Хуже некуда

Отрешенно в окно глядит, высматривая остановку свою, что через несколько минут виднеться начнёт. За окном темно уже, а виды безопасности не внушают от слова совсем. Впрочем, у неё всю дорогу голова другим забита была. Обида, по телу разливающаяся противно до ужаса, но она слезы смахивает рьяно и без его лица рядом потоп приостанавливается. Пусть он просто исчезнет и больше в её жизни не появляется вовсе, так же всем будет проще. Или нет? Только подобный вопрос она себе не задает. Принимает тот факт уже, что понять его не сможет даже при всем своем желании неприкрытом. Попади она в такую ситуацию… Хотя, она бы в неё не попала. Тимофеева подобный поступок до омерзения грустным считала, ей по правде говоря убийство оправдать было проще, нежели предательство. Автобус тормозит громко от чего та морщится непроизвольно. С места теплого встает и на улицу морозную выходит, со ступеньки автобусной спрыгивая. Оглядывается по привычке давно сформированной, а на улице ни единой души не видно. Радует, только то что район знакомый, ибо ей в самую глубь минут пятнадцать петлять. Ей интересно, а может ли она тем что внутри сидит с кем-то поделится или о таком лучше молчать? Потому что ей хочется кричать, кричать громко, желательно с использованием лексики ненормативной. Топает по улицам едва освещаемым, людей на улице нет совсем. Никто не хочет по Хади Такташу в темное время суток лазить, оно и понятно впрочем. Она сама тоже не особо любит в такое время ходить где-то, особенно одна. Хотя, сейчас это даже на пользу, в прогулке пешей та относительно успокоится успела. Решает путь укоротить по скверу без освещения особого пройдясь. Тишина больше давящей не кажется, наоборот усладой для ушей становится. Шагает медленно, совсем неспешно, воздух морозный вдыхает. За сигаретами в карман тянется, импортные достает с зажигалкой заграничной на пару. Фильтр промеж губ зажимает и чиркает осторожно, чем пустоту звуковую разбавляет. Игрушку забугорную прячет затягиваясь параллельно. Пальцами замершими за основание придерживаясь папиросу вынимает и клуб дыма густого выпускает. Тот распространяется бесследно абсолютно, жаль что у неё самой так не получится. Пустырь уже заканчивается почти и вдали общежитие виднеется, она улыбается невольно, ровно до момента пока две фигуры впереди не замечает. Она уже встречалась с подобным и оно ни к чему хорошему не привело. Но от того на чьей земле находится спокойней становится. Продолжает ступать прямо изредка периметр взглядом обводя, в один из подходов подобных встречается с глазами в её сторону глядящими настойчиво. Старается не тушеваться, так же затягивается и бредет ровно. На лице у незнакомца оскал проявляется от которого раствориться хочется. — Краля, че такая красивая одна гуляешь? — перед ней становясь произносил тот. — А вы чьи будете, ребят? — бровь в жесте вопросительном приподнимает дым выдыхая. — Ты не знаешь по чьей земле ходишь? — выпаливает второй явно насмехаясь. Пара напротив стоящих свое превосходство чувствует, от этого вдвойне не по себе. Посему та подбородок вскидывает ещё выше, и произносит: — Я то знаю, а вот вы если ко мне пристали, то залетные? — рискованно, но все же бежать некуда, ей весь периметр закрыли. — К тебе ещё никто не приставал, — звучало как угроза прямая. — Да, — вздыхает и усмешку кривую имитирует словно не боится вовсе, на деле же паника охватывать начинает. — У вас по возрасту старший кто? Мотор? — изменения в лице замечает и теперь ухмыляется по-настоящему. — Ты откуда знаешь? — уверенность та же остаётся, но голос меняется слегка. — У нас обычно он со скорлупой новой нянчиться, — улыбается, но в карман с финкой тянется за ручку ту хватая, одновременно с этим плечами пожимая. — С хрена ли мы тебя такую знающую не видели ни разу? — резонный вопрос ей прилетает. — Плохо смотрели видимо, — тон повышает едва, чем собеседников из себя выводит явно. — Ну, пойдем тогда