — звучит голос внутри головы. И только после жадное, ненасытное «еще» внутри, наконец, начинает затихать. Энергия между ними начинает циркулировать в обе стороны. Не так, как в первые секунды, когда Кэйа безотчетно насыщался предложенным. Теперь он берет столько же, сколько и отдает. И чувствуется это как самая правильная и приятная вещь, которую он когда-либо делал. Глаза открываются сами, как только приходит насыщение. Комната на месте. Конец света все еще не наступил. Дилюк все еще перед ним. С ним. С плавными движениями, которые возвращают в реальность. — Живой? — осторожно интересуется он, не спуская с Кэйи глаз, но уже без той серьезности, которая была в нем изначально. Кэйа невнимательно кивает, концентрируясь на связи между ними, которая и не думает слабеть. — Я собираюсь довести тебя до конца, — говорит Дилюк. — Сможешь продержаться в таком же темпе? В подтверждение этих слов его рука сжимается на стояке сильнее, напоминая, на чем они остановились. Или… он и не прекращал все это время? — Да, — слабо соглашается Кэйа. — Я в порядке. — Молодец. Хочется спросить, чем он заслужил эту похвалу, продолжить диалог о самых дурных вещах, только бы не замолкать. Не слышать, как хлюпает чужая ладонь, сжимаясь вокруг члена, не чувствовать накатывающее смущение, не замечать на лице Дилюка мимолетную улыбку, от которой щеки заливает румянцем еще больше. Как же хорошо. Ноги, к его удивлению, оказываются закинуты и скрещены за спиной у Дилюка, и что-то подсказывает Кэйе, что чужой вины в этом нет. Теперь, когда связь между ними становится стабильной, она начинает отходить на второй план. Целью номер один становится приближающийся оргазм. И кто такой Кэйа, чтобы не поддаться искушению, когда сила опять наполняет его изнутри, а размеренные движения внизу так и провоцируют двинуть бедрами навстречу? И он двигает. И даже больше — он просит: — Быстрее. Дилюк одобрительно кивает и действительно начинает наращивать темп. Кэйа вздрагивает — тело тут же отзывается такой волной пьянящего удовольствия, что пальцы ног поджимаются. В груди щемит, лицо напротив размывается вместе со всей комнатой, а снизу собирается сладкое наслаждение, ищущее выход наружу. И этого становится так много, что уже через минуту Кэйа бесстыдно стонет, пытаясь спрятать лицо в чужом плече. Но Дилюк не позволяет. — Смотри на меня, смотри, — говорит он одними губами. Слегка горбится, склоняется к Кэйе, прижимается лбом к его лбу. — Не прячься, не закрывайся. И этот вкрадчивый взгляд в сантиметрах от лица кажется чем-то в разы интимнее и сокровеннее, чем факт того, что Дилюк прямо сейчас делает ему хорошо рукой. Кэйа опять жмурится, вспоминает, что нельзя, открывает глаз, думает о том, как было бы хорошо сейчас потянуться к слегка приоткрытым губам Дилюка, за которые случайно цепляется взгляд, и еще раз жмурится, пугаясь этой мысли. Дилюк будто ее читает, потому что свободной рукой ловит Кэйю за подбородок и начинает приближаться. — Нет, — Кэйа поспешно отстраняется, чувствуя громкое биение собственного сердца. Очередная нелепая мысль пытается усыпить его желание. — Почему? — вскидывает бровь Дилюк, не прекращая двигать рукой. — Поцелуи только по любви, — сдержанно отвечает Кэйа. А мастурбация, значит, по желанию, — с иронией отзываются остатки здравых мыслей, которые он так упрямо игнорировал вначале. Дилюк смеется, будто думает о том же. Но больше не лезет, только ускоряется внизу, прекращает свои мудреные техники движения восьмеркой, от которых прямо в животе тянет, и оставляет только самое важное — вверх-вниз, быстро и крепко. И уже скоро Кэйа забывает о том, что в самом деле хотел узнать, каково это — ощущать его губы на своих. Хорошо. Слишком хорошо. Глаз так и грозит вновь закатиться, прямо как у Розарии. Знала бы она, в каких целях он использует ее любимый жест — побила бы. Зато сам Дилюк доводит его до края с таким спокойствием на лице, что становится плохо. Ноги сильнее сжимаются вокруг его торса, замок из ступней расцепляется от неудачного движения, и бедра начинают опускаться вниз. Дилюк ловит за правую ногу, сгибает ее в колене и прижимает заднюю часть бедра к своему животу. Кэйа почти что физически ощущает в груди бабочек от этого движения — слишком оно… — А-а-ах… Томный стон вырывается из него вместе с другим неожиданным открытием, когда Дилюк случайно прижимается к нему всем телом. И в такой позе, когда ощутимый бугор в чужих штанах невзначай о него потирается, Кэйю накрывает оргазм. Дилюк накрывает его головку рукой и заканчивает медленными движениями, позволяя кончать прямо ему в ладонь. Глаза закрывает красная пелена. Все тело прошибает удовольствием, от которого он сотрясается в мелких судорогах, поджимает