Храбр человек, укрощающий тигров.
Храбр человек, покоряющий страны.
Но смиряющий себя самого храбрее и того, и другого.
Чимин осматривает улицу, сжимая рукой лямку от рюкзака. Во второй руке Беди сжимает карту, купленную в одной из лавок Англии. Местность он совсем не знает, поэтому придется выкручиваться самому. В глазах рябит множество красок. Он цепляется взглядом за омег в сари, за маленьких детишек, что играют на улице, воруя незаметно сладости у торговцев. У Чимина внутри всё сжимается от одной только мысли, что он мог расти точно так же. У него могло быть хорошее детство на родной земле, но судьба распорядилась иначе. Хотя… Кто его знает, как повернулась бы его жизнь? Чимин не уточнял, к какой касте относилась семья, да и сама Джита не тянулась к рассказу о прошлом. Она избегала прошлого. Омега бредёт по улице, мягко огибая людей. Вскоре он замечает большую очередь, что тянется к храму. Прекрасной красоты храм очень тянет к себе взгляд. Омеге очень хочется помолиться, увидеть святилище изнутри, но времени совсем нет отстаивать очередь, да ещё и в таком виде — неуважение к богине. Он сворачивает направо в поисках своего отеля, где забронировал номер. Местные оборачиваются на него, роняют заинтересованные взгляды, видят его принадлежность, но их смущает чужая одежда. Чимин старается не обращать внимания на это, но в голове эхом отдаются слова: «чужой среди своих». Калькутта встречает его яркими красками, знойной погодой и ароматами специй. Омега чувствует себя хорошо, несмотря на всю усталость после перелёта. Вскоре он находит место своего проживания и проходит в фойе. Гостиница встречает его выдержанным стилем. Персонал на первом этаже слоняется, создавая видимость работы. Они бросают удивлённые взгляды на омегу. Чимину неловко, но он старается не обращать на это внимание. На стойке регистрации его встречает парнишка. Молодой альфа поднимает свой взор, встречаясь с ясным взглядом янтарных очей. Он смотрит широко открытыми глазами на гостя и не может поверить в это… Такой оттенок глаз довольно-таки редко можно встретить. Альфа примеряет на себя приветливую улыбку, пытаясь собрать все мысли воедино. — Намасте! Добро пожаловать в наш отель. Вы бронировали? — говорит он осторожно на хинди. — Намасте! Да, я бронировал. На фамилию Бисвас, — Чимин тут же решает перейти на бенгальский диалект. Беди всё же решил не светить своей фамилией. Всё произошло так быстро и спонтанно, да и бронировал он комнату себе в самый последний момент. Чутьё подсказывало, что не стоит представляться своей настоящей фамилией. Омега до сих пор в замешательстве и не может понять сути происходящего: след на руке немного побледнел, но напоминает о голосе, что шептал ему в ту ночь. — Да, вижу вашу бронь. Прошу, пройдёмте. Альфа ведёт Чимина на второй этаж, преодолевая длинный коридор, пока они не оказываются у самой крайней комнаты. Портье отпирает дверь, пропуская Чимина внутрь. Комната просторная, а большое окно пропускает много солнечного света. В центре у стены стоит большая кровать. Есть всё для проживания на достаточно долгий срок. — Телефон на комоде, все номера в справочнике. На первой странице номера персонала отеля и стойки регистрации, — учтиво информирует молодой альфа. — Спасибо. А я могу звонить в другую страну? — уточняет Чимин. — Да, это будет внесено в счет вашей оплаты. — Конечно, хорошо. Спасибо. — Отдыхайте, — альфа кланяется и уходит. Чимин кидает сумки на пол и сам падает на постель. Оглядывает быстрым взглядом комнату, отмечая минималистичный стиль. Он выбрал хороший отель на время своего пребывания в Калькутте. Ступив обеими ногами на родную землю, омеге кажется, что дышать стало легче. Будто из лёгких вытащили вату, что сковывала каждый его вдох. Всё в этой стране кажется таким своим, но и одновременно чужим, что Чимин не понимает, правильно ли поступил, приехав