хорошо тебя посмотрим, — тянет руку тот, но она вбок отстраняется. — Мамку свою посмотри, блять, — выплевывает та, на что её второй притягивают резко. Машинально под ноги смотрит, но после взгляд поднимает все же. В глазах чужих кажется ураган чего-то ужасающего играет. Страшно, становится поистине страшно. Тело словно сковывает и она рывок сделать старается, сил не хватает совсем. Что у напротив стоящего только усмешку злорадствующую вызывает. Наверняка она вновь переборщила, наверняка не имела права так говорить, но и они впрочем тоже её трогать не должны были. Особенно физически, особенно так как сейчас. Руку дергает и на метал под лунным светом поблескивающий даже взор не переводит, старается тревогу внутреннюю скрыть, получается весьма паршиво. — Отойди от меня нахуй, — орет громко, насколько связки вообще позволяют. — Или что? — преимуществом собственным довольствуясь вопрошал тот. — Зарежу, — нож демонстрирует и замахивается резко от чего он назад дергается. Девчушка сама назад пятится как только хватка с тела её исчезает. Хотелось бы исчезнуть так же как и руки чужие, жаль, что со спины на плечи ее ладони опускаются. Инстинктивно отстраниться старается, но её нажимом сдерживают. Она руку уже для удара по бедру сзади стоящего заносит, но фигура голос подает: — Мать, ты че? — произносит тот от чего девчушка руку в миллиметрах от тела его останавливает. — Мотор, блять, — плечом его толкая заводится. — Я ж реально пырнуть могла. — Не сомневаюсь, — хмыкает девчонку передвигая, а та на него смотрит недовольно. — За что ты звиздюков моих резать то собралась? — Сам не догадываешься? — вопрос риторический, на который тот лишь кивает. Отходит от неё плавно, походкой летящей к нижестоящим приближается. Ева соврет самым наглым образом, если скажет, что данная картина не приносит ей удовольствия. Перестановка позиций произошла слишком резко от чего у пары секунды назад чувствующей свое преимущество глаза бегать начинают. Ещё за одной сигаретой тянется и наблюдает за ситуацией перед ней разворачивающейся, словно за представлением бесплатным. Понимает ещё и то что в моменте реально переборщила, гон поубавить нужно было и представиться нормально. Её тут знают уже не все, точнее сказать большая часть понятия не имеет кто она вообще такая. Но в памяти установка осталась, что по этому асфальту ходить можно не оборачиваясь. Ошиблась, вновь. Вопрос этот к счастью легко решаемый, посему она сейчас глядит спокойно на то как тушуются малознакомые ей элементы. — Мы не знали, что она твоя, — подает голос один из стоящих. Первый удар прилетает более инициативному, и она улыбается неприкрыто. Руку свою отряхивает словно сама увечья наносила. Вторым отоваривается более молчаливый и в тишине звенящей ей кажется, что она чувствует как кожа на костяшках приятеля лопается. И под рукой тяжелой чужая плоть ранение получает. У этих двоих явные следы уже сейчас виднеются, завтра наверняка хуже будет. На лицах непонимание читается, оно и не удивительно. За подобное получать не принято, на такое всегда закрывают глаза, посему все шокированные стоят, в то время как она покуривает бездумно. — Не моя она, — отвечает с запозданием Ильдар, что у потерпевших ещё больше вопросов вызывает. — Но конкретно её трогать нельзя, — рукой на девушку стоящую указывает. — Че пялимся? Все, свободны. Глаза полыхающие в ней дыру буквально прожигают, а она лыбиться беззаботно. Уже не страшно, она уже не боится, ибо её уже защитили. У юношей явно диссонанс в голове от ситуации произошедшей, но они этого не показывают. Знают, что старший объясняться не будет, знают теперь ещё и то что исключительно её трогать нельзя. Судьба других никого не волнует, все об этом осведомлены прекрасно. На другой земле так же и она не волнует никого, ибо безликой для остальных является. Приятель её кулаком в приободряющем жесте бьет, а после за плечи приобнимает, она жест его повторяет. — Ты