Хуже некуда

Эта неделя тянулась слишком долго, дольше нее длилось только молчание Туркина, из-за которого теперь взвыть хочется. Она действительно изводиться начала, несмотря на то, что видеть его при этом не хотела, как же банально. Карандаш в руках перебирает, едва сдерживаясь, чтоб его в руках не разломить, от всех событий последних. Буквально за несколько месяцев ее незаурядная, скучная и просто несчастная жизнь превратилась в вообще тотальный пиздец. За окном раскол советской эпохи, во что поверить до сих пор очень сложно. Демократию обещают, та и цензура по правде куда меньше стала. Теперь и бизнес легальный можно строить, только ей до легального особо дела нет, не те деньги совершенно, а риски все равно дурные. В их нелегком деле все тоже не слишком гладко идет, транш задерживается слегка, от чего руки теребит на постоянной основе. Проблем не хотелось, хотелось только денег подзаработать, чтоб зажить как человек наконец-то. Всегда, конечно, можно было ребят своих о помощи попросить, но она не считала себя насколько нуждающейся. Девчонка всегда гордость какую-то показательную сохранять старалась, чтобы не дай бог слабой не показаться. А просьбы о незначительных мелочах для нее всегда какими-то унизительными являлись. Наверное только из-за таких взглядов и убеждений своеобразных к ней как к своей относились. Даже в тему столь рискованную затянули. Правда, насколько это вообще возможно чем-то позитивным назвать? Не знает, зато ощущает, какой уровень доверия и уважения к ней проявляю, раз с собой берут. Какой мир все-таки непредсказуемый, девчушка будучи вчерашней школьницей с головой ныряет в пучину криминала. Самое забавное — это то, что ни она, ни её проводники в этот мир мрачный не понимают в какую грязь они бегут самовольно. Из этого болота не выбраться, оно с каждым днем заталкивает все глубже. Выхода нет, а если и есть, то по причине своей глупости они его проигнорируют сейчас, забывая, что потом поздно будет. Политэкономию она все так же не переносила — скучно и бесполезно, а зубрить для зачета нужно просто дохрена и больше. Тимофеева сложности не любила, но по всем законам высоким всегда в них попадала, как назло. Даже Туркин в её жизни очередной непростой задачей был, но она математику всегда знала прекрасно, посему и ввязалась опять бездумно. Лезть на рожен — затея изначально провальная. Но «Кто не рискует, тот не пьет», а у нее в этом плане генетика выиграет, рано или поздно. Ей вообще как-то совсем по жизни не везло, одно время это ощущалось особенно. Сейчас же словно белая полоса наступает, жаль не понятно наяву или в негативе. Впрочем ей есть о чем помимо этого думать. Допустим, сейчас последнюю пару досиживая в голове вопрос исчезновения Туркина поднимала. Хотя, зная его оправданий ей не дождаться. Словно она на них за почти два часа ожидания на морозе не заслужила. Иногда обидно до дрожи становилось, отношение к ней как к данности какой-то, от чего весьма неприятно внутри. Но она знала на что шла, причем с самого начала. Знала, что тот натура явно не романтичная, и понять это весьма легко было. О такой истории знакомства как у них даже подружкам поведать стыдно, не говоря о воображаемых детях, которых рассказ о папиной попытке отжать у мамы мелочь явно не впечатлил бы. Ну, все равно стоит отдать ему должное, что тот ей не навредил никак. По крайней мере физически, ибо про ее моральное самоощущение тот правды ради не особо заботился. Девушка впрочем тоже свои эмоции на первый план ставила, посему у нее карандаш в руках все же трещит на две части разламываясь. Не может или не хочет существовать спокойно, какая из формулировок больше подходит уже и сама не знает. Только нервно тетрадку в сумку закидывает, замечая, что минута до конца пары остается. В её сегодняшний план на день входила только дорога из технаря домой, где она наконец в простой тишине успокаивающей остаться сможет. Возможность эта не столь радовала уже, ибо дед несколько дней дома не появлялся. Несмотря на то, что это обыденностью было та все равно волноваться продолжала, потерять последнего кровного родственника не хотелось совсем. И ведь даже возможности узнать, что с ним да как не имеет, впрочем не только с ним. Говорят, что дети часто выбирают партнеров похожих на своих родителей. C учетом, что отца она и не помнит уже, то главным прототипом дедушка оставался. Мда, права была бабуля, когда говорила с плохими мальчиками не связываться. Но, какая уже разница, если юношеский максимализм брал свое? Попробовать и оторвать от жизни все, подобный девиз последнее время постоянно в её голове звучал. Странно только