живот, ноги и, кажется, впивается пальцами в чужую кожу под тихое шипение возле уха. В голове совсем пусто. Кэйа чувствует, как из сладкого небытия его достают бережным касанием к скуле. Дилюк убирает ему волосы от лица и смотрит с искренним непониманием. Но прежде, чем его приоткрытый рот успевает озвучить вопрос, в происходящее вклинивается третий. Альбедо решительно подступает к ним и делает всего одну вещь: развязывает его глазную повязку. Судя по выражению лица Дилюка, глаз Кэйи реагирует. Судя же по Альбедо, он этого и ожидал. Комната наполняется молчанием. Кэйа даже не знает, есть ли позади Аято и Ризли — оттуда доносится только треск огня в камине, который пытается смягчить атмосферу, пока они приводят себя в порядок. Кэйа только отмечает, что когда его усаживали на стол, большого багрового засоса на шее у Дилюка не было. Так что теперь, когда расслабленность начинает сходить на нет, смущение тем, над чем он сам и постарался, начинает окатывать с головой. Дилюк тем временем невозмутимо вытирает остатки жидкостей сначала с Кэйи, потом со своей руки, отправляет использованный платок в мусорную корзину, помогает ему застегнуть штаны и только после начинает говорить. — Ты соврал. И что более удивительно, обвиняет он вовсе не Кэйю. Альбедо, которого Дилюк буравит убийственным взглядом, не спешит давать ответ. — Глаз под повязкой светился, когда ты его осматривал, я прав? — Прав, — просто признается Альбедо. — Почему ты не сказал? — тон Дилюка понижается с каждой фразой. — Ради эксперимента, — отвечает Альбедо. — Да неужели? Посвяти же меня в него. Кэйа пытается под шумок слезть со стола, но Дилюк сжимает ладонь на его колене, продолжая прожигать взглядом Альбедо. — Я хотел выяснить его силу. — Почему ты изначально не сказал, что он инкуб? — раздраженно спрашивает Дилюк. — Я — кто? — Кэйа нервно ерзает по столу. — Инкуб, — Дилюк удостаивает его коротким взглядом и вновь переключается на Альбедо: — Ты мог забрать его в лабораторию и проводить свои опыты, сколько влезет — ты же знаешь мое отношение насчет этого. Зачем ты обманул нас? — Именно, Дилюк, — ровно отвечает Альбедо. — Ты разрешаешь экспериментировать со всеми, кроме тебя. Как бы иначе я мог сравнить ваши силы, не прибегая к обману? Обстановка накаляется, и Кэйа жутко хочет слезть, застегнуть рубашку, чтобы эти двое успокоились, а еще чтобы ему, наконец, уделили немного внимания на объяснение того, почему все вдруг решили, что он один из них. — Отлично! — взбешенно шипит Дилюк. — И что, много выяснил? Альбедо какое-то время тупится в пол с лицом не-мешайте-я-думаю, прежде чем дает ответ. — Я думаю, через год он может стать равным тебе по силе. Дилюк осекается. Недоверчиво косится на Кэйю, потом еще раз на Альбедо. — С одним-то глазом? — спрашивает как-то пренебрежительно. Кэйа чувствует себя уязвленным — Эй! То, что он не светится, не делает его хуже! — В этом его преимущество над чистокровными, — Альбедо качает головой. Вот так ему, — Кэйа успевает обрадоваться, хотя не совсем понимает, о чем идет речь. — Он черпает силу у своей бесовской части, — продолжает объяснять Альбедо. — Обычный непробужденный в жизни бы не смог на тебя напасть и испить так много, прежде чем ты его успокоил. — Напасть? — Кэйа еще раз дает о себе знать. Оба — и Дилюк, и Альбедо — озадаченно на него оглядываются. — Что ты ощутил, когда Дилюк поделился с тобой силой? — спрашивает у него Альбедо. Кэйа слегка теряется, вспоминая о той буре, которая накрыла его тогда, и с сомнением в голосе отвечает: — Жажду? Альбедо продолжает смотреть выжидающее, да и Дилюк рядом не спешит перебивать. — Я никогда такого не переживал, — смелеет Кэйа. — Очень хорошо, но сначала было так мало, что мне хотелось еще. — И ты решил, что можешь попробовать? — Альбедо уточняет. Кэйа кивает, медленно осознавая, что натворил, когда был в новом для себя состоянии. — Я не… Простите, я не подумал о разрешениях, — неуверенно оправдывается он. — Я просто хотел. Я понимаю, что так нельзя… — Дело не в том, что нельзя, — терпеливо объясняет Альбедо. — Это почти невозможно, пока ты не пробужденный. Ты не можешь чувствовать голода до того, как получишь первый полноценный половой опыт. — Но он был голоден, — взгляд Дилюка метается между ними. — Даже больше — он тянул с меня самостоятельно. Не мог же он пробудиться просто из-за… — Он и не пробудился, — качает головой Альбедо. — Я думаю, он просто восполнил силы, которые затратил на маскировку своей… рогатой части. Кэйа уже ничего не понимает. — Так в какую школу меня отправят? — растерянно интересуется он. В этот раз улыбка у Дилюка благодушная, наполнена сочувствием. Он тянется к ящику в столе, достает оттуда небольшой предмет и вручает