пацанов не обессудь, они не знали, что ты наша, — словно оправдываясь за чужие намерения говорил тот. — Та мой проеб тоже, — хмыкает едва слышимо. — Нужно было со скорлупой твоей познакомиться, перед тем как шляться в темноте. — На неделе подлетишь и познакомлю, — соглашался он. — Ты кстати, чего тут? — Не поверишь, — загадочно улыбается она. — Удиви, — в ответ улыбнувшись произносит. — С девочкой познакомились, в гости приехала. — Серьезно? — брови в удивлении вскидывая спрашивал. — Нет, шучу, — ухмыляется та. — Серьезно конечно. — А че, подруга нормальная? — Вроде да, — плечами пожимает хабарик откидывая. — Познакомишь? — вопрос который её глаза закатить заставляет. — Я первый раз себе подружку нашла, а ты её на субботник сразу? — вопрошает возмущено. — Такого ты обо мне мнения, да? — отстраняется демонстративно. — Я может по-нормальному хочу. — Не первый год я тебя знаю, Мотор, не порть мне девочку, — более мягко произносит Ева. — Так она ещё и чистая? — Я по твоему со шлюхами вожусь? — вновь в привычном жесте бровь изгибает. — Не подумал, — кивает, оговорку признавая. — Так может все-таки того? — подмигивая спрашивает. — Позже, — поддается девчушка, на что тот лыбится победно. — Тебе сюда? — на вход в общежитие указывает. — Ага, — сумку поправляя заявляет. — Ты на неделе подлети обязательно, там Раджа перетереть хотел, — вдруг вбрасывает парень. — На счет чего? — проговаривает удивленно. — Сказал, что при личной встрече, — объяснял юноша. — Внятно, если нужно, то подлечу, — кивает для убедительности пущей. — До встречи тогда, — сжав за плечи слегка прощается. — До встречи, — произносит та за дверью скрываясь. Помещение старое светом теплой рябящей лампочки встречает, от чего она щуриться непроизвольно. На проходную заходит и по лестнице спускающуюся Марину видит, радуется, что не опоздала и не вмешалась в ещё одни разборки. Только на сей раз с комендантом. Атмосфера вокруг бедная до ужаса, но почему-то по-домашнему притягивающая. Она в голове держит информацию о том, что ей нужно зачем-то с Радиком переговорить. Подобного ещё не случалось, их общение не было чем-то серьезным и деловым, чтоб о встречах подобных договариваться. Это слегка настораживало, но об этом думать не хотелось, особенно когда девушка приветливая до жути её в свои объятия утаскивала вместо приветствия. Одновременно с тем как договаривались с женщиной средних лет о том, чтобы Тимофеева остаться могла. От неё какая-то доброта нечеловеческая исходила, что одновременно настораживало и вместе с тем ещё больше привлекало. Девчонка подобный вечно позитивный настрой списывала на то что новая знакомая ещё толком не понимает где оказалась, всю жизнь прожив в относительно спокойной Перми. Спутница её ещё раз комендантше кивает и за руку её на третий этаж тащит. Ева сразу на потолки заглядывается, что значительно выше ее собственных были. Марина комнату приоткрывает и на кровать застеленную ей указывает. Куда она приземляется недолго думая, параллельно сумку открывая. — Не могла совсем с пустыми руками прийти, — смущается слегка печенье протягивая. — Это не обязательно, но спасибо, — эмоции ей подобные испытывая говорила та. — Ты переодевайся и на кухню выходи, она в конце коридора, а я пока чай поставлю. Её одну оставляет и девчушка в сумку лезет вещи сменные доставая. Свитер стягивает уже не первый раз за день, только в сей раз складывая тот аккуратно. На неё навалилось слишком многое в последнее время, хрупкая ещё не полностью сформированная психика едва ли могла такой удар выдержать. Тяжело, даже слишком. Навряд ли она все это заслужила, но время такое та и изменить что-то она не может. Глобальные перемены в обществе ей к сожалению не подвластны, поэтому ей остаётся один единственный вариант — смириться. Каждый подобное трактует по-разному, и девчонку точно не назвать исключением. Для неё смириться означает только одно — подстроиться под ситуацию и постараться