«Преград не зная, сокрушает пущи,
Ломает ветви, рушит их и мчит;
Вздымая прах, идет неудержимо,
И зверь и пастырь от него бежит».
Тело разламывало на сотни частей, болела каждая связка, мышца и сустав. Мучения заставляли ворочаться в бреду, а кошмар, в котором Эстер сгорала на костре добавлял терзаний. Ричард не заметил, как задремал прямо на софе в своем кабинете, он проснулся от стука, когда камердинер сообщил о том, что дилижанс ожидал внизу. Слова звучали где-то за пеленой и инквизитору потребовалось время, чтобы заставить себя подняться и умыться ледяной водой в попытке привести себя в реальность. В глазах двоилось, на бледном лбу проступила испарина, все тело знобило. Холодная вода бодрила, но лишь на столько, чтобы чувствовать себя временно живым. Темнота полуночи укрывала и позволяла оставаться незамеченным, очередной тенью передвигаться по городу. По крайней мере, так он думал, в действительности же — даже у теней были глаза. Ричард слушал стук колес дилижанса и надеялся, нет, даже молился о том, чтобы Эстер послушала его. Защитный барьер Академии не пускал посторонних, а потому пришлось оставить экипаж неподалеку, а самому ждать её возле входа, где отбрашиваемых во тьме теней было более чем достаточно… Эстер не спалось, она всё ждала и ждала этой невыносимой полуночи, будто бы пережив её что-то должно было измениться. Она закуталась в одеяло сильнее, то и дело бросая встревоженный взгляд на часы, висевшие на стене. Одна минута, другая, третья… Время тянулось издевательски долго, заставляя нервничать и дрожать от беспокойства ожидания. Плечи каменели и грудь стискивало от тяжести, не давая свободно дышать. Одна минута, другая, третья… Ещё немного и… Стрелки щелкнули, возвестив о том, что точка невозврата, наконец, настала и Эстер, сама не зная зачем, сорвалась с места и подбежала к окну, распахивая его и впуская холодный воздух, задыхаясь от переживаний из-за всего, что произошло за день. Она искала глазами его силуэт и нашла. Одинокая тень стояла неподвижно недалеко от входа в Академию. И этот вид удручал её. Не было в его очертаниях привычной выверенной гордой осанки, не было стати, не было силы. Эстер отпрянула от окна, боясь, что Ричард увидит её. Ветер трепал сорочку, в которой она была, хлопал занавесками и раскидывал бумаги со стола, но ей казалось, что закрой она злосчастное окно и что-то непременно случится, что-то обязательно плохое. Инквизитор Блэкуотер ждал, чувствуя, как усталость и болезненность забирали все силы и, если бы не трость, стоять здесь было бы совсем невыносимо. Он поднял взгляд, рассматривая полу-спящую Академию с хаотичным узором света в окнах. Хотелось войти в это здание и забрать её силой, наплевав на свою репутацию, на то, что она подумает о нём и кем будет считать. Но дальше что? Не мог же он, в конце концов, держать её где-то насильно. Чем тогда он будет лучше Дарио? Поэтому оставалось лишь ждать и надеяться… Молиться. Эстер вновь выглянула в окно украдкой, обнимая себя за плечи, сжимая ткань сорочки перевязанной рукой. То, что инквизитор стоял там, под окнами Академии, вселяло невероятное спокойствие и это так сильно смутило её, ведь должно чувствоваться иначе. Для любого ведающего было страшно увидеть на своем пороге инквизитора. Ведь это всегда означало обвинения, пытки, заключение, смерть. А он стоял у этих врат и успокаивал одним своим видом, само знание, что он был там и ждал её вселяло умиротворение. Казалось, она больше не была одна. Казалось, ей больше не нужно было справляться со всем в одиночку. И, конечно же, это вовсе было не так. Эстер зло ущипнула сама себя, напоминая, что эти чувства — лишь иллюзия. Попытка зацепиться за что-то, за кого-то, чтобы пережить все эмоции, всю боль и скорбь, которые обрушились на её тонкие плечи. Ведьма