его прямо в руки, и то, что они все еще связаны, остается без внимания, пока Кэйа смотрит на себя в ручное зеркальце. — А как ты сам думаешь? Радужка правого глаза плавится в жидком золоте без намека на синий, каким остается левый. Сияет так сильно, как никогда доселе. Так это все время было другой силой, а не болезнью или проклятием? Мир слегка пошатывается, темнеет. Перед глазами мельтешат черные мошки. — Эй-эй! — кто-то удерживает его на месте. — Спокойнее — от такого еще никто не умирал, — голос Дилюка звучит немного приглушенно. — Но я просто не могу быть, — Кэйа потеряно разводит руками, не решаясь произнести вслух нужное слово, — вот этим. У меня же рожки, — слабая улыбка на собственных губах чувствуется фальшиво. — Конечно, у тебя рожки, — согласно кивает Альбедо. — А еще такое умение тянуть энергию, какое подвластно далеко не каждой взрослой особи. Не сочти за грубость, но твои изменения в теле с этим и рядом не стоят. И если ты думаешь, что регенерация имеет вес, то спешу разочаровать: Порта Табула сама определила твою самую сильную сторону. — Другими словами, добро пожаловать в Школу Плотских Утех, — заключает Дилюк. Живот скручивает такой силы спазмом, что тело бессознательно сгибается. — Тихо-тихо, — Альбедо поддерживает его за плечо с другой стороны от Дилюка. — Что с ним такое? — Паника, истерика, нервы. Кэйа с трудом слышит чужие слова, пытаясь прийти в себя. Стучащее в ушах сердце упрямо отказывается возвращаться к себе в грудь, пока все тело пробивает крупной дрожью. — Дать ему воды? — Будь добр. Рука Дилюка исчезает — рядом остается только Альбедо. — Все в порядке, так бывает, — приговаривает он, поглаживая Кэйю по плечу. — Ты инкуб, и ничего плохого в этом нет. Никто не бросит тебя тут одного, не переживай. Мы поможем тебе адаптироваться, все будет в порядке. — Боба, — Дилюк возвращается. — Спасибо за помощь. Можешь идти отдыхать. Кэйа на автомате оглядывается назад, пока мотки щупалец, наконец, освобождают его затекшие запястья. — А где… — он рассеяно осматривает на комнату, где, как ему казалось, его ждут еще двое. — Ушли, когда ты чуть не присосался к ним, — объясняет Дилюк. — Я — что? — непонимающее смотрит Кэйа. — Держи, — Дилюк вручает ему стакан воды. — Спасибо. — Когда я закрылся от тебя, ты начал искать другой подпитки и наткнулся на них, — говорит Дилюк. — Так что Ризли ждет под дверью, а Аято ушел к себе. — Если все хорошо, то, думаю, что и я тоже тут больше не нужен, — отзывается Альбедо. — Собираешься улизнуть? — Дилюк неодобрительно смотрит на него. — Собираюсь, — спокойно кивает Альбедо. — Все равно мы уже все обсудили. — С тобой — не все, — Дилюк метает искры глазами. — Но пока иди. — Хорошего вам вечера, — желает Альбедо, заметно расслабившись. — Рад, что все так разрешилось. — Позже поговорим, — бросает вдогонку ему Дилюк. — Само собой. Буду ждать. И прежде, чем дверь за Альбедо закрывается, снаружи на миг доносится отдаленный голос Ризли. — Легче? — Дилюк переводит взгляд на него. Кэйа к этому моменту отставляет пустой стакан и, наконец, слезает со стола. Мгновенно об этом жалеет — Дилюк теперь возвышается над ним на половину головы. Но собственная решительность, которая медленно собирается внутри, все еще перевешивает смущение. — Послушайте, — Кэйа подмечает, как Дилюк вскидывает бровь, — неужели нельзя ничего сделать? — Чего, например? — хмурится так же, как и вначале вечера. Кэйа слегка колеблется, напряжен этим взглядом, но договаривает: — Если я все же… полуинукб-получерт, может, я могу сменить школу по желанию? Твердое «нет» действует, как пощечина. — Разве контракт нельзя как-то отменить? Расторгнуть? Сделать что-то? — Нельзя, — качает головой Дилюк. — Но почему? — не унимается Кэйа. Дилюк медленно отходит в сторону, задумавшись. Кэйе не остается ничего, кроме как дожидаться, пока он насмотрится на огонь в камине. И Кэйа действительно ждет. Минуту, а может, меньше. Пока становится совсем невтерпеж, а в глаза бросается табличка на столе. — Профессор Рагнвиндр? Даже звучит стремно. Дилюк недоумевающее на него оглядывается. — Просто Дилюк, — качает головой он. — У нас принято обращаться на Ты, чтобы поддерживать дружескую атмосферу, — последнее звучит как заученное объяснение из учебника. — Да и я немногим тебя старше. Но не успевает Кэйа спросить, на сколько именно, как Дилюк продолжает: — Я все не могу понять источника твоего недовольства, — он, наконец, отворачивается от камина, красуясь напротив во весь рост. Кэйа следит взглядом от тени на его лице, к разметанным по рубашке волосам, и натыкается на брюки с малозаметной на фоне темной ткани деталью. В лицо ударяет кровь. Да у вас же стояк выпирает, уважаемый заместитель. Вот