то, что ещё несколько месяцев назад она бы подобное точно не поддержала бы. Предпочла бы вновь тенью остаться, но в этой стране, в это время все меняется слишком стремительно. По звонку та подрывается одной из первых, радует, что хоть что-то стабильное в бытие сомнительном осталось. В раздевалке все толпятся, толкая друг друга так, словно в действительности замес начинается, а не борьба за право первым покинуть учебное заведение. Залазить в банку со шпротами, в человеческом исполнении у нее желание отсутствует, но спустя несколько минут все разбегаются и необходимость подобная пропадает. Свою одиноко висящую шмотку она издалека замечает и с крючка срывает, не бережливо абсолютно. На ходу куртку потрепанную накидывает и быстро со сторожем прощается, который каждый раз её вежливости нарочитой удивлялся. В свою очередь девчонка никогда не понимала, в чем сложность проявить минимальное уважение? Ответа нет, но ей аргументы в сторону причины, чтобы человека игнорировать и не нужны. Крыльцо, после недавнего происшествия мерзким казалось, посему она от него удалялась быстро, под ноги смотря. Вышагивает в сторону дома, глазами пейзажи серые не обводя, ничего не поменялось все равно, и навряд ли в ближайшее столетие изменится кардинально. Советское наследие в виде хрущевок еще не один десяток лет будет существовать на территории стран так и не сумевших построить коммунизм. — Эу, — кричит кто-то сзади. От нее реакции никакой, навряд ли это ей обращено. Даже не дергается, но бег позади слышит, а после и паренька в синей «Аляске» видит, что о достатки семьи не то, что кричала, а скорее со всей дури голосила. Тот ей путь преграждает, впереди нее становясь. И от её внимания не укрывается тот факт, что юноша тактильного контакта себе не позволил. Хотя, обычно все кто сзади подбегают за плечи дергают. У него лицо знакомое какое-то, он совсем мальчишка ещё, ему лет четырнадцать по виду, рост выдает. Но внешностью удался, спорить не станет. — Ты Ева? — спрашивает, с уверенностью явно наигранной. — Я, а ты кто? — бровь изгибает привычно. — Адидас-младший от Турбо… — начинает тот. — Маратка, что ли? — хмыкает девчушка, удивление на его лице замечая. — Он самый, а ты откуда…? — Память у тебя херовая, — вновь перебивает его. — Я с Вовой на бокс ходила, он меня еще к вам пускал пару раз. — Чтобы ты за мной приглядывала, когда родаки отчаливали, — вспоминает он. — Ага, мне делать все равно нечего было, — плечами пожимает. — Не думал, что это ты будешь, — вдруг меняется в тоне паренек. — А ты много Ев в Казани знаешь? — вторую бровь приподнимает слегка. — Не-а, — головой машет отрицательно. — Почему Ева, кстати? — В Ленинграде родилась, там модно было, — фыркает едва. — Теперь понятно, — улыбается незаметно почти. — Я чего пришел вообще… — снова начинает. — Передай Валере, что я его видеть не хочу, — врет, причем самым наглым образом. — Ты ж можешь не оставаться, просто зайди ненадолго, — словно уговаривал. — Перепадет, если не пойду? — ухмыляется привычно, а тот кивает осторожно. — Ладно, но это только за то, что вы меня тогда накормили, — прыскает едва, параллельно себе оправдание находя. — Помнишь? — снова удивлен. — Такое не забывается, Марат, — кончиками губ улыбается. Совершенно точно нельзя было сказать, что они с Суворовым когда-то страшно близки были. Скорее они по пути до дома начали общаться немного, когда Владимир заметил, что девчушка всегда за ним плетется во избежание неприятностей. Первая эмоция, которую парень из благополучной семьи испытал при взгляде на нее — жалость. Весьма предсказуемо, в целом. Со временем он начал к девчонке проникаться, даже изредка «сестренкой» называл, но Тимофеева таких чувств к нему не питала. Нет, она была благодарна, когда он несколько раз пускал ее переночевать, под предлогом посидеть с малым. Или когда на тренировки чего-нибудь пожрать приносил. Всегда считала его хорошим, но одновременно с этим всегда ощущала их различия в материальном, та и моральном положении. У Вовы, конечно, тоже жизнь не сахар. Переживать потерю матери всегда тяжело, ей это чувство знакомо. Пожалуй — это их единственная схожесть. Нарочито сильное чувство справедливости какой-то ей совершенно не присуще было, что не сказать о Адидасе. Он и вправду отличный человек, но «братом» она его ни разу не называла. Одного названного родственника ей с головой хватало. Суворов просто никогда ей ровней не был, в отличии от Галиакберова, что тоже постоянные проблемы в семье имел. Они вдвоем были абсолютно одинокими, брошенными и не понимающими, как жить дальше. И ничего удивительного в том, что на этой почве