мерзла, но продолжала смотреть на безликий силуэт, что жаждал увидеть, как она выходит из этих огромных дверей. Он поднял руку, касаясь лба и этот жест был рваным, скованным и каким-то неправильным. Он сделал небольшой шаг назад, чтобы поймать равновесие, препятствуя ветру, который так и хотел сбить с ног. В каждом его неловком движении читалась боль. Из-за того, как он оперся о стоящее рядом дерево, она подумала, что он вот-вот рухнет замертво. Эстер испугалась. За него, за себя, неясно даже — за кого больше, и рванула из комнаты, вниз по лестницам, успев лишь накинуть мантию поверх сорочки, дрожащими руками застегивая пуговицы по пути. Ступеньки сливались в одну сплошную бесконечную дорогу, а дыхание сбивалось всё сильнее, пока волнение хватало за горло и душило-душило-душило. Массивная дверь приоткрылась и то, как Эстер выбежала к нему дало иллюзорное чувство надежды на её благоразумие. Ричард тут же попытался выпрямиться, как это подобало ему, силился вновь стать оплотом уверенности и непоколебимости, но тело предавало, не желая повиноваться. Ведьма замерла у самого барьера, замечая бледность и затуманенный взгляд инквизитора. — Эстер, — Ричард оперся о трость, выпрямляясь сквозь боль, — Ты решила? Она пыталась осознать его состояние, а он снова — со своим идиотским вопросом… Волнение схлынуло с девичьего лица, делая его холодным, но из нутра так и не исчезло. — Я не уеду. Слова ранили и истязали ещё не случившимися последствиями, что несли за собой, инквизитор прикрыл глаза и отвернулся, не желая видеть реальность такой. Эстер сделала шаг за барьер и решительно подошла к нему. Аккуратное прикосновение к плечу пронзило тело и заставило вновь взглянуть на неё, замечая обеспокоенность. — Что с тобой? — Эстер приблизилась, — Ты болен? — Нет. — Я могу помочь. Она поднесла ладонь к его груди, но Ричард перехватил её, сжимая пальцы и серьезно глядя ей в глаза. — Ты поможешь мне, если навсегда уедешь отсюда так далеко, как только возможно. Ведьма отрицательно качнула головой и коснулась солнечного сплетения, применяя исцеляющую магию. Глаза и руки засветились янтарем, даруя Ричарду мягкое тепло. Он смотрел, очарованный этим светом, что никогда не должен был касаться его, но освещал теперь безвыходность этой ночи. Янтарь сиял, окутывая их тонкой дымкой, смягчая боль в травмированном теле. Золотые светлячки её колдовства кружились в воздухе и оседали словно нежные поцелуи, и злая, жестокая боль отступала, исчезала из мыслей пыточная, таяли в тумане покоя дыба и истязатель Роберто, и даже ненависть prete потеряла свою силу. Ричард сильнее сжал её светящиеся пальцы на своей часто поднимающейся груди, канув в эти чары без остатка. В голове прорастали еретические мысли о том, что если магия в действительности несет столь сильное успокоение и освобождение, то разве же ведающие виноваты в том, что кто-то не может принять это тепло? Инквизитор пытался сопротивляться этим домыслам, но давно знал, что в отношении Эстер это было невозможно и неизбежно. — Геката… Что произошло с тобой? Ричард молчал, но с каждой секундой телу становилось всё легче и легче, и стать возвращалась к нему и гордость осанки. К сожалению, легче не становилось душе. Хотелось уколоть себя за мысли, за близость к магии, но смысла в этом было так мало. Впрочем, смотреть на Эстер, запоминать, чувствовать рядом — ради этого он был готов отдаваться её колдовству. Глаза ведьмы потухли и стали вновь привычно безжизненными, сияя лишь красками тревоги. Эстер всё ещё дотрагивалась до его груди и перебирала в голове варианты того, как он мог получить подобные травмы. И одна мысль была хуже другой. — Моя лечебная магия не сильна… Я могу… Могу найти кого-то, кто сможет сделать лучше. — Мне достаточно тебя, — его уставший голос был тихим и