только, кажется, это последнее, что заботит самого Дилюка — у него сеанс философии. — Больше нашего вида природой не награжден никто, — рассуждает он вслух. — Родиться инкубом само по себе значит выиграть эту жизнь. Ты мог отправиться к обычным чертям, но место, в которое ты попал — лучшее из того, о чем можно было мечтать. Так почему же ты так отчаянно продолжаешь стремиться туда, если даже не знаешь, что тебя ждет тут? — Кто сказал, что я не знаю? — с вызовом отвечает Кэйа. Дилюк только вскидывает бровь в ожидании. Мол, и что ты там знаешь? — Ладно, я не знаю, — Кэйа складывает руки на груди и обиженно на него смотрит. На штаны Дилюка, на самого Дилюка и опять на штаны этого трижды проклятого Дилюка. — Но догадаться не трудно. — И о чем же ты догадываешься? — Дилюк, напротив, стоит совершенно открыто, будто и не замечает, как у Кэйи туда-сюда метается взгляд. — Судя по тому, что я пережил за эти несколько часов, у вас тут разврат и содомия круглый год, — на одном дыхании выпаливает он, насупившись. — А ты, значит, предпочитаешь еще жестче? — Что? — он впадает в ступор. — Мне говорили, что в Бесовской школе наказывают огнем, — спокойно отвечает Дилюк. — Даже если так, и что? — резко реагирует Кэйа. — То, что у нас за разбитое окно тебя просто отшлепали. Но что за такой проступок с тобой бы сделали там? Он бесится. Все так, но не признавать же правоту этого напыщенного индюка. И вообще, рыжим-бесстыжим не понять, что лучше отважно получить раскаленным прутом по спине и долго его залечивать, корчась от боли, вместо того, чтобы позориться так, как это было сегодня. — Ну уж точно не тащили бы ни к каким извращугам, чтобы насильно подрочить, — сквозь зубы цедит Кэйа. — Ах, насильно, — Дилюк подлетает к нему, останавливаясь с другой стороны стола. — А стонал ты так красочно потому, что мечтал быть запертым в подвале? Кэйа застывает, теряя дар речи. Щеки горят огнем, а хвост возбужденно мечется между ног. Про насилие он загнул, согласен. Ведь Дилюк давал шанс отказаться. И вот, теперь Кэйа сам на него клевещет. Какой позор. Дилюк тянется рукой через стол — Кэйа чуть не отскакивает — но он лишь подцепляет пальцами глазную повязку, оставленную Альбедо. — Зачем ты это носишь? — Какая разница? — Кэйа неопределенно пожимает плечами. — Больше не будешь. — Что? Нет, отдай! — Кэйа успевает перехватить ее за завязку. — Зачем? — Дилюк не отпускает, но смотрит прямо в правый глаз, который наверняка все еще горит золотом. — Ты знал, кто ты? — Не знал я, — Кэйа дергает за нитку повязки. — Верни. — И что, нацепишь на себя и будешь дальше скрывать, как какой-то изъян? О, как же Дилюк чертовски прав — сдалась ему эта повязка теперь? Но как же не хочется соглашаться, когда он пытается доказать, что тут не так и плохо. Вот бы найти подтверждение обратного и заткнуть его, чтобы со спокойным сердцем верить в то, что ему, Кэйе, тут не место. — Буду. Отдай. Дилюк внезапно отпускает. — Ладно, дело твое. Кэйа волком смотрит в ответ, пока завязывает ее на затылке. Пальцы, как назло, дрожат и совсем не слушаются. Дилюк терпеливо ждет, наблюдая за его потугами. Кэйа только больше нервничает под чужим взглядом. Вот и надо было этому Альбедо ее развязывать, когда можно было просто стянуть через голову? — Ты до утра с ней собрался возиться? — Дилюк в пару шагов обходит стол и останавливается у Кэйи за спиной. Его пальцы перехватывают концы завязок. Кэйа столбенеет, застывая с заведенными за спину руками, и чувствует, как легко шнурки стягиваются на затылке с чужой помощью. Дилюк завязывает бантик и прячет его под волосы. — Но не удивляйся, когда учителя заставят ее снять, — говорит он, прежде чем отпустить. Кэйа разворачивается к нему, натыкаясь на серьезный взгляд. — Зачем им это? Дилюк поджимает губы, словно скрывает улыбку. — Узнаешь. Непонятный. В один момент ругается, как на дитя малое, во второй уже лыбу давит, будто с другом детства говорит. Кэйа какое-то время всматривается в его лицо, пока не понимает, что залип. Но он вовсе не нарывается, честно. Все дело в чужом влиянии. Или эта наглость — побочный эффект от обращения на Ты. Махнуть бы рукой со словами «черт знает», да вот только черт не знает. Черт несет околесицу с момента, как остался с заместителем один на один. — А если нет? Что будет, если я сбегу? Дилюк тут же меняется в лице. Внезапный ветер играет с огнем в камине и светильниками на стенах, а глаза напротив наполняются недобрым мраком. — А тебе все неймется сотворить какую-то пакость, — его голос звучит особенно низко. — Ну, можешь попытаться. Преуспеешь, и тебя убьет нарушенный контракт. Передумаешь на полпути — Боба будет ждать твоего возвращения с распростертыми… щупальцами. Будешь проверять? — он