сошлись не было. Тяжело смотреть за тем как человек, по её субъективному мнению имеющий все для счастливой жизни ввязался в грязь, с группировками связанную. Раджа, как и десятки ему подобных принимали такое решение от безысходности. Для Вовы — это подростковый бунт, который слишком затянулся. И мало того, что сам в это все влез, так ещё и пример мелкому подал, который всегда похожим на него стать стремился. — Давно вы с Турбо вместе? — вопрошает в попытке обстановку разрядить. — Та не особо, у нас вообще непонятки постоянные, — фыркает невольно. — Он просто пылит часто, — словно в оправдание приятелю кидает. — Я заметила, — усмехается. — А ты, жених, подружку еще не нашел себе? — Нет, — отрицает слегка смущенно. — Проходи. Он как истинный джентльмен перед ней дверь открывает, даму вперед пропуская. Ассоциативный ряд у нее с этим местом весьма сомнительный и неприятный, она помнит и того мужчину в каморке и его амбалов. Ещё лучше помнит как отсюда убегала на пятой скорости. Хоть, трусливой ее и не назвать, но она попросту логично мыслила. По сей день ничего постыдного в этом побеге не видела. И вообще, она — девочка, ей свойственно боятся. Ибо физически та всегда слабее любого пацана, что и дураку понятно в целом. По коже замершей дрожь прокатывается, противная такая от, которой вновь умотать хотелось. Но она следовать пареньком продолжала. Места подобные всегда опасность излучают, когда ты всего лишь маленькое и весьма хрупкое создание, которое и постоять за себя не может. Суворов-младший с ней рядом плетется и честно сказать малец доверие внушает. На подсознательном уровне она понимает, что тот от других отличается. В подвал заходят и она осматривается по привычке. Все неизменным осталось. С потолка свисает уже наполовину перегоревшая желтая лампочка, которой и без того для освещения помещения подобного не хватает. Ринг на том же месте, как и груша самодельная к которой она в прошлый раз интерес проявляла, а Туркин её за это лишь усмешкой одаривал. Вглубь проходит и виновника торжества в комнатушке замечает, от чего глаза, будто сами по себе закатываются. Лицо, что секунду назад в едва заметной от шуток Марата улыбке расплывалось, становиться куда более серьезным, и даже весьма недовольным. — Чё, Маратка, привел? — риторический вопрос со стороны Зимы слышит. — А вы не видите? — фыркает невольно. — Валер, пойдем поговорим, что ли? — Ну, пойдем. Теми же путями на улицу назад возвращаются, тот только куртку свою в руки прихватывает. Бредут в атмосфере куда более гнетущей, нежели минутами назад, когда она тут с мальчишкой шагала. Ей некомфортно от молчания столь протяженного, та и в целом ситуация подобная ей не нравится совершенно. На улице холодно, что аж дрожь берет и девчонка ёжиться механически, он это замечает и куртку свою поверх её собственной накидывает. Девушка не отказывается, наоборот в ткань его запахом пропитанную укутывается рьяно. От ветра морозного скрывается. Смотрит на него вопросительно, ей делать нечего больше не остается. Тишина словно давит физически от чего скрыться не получается. Тот молча закуривает, взгляд куда-то вдаль устремляя, словно действия дальнейшие продумывает и в целом на них решиться стараться. Недолго думая она его примеру следует, из кармана куртки, будто заготовленную пачку «Примы» вынимает со спичечным коробком на пару. От сигарет без фильтра за последнее время она уже отвыкнуть успела, но лишние вопросы со стороны юноши терпеть не хочет. У него привычка отвратительная — все перекручивать, и обвинять её в таких вещах, о которых и подумать страшно было. Спичкой чиркает и от ветра ладонями закрывая кончик, прикуривает. Затягивается долго, дым едкий легкие наполняет и она клуб белесый в никуда выпускает. Пар мгновенно ввысь отлетает, растворяясь шустро. Он на нее смотреть начинает, словно вглядываюсь во что-то. — Зачем позвал? — вопрошает все же, подобного напряжения не выдерживая. — Поговорить, — хмыкает тот, обстановку напряженную понимая. — Нас не заткнуть прям, — иронизирует невольно. Кивает с ней соглашаясь, а она вновь к папиросе тянется. Не ситуация, а просто сказка. Стоят вдвоем не понимая, что делать и говорить. Куда лучшим вариантом было, когда они ссорились, кричали и агрессию собственную демонстрировали. В их поведении эксцентричном было что-то ощущающееся правильным, словно так и полагалось изначально. Глупое, протяженное молчание казалось неестественным, а каким-то пластиковым что ли, но ведь они живые, по крайней мере физически. Им подобное не характерно совершенно, посему ситуация эта заставляет внутри вскипать, от непонимания противного. Проще, куда