Пятый угол

— Ты спишь? — Кадзуха вместо ответа открывает глаза. В темноте сложно концентрировать внимание. Шторы в комнате задернуты, потому что на улице идёт снег и красное небо слишком яркое. Все лампы выключены, в коридоре света тоже нет, поэтому ничего не пробивается в комнату сквозь щель запертой снаружи двери. — Чего не спишь? Холодильник дребезжит, намекая на то, что он всё ещё работает на удивление гарантийного талона, по полу носится сквозняк, а один на двоих диван поскрипывает от любого движения, но держится, не решаясь развалиться. Хэйдзо лежит у спинки — одна рука за головой, а второй он мнёт пальцы Каэдэхары, периодически пересчитывает ему фаланги. Правая нога согнута в колене, второй он пытается узнать температуру чужих стоп. Смотрит в потолок почти не моргая, дышит так ровно и бесшумно, покусывает губы с внутренней стороны, чешет их зубами, срывая только-только наросшие корочки, и вспоминает мотивчик пристающей песенки, которая играла в супермаркетах до того, как там на повтор поставили рекламу его персоны. Кадзуха лежит рядом на боку, особо не двигается, признаков жизни не подаёт, словно это у него всё тело уже как неделю ноет. Глаза почти закрыты, чёлка липнет ко лбу, потому что ему жарко, но одеяло не отдаёт, домашние штаны не снимает, хотя жуть как хочется. — А ты почему не спишь? — они перешептываются, словно у стен есть уши, которые внимают каждому звуку сквозь те щели у потолка, где раньше висела паутинка. Синобу, конечно, как всегда не спит, у неё свои причины, а вот храп Итто периодически шатает смежную стену, но не сильно. — Жду, когда ты уснёшь, — отвечает Хэйдзо, продолжая медитативно мять чужие пальцы и считать про себя, щурится одним глазом, цыкает, пережёвывает пустоту во рту и поворачивает голову в сторону. — Для чего? — интересуется Кадзуха, меняя положение ног, чем Сиканоин умело пользуется, вплетая между ними свою левую и ложась на бок лицом к чужому лицу. — Мне нравится смотреть, как ты спишь, веришь, нет? — тянет Хэйдзо, громко выдыхая полный объём легких в губы Каэдэхары. Даже кряхтит с полсекунды, но тут же заливается сдавленным смехом. Кадзуха распахивает глаза, слегка ошарашенно обводит взглядом угловатые, но расплывающиеся черты чужого лица и краснеет ушами, но этого не видно, как и ухмылку Сиканоина. — Нет, ты просто хочешь сбежать, — он смотрит ровно перед собой, стараясь сконцентрироваться на прищуренных глазах напротив. Хэйдзо поправляет ему чёлку и двигается ближе, но поднимается выше: так, что чужие ресницы касаются его открытых из-за растянутого ворота футболки ключиц. А затем свободной рукой обнимает Каэдэхару за голову, зарываясь пальцами в короткие волосы на затылке, утыкается носом в белую макушку и вдыхает запах шампуня, который они теперь делят на четверых. — Мне некуда бежать, — врёт Сиканоин, а Кадзуха это знает, потому что уже не раз списывался с Дилюком и обсуждал укрытие, разгром бара среди ночи неизвестными лицами, обсуждал, что Хэйдзо любит шоколадные пудинги, чапмен и сухую лапшу быстрого приготовления. Каэдэхара прячет лицо у чужой груди и неспешно поднимает свободную руку, чтобы обнять Сиканоина в ответ, но тот недовольно окликает его: — Тебе нельзя меня трогать, — играет в недотрогу Хэйдзо, а Кадзуха почему-то улыбается. — Ты воспользовался мной, когда я был пьян, поэтому тебе нельзя, — а сам хранит усмешку на губах и сильнее прижимает к себе Каэдэхару, настолько, что тот щекочет губами кожу, а капли чужого пота прилипают к шее. — Ты поэтому не даёшь мне спать на полу, постоянно держишь мою руку и обнимаешь меня каждую ночь? — звучит как флирт, но вопрос стоящий. Кадзуха поднимает голову, утыкается носом в ярёмную впадину Хэйдзо и закрывает глаза, укладывая отвергнутую руку между ними, чтобы сохранить хоть какую-то дистанцию. Холодильник раздражается