указывает рукой в сторону окна в дальней стороне кабинета. Еще и насмехаться смеет, гаденыш. Кэйа тут же рвется в указанную сторону. Не потому что решил сдохнуть после услышанной информации, а просто назло. Спортивного интереса ради. — Всяко лучше, чем оставаться в обществе таких, как ты, — резко бросает он. Дилюк догоняет прямо перед окном и ловит за предплечье. — Каких — таких? Кэйа грубо отпихивает его в сторону и кладет руку на створку в поисках дурной ручки, которой опять нет. Чернота по ту сторону вызывает чувство дежавю. — Таких самолюбивых извращенцев с высокомерием, что и в штаны не вмещается, — шипит Кэйа, вспоминая бугор на чужих брюках. Дилюк закрывает окно собой. Выбить стекло его телом начинает казаться весьма привлекательной идеей. — Разочарую, но кто сейчас не может отбросить самолюбие, так это ты со своей упертостью, — он звучит совсем сурово, возвышаясь перед Кэйей. — А насчет извращенцев я прав? — Кэйа лукаво улыбается, доволен тем, что подловил. — Если не прекратишь, то даже узнаешь насколько, — с явной угрозой в голосе обещает Дилюк. И тут уже становится не смешно. Потому что он должен был смутиться, а не говорить то, что сказал. Не сжимать рукав Кэйи в своей руке, не шагать ближе, а растеряться и замолчать, пожалуйста. — Эй, ты же сказал, что я могу проверить, — уже не так уверенно напоминает Кэйа в надежде, что Дилюк возьмет и отступит от окна в сторонку. — Можешь, — соглашается Дилюк. — Но и я не буду бездействовать. Заебись, иначе не скажешь. Заместитель директора предлагает устроить с ним драку за побег. — Смешно, — лишенным эмоций голосом отвечает Кэйа. — Ха-ха. Понял, — делает шаг назад, освобождает рукав от чужой хватки и вскидывает руки в жесте «сдаюсь». — С тобой мне не тягаться. Дилюк подходит в меру того, как он пятится. — Пойду я тогда к себе, да? — нервно спрашивает Кэйа. — Да, пойди, — даже чересчур мирно отвечает Дилюк. — Ага. — Ой, погоди, я же оставил на столе… — Кэйа показывает в сторону пальцем. И, о чудо — голова Дилюка поворачивается в нужную ему сторону. Кэйа мигом разворачивается. Делает рывок к окну. Почти черкает по стеклу пальцами. Пошел ты, извратитель, — мысленно обзывается напоследок. Пока не отлетает боком в стену. Видит суровое лицо вблизи. И чувствует крепкую хватку на запястьях, прежде чем успевает освободиться. Ай. — Попытаешься еще? — Дилюк вжимает в стену так, будто всю жизнь только этому и тренировался. — Попытаюсь, — сдавленно отвечает Кэйа, пробуя дернуться. Результат нулевой — будто булыжником придавило. — Еще? — скучающее смотрит Дилюк, удобнее перехватывая его руки. — Блять! — Кэйа рыпается еще раз, но только кривит лицо от боли — Дилюк сжимает запястья так, словно сломать их собирается. — Отвали сейчас же, пока об этом не пожалел! — Словами ты мало чего добьешься, — хмыкает он. — Ах, мало добьюсь? — тотчас меняет тактику Кэйа. — А-а-а! Помогите, насилуют! — кричит он. — Кто-нибудь! Ты, кретин озабоченный, перестань меня лапать! — Прекрати, — приказной тон звучит совсем близко, когда Дилюк буквально выдыхает ему в лицо, — так откровенно пытаться спровоцировать меня своей ложью. — А иначе что? — бойко спрашивает Кэйа и поднимается на пальчики, чтобы поравняться в росте. Дилюк оценивает этот жест взглядом, граничащим между презрением и насмешкой. Кэйа только безразлично моргает — хрена с два он покажет свое смущение теперь, когда и без того наломал дров. — Иначе я сделаю это правдой, — Дилюк, надавив на плечи, заставляет его опуститься обратно на пятки. — Что, признаешь, что ты кретин? — парирует Кэйа, понимая, что его берут на слабо. Ведь блеф отличный, господин заместитель, но давайте, сейчас вы вспомните о правилах вашей драгоценной школы, которая наверняка заботится о том, чтобы с ее учеников и волосок не упал, и прекратите угрожать тем, что не в состоянии выполнить. — А мне казалось, ты мудрее, — выдыхает Дилюк. — Но все-таки придется заткнуть тебе рот. — Да меня только гроб заткнет, — успевает съязвить Кэйа. А в следующий момент его пинают под коленку и спускают по стене вниз. — К-какого?! — он пугается от неожиданности. — Бесишь, — Дилюк смотрит сверху вниз. — Как же ты бесишь, — повторяет, сгребая его волосы в ладонь. Кэйа пытается отстраниться, хватается руками за чужие бедра в надежде их отпихнуть, но совсем теряется и пораженно застывает, когда Дилюк внезапно проталкивает палец ему в рот и скользит по зубам. Да какого дьявола творит этот наглец? Выражение его лица становится изучающим, брови слегка сводятся к переносице, словно он пытается разгадать интересную головоломку, а не шарит в чужом рту. — Почему ты так стремишься выдать желаемое за действительное? — беззаботно спрашивает Дилюк, будто не