Клуб Защиты Тёмных Искусств

      Хэллоуин в Хогвартсе — традиционно пышный, шумный и яркий праздник. Его неизменно сопровождает обилие колдовских украшений: гирлянды огней, гигантские паутины, летающие гробы, оживающие фигуры чудовищ, и, конечно же, огромные оранжевые тыквы. Ученики с нетерпением ожидают вечера тридцать первого, чтобы одеться понарядней и собраться на пир в Большом Зале. На пиру призраки развлекают гостей парадом, театральными представлениями о своих смертях и историями-страшилками. Но иногда на Хэллоуин ужасные истории происходят по-настоящему.       Тридцать первого октября, около восьми вечера, Муфалда и Люси в девичьей спальне готовились идти на пир. Люси оделась довольно просто — чёрный корсет поверх фиолетовой блузы, длинная юбка и бархатная чёрная накидка. Она накрасила губы лиловой помадой, убедилась ещё раз, взглянув в зеркало, что хороша. Гораздо больше наряда на вечер её занимало то, что они собирались сделать после пира.       Люси вынула из прикроватной тумбочки заранее подготовленный свёрток. В нём лежала простая, без отличительных знаков, чёрная мантия с капюшоном. В мантию была завёрнута белая маска с узкими прорезями для глаз. Люси аккуратно уложила всё это в сумку. Муфалда в это время стояла возле своей кровати, сжимая в руках такую же маску. Люси обратила внимание, что она уже довольно долго не шевелится.       — Рыжая? — окликнула она. — У тебя всё в норме? Нас уже ждут в гостиной.       Муфалда шумно выдохнула и села на край кровати, бессильно уронив руки с маской.       — Извини. Я… мне, кажется… не стоит никуда сегодня с вами идти.       Люси с хмурым выражением шагнула к ней:       — Почему?       — Это всё… То, что Риддл выдумал — как-то слишком. Я согласилась, потому что хотела помочь Рабастану. Но сейчас я представляю, как это будет. И понимаю, что не смогу.       — Тебе стало жалко вонючего сквиба? Сквиба, который посмел поднять руку на маленьких колдунов и волшебниц? В старые времена за такое его бы казнили. Мы всего лишь ему отплатим той же монетой.       — Он заслужил наказание, я это знаю. Но я не могу. Не из того я теста. Прости.       Муфалда очень несчастно всхлипнула. Люси мрачно закатила глаза:       — Так, а почему рыдаешь-то?       — Потому что я всех подвожу. Нехорошо отказываться в последний момент.       — Послушай, рыжая — никакой трагедии в этом нет. Тебя не гонят на дело силой. Не хочешь, не можешь — так не ходи. В чём проблема?       — Ч-что?.. — она вскинула огромные зелёные глаза. — Ты разве на меня не злишься?       Люси лишь махнула рукой:       — Вытирай уже скорее сопли, одевайся, и пошли на пир. Мы опаздываем.       — Люси, спасибо! — Муфалда с явным облегчением отложила прочь маску. — Я не думала, что ты поймёшь.       — Понимаю я всё, — буркнула Люси. — Сама когда-то такой была. Ночка сегодня будет не из простых.       Примерно в то же самое время завхоз Хогвартса, мистер Аргус Филч, тоже мрачно раздумывал о предстоящей ночи. Он сидел у края преподавательского стола в Большом Зале. Филч от всей души ненавидел праздники в Хогвартсе. В эти дни старый замок настолько полнился магией, что даже воздух словно искрился и мягко звенел. В его стенах никуда было не деться от запаха колдовства. Этот запах и развязные ухмылки волшебных детишек ввергали Филча в холодную ярость, столь же лютую, сколь и бессильную.       Магия. Будь она проклята. Как можно ненавидеть что-то настолько отчаянно, и при этом настолько сильно желать? Ни искры магии не сумел сотворить мистер Филч за всю свою жизнь. А ведь в Хогвартсе её много — ручьи, реки, целые океаны. Почему он не получил и крошечной капли? Почему магический дар достался всем этим гадким, тупым, надменным мелким ублюдкам? Неблагодарные сопляки играют с едой, швыряют её и топчут ногами, а он, голодающий, умирает без крошки хлеба. Наблюдать за их играми — чистая мука.       