сюда? Омега приподнимается на локтях, оглядывая ещё раз помещение, и цепляется взглядом за телефон. Нужно позвонить… Волноваться же будут. Чимин встаёт, набирает родной номер и слушает гудки. Боится, что они уже легли спать и не дождались звонка. Но на том конце провода слышится взволнованный голос отца. — Сынок? — Да, это я, — улыбается Чимин так, будто его увидят. — Вы как? Не разбудил вас? — Нет, мы ждали тебя, — вклинивается в разговор Джита. — Как добрался? Всё хорошо? Чимин прямо видит, как мать чуть ли не забирает трубку из рук отца, а тот гневно тянется обратно, дабы забрать своё. — Да, всё прекрасно. Сейчас в номере сижу. Тут очень красиво, мам. Всё такое яркое и притягательное. Не верится, что я всё же приехал. — Хорошо, — выдыхает женщина. — Будь осторожен, не заводи лишних знакомств. Люди разные бывают: в уши мёд лить будут, а сами подлости за спиной твоей готовить. Сходи в храм, помолись за родителей, — Джита делает акцент на последнем слове, имея в виду не себя и Раджа, а родных родителей Чимина. — Только не Калигат. Посети лучше Бирла Мандир. — Мэра пьяр! Ну хватит, — слышится копошение, кажется, отец забирает трубку у матери. — Всё хорошо. Отдохни немного, насладись пребыванием на родине. — Спасибо, папа, — улыбается Чимин так, словно родители могут его увидеть. — Будьте осторожны. — Сынок! — кричит Джита. — Приходил тот альфа… — Асур он, а не альфа! Говорил, не ведись с ним! Повадился ошиваться около дома, словно пёс! — ругается на хинди отец. — Юнги? — уточняет Чимин. — Да. Юнги… Чимин облокачивается о стену, прикрывая глаза и кусая обветренные губы. Юнги хороший, добрый и очень заботливый. Расставание на недолгое время далось слишком тяжело. Мин очень не хотел отпускать Чимина одного, но и поехать с ним не мог. С документами была беда. Да и самому омеге не хотелось вести альфу в неизвестность. Отец не любил этого альфу… «Чужой», — вечно твердил он. Омеге иногда было обидно. Они сами чужие. В чужой стране. Ведь Юнги — один из немногих, кто относится к Чимину хорошо. С уважением, с осторожностью. Мин принимал всё, что было связано с их семьёй, и вера не была тому помехой. Чимину немного боязно: что, если он узнает тут нечто такое, что Мин не сможет принять, не сможет понять… — Я позвоню ему, — тихо произносит Чимин. — Пусть папа не злится. — Хорошо, — прощается женщина. — Будь осторожен, мой цветок. — Пока, мам. Чимин кладёт трубку и берёт из сумки необходимые вещи для душа. Нужно освежиться, смыть с себя пыль и привести в порядок. И уже потом он позвонит Юнги, поздно уже. Спит, наверное. Также нужно решать, что делать дальше. Идти ли в Калигат? Найдёт ли он там нужные ответы, лишь помолившись Тёмной Матери? Он в тупике. «На земле, где была пролита кровь, прольётся она дважды. Зацветёт жасмин в руках ведающего…» Что это может значит? Зачем Махадеви говорила ему об этом? Омега настраивает воду, сбрасывает с себя всю пыльную одежду и становится под тёплые струи, что так приятно бьются о нежную кожу. Горячая вода и мыло смывают всю тяжесть после долгой дороги. Небольшая ванная наполняется паром и густым ароматом жасмина. Беди оборачивается, замечает своё мутное отражение в запотевшем зеркале. Что-то вынуждает его задержать взгляд. Тусклая лампа начинает мигать… Чимин закрывает кран и берёт с полки белоснежное полотенце, укутывая тело в него. Он совершает несколько неуверенных шагов к зеркалу и проводит рукой по запотевшему стеклу В глазах резко темнеет. Омега тянет руку ко лбу, чувствуя головокружение. Он прикрывает веки. Мигающий свет давит, а в глазах ощущается жжение. Дыхание совсем сбивается, а по ещё влажной и разгоряченной коже проносятся мурашки. Омега открывает глаза, смотрит в отражение и… Всё вокруг внезапно изменилось: будто он не в ванной отеля, а в ином месте. В зеркале омега видит себя: по его лицу размазана кровь, в