отваливающимися от задней стенки кусками льда, храп Итто утихает — возможно, лёг по-другому, — а бегающий по полу сквозняк начинает свистеть — Синобу открыла окно у себя в комнате. — Я делаю это, чтобы быть уверенным, что ты не пырнешь меня исподтишка, — отвечает Сиканоин, мнёт губы и чешет нос, а сам двигается всё ближе, позволяя их животам прилипнуть друг к другу сквозь футболки. — У нас уговор, — напоминает Каэдэхара, вошкаясь из-за неудобного положения. Рука, пальцы которой в заложниках, немеет, а потому он пытается перевернуться, но капкан просто так не раскрыть. Сиканоин стискивает его в объятиях только сильнее, словно любимую мягкую игрушку, потому Кадзуха сдаётся и расслабляется в надежде, что Хэйдзо станет жарко и он сам отвянет. Одеяло прижимает их к кровати, греет с двойной силой, капли ледяного пота скатываются по спине, по бёдрам, а стопы наоборот мёрзнут. — Я не знаю, насколько ты можешь держать слово, я даже имени твоего не знаю, — Сиканоин мнёт губы, слегка отодвигается, чтобы посмотреть в чужие глаза. Каэдэхара молчит, не исправляя ситуацию. — Давай я раскрою тебе тайну, а ты будешь держать её в секрете. Если кому-то проболтаешься, я буду знать, что доверять тебе нельзя. — Я не из болтливых, — оговаривает свои плюсы Кадзуха, хотя сливает почти каждый шаг Дилюку, за что получает возможность кормить Хэйдзо шоколадными пудингами. Он терпеливо ждёт момента, когда Синобу начнёт спрашивать, откуда у него вообще деньги, но уверен, что Сиканоин уже задаётся подобными вопросами. — Скорее ты из тех, кто ничего не знает, — хихикает Хэйдзо, облизывая уголки губ, где всё ещё чувствуются остатки наполеона, который на всеобщее удивление получился слишком вкусным, чтобы оставить хотя бы кусочек — Итто разбивает ожидания на кусочки и не даёт возможности им не восхищаться. — Мне ничего не говорят, — пожимает плечами Каэдэхара, и оттого онемевшая рука раздражается болезненными уколами мурашек. Пальцы почти не двигаются, но Кадзуха всё равно чувствует, как Сиканоин считает его фаланги. Их всего четырнадцать, сколько можно? — Мелкая говорит, что тебе пока рано знать. Они всё ещё думают, что ты на стороне тех, кто хочет меня убить, — отвечает Хэйдзо и спускает руку с чужого затылка на бледную щёку, очерчивает большим пальцем линию скулы и пощупывает неровности кожи. — Разве они сами не на этой стороне? — спрашивает Каэдэхара почти неслышно, прижимается к чужой ладони и закрывает глаза, а в противовес слегка приоткрывает губы, потому что вдыхать этот жар носом уже не получается. — Бро, я ещё жив, значит нет, — Сиканоин проводит невидимую линию под веками Кадзухи, едва ли касается ресниц и проглаживает брови против роста белых волосков. — Они работают на кого-то ещё кроме ВанШэн, агенты под двойным прикрытием, если не под тройным, хе-хе, смешные такие, думают, что могут спрятать от меня информацию, — он действительно сдавленно смеётся. — Они ведь сказали, что ВанШэн сейчас целиком и полностью сосредоточены на родах Бэй Доу, — и самому тяжело думать о таком, потому что переживает, потому что это важнее для него, чем может показаться на первый взгляд, но он никому не скажет, что хочет сейчас находиться там, рядом с ней. — Поэтому они пока молчат о том, что ты в заложниках, — Кадзуха пересказывает серьёзный разговор, что был накануне, сам сгибает ноги в колене, надеясь, что капли пота, беспощадно щекочущие нервы, впитаются в ткань штанов. Хэйдзо перехватывает это неосторожное движение и пролезает между чужими голенями, ведёт вверх и упирается бедром в пах, заставляя Каэдэхару сжаться и покраснеть уже щеками. Он меняется в лице за мгновение и смотрит, как потерянный котёнок, хлопает глазами, но взгляда не отводит, словно ждёт ответа на толпу немых вопросов — пульс при этом не скачет, а желание вырваться и защищаться отсутствует в этой