Нареченный кровью

      Он просыпается в холодном поту, хватаясь за скомканное одеяло. Щёки мокрые от слёз, а дрожащие руки стирают дорожки, что так нещадно катятся из янтарных глаз. Ощущение, что кислород исчез в комнате. Хочется закричать в пустоту, что сжирает изнутри, но горло будто сдавило петлёй… Страх не отпускает, лишь распаляется внутри, подкидывая картинки из сна. В комнате темно и душно. Снаружи раздаётся кряхтящий звук от веток, что скребут по окну. Чимин не может разглядеть очертания комнаты: всё вокруг плывёт. Нащупывает рукой выключатель на лампе, и она озаряет комнату тёплым светом. Погода за окном совсем не радует: в городе разразилась настоящая буря, которая словно передаёт состояние и настроение Чимина.       На часах три ночи. Омега обнимает колени, роняя на них голову, что готова разлететься на мелкие кусочки. Чимин готов на все ужасы, лишь бы кошмары исчезли. Лишь бы всё, что он видит во сне и наяву, сгинуло прочь. Короткие ногти впиваются в кожу ног через штаны. Так он приводит себя в чувство. Так он пытается вернуть себя в реальность.       В ушах до сих пор стоит пронзительный крик, который кажется ему знакомым. Всё настолько размытое и нечёткое, что Чимин не может утверждать наверняка, знает он того, кто молит о пощаде во сне, или нет. Это продолжается уже на протяжении пяти лет, и с каждым годом кошмары всё хуже. Поначалу казалось всё не столь ужасающим, но когда кошмары переросли в некие видения, будто галлюцинации... Это стало пугать... Стало пугать настолько, что было страшно делиться своим состоянием с друзьями и родными.       Чимин встаёт с постели, находит тапочки, ставит в них свои ледяные ступни и направляется на кухню. Холодная вода должна привести хоть немного в чувство. Он наполняет гранёный стакан и жадно выпивает точно половину, пока струйки не начинают стекать из уголков губ по подбородку и шее. Омега следит за мигающим светом фонаря на улице, пока не раздаётся шарканье ног из коридора. Зажигается свет, и одиночество парня разбавляется присутствием пожилой женщины.       — Опять не спится? — встревоженным и всё еще хриплым от сна голосом спрашивает женщина.       — Разбудил? — устало спрашивает Чимин. — Ложись спать. Я сейчас воды попью и вернусь обратно.       — Волнуюсь за тебя, пойми меня, — женщина садится за небольшой стол, кладя морщинистые руки на стол. — Не спишь совсем. Вечно в своих мыслях. Что же с тобой?       Знал бы он сам, что с ним…       Чимин смотрит на женщину. В тусклом освещении кухни морщины виднеются сильнее обычного. Она не столь стара, но время её не пощадило, как и обстоятельства, из-за которых она бежала с мужем из Индии. Бежала от англичан, что столь губительно для индийского народа пытались оказать влияние своими устоями. Беженцы, что оказались без крова и еды, нашли укрытие у тех, от кого бежали...       Чимин не родной им. Его не ждет семья в Индии: никого не осталось после кровопролития. Семья Бисвас забрала его, когда он был младенцем, оставив ребенку лишь знание о его фамилии, что была вышита на лоскутке ткани, в которую он был замотан. Он никогда не спрашивал о семье. О его настоящей семье. Было страшно узнать правду. Было страшно копаться в прошлом. Чимин благодарен семье, что забрала его из ада и подарила новую жизнь. Ведь, оставшись там, его могли бы стереть с лица земли, как всю его семью Беди.       Он смотрит на женщину, что стала его матерью на долгие годы и заменила ему целый мир. Хотел бы он поделиться с ней своими мыслями, своими страхами и кошмарами, что терзают его на протяжении пяти лет. Но боится. Боится быть неуслышанным, отвергнутым. Вдруг решат, что он лишился рассудка, и посадят в лечебницу?       Джита всегда старалась быть ближе к Чимину. Никогда не скрывала от него ничего. Сразу же рассказала о том, что он не родное дитя. И омега принял это с достоинством и спокойствием. Чимин хочет поделиться с ней своими переживаниями.       Сны каждый раз разные. Полные боли, скорби и страданий. Он слышит крики, мольбу, тянется помочь, но чья-то рука перехватывает его и отшвыривает назад. Словно в другое время, в другую жизнь, такую несвойственную для Чимина. Взгляд его падает на молитвенный уголок, где мама постоянно зажигает благовония, сидя на коленях и моля о мире и процветании.       — Ты никогда не хотела вернуться домой? — не отводя взгляда от уголка, спрашивает Беди. — Сейчас же там всё спокойно?       — Возможно, и хотела, дорогой мой, — грустно говорит женщина. — Да старые мы с Раджой, куда нам такие поездки? Мы привыкли к этой жизни.       Чимин кивает. Не то чтобы он согласен с этим… Как можно привыкнуть ко взглядам англичан, которыми каждый раз провожают. Как можно привыкнуть к презрению и отвращению с их стороны? Чимин чужой среди англичан, пусть и рос с ними бок о бок. Но свой ли он среди своих?       — Почему ты спрашиваешь?       — Что, если я скажу, что мне снится родина? — очень тихо говорит Чимин. — Что, если я вижу во снах места, где мог расти и жить?       