янтарных глазах точно безумие. Вместо белого полотенца на нём дорого расшитый шервани глубокого синего цвета, а позади — тени. Они сгущаются за ним, приближаются ближе, но не трогают. Чимин в зеркале не чувствует страха, а вот Чимин, что по ту сторону, просто в ужасе. Пальцы впиваются в раковину, он пытается сосредоточиться на чем-нибудь другом. Как вдруг раздается громкий и уже знакомый смех. Омега жмурится, пытается сосредоточиться на посторонних звуках, но не слышит ничего, кроме смеха, что въедается под кожу. Страх поглощает его: он оседает на пол, прижимаясь лбом к холодной плитке, и всё резко исчезает… Тишина бьёт по ушам, голова тяжёлая. Чимин поднимает взгляд, удостоверившись, что всё в порядке, и пытается встать, но колени слегка подкашиваются. Он хватается за ручку двери и выпадает из комнаты. Ему точно нужно посетить храм и поговорить с кем-нибудь. Возможно, местные девадаси помогут ему. Откроют глаза на происходящее. Чимин переодевается, всё еще чувствуя, как дрожит его тело. Не может он сейчас пойти в храм: его состояние оставляет желать лучшего. В зеркале омега видел себя, но совсем другую сторону. Безумную. В дорогой одежде. Что бы это могло значить? Юнги. Он позвонит ему и сможет отвлечься хоть немного… Поговорит с альфой и успокоит своё сердце его голосом. Чимин берёт телефон и садится на постель, благо шнур позволяет. Омега понимает, что время слишком позднее, но не может иначе. Короткие гудки раздаются совсем не долго. На той стороне слышится хриплый от сна голос. Такой родной… — Семья Мин. Слушаю? — Юнги, — мягко произносит Беди. — Чимин, — улыбка слышится в его голосе. — Ты как? Всё хорошо? Никто не обижает? — Я тебя разбудил, наверное… Со мной всё хорошо. Прости, что позвонил не сразу, а только сейчас. — Я ходил к тебе домой, но твой отец отбрил меня, — усмехается Мин. — Я, наверное, не нравлюсь ему. — Он просто… — Чимин жмётся, откидывается спиной на кровать. — Прости его. — Не нужно. Всё в полном порядке, когда-нибудь я получу его одобрение. Хорошо устроился? — Да, отель хороший. Мне всё нравится. Хотелось бы мне показать тебе все воочию, — грустно подмечает Чимин. — Я подал документы. Может, получится всё ускорить. Не хочу оставлять тебя там одного, мне как-то неспокойно, — в голосе альфы чувствуется опасение. — Не подпускай к себе близко незнакомых. — Ты прям как родители. Я же взрослый, справлюсь со всем, — вздыхает Чимин. — Неужели ты не веришь в мои силы? — Верю, солнышко моё, — смеется Юнги. — Очень верю. — Вот и прекрасно. Мне пора, я обязательно позвоню тебе ещё. — Пока, солнышко. После разговора легче. Голос альфы, точно успокоительное, работает безотказно. Чимин ещё некоторое время лежит на постели, всматриваясь в потолок и размышляя о следующих днях пребывания. Он решает повременить пару дней с храмом и дать себе немного отдыха: сходить на местный рынок, приобрести подарки для родителей, купить что-то из одежды и просто погулять. Ему нужно привыкнуть к местной жизни и попытаться влиться в эту рутину. Всего лишь до первого видения...***
— Брат, ты последние несколько дней странный. Что-то случилось? — спрашивает альфа. Чонгук отмахивается от него, как от назойливой мухи. Его глаза обращены к записям, он просматривает бумаги. После произошедшего двадцать четыре года назад на семью Тхакур легла обязанность с шахтами. Дядя Джун взялся за эту работу, лишь попросив об одном: следить за бумагами. Уж не обучали его в своё время вести такие дела. У Чонгука нет времени на болтовню своего младшенького. Но тот совсем не отстаёт, садится на диван, что стоит у окна, и выжидающе смотрит. Карие глаза брата чуть ли дыру не прожигают в нём. — Что-то случится? — задаёт он ещё один вопрос. — Тэхён, не до тебя сейчас. Занят я! — рявкает Чонгук. — Уходи. Займи себя чем-нибудь. Младший из семьи Тхакур встаёт, закатывая глаза, и направляется