вселенной. Сиканоин оказывается слишком близко к его открытым губам, дышит с ним одним разгоряченным воздухом. — Я загадаю тебе загадку, и если ты ответишь правильно, я разрешу тебе меня обнять, — выдыхает Хэйдзо в чужие губы и резко спускает свободную руку на окрепшую талию, без разрешения и стеснения лезет под футболку, проходится пальцами по редким прозрачным волоскам на пояснице и пересчитывает позвонки, симметрично с фалангами на онемевших пальцах. Каэдэхара терпит только благодаря тому, что прикусывает кончик языка, но всё же рывком меняет положение руки, которую не чувствует, и весь сжимается от накрывшей его волны судорожной полуболи, стискивает зубы и жмурится. Он двигает пальцами, ощущая покалывания и громко шипит, а Хэйдзо снова перехватывает его ладонь, мнёт её, массирует и тянет пальцы до хруста. Они лежат полубоком, почти что на спинах, отвернувшись друг от друга, и спасают бледную руку от мучительных ощущений. — Хозяйка и её цепная собачка пытаются убить человека, запускают целое радиовещание по всему городу в надежде поймать его, выставляют патруль на улицах и усиливают охрану в общественных местах, а шестёрки, прячущие этого человека у себя дома, молчат о его местонахождении, позволяя своему начальству тратить огромные деньги и силы на то, что они уже сделали, только потому, что одна из главных цепных собачек рожает щеночка. Вопрос: почему они так делают? Сиканоин ловит недоумение в чужих глазах, хотя ответ кажется очевидным, но для Кадзухи всё это слишком странно и непонятно. Он молчит — одну половину его мыслей всё ещё занимает онемевшая рука, а второй целиком и полностью завладевает Хэйдзо, который ложится на него сверху, опирается на локти, давит бедром на его пульсирующий пах, смотрит хитро прямо в глаза и убирает чёлку с его лица, дует на щёки, чтобы с них спал румянец, но тот от этого только укрепляется в своей позиции. — Потому что… — тянет Каэдэхара, когда чужие губы едва касаются скулы и ребра носа. — Потому что не хотят сдавать этого человека своему начальству, — выдыхает он и, не дождавшись разрешения, кладёт руки на чужие лопатки, крепко их сжимая и надрывая шов и без того растянутого ворота. Сиканоин улыбается снисходительно, трётся кончиком носа о линию чужих век, выводит им стрелки, оставляет след своих губ на виске возле уха. — Братишь Аратаки вряд ли откармливает нас на убой, — усмехается он и сглатывает, закатывает глаза в немом полустоне, когда Кадзуха сжимает его талию уже под футболкой и мягко тянет вверх. — Да и мелкая слишком дружелюбна, слишком заботится, — прикусывает губу. — Ты знаешь, на кого они работают? — спрашивает Каэдэхара, следит за зрачками напротив, едва различимыми на фоне радужки, блеска которой он не видит, но чувствует инстинктивно. Все эти прикосновения пальцев к раковинам его ушей, к затылку и сонной артерии, все эти случайно задравшиеся футболки и опустившиеся резинки штанов, прилипшая друг к другу кожа живота и ощутимое возбуждение слегка ниже — ново, приятно, но непонятно. — Догадываюсь, — сознаётся Сиканоин, громко и горячо выдыхая воздух в чужие губы. — Но я хотел рассказать тебе другой секрет, — повышает он голос на полтона и перехватывает чужие пальцы. Снова крепко сжимая их и пересчитывая фаланги, поднимает эту руку над светлой головой, а затем они резко задирают головы одновременно, выгибаются в спине и обмениваются чем-то глубоко личным. — Знаешь, почему я всё время носил на руках чётки? — Каэдэхара с полсекунды вспоминает, что за чётки, и качает головой. Подушка под ним не слышно поскрипывает, а одеяло сползает на пол, позволяя лёгкому сквозняку снять напряжение с горячих тел. — Потому что раньше, когда мне было страшно, плохо или тревожно, меня за руку держала сестра, а когда Яэ забрала её у меня, та напоследок подарила мне эти чётки, как замену своих пальцев — чтобы они успокаивали меня. — И где сейчас эти чётки? — Кадзуха наблюдает за тем, как его руку целуют: каждый палец по отдельности, каждую морщинку, каждый шрам. — Один нехороший человек сломал их, лишив меня возможности контролировать свою тревогу и свой страх, — отвечает Хэйдзо, оставляя тёплый след в складке между чужими большим и указательным пальцами. — Я могу держать тебя за руку вместо твоей сестры? — предлагает Каэдэхара, догадываясь об ответе. — Ты уже это делаешь, — улыбается Сиканоин и они оба вздрагивают, замирая в не шибко пристойной позе, когда мимо их комнаты проносится Синобу, судя по лёгкости шага. Она влетает в комнату Аратаки, и храп, который всё это время растворялся прежде, чем разрушить царящую на диване атмосферу, перестаёт шатать стены. Громкий, возмущенный голос слышат даже возможные соседи снизу или сверху. — Интересно, что там? — заигрывает Хэйдзо, прислушиваясь к разговорам. Он слезает с Кадзухи, вовсе снимая напряжение, что поразило весь окружающий их воздух, и сокращает прикосновения до минимума — лишь переплетает их пальцы. Каэдэхара вдыхает так глубоко, как только может, облизывает сухие губы и растирает лицо свободной рукой, прощупывая пульс на всякий случай. — Что сказала Госпожа Ху Тао? — Итто кричит за стенкой: Хэйдзо крепче сжимает ладонь Кадзухи, а тот садится на кровать и нагибается к полу, чтобы перехватить нож. Они смотрят на дверь так, словно её выламывают спартанцы, хранят молчание и слушают чужую болтовню. — Ни-и-ичё не понял! — сокрушается Аратаки. — Как, бля… как выкупили публичный дом?! Сиканоин громко выдыхает, словно разъярённый хищник, считает фаланги пальцев Каэдэхары, безэмоционально и отстраненно смотрит ровно, не двигаясь, но даже если бы Кадзуха сидел в другом углу напротив, он всё равно бы чувствовал, насколько напряжено его тело. — Да тише ты! — голос Синобу сложнее разобрать. — Разбудишь ещё этих, они и так херово спят! — Сама тише, ты ща орёшь! — они минуют порог комнаты Итто, идут мимо зала, попутно включая свет в коридоре, поэтому тонкая жёлтая полоса возникает на полу перед дверью, за которой шатаются тени. — А чё, Яэ продала публичный дом Мораксу? — сокрушается Аратаки намного тише, но их шепот слышен отчетливее, чем восклицания до этого. — Подробностей не знаю, но это значит, что мы выполнили сделку с Сангономией, Каэдэхара больше нам не принадлежит, а единственной помехой к власти над городом остаётся Сиканоин, — Хэйдзо и Кадзуха переглядываются, словно узнали только что что-то новое друг о друге. Первый утыкается лбом в напряженное плечо второго и сглатывает. Второй вспоминает, откуда он вообще тут взялся, но ответ кажется ему неправильным и нелогичным, словно это не его история. Им становится холодно без одеяла, без прикосновений друг к другу, без шепота на ухо и объятий. — Ля, Моракс придёт к нам? Что будет с бро? — Итто паникует, драконит вешалку с куртками и ворочает ключ в скважине — открывает то ли входную дверь, то ли ту, что ведёт в гостинную. Голоса отдаляются, меркнут и гаснут, как свет в коридоре, куда Кадзуха и Хэйдзо смогут попасть, только если вскроют или выломают замок. — Без понятия, но нужно переезжать к Хай… — и дверь захлопывается. — Вот терь пора спать, — выдыхает слишком громко для этой комнаты Хэйдзо и ложится на подушку, потягивается, тут же закрывая глаза. — Перед переездом точно нужно отоспаться. — Тебя это не волнует? — а Кадзуха продолжает шептать, но послушно ложится рядом, ровно напротив, попутно натягивая на них бедное, помятое одеяло. Сиканоин тут же двигается ближе, прячется с головой и утыкается носом в шею Каэдэхары. — Пока ты держишь меня за руку, меня ничего не волнует, — отвечает он и проваливается в сон, словно по щелчку пальцев, словно это выученная команда, которой подчиняется не только его тело, но и всё вокруг.