Так зачем же мистер Филч уже который год цеплялся за свою работу в волшебной школе? Зачем истязал себя каждый день? Порой желание бросить всё и уйти становилось невыносимо. Это произошло и сегодня. Во время хеллоуинского пира мистер Филч ощутил острейшее отвращение к Хогвартсу. Около десяти вечера он, не дождавшись десерта и заключительной части концерта призраков, поднялся из-за стола и удалился из зала в свою каморку.       В тёмной комнате под номером 234-00, служившей Филчу и спальней, и офисом, и складом, волшебством и близко не пахло. Зато пахло старой жареной рыбой и затхлым воздухом. Филч уселся в побитое молью кресло, со скрипом пододвинулся к столу. На столешнице лежал раскрытый «Самоучитель по скоромагии», который он бросил, не дочитав. Рядом с книгой — бесполезная волшебная палочка. Аннотация с обложки обещала «элементарнейшее руководство по первым шагам волшебника, с которыми справится каждый». Бессовестное враньё. Для чего мистер Филч продолжал выписывать шарлатанские журнальчики и книжонки? Он ведь знал, знал абсолютно точно, что ничего у него не получится.       — Мяу!       Голос Миссис Норрис вывел Филча из тяжёлого оцепенения. Серая кошка вынырнула откуда-то из-за шкафов, подошла к нему, запрыгнула на колени и заурчала.       — Моя красавица, — Филч почесал кошку за ухом. — Дрянная сегодня ночка, дрянная… Но это ещё ничего. Скоро мы им покажем. Ох, как мы им всем зададим…       Присутствие кошки, единственного греющего душу существа, взбодрило мистера Филча. Он поднял глаза, ища взглядом своё сокровище. Под потолком у дальней стены, блестя в тусклом свете масляной лампы, висели стальные оковы. Настоящие тяжёлые оковы, которые остались Филчу от завхоза-предшественника. Давным-давно они служили для усмирения зловредных нарушителей порядка. В дело их не пускали уже, наверное, больше сотни лет, но Филч продолжал преданно чистить и смазывать цепи. Сейчас он ясно представил, что на них висит надменная белобрысая Малфой… и улыбнулся. Да, ненависть толкала Филча покинуть школу — но она же с десятикратной настойчивостью шептала остаться.       Ненависть. Эти дети — волшебники. Они сильнее и умнее Филча. Он всего лишь навсего сквиб, а вдобавок, дряхлый старик. И всё же они боятся его. Они боятся этого самого кабинета, боятся оков на стене, боятся, когда Филч кричит на них за грязную обувь, за вольности в школьной форме. Они боятся его шагов и взгляда. Страх в глазах волшебников бесценен, сладок, как сама недосягаемая магия. А уж теперь, когда госпожа Генеральный Инспектор взялась наводить порядок… Филч с удовольствием вспомнил, как кричали маленькие ублюдки во время порки в Большом Зале. Хандра, нахлынувшая, было, на него во время праздника, ушла окончательно. Нет, определённо он не собирается увольняться. Что на него нашло, в самом деле? С чего расклеился? Недолго оковам осталось висеть без дела.       Неожиданно Миссис Норрис, дремавшая у хозяина на коленях, спрыгнула на пол и зашипела, выгнув спину. Её жёлтые глаза округлились, как два фонаря, и пристально уставились на дверь.       — Что там такое, красавица? — проворковал Филч. — Привидение? Нет, никаких привидений. Они уже празднуют свой идиотский Хэллоуин в подземельях. Там нет никого.       И вдруг раздался стук в дверь — громкий, отчётливый и какой-то наглый. Филч искоса взглянул на старые настенные часы — ровно двенадцать ночи. Что ещё за чёрт? Кто смеет его тревожить в такое время? Пока он раздумывал, как реагировать, стук повторился. Тук, тук, тук… А вслед за ним — голос:       — Сладость или гадость, мистер Филч?       