происходит ничего из ряда вон. — Хочешь, чтобы я действительно тебя облапал? — его свободная рука проходится Кэйе по щеке и поправляет ему волосы, пока вторая изучает полость рта. Кэйа мысленно матерится. Он уже жаловался на то, что все какого-то хрена так и мечтают добраться до его рта своими ручищами? Так вот: в прошлом все херня, а вот это — уже пиздец! — Не хоцу, — отвечает Кэйа, пытаясь оттолкнуть чужой палец языком. — Не хоцесь? — дразнится Дилюк. — Но все твои действия говорят об обратном. Кэйа дергается, когда Дилюк сжимает его щеки, заставив открыть рот шире, и кладет на язык уже два пальца. — Говоришь, я извращенец, — мягко мурлычет он, глядя сверху вниз. — Говоришь, у меня что-то в штаны не вмещается. И продолжает скользить пальцами по языку, пока Кэйа чувствует, как во рту скапливается слюна. — Если ты так сильно хочешь, я покажу, что и куда я могу вместить, — обещает Дилюк. — Потому что все это благодаря твоим стараниям. «Страданиям», на автомате кривляется Кэйа. Взгляд машинально останавливается на чужих брюках напротив своего лица, и от этой картины вблизи становится совсем плохо — о, дьявол, насколько он большой, если так сильно выпирает, натягивая ткань? — Не нато, — просит Кэйа, пытаясь отстраниться. Дилюк берет его за подбородок, прижимает к стене затылком и быстрыми поступательными движениями проталкивает пальцы к горлу и назад, буквально начинает долбить ими. Кэйа тут же давится, пытается отпихнуться, ощущая слабый рвотный рефлекс, но лишь натыкается на еще большую грубость. — Обычно я не трахаю учеников, — говорит Дилюк таким тоном, будто прогноз погоды рассказывает, — но ты так упрямо того добиваешься, что я могу сделать для тебя исключение. Кто же знал, что ты такой мудила, — мысленно ругается Кэйа, пока вслух может только невнятно мычать. — Кто же знал, что ты настоящий псих! — Ты прав, я еще тот распутник. Но учитывая то, что мою похоть всегда сдерживает воспитанность, — Дилюк останавливается на мгновение, словно размышляет над словами, — ты действительно постарался, чтобы меня довести. Пиздец. Дилюк продолжает издеваться над его ртом, пока из глаз не начинают течь непрошенные слезы, но он и не думает прекращать — только сильнее вжимается пальцами в язык, заставляя ощутить каждую фалангу во всех деталях, пока у Кэйи к подбородку стекает слюна. — И не думай, что тебя спасет твоя девственность, — его свободная рука ложится на ремень штанов. Блять, он ведь совсем-совсем не шутит! Кэйа трепыхается с двойной силой и даже в этом преуспевает — голову получается дернуть в сторону, вытащив пальцы изо рта. Он откашливается, но Дилюк тут же упирается в стену коленями по бокам от его головы. — Нет! Не трогай меня! — кричит Кэйа под звон пряжки ремня. — Сука! Не трогай! Я не хотел, нет! — Не беспокойся, я использую только рот, — томный голос Дилюка наполненный таким осязаемым возбуждением, что его буквально можно ощутить на себе. Сердце отчаянно долбит по ребрам, грозясь выбраться наружу, если он ничего не сделает со своей паникой. Где тот парень, который успел даже показаться милым за первую половину вечера? Где заместитель, что доводил до оргазма с совсем непринужденным лицом, словно книжку читал, и кто этот похотливый демон с такими темными планами на его глотку? Дилюк начинает заводить ремень вокруг его шеи, и в этот момент Кэйе становится уже совсем не до шуток. Руки не слушаются, цепляются за ткань чужих штанов, но отказываются сжиматься в кулаки или хотя бы царапать ногтями. Так, словно он под гипнозом. Дилюк продевает конец ремня в пряжку и затягивает его на шее, пока Кэйа не чувствует касание холодного металла к кадыку. — Не надо, я же пошутил, — чуть не молится Кэйа. А сам завороженно наблюдает за тем, как перед ним расстегивается пуговица чужих брюк и тихо вжикает ширинка. — Прошу, я больше не буду, прошу… А в мыслях такое пугающее: чего именно ты просишь? Он жмурится, внезапно осознав, что теперь можно закрывать глаза. И оттого, когда получается сосредоточиться на собственном теле, Кэйа чувствует ненависть к самому себе в сто раз большую, чем к этому бешенному. Потому что от всего происходящего внизу живота опять скапливается сладкое тягучее возбуждение, которое не скрывает даже испуг. — Нет, Дилюк, — чужой голос вклинивается между ними так неожиданно, что Кэйа чуть не подпрыгивает. — Он же не хочет. — Ким? — удивленный тон Дилюка совсем не вяжется с образом того искусителя, который только что парализовал Кэйю одним лишь своим поведением. — Почему ты не спишь? — Отпусти парня, давай, — его спаситель продолжает активно их разъединять, снимать с Кэйи ремень и отталкивать Дилюка в сторону. — Он же против. Дилюк отступает, подчиняясь руке, которая бесстрашно