блёклым. Эстер грустно улыбнулась и мягко провела пальцами, в очередной раз царапаясь о ненавистный значок ордена, различая этот столь невыносимый для неё взгляд инквизитора, который преследовал в кошмарах. — Ты едва стоишь на ногах, — она понизила голос, — Но продолжаешь волноваться обо мне. Почему? Ричард вобрал в легкие больше воздуха. Не сказать, что вопрос застал его врасплох, но и ответить ему было нечего. Нечего было дать ей или предложить, а оттого признаваться хоть в чем-либо было также безответственно, сколь и глупо. Бессмысленность отнимала слова, будто не думал он об этом, будто ни разу не размышлял, будто не засыпал с этими мыслями чуть ли не каждую ночь… — Я хочу, чтобы Бартоломью заплатил за свои злодеяния. И совсем не желаю видеть тебя одной из его жертв. Ты этого не заслужила. Эстер улыбнулась и эта эмоция вышла наигранной. Стало вдруг так пронзительно холодно… Не из-за неё Ричард Блэкуотер делал всё это, не из-за неё, изнемогая, стоял у порога Академии в надежде, что она придет к нему. Не ради неё, а из-за личных счётов с Ним. Глупая ведьма, решившая найти свой оплот спокойствия в объятиях инквизитора. Вот кем она была, кем себя чувствовала. Пустая надежда на то, что ему была важна именно её жизнь стала вдруг такой беспощадно напрасной. Рука соскользнула с его груди и повисла обессиленно. Бледная тень Эстер Кроу — ни капли жизни и ни шанса на спасение. Разве могла она претендовать на хоть частицу истинных чувств? Кажется, этого в мире для неё совсем не существовало. И, видимо, не зря отец, храни его Геката, столь отвратительно много раз напоминал ей об этом… — Я благодарен тебе, — инквизитор мимолетно коснулся её подрагивающей ладони, — Моё тело больше не болит. Но… Эстер подняла глаза, замечая эту давящую, непрекращающуюся тоску в его бледном лице. Ветер свистел и хлопал полами мантии и она ощущала этот холод так явно, — он морозил и доставал до самых кромешных осколков души, пока вся она внутри распадалась печалью. — Я не смогу спокойно смотреть, как ты по собственной воле отдаешься в его руки и увядаешь. Не для того я достал тебя из канала, не для того забирал с могилы… Если ты доверишься мне, я обещаю, что тебе станет легче. Обещаю, что пройдет немного времени и ты снова сможешь улыбаться и радоваться. А я… Я навещу тебя, как только смогу, если ты этого захочешь. Слова звучали искренне и вместе с тем так обманчиво. Она чувствовала себя зажатой между ледяной, скрытой страстью prete и защитой инквизитора. И ни в чем из этого не было её самой. Нигде больше не было её в целом. Нигде более не ходила Эстер Кроу по этой земле, ни в чем более не существовало её души. Теперь повсюду была лишь её неприкаянная тень, которая больше не найдет ни покоя, ни легкости. — Я не хочу остаться в полном одиночестве где-то там, далеко, в неизвестном мне мире… Мне и без того невыносимо. Потому моё решение не изменится, Ричард. Перчатка скрипнула, сжимая набалдашник трости до ломоты в пальцах. — Даже если это будет стоить тебе жизни? Ведьма блёкло улыбнулась и Ричарду не понравилась эта улыбка. Не было в ней той Эстер, что он знал. — Моя жизнь — руины, которые уже ничего не стоят. — Даже руины могут значить больше, чем ты думаешь. Хотелось встряхнуть её, вытрясти из её души этот мрачный отпечаток, заменить оттенки скорби на свет нового дня, дать этому лицу прежние, яркие краски, беззаботность и необремененность. Дать всё то, что подарить он ей, кажется, был не в силах, как бы ни старался. — Значить для кого? — губы Эстер дрогнули, вспоминая поцелуй, оставивший лишь больше неясности, так и не послуживший спасательным кругом. — Для многих, Эстер. Не думай, что ты одна в своём горе. Ты заблуждаешься. — Для многих… Ведьма в очередной раз горько усмехнулась. Казалось, это был не тот ответ, которого она