к двери. Но у самого порога останавливается, кидая беглый взгляд на брата. Чтобы тот не говорил, Тэхён видит и чувствует перемены в поведении и настроении. Последние несколько дней Чонгук сам не свой: огрызается со всеми, бродит по саду один, не подпускает к себе никого. Младший наследник не знает, совпадение это или же просто случайность, но перемены произошли после ритуала в Калигате. Неужели что-то надвигается, а Чон делиться даже не хочет… — Я пойду, но не дело это. Ты можешь всегда поделиться. Советом я тебе, может, и не помогу, но выслушать точно смогу, — бросает Тэ. Чонгук вздыхает и откидывается в кресле, подперев одной рукой подбородок. Брат прав. В голове словно хаос. И что виной тому — нужно будет разобраться. — Странное чувство… — задумчиво тянет Чонгук. — Оно не покидает меня с самого ритуала. — Ты делился с отцом? — Чем? — усмехается Чонгук. — Я сам не знаю, что видел и слышал. Нет смысла беспокоить его. — А что ты видел? Чонгук вздыхает. Его взгляд устремлён на сад, что виден через окно. Там играют маленькие детки семьи дяди, радуются жизни. Их звонкий смех точно слышно в самом Бомбее. Нарадоваться ими невозможно… Чонгук до сих пор не женился, не завел семью. Пусть матушка и бегает за ним, словно наседка, подпихивая всех омег из дюжины семей. Чонгук не может. Душа не спокойна, и сердце не на месте все эти годы… Ведь всё могло быть иначе, если бы не произошедшее двадцать четыре года назад. Он мог бы давно обзавестись семьей и иметь ораву детишек. — Невозможное… Я видел невозможное, — медленно начинает Чонгук, понимая, что доверять может только брату. — Наречённый вновь окажется на родной земле, пустит кровь, что станет началом конца. Союз состоится. Колесо Сансары запущено. — Наречённый? — нервно усмехается Тэхён. — Ты меня, конечно, прости, но что за? Это невозможно ведь. — Тёмная Мать так не думает. — Чонгук, его нет. Как и всей семьи. О каком союзе идет речь? — младший облокачивается о закрытую дверь, складывая руки на груди. Тэхён ждет ответа от брата. Ему правда виднее. Зов матери слышит не он, а старший из семьи брахманов, что могут выходить на связь с самой Махадевой. Ему столь ценный дар не достался, и, кажется, он рад этому. Не смог бы он чувствовать такой груз на своих плечах. Чонгук очень подходит на эту роль. Он просто рожден для неё. — То есть каким-то волшебным образом твой нареченный омега ходит по земле? Не верю своим ушам, Чонгук. Поверю только глазам. — Ступай, — Чонгук указывает на дверь. — Никому ни слова. Пока я сам не разберусь, никому не стоит знать. Тэхён кивает и скрывается за дверью, оставляя Чонгука одного за работой. Вот только работой он не может заниматься больше, ибо мысли возвращаются к сказанным словам. Не может Тёмная Мать говорить неправду. Чонгук даже мысли такой не допускает и гневать Махадеву Кали не хочет. Только в голове его не укладывается… Семья, с которой должен был состояться союз, стёрта с лица земли, и даже расследование не дало информации о произошедшем. Семья Тхакур очень долго пыталась узнать о произошедшем, но у них не получилось. Казалось, что всё тогда ослепли и оглохли... Кого бы не допрашивали: никто ничего не видел и не слышал. Дюжина лишь за спиной у брахманской семьи судачила о том, что предатели они, вот и поплатились за грехи свои… — Ману! — кричит Чонгук. — Подготовь машину, мне нужно проветрится. Слуга появляется в дверях. — Калигат, господин? Чонгук задумывается, не знает, куда идти, но тянет на улицу. Хочется проветрить голову, побыть вне дома. Чувствует, как стены давят в этом доме. — Заедем сперва за подарками для моих младшеньких, а дальше посмотрим. Nainowale Ne - Neeti Mohan Ману кланяется и уходит, выполняя поручение своего господина. Чонгук покидает дом, направляясь за уже давно заказанными подарками. Совсем скоро у близнецов дяди день рождения, хочется порадовать