По голосу было не различить, кому он принадлежал — мужчине, женщине или ребёнку. Филч, однако, уже догадался, что происходит. Какие-то маленькие паршивцы решили покуролесить в ночь праздника. Подобные «шутки» — дело не новое. От осознания ярость застлала Филчу глаза. Он вскочил прытко, насколько позволяли старые колени, и подлетел к двери:       — Кого там черти принесли?! Вы пожалеете! Ох, как же вы пожалеете!       Он рывком распахнул двери. За порогом стояли четыре фигуры разного роста в глухих чёрных мантиях. Их лица закрывали белые маски с узкими, затянутыми тёмным стеклом прорезями для глаз. Филч так и остолбенел от наглости нарушителей — гневный крик застыл у него на губах… А в следующий миг в его грудь врезались разноцветные вспышки заклятий.       От удара Филч с грохотом отлетел обратно в свой кабинет. Он сильно приложился спиной об шкафы, отчего несколько папок свалились с полок, и грянулся на пол. Так он и замер, беспомощно растянувшись. Паралич сковал его от макушки до пальцев ног. Филч глухо застонал, возмущённо и вместе с тем жалобно. Четыре фигуры его окружили, и одна склонилась пониже, к лицу завхоза. Её голос искажала магия, но даже в этом искажении он ясно уловил злорадство.       — Вы знаете правила, мистер Филч. Сладости у вас нет, а значит… сейчас будет гадость.       В руках у неизвестного, покрытых чёрными перчатками, сверкнуло лезвие ножа для резки пергамента.       На следующее утро, на хмуром рассвете первого ноября, мирно спящую МакГонагалл потревожила Миссис Норрис. Каким-то неведомым образом кошка пролезла в спальню, куда до этого не заглядывала ни разу. Сев у изголовья кровати профессорши, она пронзительно замяукала. Профессор МакГонагалл с недовольством открыла глаза. Что происходит? Миссис Норрис общалась только с мистером Филчем, она никогда не искала чужого внимания. Именно это и навело МакГонагалл на очевидную мысль, что с завхозом что-то неладно.       Следуя за кошкой, она спустилась на третий этаж и дошла до Башни Защиты от Тёмных Искусств. Там, перед дверями кабинета Амбридж, она и обнаружила мистера Филча. Он висел под потолком на собственных железных оковах. Рубашки на нём не было, и на впалой груди с седыми клочками волос алело размашистое: «ЗАЖИВЁТ». Это слово было вырезано ножом, а может, волшебной палочкой.       — П-помогите… — простонал Филч еле слышно.       — Relachio! — выкрикнула МакГонагалл, заклятием размыкая оковы, и ещё одним взмахом палочки подхватила Филча. — О, Мерлин… Аргус… Кто это сделал? Тревога, тревога в замке!       На спине у Филча обнаружилась ещё одна надпись — явно другой рукой, аккуратная, ровная. Эта надпись гласила: «Я не должен бить детей». Невзирая на то, что порезы были поверхностными, завхоза сразу же отправили в Больничное Крыло. Его рассудок явно пострадал от происшествия сильней, чем физическое здоровье. При попытке выяснить, что случилось, он трясся, таращил глаза и бормотал околесицу.       В тот же день, несколькими часами позже, профессора Хогвартса собрались за круглым столом в учительской на экстренное совещание. Началось оно с омерзительной, громкой и неприлично долгой истерики Амбридж. Она кричала, потрясала кулаками, сыпала угрозами.       — Я… я их найду… и тогда… — она начала выдыхаться, чаще хватать ртом воздух и делать паузы. В одну из таких пауз вклинился профессор Флитвик:       — Не знаю, как вам, коллеги — а мне не верится, что на такое способны ученики.       — И кто же, — взвизгнула Амбридж, — если не ученики?! Может, призраки? Домовые эльфы?!       — Призраки — самые безобидные, но далеко не единственные обитатели Хогвартса, инспектор. Порой здесь происходят очень странные вещи… А уж в такую ночь!       — Кто бы это ни сотворил, я найду их! Из-под земли достану!       