ждала, казалось, что спасение было рядом — в одной нужной, но так и не прозвучавшей фразе. — Я замерзла и так невыносимо хочу спать… Отправляйся домой, инквизитор Блэкуотер. И не беспокойся обо мне, это не стоит твоего времени. Ричард вздохнул, понимая, что она словно добровольно хотела утонуть в пучине собственной боли, запутаться в сетях Дарио и кануть в безвременье, а он всё никак не мог выпутать её из этого. — Эстер, — он взял её за руку, поглаживая забинтованный порез и рассматривая ведьму долгим взглядом, — Когда ты почувствуешь себя в опасности… Обещай, что сразу же придешь ко мне. Что бы ты ни думала и кем бы меня ни считала, я все-равно помогу. — Вновь заберешь с могилы, если попрошу? — она тускло улыбнулась, уже не веря ни во что. — Заберу. — А если просить не стану? Она озвучила то, что он и без того знал, чего опасался. Прохлада ночи забралась под одежду, заставляя озябнуть или же то был не холод, а тихий, непрошеный страх. — Тогда намекни, покажи, как угодно. Просто запомни и пообещай. — Обещаю.***
— Сегодня вы выглядите ещё более изможденной, чем обычно, леди Кроу. — Я устала от кошмаров, святой отец… Эстер неторопливо помогала расставлять книги по алфавиту и году выпуска, украдкой поглядывая на точеный, гордый профиль. — Что же вы видите в них? Святой отец протянул руку, держа увесистую книгу, намеренно становясь за спиной ведьмы, касаясь её будто невзначай в попытке дотянуться до полки. Эстер замерла, чувствуя, как перехватило дыхание. Она развернулась, зажатая между ним и стеллажом и боязливо подняла округлившиеся глаза, сталкиваясь с ярким огнем неотвратимой синевы. — Ричарда Блэкуотера… Книга с громким эхом ударилась о стену торцом, когда он взглядом порезал воздух на сотни лоскутов. Бартоломью поджал губы, перебирая в мыслях все возможные варианты избавления от инквизитора, который с из подконтрольного цербера начал стремительно превращаться в проблему, становиться костью поперек горла. —… и свою смерть. Эстер вцепилась пальцами в полки, карябая дерево ногтями. Приятный запах масел от сутаны манил и порождал желание прикосновений, но она не смела делать и даже желать хоть чего-то без его на то позволения. — Он убивает тебя в твоих снах? Дарио завел руки за спину, создавая мнимую дистанцию, но так и не сделал хотя бы полшага назад, заставляя мертвенно бледный щёки окраситься розовым от столь немыслимой тесноты. — Да… Но я не знаю, почему… — Потому что он инквизитор, а ты — ведьма, — Бартоломью медленно поднял руку и почти не притрагиваясь обвел её лицо, даря и отнимая ласку, — Иначе и быть не может. И он убьет тебя рано… — пальцы дотронулись до трепещущей вены на шее, надавливая ногтями, — Или поздно. — Нет, — Эстер замотала головой, тараторя сквозь частое дыхание, — Я так не думаю. Он не сделает мне больно… Это просто сны… Бартоломью словно хищник легко и незаметно перехватил полный контроль над её хрупким телом и уж тем более — душой. Его ладони впились в полки по бокам от неё, отрезая от мира, сжимая этот самый мир до него одного. Гипнотическим взглядом Дарио осмотрел её, медленно и жестко очерчивая контуры тела, испытывая её. — Ты так веришь в него или же дело в твоей наивности, Эстер? Слова тихими змеями заползли прямо под кожу, обволакивая. Святой отец зло ухмылялся, не позволяя ей ни отвести глаза, ни расслабиться, как только она пыталась спрятаться, он тут же ловил её взгляд и вынуждал смотреть неотрывно. Ведьма не нашла, что ответить. Столько мыслей было внутри неё и ни за одну она не могла ухватиться, было похоже на то, что что бы она ни сказала, он будет недоволен. — Молчишь… — святой отец приблизился к её шее, шумно вдыхая запах с кожи и волос, — Знаешь, чем ты пахнешь, Эстер? Она знала, как пахнет розовое масло, но отрицательно покачала головой, пока дрожь