Со стороны слышится тяжёлый вздох. Джита приглаживает свои тёмные, с лёгкой проседью волосы. Смотрит на подсвеченный противным жёлтым светом профиль того, кого растила на своих руках, и не может унять в себе печаль, что ложится на её плечи плотным покрывалом. Женщина потеряла былую красоту, её муж слишком стар, и вернуться в Индию и мысли у них не было. Как и у Чимина… Но, кажется, что-то переменилось. Омега становится другим. Неужели время пришло и пора принять сказанное брахманами двадцать пять лет назад?       — Ты хочешь вернуться туда? — с дрожью в голосе спрашивает Джита.       — Хочу найти ответы на свои вопросы, — устало, со сквозящей болью в голосе произносит Чимин.       «Хочу перестать чувствовать липкий страх и благоговение, что приходит во сне», — думает омега.       Вернуться на родину, которую не знаешь, и вовсе страшно. Вернуться, чтобы найти ответы? Но ведь не у кого даже спрашивать, если все те, кто знал его родителей, мертвы. Неужели Чимин думает, что вернувшись туда, ступив ногами на родную землю, найдёт все ответы. Что, если найденная им правда страшнее любой кары на земле? Он подходит к матери, нежно проводит по морщинистой руке, успокаивая сердце её, что беснуется только от одной мысли о возвращении Чимина обратно. Женщина заглядывает в янтарные глаза. Этот омега так быстро вырос…       — Ложись спать, и я пойду.       Омега помогает встать матери, ведёт до двери спальни. От женщины так и веет удрученностью. Чимина это беспокоит, но вслух он ничего не говорит. Лишь дарит лёгкую улыбку, прикрывая дверь. Он возвращается на кухню, опускается на колени перед алтарем, зажигает благовония. Родители исповедовали шиваизм, поклонялись Шиве. А Чимин очень редко молился и бывал на службах, что устраивали индийские коммуны.       — Тёмная Мать, прости дитя своё. Я редко молюсь, — сложив руки, Беди обращается к Богине совсем тихо, боясь, что Джита может услышать. — Но прошу: помоги заблудшей душе понять, что происходит. Помоги найти путь своему дитя.       Омега сидит ещё немного, молится за родных и близких, прося проследить за ними и уберечь от плохих невзгод. Он встаёт с колен, уходит в комнату, надеясь поспать без кошмаров, и укладывает себя в постель. Лежит с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам снаружи. Соседская собака воет, точно демон вселился в неё. По окну застучали тяжёлые капли, срывающиеся с неба. У Чимина на душе камень. Ему кажется, будто духи говорят с ним через погоду.       Сон быстро настигает уставшее от стресса тело. Лай уже не столь громко слышится, и погода, кажется, успокаивается, словно не хочет мешать отдыху омеги. Чимин чувствует, как тело, наконец, расслабляется. Уже на грани сна он радуется, что сможет отдохнуть.       «Вернись, вернись, вернись, вернись.»       Чимин резко открывает глаза, вскакивая. Вокруг тишина… Ни дождя, ни ветра. Словно его поместили в вакуум, где нет ни единого звука, помимо нарастающего шепота. Небольшими ладонями Чимин прикрывает уши, не понимая, откуда этот шёпот.       «Дитя должно быть с матерью. Вернись.»       — Нет, нет, нет… — шепчет, словно в бреду, омега.       «На земле, где была пролита кровь, прольётся она дважды. Зацветёт жасмин в руках ведающего. Ведающий ждет, ведающий знает.»       Омега мелко трясется от страха. Голос его одновременно пугает и утягивает в глубь сознания. Тело боится. На глаза наворачиваются слёзы, а душа тянется к шёпоту. Тянется туда, откуда он идёт. Маленькие ладошки прижимаются к ушным раковинам. Он втягивает жадно воздух через нос, чувствуя, как язык прирос к нёбу.       «Вернись, дитя, домой! Вернись к матери!»       Чимин вздрагивает. Ему кажется, будто голос раздается над ним, а не в его голове. Он открывает глаза, видит странное очертание в углу комнаты и дрожащей рукой тянется к лампе. Свет больно бьёт в глаза. Чимин медленно переводит взгляд янтарных, полных ужаса глаз и прикрывает рот ладошкой.       — Тёмная мать?       Махадева Кали сидит в углу, смотря на юного омегу своими красными глазами. Её губы изогнуты в хищной улыбке, длинный язык проходится по острым зубам. На её синей коже, будто мехенди, нарисованы самые красивые и замысловатые узоры. На голове восседает корона, а на руках звенят браслеты, словно самая манящая музыка для души. Вот она… Богиня, которой он молится. Богиня, перед которой он чувствует страх и благоговение. Он опускается с постели, тянет руку к Матери, что, наконец, посетила своё заблудшее дитя. Он должен чувствовать страх, должен бояться её. Но Чимина тянет, словно магнитом. Его обжигает холодом, когда он едва касается ее руки.       «Тебя ждут дома.»       Кали хватает за тонкое омежье запястье, сжимая в своих тисках. Хищный рот растягивается в улыбке. Она хохочет. Чувствует смешанный с уважением страх от Чимина. Омега дёргается, чувствуя боль на запястье, и опускает взгляд, показывая тем свою смиренность. Ему удаётся вырвать руку из цепкой хватки. Он падает на спину, жмурясь от острой боли, и тут же открывает глаза. Из окна бьёт солнечный свет, словно дождя и не было этой ночью. Голова нещадно раскалывается… Чимин встаёт с постели и босыми ногами шлёпает до окна. Ему опять виделись кошмары, но теперь к нему пришла сама Кали. Что она хотела этим сказать?       Беди тянется к окну и не может поверить своим глазам. На правой руке отпечаток тёмно-синего цвета. Он смотрит на запястье с ужасом.       Тёмная Мать не снилась ему… Она пометила своё дитя и велела вернуться назад.