пихает его в живот. Этот Ким, кем бы он ни был, имеет на него ого какое влияние, чтобы так себя вести. — Все, уходи к себе, давай, чао, — требует Ким недовольно, пихая Дилюка уже в спину. — Вали. У Кэйи челюсть отвисает — да нет, правда, кем надо быть, чтобы прогонять заместителя из собственного кабинета? — Как ты? — Ким невозмутимо садится на корточки перед Кэйей. — Все хорошо, он больше не будет. Кэйа потерянно рассматривает его, лишившись дара речи с момента, как их прервали. Дилюк, судя по тому, как он застыл над ними каменным изваянием, тоже поражен. Но ничего не говорит — стоит и смотрит. Кэйа переводит взгляд с него на Кима. Каштановые кудрявые волосы, густой челкой спадающие на лоб, тонкие черты лица и опущенные к переносице брови, когда он начинает поворачиваться к Дилюку. — Что ты ему сделал? Кэйа мотает головой и, наконец, приходит в себя. — Все нормально. Дилюк сверху мгновенно отмирает. Кэйа встречается с ним взглядом, но он уже разворачивается. — Только не тяни, — бросает напоследок, как будто так и должно быть. Кэйа следит за тем, как его фигура исчезает за дверью позади стола, и только тогда возвращается к Киму. К спасителю его… рта. — Ну что, живой? — торопливо спрашивает он. И только Кэйа кивает, Ким вскидывает ладонь в жесте «подожди» и подхватывается на ноги. К моменту, когда Кэйа тоже встает, держась за стенку, он уже возвращается. — Стой-стой, не спеши, — Ким не дает вытереть дорожку слюны на подбородке рукавом и сует в руку пару салфеток. — Вот. Воды? Чаю? Чего покрепче? Он оказывается на голову ниже Кэйи, но такой быстрый и ловкий, будто привык бегать вместо ходьбы. — Не надо, спасибо, — отнекивается Кэйа, пока вытирается. — Ты не злись на него, — успокаивает Ким, забирая салфетку. — Он просто порой не отличает отказ от игры. — Я уже понял, — слегка сухо отвечает Кэйа. Ким внезапно смотрит на него такими большими глазами, будто для удивления действительно есть повод. — Эй, ты что, обиделся? — Что? — Кэйа теряется от неожиданного вопроса. — О, так я вам все-таки помешал? — Ким уже взволнованно хватает его за руки и тащит на себя. — Ой нет, я не хотел! Опять я все не так понял! — тараторит он, начиная вести Кэйю за собой. — Ты не слушай меня, иди к нему, я же не знал! — Стой, куда?! — испуганно дергается Кэйа. — Нет-нет, все в порядке, если тебе это нравится — не стесняйся. Я все равно слишком устаю, а он бывает таким ненасытным, что утром ноги не держат, — продолжает Ким, как ни в чем не бывало. — Тебя как зовут, кстати? — Кэйа, но… — Ким, учитель музыки, — Ким поспешно жмет ему руку. — А ты что преподаешь? — Преподаю? — наверное, у Кэйи лицо слишком ошарашенное, потому что Ким обращает на это внимание. Весь его словесный поток мигом стихает. — Я не… Я тут учусь, — скупо отвечает Кэйа. И договаривает в голове — кажется. Ким непонимающе смотрит в ответ, остановившись прямо по центру кабинета. — Учишься? — повторяет он совсем тихо и буравит такими широкими от удивления глазами, словно самое ужасное преступление, которое только можно учинить в стенах школы — учиться в ней. — То есть как? Ты ученик? Кэйа утвердительно кивает. Ким медленно меняется в лице. — Да как он мог, — без вопросительной интонации отзывается он. Учитывая его рост, вдвойне страшно представлять, что может сделать человек с таким перекошенным от гнева лицом. — Дилюк, чтоб твой рот наоборот! — орет он так, что мебель ходит ходуном. — Ну я тебе сейчас! Кэйа остолбенело наблюдает за тем, как только что щебечущий парень злой собакой мчит к двери за столом. — Ты, — оборачивается на Кэйю в пороге. — Иди к себе. И держись подальше от заместителя. — А что не так? — успевает спросить Кэйа, хоть и не уверен в том, что хочет знать ответ. — Ему нельзя спать с учащимися, — бросает Ким, уже держась за дверную ручку. — Для их же добра. Дверь за ним громко хлопает. Приглушенный крик, доносящийся уже с той стороны, звучит столь неразборчиво, что понять слова можно, наверное, только если прижаться ухом к стеклу. Но Кэйа нарываться на новые проблемы не собирается — ему хватает последствий одной. Он, наконец, предоставленный сам себе, опять смотрит в окно. И то ли дело в пережитом за сегодня, то ли в самом деле слова про Бобу, спящего на окне — совсем не шутки, но посреди темноты с той стороны окна он на миг различает мелькнувшее щупальце, отражающее блики света в комнате. И мысли — такие дурные, злые и неправильные — тут же стаей голодных собак набрасываются на него в тишине. Кэйа бежит прочь, оставляя их в кабинете. А вдогонку звучит предательское: если бы не Ким, ты бы даже не противился. Если бы не он, ты бы послушно открыл свой рот. Потому что кто из вас двоих на самом деле последний извращенец, так это ты.