пронзала тело и покрывала мурашками шею. — Так пахнут глупые, доверчивые, наивные ведьмы, которых легко заманить в свои сети и затянуть петлю на шее… Эстер сильнее вцепилась ногтями в полку, чувствуя, как сердце забилось ещё сильнее, она слышала его стук в ушах и думала, что ещё секунда — и она рухнет замертво прямо здесь, не сумев справиться с набатом в груди. — Ты веришь в него, в то, что он — твой рыцарь, — Дарио поддел завитки волос и накрутил на пальцы, пряча в кулак и слегка потянул, чтобы Эстер запрокинула голову и не видела ничего, кроме жестокости синевы, — Но я расскажу тебе правду о Ричарде Блэкуотере. Ту правду, которую ты никогда и ни от кого не узнаешь… О-о, я расскажу… Если ты попросишь. Он ослабил хватку и Эстер кивнула, понимая, что иного ответа он и не ждал. Но святой отец молчал и лишь смотрел испытующе. Он хотел, нет, он жаждал наблюдать за тем, на что хватит её фантазии, на что она готова будет пойти, чтобы добиться от него хоть слова. Он давил-давил и давил — близостью тела, голосом, взглядом, словами. Делал всё, чтобы она задыхалась от этой порочной интимности. И чем больше секунд утекало из настоящего в прошлое, тем больше он понимал, что ловушка медленно захлопывалась. Руки Эстер болели от того, с какой силой она держалась за несчастный стеллаж. Она отлепила дрожащие пальцы от шкафа и медленно прикоснулась к святому отцу, никогда до этого не испытывая столь сильного трепета. Ему хватило всего секунды, чтобы перехватить эти руки и прижать к полкам у её головы. Свежий красный след на ладони открылся ему и вызвал улыбку и наслаждение. — Я не позволял меня трогать. Грудь Эстер поднималась настолько часто, что касалась его буквально каждые пол секунды. — А что… Что вы готовы позволить мне? Она старалась говорить ровно, но голос предавал её, как предавало и собственное обессиленное тело, которое жаждало упасть — прямиком в его руки. Но он скорее бы позволил пасть к его ногам… Дарио улыбнулся сильнее и лукавее, он вновь дал ей понятный сигнал одним лишь взглядом, который сжигал её губы долгое мгновение. Дыхание перехватило от желания дать ему то, что он хотел и Эстер подалась вперед, припадая к его губам, — скованно и не пошло. Шершавость и холодность оцарапали его улыбку, но святой отец не пошевелился, не ответил, лишь позволял, наблюдая. Ведьма отпрянула сконфуженно, впалые щеки вновь обрели подобие жизни, портя розовым эту мраморную серость, которую святой отец сравнивал с надгробным изваянием. — Простите… Бартоломью отпустил её и быстро развернул к себе спиной, немного отступив от шкафа, но всё ещё прижимаясь до откровенного близко. Он держал её руки, будто был кукловодом и управлял ей, а она поддавалась. Он обвел удовлетворенным взглядом линию её плеч и медленно опустил её ладонь на одну из книг, заставляя взять и также медленно поставить на полку, другой рукой он водил от кончиков её пальцев до самой шеи неторопливо и почти не дотрагиваясь. — Её звали Мария… Он продолжил управлять ей, прикасаясь и убирая книги на место, а сам принялся тихо говорить прямо над её ухом, чтобы она не просто слышала его, но чувствовала, как он прокладывал дорогу внутрь её существа. — Несколько лет назад инквизитор Блэкуотер влюбился в ведьму. Она была похожа на тебя, Эстер… Очень похожа… Только чуть младше возрастом, совсем ещё дитя. Наивная и доверчивая, одинокая. Как ты. Эстер почти не дышала, вся она увязла в том, что он делал, сама к нему сильнее прижимаясь. Пропадала в прикосновениях, в голосе, в этой близости. — Он хотел увезти её из этого города, чтобы спрятать, закрыть от всех. И она доверилась ему… В груди болезненно заныло от этого совпадения, оно оцарапало и вызвало привкус ядовитой обиды на языке. Ричард был её ночным кошмаром, её черным вестником, но также был и тем, кто