Дамблдор, остро сверкнув глазами из-под очков-половинок, проговорил:       — Инспектор Амбридж, вы повторили это уже достаточно раз, чтобы все услышали. Мы организуем дополнительные меры безопасности и проведём расследование. По заверениям мадам Помфри, мистер Филч вскоре поправится. Возможно, он сообщит нам больше. А сейчас — коллеги, у кого-то есть, что ещё добавить? Возразить? Поделиться подозрениями?       Все дружно промолчали. Возможно, профессор Снейп на секунду отвёл глаза — но Дамблдор не заметил. Или сделал вид, что не заметил.       ***       — За идеальное преступление! — Люси подняла бокал огневиски.       — За идеальное преступление! — вторили голоса сокурсников.       Музыка в Выручай-Комнате так гремела, что свечи под потолком колебались. Третьего ноября, воскресным пасмурным вечером, клуб собрался, чтобы отметить изгнание Филча из Хогвартса. Сегодня по школе стремительно разлетелась новость, что старый хрыч увольняется. Новость отличная: от ненавистного сквиба избавились, Амбридж осталась без преданного союзника. По такому поводу однокурсники принесли из Хогсмида горячительные напитки. Найджел откуда-то приволок волшебное радио с усилителем звука. Человек десять парней и девчонок, уже изрядно угостившихся, танцевали в середине зала. На подушках в углу отдыхали те, кто танцевать не стремился. Люси была в их числе. Она дымила сигаретами, как дракон, и цедила виски. Муфалда, наблюдая за ней, с сомнением покачала головой:       — Может, тебе лучше перейти на сливочное пиво?       — Не-а! Сегодня я буду пить только то, что горит.       Нотт, тоже с виски на дне бокала, лениво заметил:       — А ты почему не пьёшь, Риддл?       — Потому что мне надо следить, чтобы все добрались до гостиной и не были пойманы, — ровно ответил Том.       Откуда-то из-за танцующих вынырнула Пэнси и положила руки на его плечи.       — Да хва-а-тит уже, расслабься… Чего ты всегда такой напряжённый? Давай потанцуем!       Тот решительно убрал её руки.       — Не трогай меня. Мне это не нравится.       Его голос прозвучал очень хмуро и холодно. Хоть от Филча они успешно избавились, у Тома имелась причина для недовольства. Он не нашёл свой дневник в кладовке завхоза. Зато обнаружил запись в журнале учёта от тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, что некий «дневник Т. М. Р.» был передан на сохранение директору. Пролезть в директорский кабинет — задача куда серьёзнее, чем проникнуть на склад старого сквиба.       Пэнси, хоть и была пьяненькая, сообразила, что лезть к Риддлу сейчас не стоит. Сконфузившись, она нырнула обратно к танцующим.       Общий градус веселья в Комнате, между тем, нарастал. Люси опрокинула ещё по порции виски с братцем. Голова закружилась легко-легко, словно она закачалась на тёплых волнах. Это течение уносило прочь все скверные мысли. Она не хотела думать о том, как лезвие у неё в руках резало старика-сквиба. Если она поступила правильно — почему это было настолько противно? А впрочем, как сказал когда-то папа, правильные дела далеко не всегда приятны. Надо выкинуть Филча из головы, выкинуть к чёрту, желательно, поскорее. Пойти, что ли, потанцевать?       Люси поднялась с подушек и присоединилась к группе танцующих. Муфалда и Рабастан уже там развлекались во всю. В танце братец прижал к себе рыжую, и они беззастенчиво поцеловались. Люси это особо не удивило. Не настолько они хорошо скрывались, чтобы не вызывать подозрений. К тому же, сейчас ей было абсолютно всё равно, что творит Рабастан. Она тонула в дыму, музыке и алкоголе. Люси представила, как танцует на крыше самой высокой башни, там, где убила Владимира. После его смерти тоже поначалу было противно и страшно. А сейчас — как же ей наплевать.       Наплевать, наплевать на всё.