↯︎ ↯︎ ↯︎

За дверью его встречает Ризли с таким беззаботным лицом, словно вовсе не слышал и не игнорировал происходящее внутри все это время. — Я уж думал, вы там уснули, — приободряется он, отрываясь от стены. А то ты не слышал, что там происходило, мысленно ругается с ним Кэйа. Наверняка ведь ухом к двери прирос. — Пойдем, — зовет его Ризли. — Ты уже наверное хочешь спать. И по дороге Кэйа обнаруживает, что помимо постыдного возбуждения между ног, которое медленно отпускает, он действительно устал. Ризли отводит его в спальное крыло под разговоры, которые не особо задерживаются в памяти. Трапезная там, спортзал сям, лекционные в том конце коридора, а в двери под лестницей лучше не заходить, если не хочешь, чтобы тебя сожрала большая и злая бяка, и нет, это не Боба. — А почему именно Боба? — спрашивает Кэйа неожиданно даже для самого себя. Ризли прерывает свою ознакомительную лекцию, удивлен первым вопросом, который Кэйа задает за все время. — Спрашиваешь, почему так назвали? — Ага, — выжидающее смотрит Кэйа. — Чай есть такой — Баббл-ти, — объясняет Ризли. — Знаешь? — Ну. Ризли многозначительно на него смотрит. — Что? Только не говорите, что это какой-то мутировавший чай, — Кэйа округляет глаза. Ризли только коротко хохочет и оправдывается: — Да нет, он из рода ползучих лиан. Просто он, когда был совсем крошечным, упал прямо в стакан Аято. Вот и назвали в честь его напитка. Хотели звать Бабблом, но сократили к Бобе. Он останавливается возле Г-образной регистрационной стойки, прямо за которой на стене висит доска с крючками для ключей, о чем можно догадаться судя по номеркам над ними. Кэйа успевает подумать, что она пуста, пока не замечает одинокий ключ под номером «89», к которому уже тянется рука Ризли. — Держи, — он протягивает ключ, склонившись к Кэйе через стойку. — Сам дойдешь, или проводить? — Я сам, спасибо. — Не заблудись. Спокойной ночи.

↯︎ ↯︎ ↯︎

Нужный номер обнаруживается в другом конце коридора. Витиеватые циферки на двери отсвечивают золотом, приглашая внутрь. Что же, здравствуй, новый дом. Кэйа вставляет ключ в дверь в полной тишине. Ключ не входит. Какого? Он пробует еще пару раз, а после дергает за дверную ручку. Открыто. Кэйа толкает дверь, заглядывая внутрь. Сначала взгляду открывается шкаф, следом за ним — тумба, широкая кровать — двуспальная что ли? Не успевает он удивиться последнему, как на другой ее части обнаруживается еще кто-то. Кэйа делает шаг внутрь, закрывая за собой дверь. С внутренней стороны в дверной щели торчит ключ — точно такой же, как у него, с маленьким брелоком, на котором написан номерок. Ошибки быть не может — номер рассчитан на двоих. Только вот почему тут двухспальные кровати? На небольшом столике возле широкого мягкого кресла, в котором впору утопиться, горит настольный светильник, только благодаря которому Кэйа не путается в собственных ногах. Там он и замечает тарелку со внушительных размеров сандвичами и чашку, от которой поднимается еле заметный пар. Рядом обнаруживается клочок бумаги — записка.

Твои вещи в гардеробе, теплое одеяло

можешь взять в ящике под кроватью.

Приятного аппетита и спокойной ночи.

Кэйа косится на своего благодетеля, раскинувшегося сейчас в кровати. Соломенная копна волос выглядывает из-под одеяла, натянутого по самые глаза. И почему-то он не удивлен.