вывернуть все в свою пользу. Майку натягивает и резинку на штанах спортивных поправляет, в зеркало смотря. Кажется, что за последние дни она ещё несколько килограмм в небытие оставила. Раздражало это только потому что со всех сторон гудели, что ей поправиться стоит. Она бы и сама не отказалась, жаль для этого нужно нормальное питание и отсутствие стресса постоянного, ни первого ни второго в её распоряжении не имелось. Дверь закрывает ключом, что с внутренней стороны оставался и по коридору прохладному бредет. Кухню вычисляет легко по дверям по размеру отличающимся. Заходит и видит приятельницу, что с заваркой хлопотать заканчивает, а рядом с ней блюдо с пирогом красивым от которого слюнообразование увеличивается вдвойне. — Это ты сама приготовила? — удивляется та, на тарелку поглядывая. — Ага, я надеюсь ты вишню любишь? — улыбается едва заметно. — Обожаю, — возглашает довольно. — Садись, я сейчас все разложу, — говорит та на стол указывая. — Может я помогу где-то? — Не нужно, ты в гостях, — отнекивается она. Тимофеева спорить не хочет, присаживается удобно, обстановку небогатую осматривает. На удивление все вокруг весьма чистым выглядит, в отличии от большинства общежитий. Через минуту буквально перед ней чашка чая и кусок пирога свежего совсем появляется, что в комплекте аромат невообразимый создают. — Пробуй, — усаживаясь напротив проговаривает та. Девчушка вилкой кусочек откалывает и на зубчики насаживает. Выпечку в рот засовывает и улыбается довольно, но замечает как у приятельницы взгляд меняется. — Очень вкусно, правда, — констатирует очевидное. — Ев, что у тебя с руками? — волнительный тембр в голосе слышится. — Не знаю как о таком говорить, — признается та, чай горячий отхлебывая. — Говори как есть, — произносит она, но замечая в ней неуверенность добавляет: — Я никому не скажу, обещаю. Она менжуется слегка, но все же основной частью делится, стараясь в подробности не вдаваться в моментах болезненных. Видит на лице рядом сидящей шок и какое-то сопереживание, что ли. На середине рассказа медсестра к ней руку тянет и поглаживать ладонь начинает, замечая, что у девчушки в глазах пелена образуется. Не легко совсем о таком вещать, но с каждым сказанным словом у неё словно груз с плеч падает. И она теперь понимает почему все давно подругами обзавелись. За все время того когда она говорила Марина её не осудила ни разу, наоборот приободрять старалась, насколько могла при удивлении собственном. Медсестре, что в полной и весьма благополучной семье выросла было физически больно слушать о том с чем собеседница сталкивалась. Но почему-то это вовсе не отталкивало, а наоборот притягивало больше. — Реально мудак Валера этот, — заключает она дослушав до конца. — Увижу — убью. — Я сделаю это быстрее, — заявляет Ева слезы вытирая, параллельно улыбнувшись едва. — Вот это я понимаю настрой, подруга, — подсев к ней и в объятия утаскивая говорила девушка. — Наверно не по теме, но сколько тебе лет? — вдруг спрашивает девчушка, в попытке настроение разрядить. — Восемнадцать через месяц будет, — отвечает сразу. — А тебе? — Семнадцать через две недели, — пожимая плечами говорит. — О, ну так нормально, мы с тобой одного года получается, — вдруг осознает она. — Кстати, ты слышала, что у нас в техникуме все на прошлой неделе обсуждали? — Не-а, — головой кивает отрицательно. — Рассказывай. Какие-то сплетни та и новости в целом обсуждать оказывается очень даже интересно. Особенно в приятной компании, особенно с ощущением какой-то подсознательной безопасности. Они на время не смотрели, болтали обо всем подряд и обо всех подряд впрочем тоже. Подруга новая о своей прежней жизни в Перми рассказывала, чем у девчонки интерес неподдельный вызывала. Разговоры не о чем и обо всем одновременно были каким-то простыми, от чего более душевными становились. Хотелось в подобном ощущении радости подольше остаться, желательно потом в привычную апатию не вернувшись.