единственный пытался отгородить её от той темной части самой себя, что росла в ней с каждым днем всё сильнее. — Она не успела уехать… Потому что имела неосторожность понести от него. Она верила, что Ричард женится на ней. Глупая, наивная Мария… Дарио уже не заставлял её брать книги, теперь он просто руководил её руками, вынуждая невесомо дотрагиваться до самой себя самым невинным и одновременно порочным образом. Очерчивал линию бедер, шею, ключицы и плечи, живот и даже грудь. Он замолчал, нарочно создавая эту тягучую, напряженную паузу. — Что… — Эстер тихо выдохнула, отдаваясь ощущениям, — Что было дальше? — Она исчезла. Бедная, несчастная Мария… Просто пропала. — Исчезла? — Эстер резко обернулась, разрывая момент, в котором только что пропадала сама. Дарио привычно сцепил руки за спиной, делая полшага назад, словно и не было только что ничего между ними. — Я всего-лишь священник, Эстер. Не воин, не глава инквизиции. Моя доля проста… Но моя сила в том, что я умею слушать. Не осуждая. И Ричард исповедался мне, не справившись с муками совести… — Исповедался о чем?.. — она спросила украдкой, уже догадываясь каким мог быть ответ. — Надеюсь, ты осознаешь, что я нарушаю тайну исповеди? — она кивнула, — И делаю это ради тебя, — Дарио погладил её по волосам практически любовно, — Ты заблудшая душа и мне бы не хотелось тебя потерять, понимаешь? Сердце ведьмы сжалось в крохотную точку и где-то глубоко внутри словно надорвалось что-то, что держалось из последних сил, и ненавистная влага сама заполнила потухший взгляд, зажегшийся надеждой от слов, которые она, кажется, ждала так давно и так мечтала услышать. И он видел это. Он знал. Как и знал то, что теперь Блэкуотер проиграл. И будет проигрывать из раза в раз. В любом из возможных исходов. Теперь — она беспрекословно и полностью принадлежит одному лишь ему и никому более не подвластно это изменить. Бартоломью ласково стер жгучую слезу и продолжил поглаживать её щеку. — Муки совести не давали ему покоя. Он истязал себя всеми возможными способами, наказывал свое тело, чтобы облегчить душу… Но это не помогало. И тогда он пришел ко мне и исповедался о том, что утопил бедняжку. Испугался последствий их связи и не мог допустить того, чтобы о них кто-то узнал и чтобы это разрушило его карьеру, она ведь была ведьмой… Как и ты. Взгляд Эстер бегал, а душу корёжило всё сильнее, верить в эти слова не хотелось, но в совпадения она тоже не верила… Ведь Ричард уже пытался увезти её куда-то из города, к тому же она сама ощутила те истязания, которым было неоднократно подвергнуто его тело, и он показывал ей канал, в котором… Мысли душили, но лезли против воли. Ненавистно, но так похоже на правду. — Но самое страшное то, Эстер, — Бартоломью едва заметно очерчивал контуры её лица пальцами, — Он сказал, что уже совершал нечто подобное. И что ему это нравится… — Но… Если это правда, — ведьма сглотнула застрявший в горле ком, — Почему он служит в Ордене, а не находится в тюрьме? — Потому что его готовили с детства. Его навыки полезны. Он прекрасный солдат. Даже лучший… И тайна исповеди, Эстер. И я унесу её с собой в могилу. И ты должна. Никогда и ни при каких обстоятельствах не дай ему понять, что ты всё знаешь. Иначе, боюсь, он может прийти за тобой. А я… — он коснулся её губ, — Этого не вынесу. Дарио ликовал. Видел в её глазах страх для одного и жажду для другого. И приоритеты теперь были расставлены верно. Елейная улыбка отняла её способность двигаться, когда он приблизился и вновь ласково погладил её лицо, а затем поцеловал — страстно, горячо, обжигающе. Замыкая цепкие объятия, сковывая руки за её спиной и не позволяя прикасаться к себе. Владея без остатка, без права на отказ, без возможности остановить его. Погружая в болото собственной игры всё глубже-глубже и глубже…