проще было скандал очередной закатить, но почему-то желания не было от слова совсем. Картинку искусственную мог один неверный взгляд с чей-то стороны разрушить. Но их глаза куда-то вперед устремлены были, и с друг другом не пересекались. — Почему ты не пришел? Она из себя эти слова буквально выдавливает. Сложно признавать, что её это и впрямь задело. Маска безразличия, которую каждый из них держать старался, с каждым разом спадала все сильнее, не оставляя шанса на высокомерие выдуманное. Стояли, словно пару минут назад познакомились, хотя, впрочем знания друг о друге у них на таком уровне и были. Вроде бы и хорошо иногда вместе бывает, но они словно родные незнакомцы, что о партнере своем не знают ничего. Хотелось кричать и отношения выяснять, только это не нужно сейчас было, и об этом подсознание твердило. Девушка вопрос и впрямь нелегкий подняла, несмотря на то, что у него оправдание конкретно на тот день было. Но он же и вчера и позавчера не явился ещё, заставляя ту в догадках нелепых копаться. Даже сейчас он за ней сам не пришел, просто побоялся. Её характер понять успел, она бы несмотря на то, что скучала все равно бы с ним говорить не стала, убегая восвояси. Хотя, сейчас гарантий, что девчушка его слушать станет не прибавилось, но ему тоже нелегко. Почему они вообще в такой ситуации оказались до сих пор не понятно. Он на дверь входную оперевшись стоит, пытаясь сформулировать максимально приемлемый ответ. — Дела были. Выдает самое типичное и невыносимое оправдание, которое ей глаза ни на что не открывает. Впрочем, она была бы полной дурой, если бы искренне ждала от него раскаяния. Не приоритет она для него, хоть в правдивости размышлений собственных и не уверена. Марат ей говорил, что Турбо впервые кого-то ради девчонки запряг. Этот факт самолюбие потешил, врать не станет. Только, зачем так заморачиваться, если они по итогу молча на холоде стоят. Причем для него на куда более ощутимом, ибо куртка его на девичьих плечах находится. — Понятно. Голос её абсолютно ничего не выражающий и безразличный до одури, словно пощечина ощущался. Не нравилось ему, когда она с таким настроением ходила, и когда курила тоже не симпатизировало, потому он сигарету у нее из пальцев вырывает. Папиросы только на две затяжки быстрых хватает и он её в сторону откидывает сразу же. Девчонка на этот жест лишь хмурится привычно, искренне не понимая его поведение. Злость и обида какая-то внутри накаляется, от чего вновь желание дать по съёбам просыпается. Всматривается в него, словно на профиле лица ответы на ее вопросы расписаны, но их как и ожидалось нет. — Это все? — фыркает. — Я могу идти? — Не-а. Он дистанцию между ними преодолевает и девчушку к себе прижимает аккуратно, едва ощутимо. Та на встречу сама поддается почти впечатываясь в его тело. От него теплом веет, которое как дом ощущается, он ладони на её талии задерживает сжимая куда сильнее предыдущего. Отставать она не планирует, руки ему на плечи закидывает прижимаясь сильнее. Чувства странные, но до одури приятные. Признавать не хочет, но правды ради она скучала за нежностью какой-то. Безопасность, сейчас она ощущала себя в безопасности, когда его ладонь холодная ее спину поглаживала с трепетом невинным. Она сама голову приподнимает, что на плече его до этого располагалась комфортно и в глаза сере-голубые глядит. Сейчас они, не напоминали ледышку несмотря на свой оттенок холодный они наоборот теплом веяли. Казалось, что если заглянуть чуть глубже, то она поймет все, что не могла понять до этого. Но тот плавно к её лицу тянется на губы смотря и она кивает едва заметно, а после сама вперед дергается. Туркин её в поцелуй какой-то по детски наивный втягивает, не прикусывает, углубить не пытается, лишь плавный след на губах оставляет. Никакой пошлости, никакого подтекста, только нежность, которая никому из них в обычное время не свойственна. Словно школьники какие-то боящиеся грань запретного перейти. Он даже руки ниже талии не опускает, не решаясь происходящее слишком активными жестами разрушить. Свои уста от девичьих отрывает и она на него смотрит ресницами хлопая, не в своей манере совершенно. Тимофеева долго не решается, но все же сама к нему приближается плавный и короткий поцелуй в уголке губ оставляя. Голову на грудь к нему возвращает, а тот её тельце сжимает, словно страшится, что девчонку отберут сейчас. По волосам девичьим проводит аккуратно совсем, а после в ответ макушки устами касается осторожно, не замечая как у нее улыбка едва заметная проявляется. Силы внутренние собрав он объятия не разрывая произносит: — Ев, мне нужно тебе кое-что сказать.