их. Увидеть искрящиеся глаза и улыбку до ушей. Посетив несколько магазинов, Чонгук отдаёт все пакеты одному из слуг, просит подогнать машину к храму, а сам направляется пешком вместе с другими слугами. Сегодня Чонгуку незачем посещать храм… Он был там вчера, но сила какая-то тянет его туда, и противиться он ей не может. Уже на пороге, на ступенях, он останавливается, поднимает голову и замирает, словно в оцепенении. Не понимает, что за странное чувство настигло его, но кончики пальцев покалывает, а сердце в бешеном ритме бьётся, словно выскочить в руки хочет. Такие чувства впервые у него. До этого Тхакур никогда не ощущал себя таким потерянным. Все его нутро тянется в храм, но ноги точно приросли к мрамору. На пороге появляется девадаси Зита. Она редко когда провожает пришедших в храм, но, кажется, в этот раз сделала исключение. Чонгук переводит взгляд на молодого омегу, что стоит около Зиты. На нём одежда чужаков, мешковатая и блеклая. Омега улыбается служащей в храме. Тхакур глаз оторвать не может от омеги: его улыбка — словно второе солнце. Хочется поймать взгляд, увидеть красоту миндалевидных глаз. Как только это происходит, почва из-под ног уходит, и хочется ухватится за что-то как можно быстрее, но Чонгук стоит… Стоит и смотрит на едва смуглое лицо, точёный подбородок и кукольные губы. Омега необычайно красив, но одежда чужеземцев портит весь вид. Глаз невозможно оторвать от взгляда юного омеги, у которого… Янтарные глаза… Быть не может. Омега краснеет, быстро прощается с девадаси и чуть ли не бегом спускается по ступеням. Чонгук оборачивается на сбежавшего омегу, держится взглядом за хрупкий силуэт. Тот оборачивается, словно чувствует на себе взгляд чёрных, словно ночь, глаз. Тушуется от взгляда и прочь уходит, растворяясь в толпе, точно его не было пару мгновений назад на ступенях этого храма. — Господин? — Зита кланяется Чонгуку. — Мы не ждали вас так быстро. — Кто это был, Зита? — Омега. Приходил молиться и подношение принёс, — отчитывается девушка. — Родом он не из Индии, приезжий. Но кровь наша. — Его глаза… — Чонгук наконец-то переводит взгляд на девадаси. — Необычайный оттенок, — соглашается служащая. — Редко такое встретишь. Интересное совпадение, ведь семья с такой особенностью исчезла из дюжины, — боясь гнева господина, произносит Зита совсем тихо. — Простите, господин Тхакур, если говорю неправильные вещи. Чонгук не отвечает, идёт вперёд. Но понимает, что молодая девадаси права, пусть и сует свой нос, куда не стоит… Слишком много странного и необычного происходит последнее время. Чонгук и Ману проходят главный зал и направляются в покои Чона. Тхакур садится на диван, кусает губы, чувствуя до сих пор это странное щемящее чувство в районе солнечного сплетения. Младший брат прав в какой-то степени: пророчество не может быть действительным. Ведь наречённый погиб со всей семьей, только если... Если он выжил тогда и оказался совсем в другой среде, примерив на себя иную жизнь. Чонгуку глаза запали в душу. Никогда таких не видел. — Омегу на входе видел? — обращается Чонгук к слуге. — Да, господин. — Узнай, откуда приехал и где живет. Если приезжий, думаю, остановился в гостинице. Сделай всё тихо и не привлекая внимания. Никто не должен узнать, даже отец. — Хорошо, господин, — Ману кланяется глубоко. — Но простите за нескромный вопрос. У вас предчувствия насчет него? — Пока не понимаю. Но есть что-то странное в его глазах… Ступай. Тхакур откидывается, забрасывая ноги на диван. Он прокручивает в голове внешность молодого омеги, и сердце сжимается, словно в тисках. Множество мыслей посещают его голову, мигрени вновь возвращаются… Не может судьба так поступить с ним. Неужели спустя столько лет она решает закончить начатое? — Наречённый вновь окажется на родной земле… — шепчет Чонгук, поглядывая на семейное древо в покоях храма. — Союз состоится…